* * *
Гаунт дожидался в маленьком баре около Чайнатауна. Перед ним стоял стакан виски "Джек Дэниелс", а сам он чувствовал себя так, как если бы бросился в воды Потомака. Существует ли такое понятие, как смерть от загрязнения окружающей среды? Конечно, такое случается каждый день: смерть от радона, плутония, радарного оружия, микроволн, даже высоковольтных электролиний. Кто сказал, что жизнь в провинции более здоровая, чем в городе?
Гаунт, устроившись в одном из закутков в глубине бара, глядел не отрываясь на янтарное кукурузное виски и раздумывал над своим нынешним положением. Оно напоминало ему табличку "Выхода нет!".
Ему было известно достаточно о проекте "Ти", чтобы не испугаться того, что сообщил ему инспектор из Пентагона Дэвис Манч. Проект "Ти", вероятно, все еще находился на стадии разработки. Но это могло означать что угодно, начиная с того, что они ничего не достигли, и кончая тем, что они готовы наладить серийное производство, начиная с воскресенья, и победить всех конкурентов. Он также подозревал, что технология "Ти" грубо повторяет технологию компьютера "Хайв" компании "Хайротек инкорпорейтед". А Николас, оценив ситуацию, как всегда, правильно, занялся своим собственным проектом, когда стало ясно, что его попытка приобрести компанию "Хайротек" будет блокирована. Из ограниченной информации, имевшейся в компании "Сато-Томкин", Гаунт сделал вывод, что компьютер "Ти" будет выше на несколько ступеней по сравнению с технологией компьютера "Хайв".
В это послеобеденное время бар был переполнен. Запахи пива, табачного дыма проникали всюду, приглушали все краски, все чувства времени и пространства. Это была как раз та атмосфера, которая привлекала любителей подобных питейных заведений. В нынешнем состоянии Гаунт чувствовал себя здесь совершенно по-домашнему.
Удалось ли Николасу каким-то образом выкрасть соответствующие элементы компьютера "Хайв" или кто-то ловко пытается подвести его под следствие Комиссии по экономическому надзору сенатора Рэнса Бэйна? Возможно, это был сам сенатор или у Бэйна просто существует план действий, затрагивающий, естественно, и Николаса?
Мужчины в деловых костюмах, женщины в юбках и в брюках слонялись праздно по бару, напоминающему по форме бумеранг, перебрасывались замечаниями, которые заглушались взрывами лошадиного хохота, покачивались из стороны в сторону, сильно и беспечно, как это могут делать только заядлые пьяницы. Гаунт смотрел на них ревностным взглядом, стараясь изо всех сил не вспомнить о матери.
Он знал, что, какой бы из вариантов его размышлений ни оказался правильным, Макнотон был прав, когда уговаривал его порвать с "Сато-Томкин" и с Николасом. Конечно, он фактически уже оказался в неприятном положении, получив вызов на слушание в Комиссии, но он был не новичок в политике и мог расшифровать ход мыслей Макнотона. Если он сейчас порвет упомянутые связи, Макнотон все еще может спасти его. Пока у него есть еще некоторое время, чтобы размять свои политические мускулы до того, как Комиссия соберется на свою первую сессию в начале следующей недели. После этого Гаунт должен будет рассчитывать только на себя. Как только Комиссия возьмется за него, не будет такой спасительной веревочки, за которую Макнотон мог бы потянуть. Гаунт, как сказал Макнотон, потонет вместе с кораблем.
Хотя Гаунт внимательно следил за входной дверью, он не заметил этого человека до того, как тот уже появился в его закутке.
- Для таких людей, как я, делаются пожарные выходы, - произнес человек.
- Тимоти Делакруа?
- Да, я.
Усевшись с правой стороны от Гаунта, он не подал своей руки, не сделал этого и Гаунт. Это был человек приблизительно лет сорока пяти, с волосами песочного цвета, который получил в свое время большую дозу солнца и ветра, чем было ему положено. В результате кожа на его носу, щеках и лбу, очевидно, постоянно лупилась, была красной и прорезанной глубокими морщинами, как если бы ей много раз наносили раны, которым не давали полностью затянуться. Глаза Делакруа казались бесцветными. Он все время облизывал губы. Его лицо свидетельствовало о сильном характере, как лицо Т.Э. Лоуренса. Оно не было суровым, но на нем отчетливо просматривались следы опасных и трудных приключений.
- Вы - друг Манча, - заявил он.
- Мы знакомы.
- Как бы то ни было, он велел вам позвонить мне, а это означает, что вы, должно быть, находитесь в дерьмовом состоянии.
На полпути в Вашингтон у Гаунта вновь стала кровоточить десна, и он вытащил из кармана носовой платок, который раньше дал ему Манч для того, чтобы остановить кровь. Что-то вывалилось и упало на пол автомашины.
У него не было возможности свернуть с автострады в остановиться до того, как он въехал в город. Только тогда он нагнулся и обнаружил клочок бумаги, на котором были написаны номер телефона и имя Делакруа. Надо же, подумал он, инспектор более сентиментален, чем он это показывает.
- Ладно, - промычал Делакруа, постукивая указательным пальцем по не особенно чистому столу и облизывая пересохшие губы. - Я получаю призывы о помощи, подобно вашему, семь или восемь раз в году. Это больше, чем вы думали, не так ли? - Он подмигнул. - Не беспокойтесь. Если у вас не пустые карманы, я могу сделать все, что угодно. Я действительно имею в виду все. Вам нужен транспорт, который никто не смог бы задержать? Хотите верьте, хотите нет, но у меня есть новенький "Локхид SR-71". Он набирает тройную звуковую скорость в то время, как другие реактивные самолеты все еще остаются на взлетной полосе. Или что скажете в отношении самолета "F-15"? Вы услышали правильно. Вонючем "F-15"! Вам нужно добраться до восточно-азиатского высокопоставленного человека, летящего в Бангкок, вы хотите взорвать небеса, вам необходимо пробиться в бетонированный а выложенный свинцовыми плитами склад где-либо в Африке, вы хотите поддержать местное восстание в Восточной Европе. - Он широко развел руками. - Пожалуйста, вот вам нужный человек.
- Извините, - произнес Гаунт, ничего не понимая.
Делакруа замахал руками, как если бы собирался в любую минуту оторваться от земли.
- Хорошо. Это не ваше поле деятельности. Я понял. Здесь требуется нечто более тонкое. Я могу сделать и это. Вам нужен ручной миномет "Питон-600", огнемет с лазерным прицелом? Что именно?
- Ради Бога, чем все-таки вы занимаетесь?
- Вы хотите сказать, что Манч не посвятил вас в это? - Делакруа выглядел обиженным, его желтые зубы кусали кожу на губах. - Я не понимаю. Все другие, которые он направлял ко мне, знали, кто я. Они были очень рады заплатить за мои услуги. - С угрюмым видом он добавил: - Вы знаете, люди моего профиля не растут просто на деревьях.
- А ваш профиль - это?.. - спросил Гаунт с надеждой. Его губы вновь застучали, и он крепко их сжал, чувствуя во рту вкус крови.
- Боже, приятель! Это - все. Я имею доступ к любому оружию или военной машине, какие можно только представить себе, конечно, в определенных границах. Я не могу достать бомбардировщик-невидимку, но этого не могут и мои конкуренты, несмотря на их утверждения обратного.
- Но мне не нужно... - Гаунт остановился, пытаясь понять, что происходит.
- О, Бог мой, - промолвил Делакруа, вскинув с возмущением руки. - Полагаю, что в результате всего этого я не получу даже бесплатного обеда.
- Не беспокойтесь, - поспешно сказал Гаунт. - Мы отправимся, куда вы захотите, в любое место, которое еще открыто в это позднее время. Я заплачу.
- Черт возьми, я не знаю, - заявил Делакруа, внимательно посмотрев на часы. - В таком деле, как мое, время - деньги.
- У меня есть деньги, - ответил Гаунт, прополаскивая виски поврежденную десну. - Я должен теперь сообразить, каким образом вы собираетесь заработать их.
Он заказал порцию виски для Делакруа, и они одновременно осушили стаканы.
- Первые вещи должны идти первыми, - прагматично высказался Делакруа, когда они устроились в китайском ресторане через два квартала от бара. Казалось, что здесь все относились к нему, как к давно потерявшемуся брату. - Так что у вас за проблемы?
Не дожидаясь ответа, он повернулся к ожидавшему заказа официанту и обрушил на него длинный поток слов, которые звучали как ругательства, будучи на самом деле кантонским вариантом китайского языка. Если бы Гаунт не видел, что эти два человека относятся друг к другу как близкие приятеле он мог бы посчитать этот разговор спором.
- Нам подадут все самое свежее, так для вас будет лучше, - заявил Делакруа, когда официант поспешно удалялся, а он вновь повернулся к Гаунту.
- Это неважно, - возразил Гаунт. - Я не голоден.
- Пока вы за моим столом, вы будете есть, - замахал руками Делакруа.
Гаунт хотел было напомнить, что это он платит за обед, но энтузиазм этого человека заразил и его. Где-то на пути от бара до ресторана усилилась депрессия, в которой он находился.
- Проблема состоит в следующем, - сказал он. - В течение четырех дней я должен определить, замышляет ли мой шеф громадную аферу с компьютером, во что, должен отметить, я не могу поверить.
Руки Делакруа вновь пришли в движение.
- Плевал я на то, верите вы или нет. Перед вами эта проблема, и вы, вероятно, можете найти детектива, который выяснил бы, чем на самом деле занимается ваш босс.
Гаунту было неприятно признавать, что Делакруа прав.
- Другая вероятность - это что кто-то, вероятно высокопоставленное лицо в правительстве США, пытается запрятать в тюрьму моего босса, распространив ложную информацию.
- Это все?
- Да, если отбросить лишнее.
- Хм... - размышлял Делакруа, упершись головой в кулаки поставленных на стол рук. - Вам я не нужен. Вам требуется своего рода детектив-волшебник, каковым я не являюсь, хотя должен со всей откровенностью сказать, что было время в Сайгоне, когда... - он снова замахал вздернутыми вверх руками. - Но это все не то. Видите ли, это не мой профиль. Я больше занимаюсь такими делами, как "вам-бам! спасибо вам, мадам". Понимаете, о чем я говорю?
- Огнестрельным оружием.
- Да, верно. Я занимаюсь маленькими войнами. Развал коммунистического блока - это манна небесная для таких людей, как я. Все эти этнические меньшинства, изо всех сил стремящиеся защитить свои национальные и религиозные особенности, готовые нанести удар по головам других всем, что попадется им под руку. Тут-то я и вступаю в игру. Я обеспечиваю их боевым оружием и всякими иными средствами разрушения. Например, чем-нибудь вроде ракет, управляемых компьютером, разных современных поганых штучек, какие применялись в войне в Персидском заливе. Меня не интересует то, что осталось неиспользованным во время войны во Вьетнаме. Этим пусть занимаются мои соперники. Моя задача, парень, это вооружить человека таким оружием, которое может действительно нанести сильный ущерб.
- Принимая все это во внимание, прервал его Гаунт, чтобы не дать ему возможности сделать такое предложение, от которого он не смог бы отказаться, - я не могу понять, почему Манч дал мне номер вашего телефона.
Принесли еду, которая имела весьма неаппетитный вид, - растекающаяся густая масса, разные моллюски. Однако исходящий от них запах понравился Гаунту.
Делакруа начал быстро орудовать ложкой, раскладывая на две тарелки что-то вроде крабов с голубыми спинками в густом белом соусе.
- Вы хотите сказать, что он вам не сказал?
- Хм, хм...
- Тогда, Бога ради, перестаньте делать предположения и прямо спросите у него!
- Это невозможно, - заявил Гаунт, наблюдая, как его тарелка наполняется морскими гребешками, кусочками рыбы, клейким рисом. - Если бы он мог сказать мне, я уверен, он сделал бы это. Нет, он принадлежит к оппозиционной стороне. Я должен все выяснить сам.
По распоряжению Делакруа принесли пиво - целый медный таз, набитый накрошенным льдом, в котором охлаждалась по крайней мере дюжина бутылок пива "44".
Делакруа открыл пару бутылок и вылил содержимое в свою еду.
- Этот босс, о котором вы говорили, имеет, очевидно, крупные неприятности с федеральными властями? - поинтересовался он.
- Можно и так сказать. - Гаунт хмуро уставился в свою тарелку. - Через четыре дня Комиссия сенатора Рэнса Бэйна соберется на сессию, может обвинить его в измене и закрыть американское отделение компании "Томкин индастриз".
Делакруа оторвал голову от тарелки. Его губы были покрыты жиром, а кусочек клешни голубого краба торчал изо рта. Он поспешно выплюнул его.
- Вы сказали Томкин, тот же Томкин, что и в компании "Сато-Томкин"?
- Да, а что?
Бледные глаза Делакруа округлились и почти вылезли из орбит.
- Бог милостивый, я имею с этими людьми дело постоянно. Вот, черт побери, почему он дал вам мой телефон.
Париж - Токио - Вашингтон
Была ночь. Сверху медленно опускался голубовато-зеленый туман, подобно прозрачным крыльям ангела. Собирался дождь, и это усиливало запахи сажи и выхлопных газов автомобилей.
Николас мог видеть под собой причудливо подрезанные каштаны по четырем углам площади Вогезов. Однако взор его был направлен вверх на парижское небо, наполненное ярким светом от уличных фонарей на больших бульварах и площадях, на красные огни вокруг Эйфелевой башни, которые отражались от низко бегущих облаков и выглядели как мазки помады на напудренных сверх меры лицах проституток.
Когда пошел дождь, то, с одной стороны, он был другом Николасу, так как помогал ему оставаться незамеченным, а с другой стороны, врагом, потому что делал очень скользкими покрытые патиной медные пластины на крыше мансарды.
Осторожно шагая по крыше, Николас замер на месте и низко согнулся, так как увидел, что внизу по площади медленно движется полицейская патрульная машина. В бистро на углу стало оживленнее, чем днем. В галерею и дальше на улицу из трактира выплескивалась молодежь. Кто-то мог бы его заметить, если бы посмотрел вверх. Он не должен давать возможности сделать это.
Крыша располагалась под углом в сорок пять градусов, что было очень хорошо для того, чтобы помещение под ней оставалось сухим, но чрезвычайно затрудняло движение по ней без специальных приспособлений, какими пользуются кровельщики.
Прямо перед ним, но несколько ниже было окно мансарды, которое должно было послужить для него входом в здание, где располагалась компания "Авалон Лтд". Проблема была в том, что окно находилось ближе к краю крыши, выходящему на площадь, чем это ему хотелось бы. Николас рассчитал, что понадобится от двадцати до тридцати секунд, чтобы открыть окно и влезть в него, но гораздо больше, если там установлена сигнализация. В течение всего этого времени он будет на виду у проходящих по площади людей. Было бы глупо ожидать, что за это время никто не взглянет вверх. Поэтому он исходил из того, что кто-либо сделает это. Трюк состоял в том, чтобы он был как можно менее заметным.
Он был одет во все тускло-черное. Уходя из комнаты гостиницы, Николас взял карандаш Челесты для подкраски ресниц и теперь намазал им щеки, нос, лоб и кончики ушей, а также тыльную часть кистей рук. Достал из кармана два предмета и закрепил их на свои ладони. Это были некоде, которые он сам придумал и сделал. Они представляли собой как бы кольчугу из легкой цепочки с бугорками, что позволяло ему цепляться за скользкие поверхности.
Николас лег на крышу головой вперед, прочно уперся руками в кровлю и стал медленно спускаться вниз.
Дождь барабанил по меди, разбрасывая мелкие брызги, блестевшие в свете фонарей. Его ноздри ощущали легкий запах окислившегося металла. Он полз, как его учили в раннем детстве, по методу, известному как Кагири Нишики, когда в движении находится попеременно только одна рука или нога. Расстояние преодолевалось крайне медленно, так как дыхание должно было быть замедленным и соответствовать медитационному ритму, а все тело расслаблялось соответственно этому ритму. В таком состоянии распростертая человеческая фигура, уже искаженная ночными тенями и наклоном крыши, как бы расплывалась, она полностью теряла очертания человека.
Посмотревшему на крышу понадобилось бы пристально вглядываться какое-то время в то место, где лежал Николас, чтобы увидеть его движение. И даже тогда это едва заметное движение, по всей вероятности, было бы отнесено на счет голубей, прячущихся от сырой погоды, или же на дождь, стекающий по медной крыше.
Для Николаса время потеряло всякое значение. Он был в полусознательном состоянии, которого достигают тибетские святые, когда они ходят по огню или гвоздям. Их сознание уходит внутрь, а чувствительность притупляется во всем теле.
Таким манером Николас добрался без осложнений до угла мансарды. Лучик его сознания освободился, а правая рука стала исследовать переднюю поверхность окна мансарды в том месте, где рама сходилась с переплетом окна. Мгновенно он насторожился.
Провод!
Система сигнализации! Хотя Николас был фактически слепым и окружен мраком, он почувствовал разлохмаченный конец изоляции и несколько дальше разрыв, который был неумело исправлен, с тем чтобы создать впечатление, что система сигнализации не повреждена. Он обнаружил затем, что оба конца провода не была соединены вместе, и понял, что, каким бы раньше ни было соединение проводов, его теперь больше не существует.
Применив сюрикен, заостренную по краям тонкую стальную ленту, он открыл старомодный полукруглый запор на окне. Затем довольно долго лежал неподвижно. Со всех сторон до него доносились звуки городской жизни: голоса людей из бистро по ту сторону площади, хруст шагов по гравию, шипение колес проезжающих за пределами площади автомобилей и совсем близко прерывистое воркование устраивающихся на ночлег голубей.
Николас медленно, по сантиметру за один раз, поднял окно мансарды, затем скользнул в него сам. Его голова и плечи были уже внутри, когда он боковым зрением заметил яркую вспышку. Он замер мгновенно. Оставаясь в том же положении, он дал возможность своим зрачкам приспособиться к темноте. Затем повернул голову влево и снова ощутил вспышку, как бы отраженную от радужной оболочки его глаза. Тогда он догадался.
Его подбородок был в трех сантиметрах от тонкого, как нить, лазерного луча, более чувствительного и надежного, чем инфракрасный. Если какой-либо частью своего тела он прервет луч, включится сигнал тревоги. Неудивительно, что хозяева этого помещения не исправляла устаревшую систему сигнализации с проводами. Подоконник, на который опирался Николас, находился в трех футах от пола. Он видел запыленный стол с отражавшимся на нем уличным светом, падавшим через окно.
Если бы он мог спуститься на пол и растянуться на нем, он бы оказался ниже лазерного луча. Но дело осложнялось тем, что у него не было места для маневра, - он находился прямо перед лучом.
Теперь время было таким же его врагом, как и отсутствие пространства. Наполовину Николас был внутри и наполовину - снаружи, что делало его положение крайне уязвимым. Он не мог спуститься, не мог продвинуться вперед и не мог оставаться там, где находился.