- Я не волк и не чёрт, - сказал он.
Алёна Ивановна вздохнула, улыбнулась, взяла его за руку, и они пошли дальше.
- Конечно, Матвей, ты не волк и не чёрт, ты хороший человек, и я была бы рада, если бы ты был в нашей группе. Но разве ты не знаешь, перед тем как человек приходит в детский сад, его сперва обязательно ведут в поликлинику. Там доктор велит ему показать язык, зубы, там у него берут мазок из горла на анализ, проверяют, здоров ли он, и делают прививки от болезней. А без этого в детский сад нельзя. А ко мне в группу пришёл человек без всяких справок. Видишь, сколько у меня неприятностей.
- Вас будут ругать? - спросил Матвей.
Алёна Ивановна тряхнула светлыми косичками.
- А кроме того, у меня ещё одна неприятность. Моя маленькая дочка Капа плачет в младшей группе, она не привыкла без меня и хочет ко мне. А в старшую группу ей нельзя, она ещё мала. Вот такие дела, Матвей…
Она дошла с ним до самой калитки, на которой висел номер 22. Он понял: она идёт к ним жаловаться. Ничего не поделаешь. Он тоже вздохнул. Калитка ходуном ходила, из-за неё неслось повизгивание.
- Это Гамбринус. Он обиделся, почему я его с собой не взял, - объяснил Матвей. - Хотите, я его вам покажу?
- Покажи.
Он просунул руку в щель и повернул вертушку. Калитка открылась. Гамбринус выскочил пулей, он мотал хвостом, прыгал и так жарко выказывал Алёне Ивановне свою симпатию, что весь подол её белого халата покрылся отпечатками его лап.
- Ну, вот ещё одно чепе, - смеясь, она старалась отряхнуть следы, но они остались.
- А ещё у нас есть петух Вельзевул… - начал было Матвей, но в калитке показалась прабабушка.
Увидав Матвея в сопровождении человека в белом халате, она испуганно всплеснула руками.
- Ах, зачем ты туда носишься? Что ты там накуролесил?
Ну, вот и наступила страшная минута. Сейчас Алёна Ивановна расскажет всё и про печенье - вниз головой, и про морковку, и про кеглю, и про мазок из горла…
- Не беспокойтесь, - вежливо сказала Алёна Ивановна, - всё в порядке. Просто он очень хочет к нам. Не можете ли вы ему в этом помочь? - И, улыбнувшись, она кивнула Матвею на прощание и пошла через улицу в свой детский сад, откуда летели голоса младшей группы, такие тоненькие и звонкие, как будто там был птичник.
Откуда она догадалась, что Матвей хочет к ним? Откуда она догадалась? Откуда она знает, что хотя у них на участке есть Гамбринус, и Вельзевул, и синицы, и белка приходит пить из бочки, и есть прабабушка, и прадед, и даже телевизор, он, Матвей, хочет к ним? Есть разные люди на свете. Бывают хорошие, бывают и похуже. Матвей понял, что Алёна Ивановна самый лучший человек, и он с гордостью вспоминал до самого вечера и даже ещё на другой день, как она сказала сторожу: "Этот мальчик - мой гость".
Глава 6. "Неуправляемый снаряд"
- Мотенька, возьми бидон, пойдём за молоком в палатку, - сказала прабабушка.
Она надела шляпку-панамку, чтоб солнце не напекло ей седую голову, и взяла в руки палку, с которой всегда ходила в дальние путешествия. Она говорит - палка нужна старым людям, чтобы опираться. Но сама никогда не опирается, а шарит по пути в траве, под кустами, столбами, заборами и обязательно находит грибы. Сыроежки, маслята и подосиновики вылезают ей навстречу прямо на улице Зелёной, где им расти вовсе не полагается.
Итак, Матвей взял бидон, и они пошли. Едва закрыв за собой калитку, они сразу начали свою любимую игру в перевёртыши.
- Дача, - говорит Матвей.
- Ачад, - переворачивает прабабушка слово задом наперёд.
- Сосна, - говорит Матвей.
- Ансос, - быстро говорит прабабушка.
Матвей задумывается: что бы ей загадать подлинней и потрудней.
- Гамбринус, - говорит он.
- Сунирбмаг, - выпаливает прабабушка.
Чем бы её озадачить? И как же это быстро у неё получается…
- Э-ле-ктри-фи-ка-ци-я, - торжествующе говорит Матвей.
Прабабушка на миг задумывается. Ага, вот задал он ей работу!
- Яицакифирткелэ, - без запинки отвечает прабабушка.
А Матвей пока только и может переворачивать - апап и амам.
Они идут мимо длинного забора детского сада. Потому что куда ни соберёшься, обязательно путь лежит мимо него. За забором пусто, старшей группы на площадке нет, средней тоже нет. А когда дошли до младшей группы, услышали тоненький-тоненький плач. Вся группа возилась в песочниках, лепила куличи, копала, строила дома и даже швырялась песком, хотя этого делать нельзя, а тут, отвернувшись от всех ребят, уткнув лицо меж планок забора, стояла маленькая девочка и тихонько плакала, и слёзы скатывались со щёк на улицу.
Прабабушка сейчас же шагнула к забору и присела на корточки. Она просунула руку в щель и погладила круглый затылочек и два хвостика с белыми бантами.
- Здравствуй, крошечка, - сказала она.
Матвей услышал охрипший от слёз голосок:
- Не здравствуй.
- Ну хорошо, не здравствуй, - согласилась прабабушка. - Но отчего же ты плачешь?
Бантики шевельнулись, показался голубой заплаканный глаз и мокрые реснички.
- Я соскучилась без своих мамах и папах, - сказала девочка.
Прабабушка ласково взяла её за пальчики.
- Надо сказать "без мамы и папы", - поправила она. - Погляди на этого мальчика. У него мама и папа тоже далеко, а он не плачет. И у всех ребят в твоём детском саду мамы и папы в городе, а посмотри, какие ребята весёлые. Пойди поиграй с ними, налепи много куличей…
Девочка мотнула своими бантиками.
- Я уже лепила двумями руками, - она протянула на улицу ладошки - все в песке.
- Надо говорить "двумя руками", - поправила прабабушка и стала смахивать с ладошек песок.
А девочке сделалось щекотно, и она засмеялась. И Матвей, глядя на неё, засмеялся.
- Ну, вот как хорошо, - сказала прабабушка. - Как же тебя зовут? - и дала ей конфету. И Матвею дала тоже.
- Ай-бориска! - сказала девочка.
- Тебя зовут Ай-бориска? - удивилась прабабушка.
- Меня зовут Капа, - ответила девочка, разглядывая Матвея. - А конфету зовут Ай-бориска. А этого мальчика как зовут?
- Мотя, - сказала прабабушка.
- Матвей! - громко сказал Матвей. - А конфету - барбариска.
Капа разглядывала его внимательно и серьёзно, нос высунула меж планок забора.
- Он у вас сердитый? - спросила Капа.
- Иногда, - засмеялась прабабушка. - Но ты его не бойся, он только рычит, но не кусается.
Капин голубой глаз зажёгся, как фонарик, от любопытства она привстала там, за забором, на цыпочки.
- А почему у него бидон? - спросила она.
- Мы идём за молоком, - объяснила прабабушка.
- Не надо, - сказала Капа. - У нас и так есть молоко с плюшками. А на улицу нельзя ходить, - прибавила она строго. - На улице ходят только чужие прохожие люди и стадо - корова и её сын - телёнок. Он ещё не корова, но уже бык.
Прабабушка очень удивилась, а Матвей фыркнул. Но Капа строго спросила, глядя на него сквозь щёлку:
- А тебя мама, что ли, пустила на улицу?
- Его прабабушка пустила, мама далеко, - ответила прабабушка. - Иди, маленькая, в группу, иди…
Личико у Капы вдруг вытянулось, глаза взглянули испуганно.
- Зачем она далеко? - спросила она.
- Она в Казахстан на самолёте улетела.
Капа спросила срывающимся голоском:
- Она со всей старшей группой улетела? - и выставила нижнюю губу ковшом: собралась плакать. - Пошли в лес цветы собирать, а сами улетели?..
Матвей сразу всё понял. Он понял, кто Капина мама. Подскочив к забору, он заговорил быстро-быстро, чтоб ни одна её слезинка не успела выскочить из глаз:
- Это моя, моя мама улетела! А твоя мама близко, рядом, в лесу, вместе со старшей группой. Её Алёна Ивановна зовут, да?
Капа кивнула, слеза выскочить не успела.
- Я хочу к ней, - сказала Капа. - Я тоже умею про лес стихи говорить: "Мало леса - береги, много леса - не губи, нету леса - посади". Я даже длинную песню про лес знаю.
- Спой, - попросил Матвей.
Капа помотала бантиками.
- Нет, ты не услышишь такой тоненький мотив. - И сейчас же запела: - "Чи-жик, чи-жик, где ты был?.."
Матвей засмеялся:
- Что-то у тебя непохоже получается.
Капа задиристо тряхнула бантиками.
- А я не про того чижика пою, а про другого.
- Конечно, про другого, - сразу согласилась прабабушка и на Матвея посмотрела строго, хотя это был тот самый чижик.
Подошла воспитательница к Капе за забором.
- А, вот мы где, оказывается! - Взяла Капу за руку и повела к ребятам.
Капа шла задом наперёд и смотрела вслед прабабушке и Матвею.
- А у нас есть откручка! - крикнула она ещё, и тут её не стало видно за беседкой.
А прабабушка и Матвей всю дорогу думали-гадали - что такое за "откручка"?
- Выдумывает всякие слова. Но ничего, в детском саду её научат говорить правильно, - сказала прабабушка.
Матвей взглянул на неё снизу вверх. От панамки на её носу лежала тень, а на щеках и белой блузке прыгали солнечные пятна, пробившиеся сквозь листву. Прабабушка всегда надевала эту нарядную блузку, когда выходила на улицу Зелёную. Матвей сощурился лукаво, точно как прадед, когда поддразнивал прабабушку, и спросил:
- Прабаша, какая ты нарядная, что это ты так нафершпучилась? - И ещё прибавил: - Я уже барбариску схарапал, у тебя больше нет?
На миг прабабушка смутилась. Торопливо достав из кармана конфету, она сказала:
- Мотюша, не вздумай говорить такие слова. И Капа пусть учится говорить правильно. А я уже старая, мне переучиваться поздно.
И хотя проговорила она это строгим голосом, глаза её хитро улыбались. И Матвею подумалось: нет, умеет она говорить правильно, а просто дразнит прадеда, потому что она самая настоящая озорница.
Пришли к палатке. Там стояла очередь: разные тётки, две девчонки и мальчишки на трёхколёсных велосипедах тоже сидели в очереди. На рулях висели бидоны. Сперва стоять было скучно. Прабабушка попросила одну тётку подвинуться, пошарила палкой в траве, и у самой палатки показал шляпу подосиновик. Вся очередь удивилась, какие бывают чудеса: уж если человек - грибник, так к нему грибы сами навстречу вылезают.
Матвею нравилось, что прабабушку хвалят.
Потом тётки разговаривали про клубнику: пора в землю подсыпать жирного перегноя - его целые залежи за лесом у речушки, - а потом надо сажать усы.
"Какие усы? - удивился Матвей. - Может, бороды тоже нужно сажать?" Хорошо, что вслух не сказал. Ещё послушал, и оказалось, что усы - это молодые отростки, они длинные, во все стороны тянутся от старых кустов, их надо срезать и рассаживать. Одна тётка спросила другую:
- А вы слышали ночью выстрел в лесу?
Другая ответила:
- Какой тут может быть выстрел? Почудилось вам.
Потом мальчишка повесил бидон с молоком мимо руля, ни на что, прямо на воздух, и всё молоко разлил. Он ревел, а прабабушка поскорей дала продавщице денег, и ему налили другое молоко. Больше ничего интересного не случалось, стоять стало скучно. Прабабушка взяла у Матвея бидон и сказала:
- Не стой столбом, Мотенька, подвигайся. Только далеко не уходи.
Матвей пошёл двигаться. Сперва - малыми кругами вокруг палатки, потом - пошире. Стал ходить возле разных заборов - голубых, жёлтых, зелёных, - поглядывать, что там делается на участках возле дач? На дорожке девушка и парень играли в бадминтон. Волан перелетел через забор, не к Матвею, а за угол, на улицу. Матвей побежал туда, перебросил волан обратно, ему сказали спасибо. Подальше за калиткой дяденька копался в моторе "Москвича". Матвей постоял, посмотрел, что там внутри. Но дяденька сказал:
- Иди, иди, мальчик.
Матвей пошёл. Уже палатка и очередь скрылись за углом, когда Матвей остановился ещё у одних ворот. За ними на участке копошились вокруг миски жёлтые, пушистые утята. На воротах надпись: "Злая собака!", нарисована собачья морда с раскрытой пастью, но никто на Матвея не залаял. В миске у утят уже было пусто, а они всё лезли в неё, карабкались, толкались и пищали: крякать они ещё не умели. Никакой утки не было рядом с ними.
- Утя-утя-утя, - тихонько позвал Матвей, только для того, чтобы они повернули головы, поглядели в его сторону. Больше ни для чего.
А они всё не глядели, толкались и лезли друг на дружку.
Он достал из кармана печенье, сунул руку в ворота и покрошил крошки на землю. Что началось! Все утята, переваливаясь, побежали сюда и в один миг всё склевали. И стали высовывать плоские, широкие клювы сквозь ворота на улицу и пищать.
- Всё, - сказал им Матвей. - Больше нет. До свидания.
Но едва он двинулся от ворот, как утята сквозь щели между досками стали вываливаться на улицу и заковыляли вперевалку за ним. Он остановился. Они лезли к нему на кеды, щекотали и поклёвывали ему ноги, они не отходили от него, словно он был мамой-уткой.
- Да идите вы домой, - уговаривал он, ловил их, всаживал обратно в ворота, но они опять выскакивали на улицу.
Матвей испугался, что сейчас выйдет хозяйка и станет его ругать. И он начал пятиться от них, сперва тихо, а потом быстрее, успел завернуть за угол и - зашагал. Ничего, что это была другая улица, Сосновая, он её хорошо знал: если повернуть с неё налево - коротким путём выйдешь на свою улицу Зелёную, а если направо и ещё раз направо - опять придёшь к палатке. Он и решил идти к палатке. Шагал и был занят делом: учился свистеть через дырку меж зубов, там, где молочный зуб выпал, а коренной что-то задержался и ещё не вырос. Прадед рассказывал, что, когда он был маленький, он тоже через такую дырку свистел.
У Матвея уже почти стало получаться, как вдруг он услышал, сзади его кто-то передразнивает, тоненько и часто. Он живо оглянулся и…
Торопясь, топорща крохотные крылышки, переваливаясь с боку на бок, все утята бежали за ним, попискивая. Они бежали один за одним, гуськом, и Матвей мельком подумал: "Про них надо говорить - утьком, ведь они же утята". Но думать об этом было некогда, нужно было скорей решать - что делать? Возвращаться с утятами к их воротам? Вот как раз и попадёшься хозяйке, она тебя ещё отлупит - зачем увёл? Вести их к палатке - направо и опять направо - а что там скажет прабабушка? И вся очередь? Может быть, домой? Нельзя домой, вдруг Вельзевул их заклюёт, Гамбринус перепугает…
Мысли скакали в голове, обгоняя друг дружку, а Матвей меж тем всё шёл и шёл, и утята, ковыляя, неслись за ним.
Бедные малыши! Они совсем с ног сбились, устали бежать по пыльной дороге. Им бы сейчас искупаться, им бы в воду…
В воду! Счастливая мысль взбудоражила Матвея. Конечно, отнести их, чтоб искупались в свежей, прохладной водице, чтоб отдохнули. Это дело самое первое, самое важное!
И так сильно захотелось Матвею, чтобы утята поплавали, что он решился. Он хорошо знал, где есть для них подходящая вода!
Он свернул не к палатке, а самым коротким путём - на свою улицу Зелёную. По дороге из-под чужих калиток на него и на утят лаяли разные собаки, а в одном месте девочки крикнули через забор:
- Гляди, гляди, утята, утята!..
Больше им никто не встретился в этот жаркий полуденный час, и все утята пришли вслед за Матвеем к зелёному длинному забору, к тому самому дальнему, самому тихому в детском саду месту, где рабочие построили для ребят бассейн. Ни одна группа в нём ещё ни разу не купалась, что-то ещё было не готово, но Матвей уже видел - в нём стоит позавчерашняя дождевая вода. Калитка, через которую ходили рабочие, теперь была забита, но по ней можно было человеку небольшого размера пролезть на животе. Матвей прополз; и, пока он полз, утята пищали ему в уши и клевали его в шею, а потом он встал, и они вместе пришли к бассейну.
Да, там стояла вода, на ней плавали сосновые иголки и берёзовый листок. Вокруг людей не было, и пока они не пришли, Матвей поскорей влез в воду прямо в кедах, позвал "утя-утя-утя", и все утята бесстрашно повалились к нему в воду с бортика, смешно растопыривая крохотные крылышки, и сразу стали плавать, хотя их никто не учил. Ах, как они прекрасно плавали! Как им тут было хорошо после пыльной дороги! Матвей смотрел на них, смеялся и радовался.
- Мальчик Матвей, а ты открути откручку, вода нальётся! - раздался с суши знакомый голосок.
Капа, опять Капа стояла тут, опять она удрала из группы, и за ней уже бежала взволнованная воспитательница.
- Капочка! - звала она. - Капа!.. - и увидала Матвея и утят. - Позовите заведующую! Позовите поскорей Нину Сергеевну! - закричала она.
По дорожке сюда, к бассейну, уже бежали нянечка и заведующая Нина Сергеевна, и Матвей понял, что деваться ему и утятам некуда и сейчас произойдёт что-то ужасное.
- Откуда утята? Откуда мальчик? - шумели все вокруг. - Кто пустил на территорию? Да вылезешь ты наконец или нет?..
Спасения не было. Матвей стал вылезать. В его кедах булькало, и со штанов стекали потоки воды. Он просто не знал в смятении, куда девать глаза, не знал, что отвечать на все сыпавшиеся на него вопросы. И в самом деле: чьи утята? И откуда он взялся? И кто пустил на территорию? Ну, что ответишь?.. Как объяснишь, что утята устали от пыльной длинной дороги?
И вдруг, откуда ни возьмись, рядом появилась его добрая, его дорогая, его справедливая прабабушка. Панамка её сбилась на одно ухо, в руке она держала бидон с молоком, а палку - под мышкой.
- Минуточку внимания! - сказала прабабушка командным голосом, и откуда он только у неё взялся? Все вокруг притихли, одни утята попискивали в бассейне. - Это мой мальчик. Я приношу извинения. Я его сейчас заберу и высушу, - сказала она, так нажав на слово "высушу", словно твёрдо решила превратить Матвея в сухарь.
- Мало высушить, - ответила заведующая. - Ему надо сделать строгое внушение, чтобы он не проникал на территорию нашего сада. Зря вы меня не послушали, уважаемая соседка, я ведь вам давно предлагала… - добавила она.
Матвей так и не узнал, что она давно предлагала, потому что́ прабабушка быстро ответила:
- Сделаю строгое внушение.