…Был погожий мартовский день. Над сомкнутыми вверху зелёными кронами сосен, над вершинами дубов и буков, ещё по-зимнему чёрными, голубело весеннее небо, по нему медленно плыли полупрозрачные реденькие облачка. В лесу было тихо – птичьи голоса ещё не оживили его. Не слышалось и никаких чуждых лесу звуков, будто и не было людей поблизости. В небольшой лощинке, под толстым слоем прошлогодних, недавно вытаявших из-под снега листьев тёк едва приметный ручеёк. Молча стояли в лощинке тесной кучкой несколько парней и девушек с исхудалыми лицами, в изодранных бушлатах и полушубках, в чёрных флотских ушанках, с автоматами в руках. Среди них стоял их командир – высоченный бородач. Взгляды, полные тревожного ожидания, были устремлены на него: что скажет? Разведчики только что спустились в эту лощинку. Следом идут, растянувшись по лесу, цепи немецких солдат, просматривая каждый куст, каждую лощинку. Надо уходить. Но куда?
…Только что вернулись дозорные. Вражеские цепи, пять цепей одна за другой, движутся со всех сторон. Кольцо смыкается. Выскользнуть негде. Прорываться? Принимать бой? Но врагов сотни, а разведчиков – чуть больше десятка.
Скоро первая немецкая цепь выйдет к лощинке…
Что делать?
– Рванём навстречу? – шёпотом предлагает Глоба, стискивая похудевшими пальцами автомат.
– Не спеши помереть! – так же тихо отвечает Калганов.
Решение приходит к нему, казалось бы, внезапно:
– Попытаемся спрятаться.
– Куда? – недоумевают все.
– Сюда! – показывает Калганов себе под ноги. Он ворошит сапогом толстый слой старой листвы. – Вот! Другого выхода нет. Зарываться всем! Первых – девушек. Автоматы и гранаты держать наготове. Обнаружат – вскакивать и прорываться.
Быстро работают матросские руки. На самом дне лощинки, там, где сочится ручеёк, прошлогодняя листва лежит особенно толстым слоем. Чем дальше в глубину, тем листья более сырые, под ними земля холодная, заплывшая весенней водой. Но надо зарыться как можно глубже. Первой укладывают в продолговатую ямку Соню Дубову вместе с её радиостанцией, тщательно заваливают листвой, чтобы наверху не осталось ни малейшего следа. Вслед за Соней зарывают других радисток… Затем матросы помогают зарыться друг другу. Последним ложится в листву командир. Ему приходится труднее всех: надо ухитриться самому набросать на себя листья, чтобы сверху ничего не было заметно. При каждом движении руки листья сваливаются. Если бы кто-то мог засыпать сверху! Но некому…
Наконец последние горсти волглых листьев наброшены на грудь, на лицо. Осторожно, чтобы не скинуть листвы, шевелит Калганов рукой, нащупывает спусковой крючок автомата. Оружие готово к бою.
Идут томительные минуты. Нельзя шевельнуться, нельзя выглянуть. Близко ли немцы? Если бы прошли стороной! Но известно, что цепи врагов, прочёсывающих лес, идут со всех сторон. Они уже сходятся. Кольцо сомкнулось. С каждой минутой оно стягивается плотнее. Враги неизбежно пройдут по лощинке.
Напрягая слух, прислушиваются разведчики: идут немцы?
Идут!
Сквозь слой листвы доносятся негромкие голоса, они слышны всё отчётливее. Идут, идут… Вот уже слышно, всё отчётливее слышно, как шелестит полусгнившая листва под немецкими сапогами. "Выглянуть бы…" – подумал Калганов. Но нельзя и шевельнуться – выдашь себя и всех…
Шелест листвы всё слышнее. Она шелестит, наверное, под десятками ног. Совсем близко, всего в нескольких шагах, послышался глуховатый, негромкий голос, ему отозвался другой. Неужели заметили? Руки Калганова крепче стиснули автомат. Важно выиграть первые секунды. Вскочить, дать очередь, бросить гранату – по его сигналу так сделают все. Бой молниеносный и беспощадный, бой без промедления, лицом к лицу…
Уже спускаются в лощинку! Все мускулы Калганова напряглись. Пора? Нет, ни секундой раньше…
С шумом, показавшимся ему оглушительным, тяжёлый немецкий сапог вдавился в листву возле головы. Поднялся, прошуршал по листве.
…Не заметили!
Помогло то, что разведчики зарылись в листья в узком, как канавка, русле ручейка и многие немцы перешагивали его, не наступая на лежащих.
Шуршание всё тише, оно уже с другой стороны. Вот и не слышно. Но прошла только первая цепь. А ведь их пять! И надо выжидать до конца.
Тишина, тишина… Как необычайно тихо в лесу! Или это под слоем листвы так?
Полушубок на спине намок, леденящая сырость сковывает тело. За ворот противно пробирается холодная влага. Но надо замереть. Сейчас подойдёт вторая цепь. Вот она приближается! Снова с той же стороны шуршат по листве сапоги, много немецких сапог. Ближе, ближе, ближе… Вот Калганов почувствовал, как один из немцев, проходя, сапогом разворошил листву возле его ног. Ладонью левой руки Калганов осторожно упёрся в холодную землю, готовый вскочить. Нет, прошли.
Ещё минута, вторая тягостного ожидания…
И снова шуршанье листвы под коваными подошвами.
Третья цепь…
Четвёртая…, Когда прошла пятая цепь, Калганов ещё несколько минут лежал, выжидая. Может быть, за последней цепью идут ещё какие-нибудь замыкающие или приотставшие гитлеровцы?
Нет, тихо.
Калганов поднялся, смахнул с лица и груди тяжёлые от сырости листья, огляделся, негромко скомандовал:
– Подымайсь!
Вставали, словно в сказке вырастая из земли, отряхивали с себя мокрую серую листву, делились:
– Мне фриц на локоть наступил.
– А через меня перешагнул, я в самом ручье зарылся.
– Теперь пусть удивляются, куда мы делись.
Должно быть, немцы, закончив эту, такую основательную прочёску, доложили своему командованию: в районе горы Чёрной советских парашютистов не обнаружено.
Но снова и снова с далёких аэродромов Кавказского побережья подымались по ночам бомбардировщики флотской авиации, держа курс на цели, указанные разведчиками.
Разведчики держали свою вахту до того дня, пока из Ялты не бежали последние гитлеровцы, спасавшиеся от наших наступающих войск.
Тринадцатого апреля сорок четвёртого года, закончив многомесячную вахту во вражеском тылу, моряки-разведчики впервые открыто вышли из леса. С причалов Ялтинского порта они увидели в искрящемся под весенним солнцем море идущие к крымским берегам родные корабли.
Норд
После того как был освобождён Крым, командующий флотом приказал дать всему отряду полтора месяца отдыха. Разведчики сменили изодравшиеся за зиму в горах ватники и бушлаты на новенькие кители и фланелевки и поехали в Форос – для них специально был отведён этот санаторий.
Но Калганову не сиделось на месте. Его тянуло туда, где до выброски в Крым провоевал он полтора года. Захотелось вновь побывать там, где столько было исхожено по горам и лесам с боевыми друзьями. Каждого из них он хорошо помнил и поныне, а особенно – Сайфуллу Юсупова, на чьей могиле зеленеет сейчас молодая трава. Выправив отпускной билет, он сел на корабль, уходивший к побережью Кавказа.
…Ясным летним утром, спрыгнув на шоссе с попутного грузовика, Калганов свернул на дорогу, ведущую к посёлку санатория Магри. Почти год, как в этих местах возле Туапсе кончились бои. Не бросаются в глаза когда-то такие приметные, а теперь зарастающие травой воронки. Тихо вокруг… Не прокатится, многократно отражаясь в горах, эхо орудийного выстрела, не донесётся с безмятежно чистого, залитого солнечным светом неба надрывный вой "юнкерсов" или "фокке-вульфов", заходящих на бомбёжку. Далеко на запад, за Чёрное море, уже перешагнув границу, ушла война…
Калганов шёл по каменистой дороге вдоль склона, поросшего уже слегка пожелтевшим на солнце кустарником, и сердце его полнилось радостью ожидания.
Вот и знакомый посёлок. Белые стены домиков в полосах старой гари, на многих нет крыш, из-за полуразвалившихся каменных заборов чернеют обугленные стволы деревьев, но уже заслоняет их тут и там свежая зелень молодых ветвей. В некоторых дворах хозяева, возвратясь, заново обживают пепелища: починены крыши, вставлены окна. Пройти ещё немного – и знакомый дом…
В нетерпении Калганов ускорил шаг. И остановился… Нет дома. Только серые камни да бурая черепица, и сквозь всё это кое-где пробивается травка.
Снял фуражку, опустил голову. Словно померк для него сияющий летний день.
Он стоял, всё ещё не веря… В памяти всплыло сейчас то, что было здесь год назад, в сорок третьем.
…Готовилось наше наступление. Каждый вечер, после того как солнце опускалось в море, к окутанным сумраком горам уходили разведчики. А в рассветный час шли обратно.
Возвращаясь из ночного поиска к своей землянке, вырытой в склоне прибрежного оврага, они обычно проходили мимо давно опустевших белых санаторных зданий, мимо тогда уже полуразрушенного бомбёжками посёлка, в котором оставалось совсем немного уцелевших домов и который покинули почти все жители.
Тот дом, у развалин которого стоял сейчас Калганов, был крайним в посёлке. Разведчики наведывались сюда довольно часто – здесь ещё оставалась хозяйка, пожилая женщина. Разведчики знали: её муж, работавший слесарем в санатории, убит бомбой. Они не раз советовали ей эвакуироваться: передний край совсем близко, возможны новые воздушные налёты, артиллерийский обстрел. Но женщина упорно не хотела покидать родного гнезда.
Впрочем, хозяйка жила в этом полуразбитом доме не одна: с нею была собака – молодая, но уже рослая, сильная овчарка, по кличке Норд. Калганов издавна любил собак. Ему сразу понравился этот пёс. Да и псу как будто пришёлся по душе юный бородач. Норд доверчиво подходил к нему, позволял ласкать себя.
Однажды Калганов попросил хозяйку:
– Отдайте мне Норда. Вам его и кормить-то нечем. А я заботиться о нём буду, выучу.
– Нет! – вздохнула хозяйка. – Норда муж совсем маленьким щеночком взял, вырастил его… Не могу я его теперь в чужие руки отдать.
Шли дни. В свободное время Калганов всё чаще навещал дом со снесённой крышей. Урывая от своего пайка, подкармливал Норда. Они совсем подружились. Видя это, хозяйка наконец уступила просьбам Калганова. Норд доверчиво позволил взять себя на поводок. Но когда Калганов вывел его со двора, пёс упёрся. Он выл, скулил, тянул назад, рвался с поводка. Не без труда Калганову удалось увести собаку в свою землянку.
Однако Норд быстро привык к новому хозяину. Выкраивая время, Калганов обучал своего питомца основам собачьей науки: подчиняться хозяину, по команде садиться, вставать, приносить указанные предметы. Калганов хотел натренировать Норда так, чтобы с ним можно было ходить в разведку. Прошло несколько недель. Норд делал успехи. Он умел уже выполнять не только простые приказы. Калганов выучил его впрыгивать вслед за собой в кузов мчащегося грузовика, ползать по-пластунски, часами сидеть в засаде, ходить по следу, доставлять донесения. В обучении Норда участие приняли и матросы. К руке чучела, одетого в гитлеровский мундир или плащ-палатку, привязывали заряженный автомат или пистолет, дёргали за шнур, зацепленный за спусковой крючок, звучали выстрелы. Так Норда учили не бояться выстрелов, бросаться на стреляющего врага, впиваться ему клыками в кисть.
В конце концов пёс был обучен всем тем тонкостям разведки, которые был способен постичь его собачий ум.
Наконец наступил день, вернее, вечер, когда Норда впервые взяли в разведку. Норд с честью выдержал испытание. С этого времени он стал непременным участником каждого разведывательного поиска.
Однажды вечером Калганов с четырнадцатью матросами вышел на разведку немецких позиций к высоте Два Брата. Там, как и на многих участках фронта на Кавказском побережье, не было сплошной линии ни нашей, ни немецкой обороны: этому мешала заросшая лесом, пересечённая ущельями и оврагами гористая местность. Нужно было обнаружить и нанести на карту замаскированные немецкие позиции. Под покровом тёмной южной ночи разведчики вышли на "ничейную" полосу. Привычно – они здесь проходили уже не раз – перебрались через ущелье по висячему мостику. Этот полуразбитый мост, каким-то чудом ещё державшийся на двух ветхих канатах над клокочущей пенной водой горного потока, разведчики прозвали Чёртовым. От моста уже совсем недалеко было до позиций врага…
Всю ночь, неслышные как тени, разведчики бродили по горному лесу. Противник не заметил их. Прикрыв фонарик, Калганов нанёс на карту новые вражеские огневые точки. Можно было возвращаться.
Обычно разведчики старались вернуться ещё затемно. Следуя своему правилу, они, чтобы не дать врагу подкараулить себя, возвращались всегда не тем путём, каким шли на задание. Но через Чёртов мост переходить надо было всегда -больше перебраться через бурный поток было негде.
На этот раз разведчики не успели перейти мост до рассвета: летняя ночь коротка. Когда по заросшему кустарником склону спускались к мосту, уже светало. К мосту вела знакомая, давным-давно протоптанная местными жителями тропа. Но разведчики возвращались не по ней, а стороной.
Хотя позиции противника и остались позади, а совсем близко, по ту сторону ущелья, были свои, оружие разведчики держали наготове, шли рассредоточенной цепочкой. Это были обычные меры предосторожности на случай, если противник устроит засаду.
Но всё шло как будто благополучно. Стояла тишина. Только глуховато урчал впереди поток да изредка раздавалась короткая трель какой-нибудь проснувшейся птицы. Вот уже виден криво повисший на двух канатах мост и ведущая к нему через кустарник извилистая тропа. Свернули к ней. Калганов, вместе с Нордом шедший впереди, вступил на тропу.
Треск автоматных очередей рванул утреннюю тишину.
Короткий приказ:
– К бою!
Секунда – и ни одного матроса уже не видно возле тропы. Они залегли в кустах. Рядом с Калгановым припал к земле Норд, прижав уши и вытянув голову в ту сторону, откуда стреляли.
Немецкие автоматы наперебой стучали со стороны моста. Над головами разведчиков трещали сшибаемые пулями ветки. "Около взвода! – быстро, по частоте стрельбы, определил Калганов численность врага. – Над нами двойной перевес…"
Он глянул вправо, влево. Все живы, целы. Разведчиков спасло от пуль то, что у гитлеровцев не хватило выдержки подпустить их близко – открыли огонь, едва увидев идущих.
Прошло лишь несколько секунд, как противник открыл огонь, а командир уже принял решение.
– Оставаться здесь, стрелять, отвлекать на себя, потом -к мосту! – приказал он четырём матросам, и тотчас же застучали четыре автомата. – Вы, – приказал двоим, – бегом через тропу, по кустам – немцам в тыл! Остальные – за мной!
Он вскочил и, пригнувшись, побежал через цепкие кусты, огибая место, где засел враг. Не отставая ни на шаг, широкими прыжками несся Норд. Восемь матросов, рассыпавшись в цепь, бежали рядом.
Калганов имел цель: пока четверо, оставшиеся у тропы, отвлекают на себя огонь врага, а двое возьмут его "на испуг" с тыла, он с остальными ударит с фланга, оттеснит от моста. Самое главное сейчас – не допустить, чтобы враг преградил этот единственный путь отхода.
На бегу Калганов уловил, что в разнобойную трескотню выстрелов вмешались голоса ещё двух автоматов. Это открыли огонь матросы, посланные им в тыл немецкой засаде. Вот и край ущелья.
Залегли под кустами около тропы, неподалёку от входа на мост.
Девять автоматов ударили разом. Через минуту-другую к ним присоединилось ещё четыре, потом ещё два: это, по звукам стрельбы поняв, что командир на нужном месте, присоединились к нему те матросы, которые были оставлены отвлекать врага на себя, и те, что ударили по врагу с тыла.
Гитлеровцы пришли в замешательство: ещё несколько минут назад они считали, что захватили разведчиков врасплох. А теперь, оказывается, русские зашли с фланга и с тыла!
Боясь попасть в ловушку, гитлеровцы, отстреливаясь на ходу, стали отбегать от моста вдоль тропы в гору. Теперь можно было оторваться от врага.
– На ту сторону по одному! – скомандовал Калганов. – Кто перебежит, прикрывать огнём отход остальных. Я – последний.
Мост ходуном ходил на провисших канатах, когда поочерёдно, один за другим, пробегали по нему матросы. Перебежав, падали за камень или куст, стреляли из автоматов через ущелье. Их командир оставался на прежнем месте. Он лежал за мшистым обломком скалы, бил короткими очередями. Рядом лежал Норд, насторожённо поглядывая на хозяина.
Не снимая пальца со спускового крючка, Калганов оглянулся. На той стороне, за мостом, уже больше половины матросов. Их автоматы бьют из-за камней, из кустарника, нависшего над краем ущелья. Ещё несколько минут – на той стороне будут все. Тогда можно перебежать и самому…
Но что это?
Справа, в кустарнике, совсем недалеко, мелькнули согнутые фигуры в пятнистых плащ-палатках. Командир понял: гитлеровцы, со склона горы увидев перебегающих по мосту моряков, решили отрезать путь хотя бы оставшимся. Огонь разведчиков на какое-то мгновение ослаб: одни перебегали мост, другие, перебежав, ещё искали удобную для стрельбы позицию. И это ободрило врага.
Те матросы, которые ещё не успели перейти мост, яростно строчили вдоль края ущелья по кустам. Хуже всего было то, что за густыми кустами немцев не было видно. Маскируясь, они подбегали всё ближе и ближе. Норд, лежавший рядом с Калгановым, нетерпеливо повизгивал. Вот шевельнулся ближний куст, метнулась меж ветвей приплюснутая, обтянутая сеткой каска.
– Гранатами – огонь! – Не подымаясь, командир первый бросил гранату.
Бурый дым разрывов окутал кусты. Взвились вверх обломанные ветки, кружась разлетались сорванные листья. Гитлеровцы не то залегли, не то откатились…
– За мост! – приказал Калганов трём последним оставшимся с ним матросам.
– А вы? – спросил один из них. – Как же вы, товарищ старший лейтенант?
– За мост! – повторил Калганов. – Мы с Нордом прикроем.
Матросы поднялись и побежали к мосту. Из кустов брызнуло несколько автоматных очередей. Калганов дал по кустам длинную очередь, опустошив весь диск. Осмотрелся. Три матроса уже взбегают на шаткий настил. Теперь можно… Не медлить ни секунды! Он поднялся. Вскочил и Норд.
Оба устремились к мосту.
– Официер! Официер! – послышался совсем близко за его спиной ликующий крик. – Нихт шиссен!
Калганов на бегу обернулся. Пять гитлеровцев в развевающихся пёстрых плащ-палатках, размахивая автоматами, гнались за ним, уже настигали его. "Не стреляют, живьём взять хотят! А чем я их? Диск не успел сменить…"
– Норд, фас!
Рявкнув, пёс сделал прыжок и бросился на врагов. Взбежав на качающийся под ногами настил моста, Калганов, не останавливаясь, оглянулся: Норд рванул зубами одного гитлеровца, бросился на другого, остальные шарахнулись.
Его хозяин подбегал уже к противоположному концу моста, а пёс продолжал яростно бросаться на растерявшихся от неожиданности преследователей. Но это могло длиться всего несколько секунд. Кто-нибудь из немцев опомнится, даст по собаке очередь…
– Норд, назад! – прокричал Калганов и, добежав до конца моста, бросился на землю.
Вставляя в автомат новый диск взамен опустошённого, он видел, как огромными прыжками мчится по мосту Норд, а вслед ему трещат немецкие автоматы. Калганов оттянул затвор, прицелился в ту сторону, откуда летели в Норда пули.