– Шестью шесть, тридцать шесть, – успокоил он меня. – перебери с одного до тридцати шести, и я думаю мы попадем в дом или гараж к Хвату.
– А миллион без единицы не хочешь? – не согласился я с математической логикой приятеля.
Данила не слушал меня. Он развязал коробку из под торта и приподнял крышку. Такой красоты я никогда не видел. На нас смотрел огромный торт выполненный, как точная копия храма Василия Блаженного. Небольшая оградка вокруг храма была выложена шоколадной решеткой. Бисквитные стены непроизвольно вызывали слюну. А глазурованные купола чего стоили? И такое чудо и в рот?
– Ты не открыл еще дверь? – нагрузившись различными банками, стоял за моей спиной Данила.
– Что я тебе компьютер, миллион вариантов перебрать за десять секунд, – давай лучше подумаем, что это за число из шести цифр.
– Я тебе за минуту сейчас открою. – складывая рядом с дверью реквизированные съестные припасы, сказал Данила, – если на каждую комбинацию тратить по три секунды, уйдет…, уйдет… тридцать шесть умноженной на три…получается сто восемь секунд. Меньше двух минут. Десять раз успеем смыться.
Из него получился бы в древности хороший грабитель: викинг, конквистадор или на худой случай разбойник из муромских лесов. Он стал набирать на пульте цифры с единицы до тридцати шести. Когда дверь ни на одну из них не открылась, он растерянно посмотрел на меня.
– И дальше до девятьсот девяносто девяти тысяч девятьсот девяносто девяти можешь набирать, пока не щелкнет, – с досадой произнес я, – три секунды умножаешь на миллион без единицы, будет три миллиона без трех секунд. Три миллиона секунд раздели на шестьдесят, будет пятьдесят тысяч минут. Раздели их снова на шестьдесят будет приблизительно восемьсот часом или тридцать два дня. Тридцати двух дней у нас нет, так, что мы срочно должны догадаться, что это за число.
– Эх, жалко Насти нет с нами, вот кто любит всякие шарады разгадывать. Сейчас бы в одну минуту решила эту задачку. Знаешь, как она их в классе щелкает, – вспоминая, как дед былое, Данила обеспокоено оглянулся назад.
– Вот и думай, как она.
– Как?
– Логически, – подбодрил я приятеля, – считай, что ты находишься на передаче, "Что, Где, Когда" и у тебя одна минута…Вопрос… Какое число должно быть, чтобы его никогда не забыть, ни трезвым, ни пьяным, ни днем, ни ночью? Число из шести цифр?
Данила, как баран на новые ворота уставился на торт.
– Думай Данила… думай. Может быть дата начала войны – двадцать второго июня сорок первого года? – и я набрал на пульте цифры – 22.06.41. Тишина. Дверь не щелкнула и не поддалась.
– Думай Данила… Думай… Говори, что-нибудь.
– Не могу я голодный думать. Я на торт смотрю, и у меня все мысли только об одном, он как сделан, как бисквитный или как птичье молоко? Я пока его не начну есть, у меня ни одной мысли не появится.
– Черт с тобой, ешь! Только быстрее думай.
Процесс пошел, – сказал бы Горбачев увидев Данилу. Торт исчезал с ужасающей быстротой. Казалось, на Красную площадь навалилась татаро-монгольская орда. Нет не орда, Данила как бульдозером сносил поочередно шоколадные, воздушно-глазурованные купола торта.
И тут меня осенило.
– День рождения, день рождения человек никогда не забывает. Единственная дата, которую все помнят, спроси любого. Поэтому надо только вычислить день рождения Хвата. Год, месяц и день.
– Вспомнил, вспомнил, – ударил себя по лбу рукою вымазанной кремом Данила, – в прошлом году Хват в марте справлял день рождения и все стекла и зеркала побил в ресторане. Когда милиция его забирала, он еще кричал, что не имеют права, он малолетний, ему всего десять лет.
Отправив очередную порцию торта в рот, Данила как кот заулыбался:
– Он родился в високосный год, двадцать девятого марта и день рождения у него раз в четыре года. Вот и получается если он кричал в прошлом году, что ему десять лет, значит на самом деле ему было сорок. Первые четыре цифры – 29.03. Двадцать девятого марта. А год? Если в прошлом году двухтысячном году ему было сорок лет, то в этом две тысячи первом году – сорок один. Так, в каком году он родился? Две тысячи первый год минус сорок один – получается тысяча девятьсот шестидесятый год. Последние две цифры – 60.
Вместе с последней цифрой, во рту у Данилы исчезли остатки торта.
– Говорил же я тебе, что только сытый могу думать, видишь как все просто, – расплылся в улыбке мой приятель.
Я последовательно набрал полученные цифры, 29.03.60. Результат нулевой. Дверь даже не скрипнула.
И тут из дальнего конца коридора до нас донесся торжествующий крик Гориллы:
– Поймаю, как кота задушу.
– Мы забыли крышку люка опустить, – тревожно проговорил Данила. Не раздумывая ни минуты, по красной дорожке скрадывающей шум шагом, мы стремительно понеслись в обратную сторону к люку. Хорошо, что Горилла подал голос, а то бы сейчас сидели перед ним, как кролики перед удавом. Горилла успел просунуть только половину тела в люк, когда я нажал на белую кнопку. Он так и остался висеть зажатый крышкой в районе живота, когда я отпустил кнопку. Талия у Гориллы стала осиной, хоть в балете выступай. Еще одно малейшее нажатие на кнопку и из него как из яблока в соковыжималке брызнет сок.
– Ты, что Хват делаешь? – заорал Горилла, – снова обманул меня?
Мы с Данилой благоразумно молчали. Горилла тоже замолчал, ожидая ответа. С этой стороны мы себя обезопасили и нейтрализовали одного бандита. Данила поманил меня пальцем в глубь тоннеля.
– Ты какую, сейчас кнопку нажимал, чтобы закрыть?
– Белую.
– Правильно. У Хвата все шиворот навыворот. Вот и числа его дня рождения надо набирать в обратном порядке.
Мы подошли вновь к бронированной двери, и я набрал цифру 06.30.92. Как только я набрал последнюю цифру два, последовал щелчок. Мы обрадовано глянули друг на друга.
– Как ты думаешь, где сейчас находится Хват, дома или по дороге к подземному ходу? – мне казалось, что в моих рассуждениях присутствует какая то логика, – если Хват сейчас ищет в доме фонарь, нам лучше пока туда не соваться, подождать пока он уберется и только потом открывать бронированную дверь и проникать в его владения. А совсем бы было хорошо, если бы Хвата на помощь позвал Горилла, у него глотка здоровая. Только как заставить Гориллу кричать?
– Выпороть бы его, – зашептал кровожадный Данила.
– Замучаешься его пороть, вон какой амбал здоровый. И места не хватит, толком размахнуться.
– Давай тогда велосипед сделаем, – упрямо предлагал людоедские варианты Данила. Сорвав со стены настенный календарь с полунагой красавицей, он разорвал его на несколько мелких листов. Один их противогазов висевших на стене Данила натянул на себя, второй протянул мне. Данила тщательно вытер о смокинг Гориллы жирные пальцы рук, а они у него чуть ли не по локоть были в креме, и похлопал по широкому, попавшему в капкан заду. С ноги Гориллы полетели легкие белые туфли невероятных размеров и следом носки. Он вставил несчастному между пальцами ног полоски бумаги. Спички у нас были, целая коробка. Данила начал экзекуцию. Когда бумага загорелась, Горилла заорал благим матом и засучил ногами.
– О… о… о…Хват, только паяльником не надо, – несся как из иерихонской трубы мазутный бас Гориллы. На меня даже сквозь противогаз пахнуло запахом паленого мяса.
Я удивленно смотрел на Данилу – инквизитора.
– Палить можешь, а запаха не переносишь, противогаз одел? – упрекнул я его, когда мы возвращались к бронированной двери.
– Что б он не узнал меня случайно, я противогаз одел, а то потом в костре живьем запечет, – объяснял Данила, снимая противогаз – пусть думает, что это Хват.
Мне казалось, что по времени, Хват сейчас должен находиться у входа в подземный тоннель, и слышать дикий рев Гориллы. За то время, что мы искали код к замку, можно было сходить и купить в магазине новый фонарь, поэтому мы, не особенно таясь, стали открывать бронированную дверь. По пути Данила не спеша положил в пустую коробку из под торта козлиную голову завязав ее тем же красивым бантом.
– Наденем противогазы, – предложил Данила.
Мы потянули дверь на себя. С другой стороны как в кинофильмах она была замаскирована под книжный шкаф.
– Здорово, – подумал я и первым осторожно вступил в огромную залу. Это была гостиная. В центре стоял большой стол размером не менее бильярдного стола. Вдоль стен стояло несколько кожаных диванов. Войдя из освещенного пространства в полутемный зал с закрытыми жалюзи, мы привыкали к темноте, одновременно прислушиваясь к тишине царившей в доме. Дверь медленно сама собою закрылась. Теперь Горилла мог орать в подземелье, до скончания века, никто его не услышит. Где же выход?
Неожиданно в зале зажегся свет. В кресле за дверью, у нас за спиною сидел Хват. В руке у него был пистолет.
– Вот и попались голубчики. Не шевелиться, – повелительно произнес Хват. – ставьте торт на стол и присаживайтесь, будем беседовать… Противогазы снимите, я хочу на ваши мерзкие рожи посмотреть.
Делать нечего, пришлось стягивать противогазы. Когда Хват увидел, что перед ним сидит не представляющая для него опасность зеленая молодежь, он спрятал пистолет.
– Ну, рассказывайте, – в его голосе послышалась нешуточная угроза.
– Что рассказывать?
– Как вы попали сюда, для начала расскажите.
Какую историю можно придумать за несколько секунд, чтобы она звучала правдоподобно, я не знал. Я глянул на Данилу. Выручай. Ты же сожрал целый торт, у тебя должен сейчас мыслительный процесс идти наравне с пищеварительным. И Данила не подкачал:
– Когда Фитиль отнес Хромому икону Феофана Грека… – начал рассказывать мой приятель, так как будто до этого они целый час мирно беседовали с Хватом и он продолжает рассказ.
– Какого Феофана Грека, – не смог удержать своего удивления Хват, перебив Данилу.
– Того, что был бригадиром у Андрея Рублева, когда они втроем, вместе со старцем Прохором халтурили в Москве…
– Я спрашиваю, как вы оказались у меня в подвале?
– Когда мы увидали, что Горилла листает на берегу какую то старинную книгу, мы поняли, что он нашел библиотеку Ивана Грозного, и решили себе тоже сделать небольшое собрание сочинений летописца Нестора…
– Я последний раз по-хорошему спрашиваю, как вы сюда попали? – Хват сдвинул брови, в голосе у него зазвучали стальные нотки.
Как объяснишь, что мы оказались в подвале, если с одной стороны он закрыт бронированной дверью, с другой замком на воротах в сарай, с третьей сторожит Горилла. Не с верху же мы просверлили еще один вход.
– Я хотел по порядку все рассказать, – как утка от собственного гнезда уводит лису, так и Данила уводил Хвата от неприятного вопроса, – хотел сначала про икону, потом про книги, потом про гантели, но если ты не хочешь слушать, я, конечно, скажу, откуда мы появились? Вот через эту дверь.
Увел таки его Данила в сторону. Хват зло и в тоже время озадаченно смотрел на буровящего без передышки Данилу.
– Какие гантели? – наконец последовал спасительный вопрос, который давал нам передышку и шанс выбраться отсюда целыми и невредимыми.
– С начала рассказывать или с середины? – с глупым видом простака серьезно спросил Данила. Хват не мог понять, водят ли его за нос, или, в самом деле, владимирская земля рождает таких идиотов.
– Попробуй с середины.
– С середины, так с середины, – как ни в чем не бывало, согласился Данила. – Когда мы вчера плыли по середине реки, за нами тоже по середине плыл катер какого то "нового русского", вроде тебя. Только Фитиль сказал, что он побогаче, раза в два тебя, потому, что его катер стоит как твоих два ж…жипа "Кран чарохи".
– Дальше! – рявкнул Хват.
– Дальше мы поменялись местами, он плыл впереди, а мы втроем как …, в общем болтались сзади: наша камера, сеть Фитиля, и на цепи гантели. На палубу вышла девица, такая, что на обложках журналов бывают, и когда вы втроем чуть нас не догнали, вместе с Гориллой и Фитилем, сказала, про вас: – смотри киса, идиоты, какие то бегут, кабы цепь с гантелями не отобрали.
– Так конкретно и сказала?
– Что вы идиоты? Еще и пальцем указала, только я не понял на кого? – Данила правдивыми глазами смотрел на Хвата. Девица с "новым русским" были далеко, и на них можно было повесить всех собак.
Хват пропустил пока мимо ушей колкость, затрагивающую умственные способности его, и его друзей и коротко приказал:
– Рассказывай дальше.
– С подробностями, или без?
– Без… Я тебе не прокурор.
– Сначала оборвалась сеть Фитиля, он ее уже достал, сразу за городом, там, где поворот.
– Короче! – Хват уже второй раз смотрел на часы.
– Короче, потом и мы оказались в воде.
– А гантели?
– А гантели и нашу камеру он сволочь утащил.
Хват, о чем-то раздумывая, постукивал по деревянному подлокотнику кресла. Мы сидели ни живы, ни мертвы. Удачно все увязал Данила. Пока не к чему было придраться, кроме так и не полученного ответа на вопрос, как же все таки мы оказались в доме Хвата. Пока Данила как паук плел свою сеть, я уже придумал ответ. Мол, мы влезли в подземный ход раньше Гориллы, пока он стоял в десяти метрах на берегу.
– А икону говорите, Фитиль отнес Хромому?
– Ага.
Вырисовывалась новая связка – Фитиль и "новый русский". Нам бы только выбраться отсюда.
Глава 9
Хват в третий раз обеспокоено посмотрел на часы. Я понял, что мы его больше ни интересовали, и нас сейчас вышвырнут на улицу, сообщив начальную скорость. По этой скорости можно будет судить, насколько ему понравился Данилин рассказ. Хват уже встал с кресла, и направился в нашу сторону, когда открылась дверь и на пороге дома стояла популярная теле ведущая Окина, в сопровождении известного в прошлом киноактера.
– Так то гостей встречают во владимирской области?… А обещался… встречу как царицу.
Не успел Хват открыть рот, как Данила с проворством укушенного блохой пса подлетел к телеведущей с незамысловатым комплиментом:
– Ой, госпожа Окина, я ваш горячий поклонник. Я считаю вас самой красивой женщиной на свете.
– Никогда не говори женщине, самая, самая, потому что рядом может присутствовать другая женщина, которая на тебя обидится.
Никакой женщины рядом не было, но, по-моему, обиделся и смотрел зверем на Данилу Хват. А теледива, польщенная произведенным впечатлением, улыбнулась:
– Учись Хват, молодежь тебя за пояс уже затыкает.
Данила подал руку даме и торжественно проводил до дивана. Хват, подрастерявшийся в первый момент радушно развел руками, и незаметно дал пинка Даниле.
– Милости прошу, к нашему шалашу.
Киноактер обойденный вниманием, вельможно поклонился, и прошел к окну.
– Вообще-то мы в вашей глуши проездом, репортаж готовили по Золотому кольцу. Владимир, Суздаль, – сказал он.
– Перестань ныть, – одернула его Окина, – переговорим и поедем. А это твои сыновья? – Перескакивая как всякая женщина с одного на второе спросила она Хвата, – похожи, похожи, такие же плутовские рожи.
– Соседские, – виновато, как инок пряча мечущие искры глаза оправдывался Хват.
Окина шаловливо погрозила ему пальцем.
Ладно Хват, – злорадно подумал я, – подождем, еще не вечер.
Данила моментально сориентировавшись вылез с коммерческим предложением:
– Если вы снимали репортаж о древнерусской иконописи, мы завтра же можем вам предложить сделать уникальный репортаж, об иконе борзописца Феофана Грека. Сегодня его икону один малый по имени Фитиль отдал Хромому на реставрацию. Завтра на ней должен высветиться лик Софки…
– Софьи Цареградской, – поправил я своего приятеля, который на словах выражал почтение дамам, а на самом деле не ставил их ни в грош.
Окина вопросительно смотрела на недовольного Хвата. Ему бы нас раньше выставить за дверь, а теперь чувствовалось, что мы рушим какие то его тайные планы.
– Можем завтра утром посмотреть, о чем ребята толкуют? – вступил в разговор молча куривший сигарету киноактер.
– Отчего же не посмотреть, посмотрим. С утра и поедем к Хромому, у меня есть к нему небольшой разговор, – согласился Хват. В его планы не входило перечить спутнику телеведущей Окиной.
– В этом доме чаем с дороги напоят? – не дождавшись приглашения к столу, спросила Окина.
– О чем разговор, у меня уникальный торт, к вашему приезду заказан, – Хват сразу оживился, начав доставать чайный сервиз.
– И накормят, и потом напоят, – Данила решил оттянуть подальше развязку, предложив Хвату подумать об ужине. У нас как раз появилось бы время, чтобы безнаказанно смыться.
– Я на диете, не старайся Хват, не надо, – успокоила она хозяина бросившего искоса на Данилу уничтожающий взгляд, – чайку попьем, о твоем предложении переговорим.
Я помогал Хвату расставлять чайный сервиз, ожидая скандала.
– Ребята, а вы знаете, что мне предлагается?
– Это? – и Данила изобразил рукой что-то наподобие гири, неподъемное.
– Почти. Стать генеральным директором нового коммерческого телеканала у вашего соседа Я вот и думаю, идти, не идти?
– Хват, ты, сколько еще банку должен, миллион долларов?
Хват убил бы сейчас Окину за длинный язык, выдающий его коммерческую тайну. Он молча ушел за самоваром на кухню. Мы с Данилой многозначительно переглянулись. Вот где собака зарыта. Завтра Хват как ищейка пойдет по следу "нового русского", и найдет его, даже если вода и не оставляет след. Пока Хват выходил на кухню, можно было тихо, по-английски, смыться.
– Чего сидите мальчики, развязывайте торт, посмотрим, что там за сюрприз? – командовала за столом Окина.
Данила молча начал вылезать из-за стола. Из кухонной двери с электрическим самоваром показался хозяин дома Хват. И в это время книжный шкаф очередной раз начал отходить от стены. Гости, повидавшие многое на свете и привыкшие ко всему, изумленно смотрели в створ двери. Оттуда появилась звероподобная рожа Гориллы. Смокинг, на нем сидел хорошо, но нижняя половина его лоснилась огромными жирными пятнами. Вошел он в белых носках, держа на отлете в руке туфли. Зрелище было, еще то. Увидев живую Окину, он сначала вытянул лицо в кривой улыбке, и лишь затем лучезарно улыбнулся. Я первый раз видел его улыбку. Казалось, коню предложили банан.
– Это твой сюрприз? – вдруг зашлась в истерике теледива.
Киноактер, посчитав, что идет какой то розыгрыш, подошел и обнял Гориллу, подергав его за баки.
– Ладно, молодец. Хорошо загримировался. Одевай туфли, – похвалил он растерявшегося Гориллу.
– Я лучше в носках, – ответил Горилла, отставляя в сторону туфли.
– Позвольте представить, – начал Хват, понимая, что все его планы катятся к черту.
– Я сам, – перебил его Горилла, и подошел приложиться к ручке Окиной.
– Шереметьев, – гордо произнес он свою фамилию, забыв назвать ее первую половину. Видимо, пресс, под которым он лежал выдавил ее, – моим именем в городе будет называться улица.
– Как вы сказали граф? Улица! А город не хотят переименовать в вашу честь? – хохотала кинодива.
– Мы чай сегодня будем пить? – спросил Хват.
– А у нас в городе есть подземный ход, вот он его обнаружил, – показал я на Гориллу.