Я торжествующе кивнула бабушке, но победа не доставила мне радости. Я знала, что Максик действительно выглядит глупо в своем ковбойском наряде. Громадные папины сапоги доходили ему почти до попы. Вита, конечно, смотрелась отпадно, но в такой одежде впору отправиться на какой-нибудь танцевальный конкурс, а не на прогулку. И как я ни уговаривала себя, что топик с котеночком выглядит на мне вполне нормально, но он с каждой минутой становился все больше похож на ночную рубашку.
Зато мама расчесала мне волосы и дала бархатную ленту. Легкие волосики Виты она тоже перевязала лентой, а черные лохмушки Максика залила гелем, чтобы они торчали в разные стороны, получилось очень даже ничего.
Потом мы стали ждать. Мы ждали, и ждали, и ждали. Мама пила кофе, чашку за чашкой, и без конца курила. Я потихоньку лопала шоколадное печенье, потому что у меня все время сосало под ложечкой. Я старалась чем-то занять Виту с Максиком, показывала, будто Балерина рисует для них Максиковыми фломастерами картинки о своей жизни у Санта-Клауса, но я понятия не имела, как нужно рисовать санки, да и олени у меня получались довольно паршиво.
Я никак не могла сосредоточиться, все прислушивалась, не слышно ли папиных шагов за дверью. Все мне чудилось, что он идет, я кидалась открывать, но на пороге никого не было.
- Говорила я вам, он не приедет, - сказала бабушка.
Мне захотелось ее ударить. Судя по маминому лицу, ей тоже этого хотелось.
- Не торопись его осуждать, мама. Еще не очень поздно. Он же не назначил точного времени, просто сказал, что зайдет за детьми утром.
- Джули, сейчас без четверти двенадцать.
- Строго говоря, это еще утро.
- А ты, строго говоря, доверчивая дуреха, изводишь себя из-за этого никчемного бездельника. Посмотри, в каком ты состоянии, и дети тоже, между прочим.
- Отстань от мамы, и хватит говорить гадости про нашего папу! - не выдержала я. - И вообще, так не полагается говорить при детях!
- А детям не полагается хамить бабушкам, нахалка! Эм! Эм, я к тебе обращаюсь!
Я ее не слушала. За дверью раздались шаги. Я кинулась в прихожую. На этот раз я не ошиблась!
- Папа!
Я повисла у него на шее. Он был небритый, с колючим подбородком и весь растрепанный, будто только что встал с постели, но мне это было безразлично.
- Папа, ах, папочка! - завизжала Вита, подражая девочке из видеофильма "Вагонные дети".
Папа подхватил ее на руки.
- Па-а-апа! - заорал Максик и с такой силой боднул папу тщательно причесанной головой, что все мы чуть не повалились на пол.
- Тихо, дети, тихо! - сказал папа.
Он остановился, кашлянул, потер себе лоб между бровями и посмотрел через всю прихожую туда, где стояла мама.
- Здравствуй, Джули, - сказал он тихо, как будто их только что познакомили.
Мама ничего не сказала. Она скрестила руки на груди, крепко сжимая пальцами локти.
Папа сказал:
- Я пойду погуляю с детьми, хорошо?
- А можно, мама тоже пойдет? - попросила я.
Папа замялся:
- Ну… Сегодня такой особенный день, только для нас с вами.
Мама повернулась на каблуках, ушла в кухню и закрыла за собой дверь.
- Черт. Джули! Слушай, ну идем с нами, если тебе так хочется. Я знаю, нам нужно поговорить. Я просто не хотел скандала, пожалей детей! - сказал папа.
- Да как ты смеешь! - сказала бабушка.
- Черт, сил моих больше нет, - сказал папа. - Дети, пошли, шевелитесь.
Он взял Виту и Максика за руки и потащил к двери.
- Папа, подожди! Они не надели куртки! И потом, Максик не сможет ходить в твоих сапогах.
Я сорвала с вешалки наши три куртки и принялась разбрасывать в стороны старые резиновые боты и тапки, разыскивая ботинки Максика.
- Ты прямо маленькая мама, Эм. Самая взрослая из всех нас, - сказал папа.
Сердце у меня забилось от гордости под рубашечкой с котенком. Мы вышли из дома вслед за папой, на ходу натягивая куртки. Максик не успел зашнуровать ботинки, и они хлопали на каждом шагу. Мы не попрощались с бабушкой, даже с мамой не попрощались.
4
Папа повез нас в Лондон на поезде. На вокзале он взял нам всем по стаканчику черного кофе и пакет пончиков. Сам он весь передернулся, когда я предложила ему пончик, посыпанный сахарной пудрой.
- Ты чего, пап, они такие вкусные!
Я так вгрызлась в пончик, что из него брызнул ярко-красный джем.
- Смотрите, у меня губная помада! - Вита размазала джем вокруг рта.
- И у меня, и у меня! - подхватил Максик.
- Я не очень голодный, Эм. Ешьте сами, ребята, - сказал папа.
Ты не заболел, пап? - спросила я заботливо.
- Я прекрасно себя чувствую, - ответил папа, дрожа. Он плотнее обмотал шею моим вязаным шарфом. - О-о, что за шарф, такой уютный!
В поезде папа сразу задремал. Вита все время порывалась его разбудить, а Максик через две минуты после отхода поезда принялся спрашивать: "Уже приехали?" - но я кое-как их занимала всю дорогу. Мы смотрели в окно, разглядывали садики около домов, мимо которых проезжали, и пытались угадать, в каких из них живут дети.
Вита и Максик непрерывно ссорились из-за того, кто первый заметил в очередном садике качели, песочницу, велосипед или мячик. А я смотрела на папу. Он был совсем бледный, как-то весь сгорбился и хмурился во сне. Я подумала: вдруг ему снимся мы? Вот бы сейчас нашептать ему на ухо, загипнотизировать, пока он спит: "Ты вернешься домой, папа. Ты любишь маму, Виту, Максика и меня. Ты не можешь жить отдельно от нас".
Когда приехали на вокзал Ватерлоо, я осторожно тронула его за руку. Папа открыл глаза и посмотрел удивленно, как будто совсем про нас забыл. Потом улыбнулся. На вокзале он зашел в мужской туалет, а когда вернулся, выглядел получше: лицо умытое, дыхание пахнет мятой.
- Ну что, мои хорошие, идем смотреть процессию.
Он объяснил, что это будет совершенно необыкновенная новогодняя процессия. Добираться пришлось пешком, потому что Максик до смерти испугался эскалатора в метро. Папа рассказывал про процессию, и Вита с Максиком в конце концов поверили, что там действительно будут всадницы в сверкающих бикини верхом на белоснежных лошадях и раскрашенные слоны, у которых бивни украшены драгоценными камнями, и крылатые обезьяны, летающие у зрителей над головами и срывающие с них шляпы.
Я-то знала, что он все выдумывает, но и сама чуть было не поверила, так что действительность нас всех разочаровала. Во-первых, нам почти ничего не было видно из-за толпы. Папа по очереди брал Виту и Максика к себе на плечи. Я была для этого слишком большая. Поднявшись на цыпочки, я видела вдалеке головы поющих девушек. Иногда они подбрасывали в воздух свои жезлы или взмахивали перьями, но больше ничего было не разглядеть. Проезжали большие платформы, на которых стояли разные знаменитости, все такие разряженные, они махали руками и что-то кричали, но мы почти никого не могли узнать.
Максик хныкал и жаловался каждый раз, как приходилось уступить Вите место на папиных плечах, и я попробовала сама его поднять.
- Выше, Эм, подними меня повыше! - пищал Максик. - Мне не видно сосиску!
Тут, как будто Максик потер волшебную лампу, в толпе показалась гигантская сосиска и двинулась прямо на нас. Это была реклама новой утренней телепередачи "За завтраком". Со всех сторон мелькали люди, одетые яичницей, беконом, чашками чая и коробками кукурузных хлопьев. Они семенили мелкими шажками в неуклюжих костюмах из полистирола. Когда сосиска оказалась в стороне от своих товарищей-продуктов, было не так-то легко понять, что именно она изображает. Многие зрители покатывались со смеху, потому что представили себе нечто неприличное.
Я слишком высоко подняла Максика, он увидел сосиску и завизжал от страха:
- Чудище! Чудище! Розовое чудище хочет меня поймать!
Зрители давились от хохота. Они не понимали, что Максик по-настоящему испугался.
- Эй, Максик, это же просто здоровенная сосиска, - сказал папа. - Не бойся, солнышко. Пускай сосиска тебя боится. Ты ее - ам - и съешь!
Максик так громко орал, что не слышал, что говорит папа. Да он бы, наверное, все равно ему не поверил.
Я сказала:
- Надо уходить отсюда, папа.
- Как? - спросил папа.
Люди стояли так плотно, что трудно было дышать.
Тут Максик показал нам - как. Он замер с раскрытым ртом, сильно дернулся - и его вырвало прямо на меня. Толпа расступилась, словно по волшебству, и папа вывел нас на свободное место. Теперь уже и я плакала заодно с Максиком. Вита тоже разревелась, чтобы не отстать от нас.
Папа беспомощно смотрел на нас. Он попробовал вытереть нас с Максиком бумажным носовым платком, но это было бесполезно. Рвота попала мне даже на волосы.
- Иди в туалет, вымоешь волосы под краном, - сказал папа. - Вита, иди с ней, поможешь.
- Фу, я не буду трогать рвоту, мне противно! И вообще, я не умею мыть волосы, мне всегда мама голову моет, - сказала Вита. - Гадость какая! Вот меня никогда не тошнит.
- Меня тоже не тошнило, - всхлипнула я.
- На Рождество тебя стошнило, - сказала Вита.
- Прекрати, Вита, - сказал папа с таким видом, точно и у него к горлу подступила тошнота.
- Розовое чудище, за мной гонится розовое чудище! - снова завопил Максик.
- Да ладно тебе, Максик, мы уже давным-давно ушли от этой дурацкой сосиски. И никакое это не чудище, а просто бедный безработный актер, вроде твоего папочки, в задрипанном костюме. Помнишь, Максик, я однажды изображал цыпленка в торговом центре, на открытии закусочной с блюдами из курицы? Я квохтал: "Куд-куд-кудах!" - и постоянно натыкался на разных мелких детишек.
- Пап, он тебя не слушает. - Я завертела шеей. - Б-р-р, у меня весь воротник мокрый. Я больше не могу!
- Давай-ка снимем с тебя куртку. - Папа помог мне вылезти из нее, держась на расстоянии вытянутой руки. - Боже, и эта твоя ночнушка тоже вся уделана. Может, купим тебе новый топ, или жакет, или что там еще, а эту слякоть затолкаем в сумку? Эм, где мама покупает для тебя одежду?
Я сказала:
- Не знаю.
В обычных детских магазинах сложно было найти одежду на мой размер, но я не собиралась рассказывать об этом папе. Бабушка однажды заказала по почте каталог "Большие детки", так я чуть не умерла, потому что там была специальная одежда для толстых детей. Я знала, конечно, что я толстая, но мне совсем не хотелось вспоминать об этом каждый раз, как посмотрю на этикетки.
Папа сказал:
- Попробуем тебя хоть чуть-чуть почистить, Эм, а потом зайдем в какой-нибудь шикарный универмаг. Там есть специальные отделы для девочек всех типов.
Видимо, он имел в виду - всех размеров. Я кивнула, радуясь его деликатности, но все равно почувствовала, что становлюсь ярко-розовой.
- Так нечестно! - тут же заныла Вита. - Если Эм купят новую одежду, тогда и мне тоже! Я же не виновата, что Максика стошнило не на меня! Можно мне тоже купить что-нибудь новенькое? Папа, ну пожалуйста! Мне очень нужен новый топик с блестками, и еще такие блестящие брючки, и чтобы в них было много-много карманов, и еще бывают такие кроссовки, розовые с фиолетовым и с такими блестяшками на подошве, ну такие клевые!
- Хорошо, хорошо, модница ты моя, - сказал папа. - Договоримся так: вы заставите Максика заткнуться, и тогда я вам всем куплю новые наряды.
Я с тревогой посмотрела на папу. Я знала, что у него нет своих денег. Я сто раз слышала бабушкины сетования по этому поводу. Но не могла же я ходить по городу, перемазанная рвотой. Мне очень хотелось, чтобы папа купил нам всем новую одежду, и я промолчала.
Все равно ничего из этого не вышло, только время зря потратили. Все магазины, какие нам попадались, были закрыты.
- Черт, ну что же нам делать? - повторял папа. - Эм, ты вся дрожишь. Ты простудишься насмерть в мокрой куртке. Наверное, нужно отвести вас домой.
- Нет! - истошно закричала Вита. - Нет, нет, не надо! Ты обещал, что будешь гулять с нами целый день. Отправь Эм домой, и все!
- Да, отправь Эм домой, и все, - подхватил Максик.
- Это подло, Максик! - возмутилась я. - Ты во всем виноват, не я!
- Тише, тише, успокойтесь! - сказал папа. - Никто никого никуда не отправит. Я знаю, что делать. Пойдем ко мне домой.
Мы все так и уставились на него. Что значит - к нему домой? Звучит как-то уж слишком бесповоротно.
Там не его дом. Это дом Сары.
Ехать нужно было на метро.
- Ты уж потерпи, Максик, - сказал папа. - По-другому туда не добраться. Будь мужчиной!
У Максика и мальчишкой-то быть не очень получалось. Он захныкал, как грудной младенец. Папа взял его на руки и понес. Когда из туннеля с грохотом выкатил поезд, Максик со стоном уткнулся головой папе в грудь, спрятавшись под шарф как под одеяло.
Я застыла на сиденье, вся промокшая и вонючая, все от меня шарахались и таращились издалека. Одна Вита из всего нашего семейства выглядела нормальным человеком. Она сидела, спокойная и довольная, улыбалась другим пассажирам, а те умилялись и сюсюкали, глядя на нее.
Вот бы я была не я, а Вита! Я всю свою жизнь мечтала, чтобы я была не я, а Вита.
Когда мы наконец вышли из метро, она доверчиво вложила свою ладошку в папину руку.
- Папа, а твой дом красивый?
- Ну, строго говоря, принцесса, этот дом не мой. Вот если бы у меня по волшебству появился собственный дом, он был бы точно такой, как сказочный замок, с четырьмя башенками, и одна из этих башенок была бы твоя. Представь, ты поднимаешься по лестнице, где гуляет ветер, на ступеньках постелен ярко-розовый ковер, стены нежно-розовые, и на них узор из бабочек и синичек, а на самом верху - деревянная дверь, на ней вырезаны сердечки и цветы, а за дверью - твоя собственная замечательная комнатка.
- Можно, она тоже будет розовая?
- Самая-самая розовая на свете! Там будет розовая кроватка с бархатными розовыми занавесками, и лоскутное одеяльце всех оттенков розового цвета, и на каждом лоскутке вышито красное сердечко.
- А где будет спать Балерина?
- О, у Балерины будет отдельная кроватка в форме саночек. Мы подвесим над ней колокольчики, они будут тихонечко звенеть - динь-динь, - и ей будет сниться, что она снова скачет по небу с Санта-Клаусом.
- Ой, ты сказал неприличное слово, - пискнул Максик, все так же стискивая папину шею и обхватив его ногами за талию. - У нас в садике говорят "динь-динь", когда кому-нибудь хочется писать. Пап, мне нужно пописать.
- Подожди немножко, сынок.
- Не могу, - заерзал Максик.
- Постарайся все-таки! Нам сегодня и так хватило твоих биологических жидкостей, - сказал папа. - Верно, принцесса Эсмеральда? Ну что, пойдем теперь в твою башню?
- Нет, в мою, в мою! - потребовал Максик. - Я тоже хочу жить в отдельной башне со всеми моими медведиками!
- Ну конечно, ты можешь устроить себе настоящую берлогу, и мы тебе припасем много-много горшков с медом и ложки всех размеров, а для тебя поставим большущую-пребольшущую бочку меду и черпак, и будешь ты этот мед лизать и лизать, пока весь не перемажешься. А потом пойдешь в свой собственный отдельный бассейн и будешь там плескаться, пока не станешь чистенький-чистенький, а потом… Что ты станешь делать потом, принц Максик?
- Опять начну есть мед! - причмокнул Максик.
- Правильно, молодец! - Папа с трудом обернулся - Максик мешал ему двигаться. - Бедненькая Эм, у тебя такой несчастный вид! Не волнуйся, солнышко, мы тебя быстренько почистим, обещаю. Давай теперь устроим для тебя башенку.
Мне очень хотелось, чтобы папа придумал и для меня чудесную комнату, но прежде мне нужно было кое о чем спросить.
- А что будет в твоей башенке, папа?
Папа поперхнулся. Он сразу понял, к чему я веду. Кто станет с ним жить в его башенке? Наша мама… или эта Сара?
Я мысленно уже представляла ее себе. Я часто смотрела с мамой и бабушкой старые фильмы по телевизору и разные сериалы. Я знала, как выглядят нехорошие женщины которые уводят мужчин из семьи. Они все, как одна, блондинки с алыми накрашенными губами, и все носят облегающие платья, чтобы показать свою фигуру. Они много смеются, проводят языком по губам и то и дело закидывают ногу на ногу. Я знала, что с первого взгляда ее возненавижу.
Папа привел нас к длинному ряду магазинчиков и направился к обшарпанной двери рядом с индийской бакалеей.
- Пап, это же магазин! - сказала Вита.
- Я над ним живу. Очень удобно, если вдруг в доме кончится хлеб или молоко, - сказал папа.
- Разве можно жить над магазином? - удивился Максик и вытянул шею, как будто ожидал увидеть на крыше папину кровать, а его стул - прямо на дымовой трубе.
- Я живу под крышей, малыш. Это просто обыкновенная квартира, - объяснил папа.
Он открыл дверь и повел нас внутрь. На лестнице было темно и пахло непривычной едой.
- Мне здесь не нравится! - завопил Максик.
- Боюсь, тебе придется как-то это пережить, - мягко ответил папа.
- Так это и есть твоя квартира, папа? - спросила Вита, остановившись на середине лестницы.
- Точнее, квартира Сары.
Вита ничего не сказала, только потихоньку ухватилась за мою руку. Я сильно сжала ее маленькую руку, и она сжала мою в ответ. Папа постучал в дверь, хотя ключ был у него в руке.
- Сара, радость моя! Я пришел с детьми! - крикнул он.
Потом отпер дверь, и мы настороженно перешагнули порог. Прихожей там не было. Мы сразу оказались в комнате. В углу стояла кровать, и в ней кто-то лежал, свернувшись под лиловым бархатным одеялом.
- Сара, - позвал папа.
Она пошевелилась, но из-под одеяла так и не вылезла.
- Сейчас еще не пора спать, - сказал Максик.
- Может, она заболела? - предположила Вита.
- Да нет, дети, она здорова. Просто спит, - сказал папа. - Сара, проснись! Я привел детей познакомиться с тобой.
Он сунул руку под одеяло и легонько потряс Сару.
- Фрэнки? - пробормотала она и села.
На ней не было ни ночной рубашки, ни пижамы, только полосатая маечка. Она была маленькая и худенькая, почти как Вита, с взъерошенными короткими черными волосами и темными тенями вокруг глаз. На голом плече у нее была татуировка в виде синицы, и синий лак в тон на коротких обкусанных ногтях.
Она заморгала, посмотрела на нас, почесала голову и наморщила нос:
- Боже, Фрэнки, ты что тут, наблевал?
- Не я, дети. Мы потому и пришли. Бедненькой Эм срочно нужна ванна.
- Это не меня стошнило! - возмутилась я.
- Но переодеться требуется тебе. Сара, у тебя найдется что-нибудь чистое - одолжить Эм? - спросил папа.
- Дьявольщина, Фрэнки, откуда я знаю. Наверное, найдется. Слушайте, дети, вы там поживее купайтесь, мне тоже нужна ванна. - Она улыбнулась папе. - Приготовишь мне чашечку кофе, м-м?
- Конечно, дорогая, - сказал папа.
Мы смотрели на нее в ярости. Что это она вздумала командовать нашим папой? Да она не намного старше меня!
- Ты девочка или тетя? - спросил Максик.