Бабушка сказала, если он будет тратить фломастеры на глупую мазню, она их у него заберет, хотя он, в общем, не виноват, сказала она, глупо было дарить маленькому ребенку такой дорогой набор.
Мама сказала, что бабушка не имеет права отнимать фломастеры у Максика, но потом потихоньку попросила его пользоваться ими с умом. Она нашла много черных каракулей на стене рядом с матрасом, где спал Максик, и еле-еле их оттерла с моющим порошком.
С тех пор Максик вообще не прикасался к фломастерам, однако бдительно охранял коробку и поднимал вой всякий раз, как я или Вита подходили к ней близко.
Я дождалась, пока он покрепче уснет в своей берлоге, а Вита затихнет в кровати, прижав к себе Балерину. Тогда я выбралась из-под одеяла, прошла на цыпочках через детскую и очень осторожно пошарила у Максика под матрасом. Нашла большую гладкую жестяную коробку с фломастерами и тихонечко вытащила ее, стараясь не греметь. Я унесла фломастеры в ванную, собрала все полотенца и постелила их в ванну, чтобы было помягче, а потом залезла туда с подаренной тетрадкой и Максиковыми фломастерами.
Я открыла красную тетрадку и разгладила первую страничку. Выбрала черный фломастер, приготовилась написать "Олениха по имени Балерина" своим самым красивым почерком с завитушками. Вместо черного у меня вышла слабенькая серая линия. Фломастер был совсем исписанный.
Как видно, Максик потихоньку им рисовал. Наверное, придется маме закупить еще упаковку чистящего порошка.
Ладно, я взяла красный фломастер. Он оставил на бумаге бледно-розовый след. Максик и красный израсходовал! Я проверила золотистый, фиолетовый, ярко-синий. Почти все фломастеры были изработаны вдрызг. Остались только нелюбимые Максиком цвета - темно-зеленый и все оттенки коричневого.
Я ничего не могла понять. Я ни разу не видела, чтобы Максик ими рисовал. Как они оказались в таком состоянии?
Пришлось мне начинать свою книжку о Балерине собственными простенькими гелевыми ручками. Я долго не могла придумать, как бы мне нормально начать. Как-то глупо и по-детски звучит: олениха по имени Балерина сделала то-то и то-то… Куда интереснее было, когда она сама рассказывала о себе.
Вдруг меня осенило. Я прокралась в спальню, осторожно вытащила Балерину из-под Виты и вернулась в свое лежбище в ванной. Я надела Балерину на правую руку и вложила ей в лапки гелевую ручку.
- Что это? - Она повертела ручку.
Ты знаешь что. Это такая специальная розовая гелевая ручка, под цвет твоего хорошенького розового носика. Я хочу, чтобы ты, Балерина, записала для меня свою историю. Вроде автобиографии, начиная с самого твоего рождения.
- Когда я была еще совсем крошечным олененком, с большущими глазами и без рожек? - сказала Балерина.
Она глубоко вздохнула, поудобнее пристроила гелевую ручку в лапках и приступила к делу.
Я - олениха, меня зовут Балерина. Я родилась в страшную пургу, в такую вьюжную ночь, что нам с моей бедной мамочкой негде было укрыться. Мама старалась меня заслонить своим усталым, измученным телом, а я стояла по самую шейку в снегу и слабо тыкалась в нее носом. Ты, наверное, думаешь, что после такого холодного начала я на всю жизнь стала бояться холода? Но хоть я и хрупкая, даже теперь, в зрелом возрасте, я горжусь крепким здоровьем. У меня ни разу не было ни насморка, ни простуды, ни гриппа. Носу меня всегда розовый и красивый, он никогда не бывает красным и распухшим. Я бы считала унизительным для себя, если бы меня повсюду славили как красноносого олененка, да еще и сочиняли обо мне песенки.
Не хочу хвастаться, но я уверена, что заслужила не меньше славы своим хореографическим искусством. Я умею танцевать бальные танцы, чертовски здорово танцую бип-боп, лихо отбиваю чечетку, но моя главная специальность - балет. Я - Анна Павлова оленьего царства.
Я нажала на розовый носик Балерины - заиграла тихая музыка, "Танец феи Драже". Балерина сделала пируэт, раздувая колокольчиком свою прозрачную юбочку. Она закружилась по ванной, потом заплясала на водопроводном кране.
- Вот, я исполняю чечетку! - объявила она.
Мы обе засмеялись.
- Эм! - В дверь постучалась мама. - Эм, что ты там заперлась? Почему не спишь? Кто там с тобой?
- Только Балерина, мам.
Я вылезла из ванны и впустила маму внутрь.
- Опять ты со своей Балериной! Сумасшедшая девчонка! - сказала мама. - Меня просто убивает, как вы, дети, с ней возитесь, словно она живая. Ты совсем свихнулась, деточка. Но сочиняешь ты про нее просто замечательно. Уже начала записывать эти истории в свою новую тетрадку?
- Ага! - Я махнула перед ней раскрытой тетрадью.
- Ты пишешь в ванне? - ужаснулась мама, увидев груду мятых полотенец.
- Это у меня такая специальная сочинительская лежанка, мам.
- Господи боже, - вздохнула мама. - Не думала, что ты станешь сочинять по ночам. Ночью надо сладко спать в кроватке.
- Разве ты никогда не слышала о светильнике, горящем всю ночь напролет, мам? У меня вдохновение!
- У тебя на все найдется ответ, моя Эм! - Мама обняла меня. - Ну давай почитаем что у тебя получилось.
- Нет, подожди. Я сперва все закончу и заполню всю тетрадку целиком.
- Ну скажи, хорошо я придумала? Я специально купила нелинованную тетрадку, чтобы ты могла рисовать картинки. Может быть, Максик тебе одолжит на время свои шикарные фломастеры, если ты его очень вежливо попросишь.
Я сказала:
- Может быть.
Я решила, что не стану ябедничать на Максика. Сначала проведу собственное расследование.
Я даже не пробовала прямо спрашивать Максика. Просто на следующий день старалась за ним приглядывать. Я видела: когда он одевался, тайком вытащил из коробки коричневый фломастер и спрятал к себе в носок.
Я упорно ходила за ним по пятам, хоть это и было жутко утомительно. Максик носился по всему дому, кидался то туда, то сюда, бегал вверх и вниз по лестнице и вообще бесился. Пытался карабкаться на маму, бодал головой бабушку, дергал меня за волосы, щипал Виту. Опрокинул пакет с кукурузными хлопьями, облился соком, споткнулся о пылесос и поднял визг до небес - но он не вынимал из носка коричневый фломастер и ничего не рисовал.
Я терпеливо выжидала. Максик отправился в туалет. Я поднялась за ним и стала караулить у двери. Я ждала, ждала, ждала… Правду говорила бабушка, Максик в последнее время очень уж подолгу заседает в уборной.
Мне уже и самой понадобилось туда зайти. Да и надоело ждать. Я постучалась в дверь:
- Максик! Выходи, ты, наверное, уже закончил свои дела.
- Уйди, Эм, - ответил Максик из-за двери.
- Максик, ты там сидишь уже пятнадцать минут. В чем дело? Живот разболелся?
- Нет! Канай отсюда! - заорал Максик.
Он знал, что так говорить не полагается. Это выражение он подхватил из какой-то телепередачи, бабушку оно просто из себя выводило.
- Никуда я не собираюсь канать. Сам выходи оттуда! - Я выдержала паузу и зашипела в замочную скважину: - Я знаю, чем ты там занимаешься!
- Не знаешь! - Но в голосе Максика звучал страх.
- Выходи, не то расскажу маме, - пригрозила я.
Максик затих. Потом вдруг отпер дверь и вышел.
Тебе же не разрешают запираться, - сказала я. - Вдруг замок заест?
- А я тогда выпрыгну в окошко, - сказал Максик. - Вот так!
Он запрыгал по коридору, словно гигантская лягушка. Прыгал он как-то неуклюже, придерживая руками футболку на груди. Все ясно - он что-то прячет.
Я ему немножко подыграла, тоже стала прыгать по-лягушачьи. Максик радостно заквакал, потерял равновесие и покачнулся, взмахнув руками. Я воспользовалась случаем, сунула руку ему под футболку и выдернула… большущий комок мятой розовой туалетной бумаги!
-Фу!
Я тут же его выронила.
- Не трогай, не трогай, не трогай! - заорал Максик как резаный, хотя я ее уже потрогала.
- Максик, что это еще за игры? Использованную бумагу бросают в унитаз, а не прячут за пазуху!
Он потянулся к бумаге, я перехватила его запястья.
- Отдай! - ревел Максик.
- Она же грязная! - вопила я.
Но тут я пригляделась и поняла, что бумагу использовали совсем не в том смысле, как я подумала. В этой куче было, наверное, штук двадцать отдельных квадратиков туалетной бумаги. На каждой были нарисованы какие-то каракули коричневым фломастером. И не просто злобно начирканы кое-как, не то что раньше. Их выводили медленно и аккуратно, ровными строчками, как будто настоящие буквы, и каждый квадратик был заполнен ими сверху донизу. А вместо подписи на каждом стояла корявая буква "М", означающая "Максик", и целый ряд кривоватых сердечек.
- Так это письма, Максик!
Я отпустила его и стала разглаживать бумажные квадратики.
- Отдай! - Максик стукнул меня.
- Кому ты пишешь, Максик? - спросила я, хотя, конечно, и сама знала.
- Заткнись, Эм! - взвился Максик.
- Эмили, что ты делаешь с братом? - крикнула снизу бабушка.
- Ничего я с ним не делаю, бабуля. Просто сунула ему голову в унитаз, прочищаю трубу! - крикнула я в ответ.
- Что?! - завопила бабушка.
- Шучу, шучу, бабушка. Просто мы тут с Максиком кое-что выясняем, только и всего.
Я встала на колени перед Максиком, нос к носу.
- Ты пишешь папе, да, Максик? Ты его ничуточки не забыл. Просто тебе не хочется о нем говорить, потому что это больно, так?
- Нет, нет, нет! - ответил Максик, но по щекам у него уже текли большущие слезы.
- А что ты ему пишешь? Ты просишь его вернуться?
- Я пишу, что буду большим и храбрым, если он вернется, - прорыдал Максик.
- Папа тебя любит таким, какой ты есть - маленький и глупый.
Я изо всех сил его обняла. Он сначала вырывался, потом прижался ко мне, потерся лохматой макушкой о мою шею.
- Я ему написал миллионы писем.
- Куда же ты их потом дел?
- Отправил по почте. Опустил в почтовый ящик около магазина, как полагается. Бабушка смотрела в другую сторону, - гордо объяснил Максик.
Я представила себе почтовый ящик, набитый обрывками туалетной бумаги, и сама чуть не заплакала.
9
В школе на занятиях по технике нас учили составлять электрические цепи.
- Вот хорошо! - сказала бабушка. - Во всем доме хорошо бы заменить проводку, а денег нету. Может, ты для нас это сделаешь, Эм?
На самом деле она говорила не всерьез. Это она так иронизировала.
Наша учительница, миссис Маркс, предложила нам нарисовать лицо клоуна с бантом вместо галстука и носом-лампочкой, который будет зажигаться, если замкнуть цепь.
- Давайте не будем рисовать дурацкого скучного клоуна, - уговаривала я Дженни с Ивонной. - Нарисуем лучше Балерину, а вместо носа поставим розовую лампочку!
- У тебя уже сдвиг на почве этой чертовой оленихи, - сказала Ивонна.
Мои истории про Балерину ее уже достали.
На уроке рисования я изобразила портрет Балерины в стиле Пикассо, с рогами на боку, растопыренными ногами, и оба глаза поместила на одной стороне головы. Мне казалось, что получился очень хороший рисунок. Я подарила его Вите, но она сморщила нос.
- Балерина совсем не такая! Даже Максик знает, где находятся глаза - по обе стороны от носа.
- Ну и засунь ее рога себе в нос, - обиделась я.
На занятиях по драматическому искусству нам велели сыграть семь смертных грехов. Я выбрала гнев и на самом деле жутко разозлилась. Моими партнершами были Дженни с Ивонной, так они по-настоящему испугались, когда я стала на них орать.
Я им сказала:
- Это же просто роль.
- Очень уж ты хорошо в нее вживаешься, - сказала Дженни.
С математикой дела у меня шли плохо, просто-таки безнадежно. Мы как раз проходили проценты - так вот, у меня все было стопроцентно безнадежно. В воскресенье вечером мама зашла к нам в комнату и увидела, как я сижу, тру лоб и ни один ответ у меня не сходится.
- Ты можешь сказать учительнице, что не понимаешь, как это решать? - спросила мама, заглядывая в беспорядочно расставленные на странице цифирки. - Я в этом ничего не соображаю. А другие дети как, справляются? Например, Дженни и Ивонна?
- Ивонна по математике учится лучше всех. Дженни сидит с ней за одной партой и списывает. А домашнюю работу за Дженни делает папа.
Мама вздохнула:
- Ну, даже если бы твой папа был сейчас с нами, задачу он решить не в состоянии даже под страхом смерти. Попробуй попросить бабушку.
Я решила, что лучше уж пусть меня ругает учительница в школе. Бабушка в последнее время и так к нам ко всем придиралась.
- Я знаю, Эм, она часто сердится. Она очень устает - ей приходится много работать. Она теперь оплачивает все наши счета, и ей это очень надоело, - прошептала мама.
Я знала, что деньги - наша Большая Проблема. Папа больше не присылал чеков, а мама у себя в парикмахерской зарабатывала немного.
- Бабушка считает, что мне нужно подать на папу в суд и добиться, чтобы он регулярно платил нам алименты, - сказала мама. - Может быть, и нужно, но все это так ужасно. А если он до сих пор не нашел работу в Шотландии, то и денег у него нет. Я уверена, он прислал бы сколько-нибудь, если бы мог.
По истории мы проходили династию Тюдоров. По сравнению с Генрихом Восьмым папа казался очень даже хорошим мужем. Мне было жутко противно, когда бабушка принималась говорить о нем гадости. Мне, конечно, было жалко, что она так устает, но, по крайней мере, она сидела за столом у себя в конторе, а не стояла целый день на ногах, как мама. По географии нам рассказывали про какую-то индийскую деревню, где старушки вроде нашей бабушки носят на голове громадные кувшины с водой и занимаются непосильным трудом в поле от зари до зари.
Мне тоже доставалось непосильного труда на уроках физкультуры, потому что школа готовилась к Дню спорта. Хорошо Ивонне - она первой приходила к финишу на любых состязаниях, прыгала выше и дальше всех, ловчее всех скакала во время бега в мешках, победила в гонке с яйцом, причем без жульничества, даже не приклеивая яйцо к ложке скотчем. И когда в парных гонках ей привязали одну ногу к ноге Дженни, она и то выиграла. Она бы и с обеими связанными ногами могла выиграть!
По крайней мере, Дженни на тренировках бегала почти так же медленно, как я. Каждый раз мы пыхтели и сопели позади всего класса. Я подозреваю, что Дженни могла бы бежать немножечко быстрее, но она по доброте своей нарочно тормозила, чтобы мне было не так одиноко, вот мы обе и приходили последними. Поскольку в парной гонке Дженни бежала с Ивонной, то Дженни предложила мне встать с ней в пару в гонках "с тачкой".
Пока я бежала, держа за ноги Дженни, исполнявшую роль "тачки", все было еще туда-сюда, но через несколько минут миссис Маркс дунула в свисток и велела участникам поменяться. Сердце у меня так и застучало. Кто был раньше "тачкой", должен теперь бежать, а кто бежал - должен стать "тачкой". Я была больше похожа не на тачку, а на броневик. Дженни было меня не поднять. Она мужественно старалась, но так и не смогла оторвать мои ноги от земли.
- Не надо, Дженни, надорвешься, - сказала я, лежа на земле, красная как рак, потому что все смотрели на нас и ехидно хихикали. - Я слишком жирная.
- Нет-нет, просто у меня слабые руки. Мускулатура совсем никуда, - возражала добрая Дженни.
Еще один тяжелый момент я пережила на уроке английского языка. Миссис Маркс сказала, что в этом полугодии мы будем читать и писать сочинения о дилеммах и о том, какие проблемы бывают у детей.
- Типа, когда их дразнят, миссис Маркс? - спросила Ивонна.
- Безусловно, это одна из тем, которые мы будем разбирать. А как ты думаешь, почему некоторых детей дразнят?
- Потому что они зануды!
- Потому что выглядят по-дурацки!
- Потому что они жирные!
Я почувствовала, что весь класс смотрит на меня. Я уставилась прямо перед собой. Мне хотелось умереть.
- Миссис Маркс, вот у Дженны Уильямс есть книжка про то, как дети дразнятся, - быстро сказала Дженни. - Называется "Банда девчонок". Можно, мы ее почитаем на уроке? Там очень много про разные проблемы.
- Ох, девочки, эта ваша Дженна Уильямс… - сказала миссис Маркс. - Не пора ли вам начать читать что-нибудь другое? Впрочем, ты, Дженни, можешь в качестве домашнего задания написать сочинение по этой книге на тему о том, как детей дразнят.
- А можно, я тоже, миссис Маркс? - спросила Ивонна.
- И Эмили? - сказала Дженни.
Я благодарно улыбнулась ей, но мне хотелось написать на другую тему.
- Проблема девочки, у которой сдвиг по фазе из-за игрушечного оленя? - сказала Ивонна.
- Ха-ха, - сказала я.
- Так о чем будет твое сочинение, Эм? - спросила Дженни.
- Да так… О папах, - пробормотала я. - В общем, каково это, когда папы нет рядом.
Дженни сочувственно погладила мою коленку.
- Спорим, у Дженны Уильямс и об этом есть книжка, - сказала Ивонна.
- Да, "Поросенок в серединке".
Это была книга о девочке по имени Кенди. У нее мама с папой разошлись и все время спорили, кто из них возьмет ее к себе. У Кенди был такой миленький игрушечный поросеночек по имени Репка, она всюду таскала его с собой.
Я прочитала эту книжку, наверное, раз пять, так что могла начать свое сочинение хоть сейчас. Я исписала целых четыре страницы и еще нарисовала Кенди, ее маму с новой семьей и папу с его новой семьей. Я даже нарисовала Репку в игрушечном свинарнике, сделанном из обувной коробки.
- Ты очень быстро читаешь, Эмили, - сказала миссис Маркс на следующий день, когда я сдавала ей работу. - Знаешь что, а давай подберем тебе еще несколько книг о детях, которые оказались в той же ситуации, что и Кенди из "Поросенка в серединке".
Она стала перебирать детскую классику на полке в углу - книги, на которые никто никогда даже не смотрит, не то чтобы читать.
Я сказала:
- В старину не было разводов.
- Не было, но тем не менее случалось, что семьи распадались или ребенок терял отца из-за какого-нибудь несчастья, - сказала миссис Маркс. - Почитай-ка "Маленькую принцессу", Эмили. Я думаю, тебе понравится. И вот еще - "Маленькие женщины" и "Вагонные дети".
Я немножко воспряла духом.
- Я видела фильм, он мне понравился. Только книжка, наверное, очень старомодная и ее трудно читать?
- А ты попробуй, и узнаешь, - сказала миссис Маркс.
Ивонна скорчила испуганную рожицу, когда увидела, что мне дали целых три книжки из детской классики.
- Ты раньше всех сдала домашнюю работу, и за это тебя еще и наказали? - сказала она. - Бедненькая ты, Эм!
Даже Дженни ужаснулась. Но я как начала читать книжку Эдит Несбит "Вагонные дети", так сразу и втянулась. Через две страницы чтение пошло так же легко, как с книгами Дженны Уильямс, и старинный слог нисколечко мне не мешал. Странно немного было, что Бобби в четырнадцать лет не красилась, не носила высокие каблуки и вообще одевалась как маленькая девочка. Вела-то она себя совсем как взрослая. Бобби, Филлис и Питеру разрешали путешествовать по всей округе, и их мама совершенно за них не беспокоилась.