В тире на полке выстроились плюшевые игрушки размером больше нашего Максика: бежевые верблюды с высунутыми розовыми язычками, толстые слоны с громадными ушами и крохотными блестящими глазками, полосатые зебры с жесткими черно-белыми гривами и густыми черными ресницами, пятнистые янтарные жирафы с длинными качающимися шеями и коротенькими хвостиками с кисточкой на конце.
Мы с Витой и Максиком восхищенно рассматривали этих роскошных зверей. Потом с надеждой посмотрели на папу.
- Ничего не выйдет, детишки. Все это сплошной обман. Мне ни за что не набрать нужное количество очков, - сказал папа.
Но он все-таки попробовал. Разменял десятифунтовую бумажку и стрелял снова и снова.
- Не везет вам сегодня, сэр, - сказала девушка за прилавком, меряя папу взглядом с головы до ног.
- Действительно, не везет. Дети просто без ума от ваших чудесных игрушек, а мне не светит выиграть хоть одну. - Папа улыбнулся девушке своей особенной улыбкой. - Слушайте, вы уже нажили на мне десять фунтов. Что, если я добавлю еще десятку, и вы осчастливите моих малышей верблюдом?
- Я бы с удовольствием. - Девушка придвинулась поближе к папе, сладко улыбаясь. - Но верблюды у нас все на счету.
- А слоника? Зебру? Как насчет того жирафа в углу, с провисшей шеей?
- Босс меня загрызет, - сказала девушка. - Не могу, честное слово, не могу если вы его честно не выиграете.
- Но мы же с вами знаем, что честно выиграть здесь невозможно, - сказал папа. - Одно сплошное надувательство.
- Такова жизнь, - пожала она плечами. - Вот маленький утешительный приз для ваших малышей, хотите? - Она бросила нам по пакетику с мармеладками. - Может, вы как-нибудь еще зайдете… без детей?
Папа засмеялся и стал шептать ей что-то на ухо.
Вита глянула на него исподлобья и потянула за руку.
- Идем, пап, - сказала она сердито.
Папа скорчил смешную рожицу:
- Прости, принцесса Вита, я просто надеялся уговорить эту барышню, чтобы она подарила тебе верблюда. Ну ничего, зато мы сейчас выиграем тебе мишку.
Он остановился у автомата для выуживания игрушек. Плюшевые мишки всех цветов радуги, сваленные в прозрачный ящик, прижимались носами к стеклу, свернув мордочки на сторону и выпучив глазки-бусинки.
- Ого! Как тесно они там набились, мне ни за что не вытащить ни одного, - сказал папа.
- А я хочу мишку! - объявил Максик, поднимаясь на цыпочки, чтобы лучше разглядеть медвежью свалку.
- Малыш, у тебя же дома целая сотня медведей, - сказал папа.
- А полосатого нет! Я хочу вон того, мистера Полосатика! - Максик ткнул в стекло липким пальчиком.
- А я хочу ярко-розового. Он цветом точь-в-точь как нос у Балерины. Они у меня подружатся. Пожалуйста, пожалуйста, папа, вылови мне розового мишку! - взмолилась Вита, подпрыгивая от волнения.
Папа закатил глаза, потом посмотрел на меня.
- Ну а ты, принцесса Эсмеральда, небось желаешь изумрудно-зеленого мишку? - спросил он.
- Да ладно, пап, - сказал я, хотя мне действительно до смерти этого хотелось.
Я присмотрела себе совсем маленького зелененького медвежонка с ярко-синими глазками и озабоченной мордочкой.
- Вот этого, да? - Папа показал на моего синеглазого мишеньку.
- Папа, ты волшебник! - Я сказала это почти серьезно.
- Постараюсь выловить вам ваших медведей, но это будет непросто, - сказал папа.
Он разменял еще одну десятифунтовую бумажку и принялся орудовать манипулятором. Это была жутко неуклюжая, громоздкая штуковина. Металлические клешни захвата каждый раз промахивались мимо медведя. Иногда папе удавалось ухватить мишку за лапу, за ухо или за нос, но потом захват соскальзывал и пустой уезжал в сторону.
Мы неотрывно следили за ним и замирали, не дыша, всякий раз, как манипулятор зависал над очередным медведем. И после каждой неудачи мы все четверо хором выдыхали:
- О-о-о!
На последнем проходе папа все-таки выловил мелкого кособокого желтого мишку, который угрюмо уцепился лапкой за стальные клешни.
- Это мне, пап? - спросила Вита.
- Мне больше хотелось мистера Полосатика, но желтый тоже ничего, - сказал Максик не очень уверенно.
- Этот желтый мишка не для тебя, Максик. И не для тебя, Виточка.
- Для меня, да, папа? - спросила я.
- Прости, солнышко, но он уже занят, - сказал папа. - Он мой.
- Ты его назовешь мистер Желтяк? - спросил Максик.
- Нет, моего медвежонка будут звать Лучик.
- Какое-то неинтересное имя, - сказала Вита.
- Очень даже интересное, моя дорогая. Это мой маленький Солнечный Лучик. Он будет мне напоминать о том, какой счастливый день мы провели вместе с вами.
На прощание мы в последний раз с нежностью взглянули на мистера Полосатика, Розочку и крошку Синеглазку. Потом, крепко держась за руки, вышли из зала игровых автоматов и, дрожа от холода, двинулись в дальний конец пирса, к аттракционам. От картинга Максик; попятился, а при виде несущегося по кругу музыкального экспресса завопил от ужаса.
- Какой ты противный, Максик, - заворчала Вита. - Вечно трусишь. Ты вообще ничего не хочешь делать.
- Нет, хочу, - возразил Максик. - Я хочу покататься. Я хочу подняться к себе в башню.
Мы посмотрели на полосатую, розовую с красным башню, в которой размещался спиральный спуск.
- Максик, вряд ли там на самом деле стоит золотой трон, - шепнула я ему на ухо.
- Я знаю, - ответил Максик. - Это была просто сказка, правда, папа? Но все равно, это моя башня, да?
- Конечно, твоя, Максик. Ты очень щедрый и с удовольствием поделишься с Витой, Эм и со всеми этими людьми. Только там внутри темно - не испугаешься?
- Конечно, не испугаюсь, - храбро ответил Максик.
Папа купил нам всем билеты, мы вошли в башню и стали подниматься по лестнице на самый верх.
- Вот видишь, Вита, я ничуточки не боюсь, - пискнул Максик.
Вита не стала спорить. Ей и самой было не по себе. На полдороге она ухватилась за мою руку и больше уже не выпускала. Когда мы наконец оказались наверху, то увидели там человека, который выдавал всем плетеные коврики.
- Позволишь разделить с тобой золотой трон, Максик? - спросил папа, усаживаясь на коврике и пристраивая Максика к себе на колени.
Служащий подтолкнул их, они вихрем полетели вниз и сразу скрылись из виду. Было слышно, как визжит Максик.
- Что-то мне не хочется кататься, - сказала Вита. - Давай спустимся по лестнице.
- Нельзя, Вита, там уже другие люди поднимаются.
- Мне все равно.
- А им не все равно. Давай сядем вместе на коврик. Все будет хорошо, вот увидишь.
Ты совсем не боишься, Эм? - спросила Вита.
- Нет, - ответила я.
- Ты дрожишь.
- Я замерзла! Ну давай, садись со мной на коврик.
Я уселась на коврик, Вита примостилась у меня на коленях, крепко, словно клещами вцепившись в мои ноги. Служащий сильно толкнул меня в спину, и мы понеслись в темноту вираж за виражом. Ветер бил нам в лицо, далеко внизу шумело море, на набережной сверкали огни. Мы как будто вдруг попали в одну из папиных чудесных сказок. Мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Я даже растерялась от неожиданности, когда мы вылетели из башни и шлепнулись на землю, хотя папа нас ждал и сразу помог подняться.
- Можно еще раз? - дружно взмолились мы.
Папа купил нам еще по билету. На этот раз я взяла к себе Максика, а Вита поехала с папой. Мне тоже хотелось разочек прокатиться на папином коврике, но Вита не справилась бы с Максиком, и вообще, я понимала, что уже слишком большая, чтобы кататься на ручках у папы.
Может, все-таки стоит выдерживать диету, прекратить перекусывать потихоньку… Но когда папа предложил поужинать жареной рыбой с картошкой, я не стала возражать.
В ресторане я увидела на стене часы и испугалась. Папа заметил, куда я смотрю.
- Не волнуйся, Эм, еще нет двенадцати часов. Нам пока не грозит превратиться в тыквы.
Вита с Максиком захихикали. Я промолчала, налегая на картошку. Я еще и у младших половину картошки съела, пока собиралась с духом, чтобы спросить у папы об одной вещи.
- Ты ведь предупредил маму с бабушкой, что повезешь нас кататься, да, папа?
Он укоризненно покачал головой:
- Что ты все суетишься, Эм? Вы - мои дети. Я не обязан спрашивать разрешения, когда мне хочется вас развлечь.
Мне было страшно приятно, что папа и меня включил в понятие "мои дети". Но тревога у меня внутри все росла.
- Папа, но, если ты им ничего не сказал, они же будут беспокоиться, куда мы делись.
- Перестань, Эм. Не порти нам все удовольствие, - сказал папа.
- Да, Эм, заткнись, - поддакнула Вита. - И кончай лопать мою картошку. Я хочу построить из нее домик.
- Да, заткнись, заткнись, заткнись, - завелся Максик.
Бабушка всегда сердится, если кто-нибудь из нас говорит "заткнись". Максик кривлялся, повторяя это слово без конца.
Они оба начали дурить, потому что очень устали. Я тоже устала. Я чувствовала, что вот-вот разревусь, как маленькая, от обиды. Это нечестно! Я никому не хотела портить удовольствие. Просто я не могла не думать о маме с о том, как они сейчас беспокоятся.
- Может быть, позвоним маме? - выдавила я.
- Незачем, - ответил папа. - Мы сейчас поедем домой, если ты этого хочешь.
- Нет, мы не хотим! - закричала Вита. - Мы хотим быть с тобой, папа. Мы хотим остаться с тобой до утра.
- Да, до утра, - сказал Максик, хотя глаза у него закрывались сами собой, а подбородок чуть не утыкался в тарелку с недоеденным ужином.
Я закусила губу и ничего больше не сказала. Папа заплатил по счету и взял Максика на руки.
- Меня тоже! - заорала Вита, протягивая ручки, точно детсадовский карапуз.
Папа кое-как взял на руки и ее. Я потопала за ним.
- Знаешь что я тебе скажу, Эм, - сказал папа, с трудом повернув ко мне голову. - Раз дети так устали, мы могли бы переночевать в какой-нибудь небольшой гостинице, а завтра я отвезу вас домой.
- Но… но у нас с собой нет пижам и ничего для купания… - растерялась я. - И в школу опоздаем…
- О боже, да не будь же ты такой занудой. Можно подумать, ты старше бабушки, - рассердился папа.
На этот раз я не смогла сдержать слезы. Папа заметил. Остановился. С трудом присел на корточки. Вита и Максик висели у него на плечах, как два рюкзака.
- Эм… Эм, прости. Я не то хотел сказать. Я не всерьез все это говорил. Не стал бы я ночевать в гостинице. Просто мне так хочется, чтобы этот день не кончался, родная моя.
- Мне тоже, папа, - всхлипнула я. - Я не хотела быть занудой. Мы и без пижам обошлись бы. Максик свою все равно никогда не надевает. И школу прогулять было бы здорово. Просто… Вдруг мама подумает, что мы никогда больше не вернемся.
Я представила, как испугается мама, и заплакала сильней.
- Не плачь, пожалуйста, Эм. С этими безобразниками я и утешить-то тебя толком не могу. Ну иди ко мне поближе, солнышко. Вот так. Утри слезки, принцесса Эсмеральда. Ты же храбрая девочка, которая обо всех заботится и никогда не плачет, верно? Не надо, золотце, ты надрываешь мне сердце.
- Я уже перестала, папа, - хлюпнула я.
- Вот и славно, маленькая. Сейчас я отвезу вас домой. Все будет хорошо, принцесса Эсмеральда. Я прикажу подать нашу серебряную карету.
Мы с папой загрузили Виту с Максиком на заднее сиденье.
- Хочешь тоже уютно устроиться сзади, Эм? У тебя такой измученный вид.
- Нет, я хочу сидеть с тобой, папа.
Я все равно не могла сейчас спать, я слишком растревожилась. Папа всю дорогу рассказывал мне запутанные истории про принцессу Эсмеральду, но я не могла толком сосредоточиться. Он и сам все время терял нить, так что история стала похожа на сон. Из дворца принцессы мы вдруг попали в ее мраморный бассейн, потом оказалось, что мы плаваем с дельфинами в океане. Мне уже начало казаться, что я действительно вижу сон. Вот сейчас настанет рождественское утро, я проснусь, и это на самом деле будет лучшее в мире Рождество, и папа никуда от нас не уйдет.
И тут машина затормозила около нашего дома. В доме горели все огни. Открылась парадная дверь, мама с бабушкой сбежали с крыльца и кинулись нам навстречу. Они обе плакали.
Мама изо всех сил обняла меня, потом заглянула в машину к Вите с Максиком. Они так крепко спали, что она никак не могла их разбудить. Мама отчаянно затрясла их.
- Вита! Максик!
- Тихо, тихо, с ними ничего не случилось. Успокойся, - мягко сказал папа.
- Успокойся?! - закричала мама.
Она выволокла Виту с Максиком из машины и подняла их на руки. Мама согнулась под их тяжестью.
Папа сказал:
- Давай я их понесу, родная.
- Родная?! - повторила мама. - Фрэнки, Богом прошу, не мучай меня больше. Или ты решил вернуться?
Папа замялся:
- Ах, Джули. Я вас всех очень люблю. Но я не могу врать. Я не вернусь, моя жизнь теперь там, с Сарой.
У мамы задрожал подбородок. Она стиснула губы. По щекам у нее покатились слезы.
- Мне хотелось бы вернуться сюда. Я очень тоскую по детям, - сказал папа. - Я люблю их, Джули.
- Да как ты смеешь! - Бабушка размахнулась и ударила папу по щеке так, что браслеты зазвенели. - Ты хоть понимаешь, в каком мы были состоянии? Мы думали, ты их похитил. Ты знаешь, что тебя ищет полиция?
- Черт подери, обязательно нужно было еще припутывать сюда полицию? Я не похититель какой-нибудь, я их отец!
- Хорош отец, бросил семью на Рождество, дети чуть глаза себе не выплакали!
- Послушай, ты же знаешь, я этого не хотел. Я хотел, чтобы всем было по возможности легче.
- А вот так, значит, легко? - сказала мама.
- Мне тоже нелегко, - сказал папа. - Может быть, вы все-таки перестанете кричать и драться? От этого все только становится еще ужасней и тяжелее. Я хотел порадовать детей, чтобы они запомнили этот день на всю жизнь.
- А что такое? - спросила мама. - Ты хочешь совсем с нами порвать, да?
- Видишь ли, Сару пригласили в один театр в Шотландии. Я думал поехать с ней, может, и для меня найдется работа. Но ты не беспокойся, малыш, я буду приезжать, навещать детей так часто, как только смогу, хотя дорога, конечно, обходится недешево.
- Побереги свои деньги, - сказала бабушка. - Хотя это в основном мои деньги, которые я имела глупость тебе одолжить. Мы не хотим тебя больше видеть. Убирайся к своей тупой подружке и не возвращайся. Никогда.
- Это несерьезно, - сказал папа и посмотрел на маму. - Ты ведь на самом деле этого не хочешь, Джули?
- Да, я этого хочу, - сказала мама. - Пошел вон, Фрэнки. С меня хватит. Мне нужен новый старт. Я больше не хочу видеть тебя, ты слышишь? Оставь меня и детей в покое.
Папа смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Одна щека у него все еще была красной - та, по которой бабушка его ударила. Он потер это место с ошарашенным видом. Потом глубоко вздохнул.
- Пусть так. Если ты этого хочешь. - Он посмотрел на Виту, на Максика, на меня. - А вы чего хотите, дети?
Я не знала, что сказать, что сделать.
Я хотела сказать папе, что хочу всегда-всегда его видеть.
Я хотела сказать маме, что больше никогда в жизни не хочу видеть папу.
Я хотела, хотела… Я разрывалась надвое.
Вита всхлипывала в полном изнеможении.
- Чего ты хочешь, принцесса Вита? - тихо спросил папа.
- Я хочу спать, - прохныкала Вита.
Максик уже вообще не мог говорить. Он лежал, скорчившись, на полу в прихожей и чуть слышно скулил.
- Посмотри, до чего ты их довел, - сказала мама. - Что ты за отец?
- Ладно, ладно. Я паршивый отец, никчемный муж, я не способен прокормить семью! - заорал папа. - Очень хорошо, я уйду из вашей жизни, и все будут довольны и счастливы. Начнем жизнь заново. Всем нужен новый старт.
Он вскочил в свою серебристую машину, завел мотор и умчался в ночь.
8
Папа не вернулся. Похоже, он говорил серьезно.
Новый старт.
Он прислал маме чек с шотландской маркой на конверте. Адреса не было. Не было и письма. Только на обратной стороне чека было наспех написано: "Привет от Фрэнки. Целую детишек много-много раз".
- Это не настоящее письмо, которое мы могли бы хранить, - грустно сказала я.
- И чек, считай, ненастоящий, - хмыкнула бабушка. - Он должен мне несколько тысяч и при этом широким жестом присылает вашей маме чек на сотню фунтов. Как будто на это можно жить!
Мне-то казалось, что сто фунтов - это огромная сумма. Я представила, как прихожу в универмаг "Флауэрфилдс" с сотней золотых монет в портфеле. Можно заглянуть в отдел "Медвежья фабрика" и купить уютного черного кота в хорошенькой пижамке; можно зайти в книжный и купить всю серию книг Дженны Уильямс; можно пойти в "Аксессуары Клэр" и накупить всевозможных заколок, резиночек для волос, блестящей помады; можно пойти в кондитерскую "Вкусная смесь" и набрать целый мешок конфет… И еще останется куча денег на подарки для Виты с Максиком.
Тут я подумала про разные скучные вещи: квитанции в желтых конвертах, кукурузные хлопья, рулоны туалетной бумаги, спагетти, молоко, и новая сменная обувь для Максика, и балетная пачка для Витиных занятий по хореографии, и мое новое зимнее пальто. Пожалуй, все-таки сто фунтов - это не так уж много.
Я надела себе на руку Балерину и стала с ней разговаривать.
- Не вешай нос, принцесса Эсмеральда! - сказала она. - Папа тебя не подведет. Ты же знаешь, он лучше всех на свете. Я уверена, очень скоро он пришлет еще один чек, а с ним - настоящее письмо, которое ты сможешь хранить. Подожди - и увидишь.
Я ждала. Писем от папы не было. И за аренду прилавка в Розовом дворце он тоже не заплатил. Феи пылились за решеткой.
- Просто не знаю, что делать, - говорила мама. - Мне не осилить две работы одновременно. Я не могу разорваться! Даже и при Фрэнки торговля не приносила много денег. Придется от нее отказаться.
- Нельзя, чтобы закрыли "Волшебную страну"! - ужаснулась я. - Что скажет папа, когда вернется?
- Да пойми ты, наконец, Эм, он не вернется! - Мама схватила меня за плечи и чуть не ткнулась носом мне в лицо.
"Он вернется, он вернется, он вернется!" - повторяла я про себя.
Каждый вечер перед сном я заставляла Балерину шептать это нам с Витой и Максиком. Мы ей верили. Может быть, и мама тоже верила, хоть и говорила совсем другое. Она выплачивала аренду за "Волшебную страну" до самой Пасхи.
Мы все надеялись, что уж на Пасху папа появится, хотя бы ненадолго. Этот праздник всегда был для него особенным. Помню, однажды на Пасху, когда Вита была совсем маленькая, а Максик вообще еще лежал в пеленках, папа взял напрокат костюм громадного кролика и нарядился Пасхальным Кроликом - прыгал, скакал и мотал длинными ушами.
В другой раз он спрятал по всему дому и в саду сотни крошечных шоколадных яиц в блестящих обертках, и мы все утро бегали, как ненормальные, - соревновались, кто больше найдет (я!).