- Ты не обижаешься, деточка? Он так любит тебя, просто души не чает. Ты уж его не огорчай. В жизни у него было немного радостей.
Я как на иголках сидела.
- У меня сердце плохое, - не переставала тетя Туся, - с ужасом думаю, как же он будет один?
Хотела спросить: почему один? Разве все мы не любим дедушку? Но промолчала.
В довершение тетя Туся и дедушка решили остаться до утра. А я-то уж думала: провожу на электричку и забегу к Алексею. Не везет.
23.00. Итак, на Черную дачу не попала. Меня не отпускали ни на шаг. Хотела ближе ко сну сбежать, да тетя Туся поместилась рядом на "еловой" террасе и наведывалась каждые десять минут: "А я тебе забыла сказать, деточка..." - и так далее.
Начала читать роман Гамсуна "Пан". Весьма поэтическая книга.
25 июня. Понедельник
Пошла за хлебом и забежала к Алексею.
Он сидел на террасе, завернувшись в плед, и читал.
- Маша! Я вас ждал. Вот плед на чердаке обнаружил. Все не так уж плохо.
- Вам лучше? - спросила я.
- Температура спала, но к вечеру снова будет. У меня сразу не проходит.
- Я вчера не могла прийти.
- Уже и не помню, что было вчера. Весь день в горячке.
- Вы что-нибудь ели?
- Признаться, и есть не хочется. Дайте корочку хлеба.
Я отломила ему свежую горбушку. Он посмотрел на меня внимательно:
- Как это странно, Маша.
- Что странно?
- Я словно вас тысячу лет знаю. И совсем не стесняюсь принять вашу заботу. Ведь когда уезжал на дачу, сказал себе: зароюсь как зверь в нору, спрячусь от всех.
- Значит, я вам помешала.
- Напротив. А потом мы так неожиданно встретились. Сначала в Москве, теперь на даче.
Вновь стала объяснять, что попала сюда случайно. Просто зашла узнать, почему дверь открыта. Глупо так объяснялась. Дача ведь не моя. При чем тут открытая дверь.
- Да я совсем не о том, - сказал он. - Когда увидел вас в белом платье... Эх, Маша, когда-нибудь объясню.
Долго я с ним разговаривать не могла, извинилась и понесла хлеб домой. Мама спросила:
- Зачем ты обгрызла буханку?
Я ответила смело:
- Это песик обгрыз.
Мама шутку не приняла, а в качестве наказания заставила меня крутить мясорубку.
Ходили купаться. Здесь резвились эти "семеро с ложкой". Бегали, возились, прыгали в воду с высокого берега. Тот симпатичный юноша на меня поглядывал. Я вдруг поймала себя на том, что в компанию эту уже не хочется. У меня сейчас странное ощущение. Существует два мира - один на Черной даче, другой вне ее. Здесь весело, шумно, солнце сияет, взлетают брызги воды. Все просто и однозначно. А там - таинственно, грустно и непонятно. Почему, например, Алексей сидел завернувшись в плед? Ведь на улице жарко. Между прочим, он не поблагодарил меня за белье, а я так старалась. Обидно.
Ужасно мне нравится "Пан". Это роман о возвышенной и одновременно несчастливой любви. Неужели так бывает? Любовь между лейтенантом Гланом и Эдвардой похожа на противоборство. Я бы не могла, как Эдварда. Когда она убеждается, что Глан ее любит, делает шаг назад. Но если, напротив, уходит Глан, Эдварда бросается к нему в объятия. Тут уж Глан ее отвергает. Они просто замучили друг друга. Так и расстались, любя и страдая.
26 июня. Вторник
У меня с Алексеем был разговор.
Спросила его, понравился ли тогда концерт. А он ответил:
- Я оказался там совершенно случайно.
- Мне так и показалось.
- Что показалось?
- Вы смотрели на всех удивленно.
- Как! Вы меня заметили?
Пришлось признаться.
- Да, я смотрел на всех удивленно. В тот вечер я не собирался в консерваторию. Это странный случай. Бродил по старым улочкам и вышел к Никитским воротам. Подходит ко мне человек и говорит: "Для вас оставлен билет". Я отвечаю: "Это ошибка". Тот возражает: "Нет, не ошибка". Сунул мне в руку билет и ушел. Я увидел, что билет в консерваторию. Решил подойти и кому-то отдать, наверняка найдутся желающие. Народу у консерватории было много. Но, представьте, никто не взял у меня билет. Их смущало, что я отказывался от денег. Но ведь и мне он достался бесплатно.
- Странно, - сказала я. - Билет на Шостаковича!
- Загадка. Вот я и решил пойти. Нечасто бываешь в консерватории. Но там меня подстерегали такие нелепости! Я решил, что схожу с ума.
Я спросила, какие нелепости. Лицо его пылало. Я Потрогала лоб - горячий. Опять начинался жар.
- Какие! - сказал он. - Вы еще спрашиваете. Там ведь сам Шостакович был?
- Да, Шостакович.
Он откинулся на диван:
- Меня снова дрожь колотит, и в голове смещенье.
- Я вас укрою, - сказала я.
- Сам Шостакович...
- Вам не понравилось?
- Так Шостакович же умер!
Я укрыла его пледом, а он все дрожал.
- Ты говоришь, Шостакович, - бормотал он, - я помню, ты ходила на Шостаковича, но это было давно. Ты любишь музыку. Ты играла Шопена и Баха, ты могла хорошо играть. Ты многое могла, но ничего не сумела. А Шостакович умер. Но мы с тобой живы, мы-то живы...
И он забылся. Еще посидела немного и собралась домой. Белье, между прочим, так и лежит на кресле. Он его не заметил. Ужасно рассеянный.
Решила учить голландский. Дедушка мне подсказал. Английский и французский многие знают, а вот голландский редкость. Дедушка обещал педагога, а пока смотрела учебник. Голландский язык кажется мне чем-то средним между английским и немецким. Посмотрим. Сейчас уже ночь, и хочется спать.
27 июня. Среда
Аня вчера перед сном устроила сцену. Пришла и расплакалась.
- Ты меня забыла, не любишь меня, совсем со мной не разговариваешь!
Я успокаивала как могла.
- Ты все время уходишь, все время уходишь. Я знаю, ты с Димой встречаешься.
Я, конечно, возражала.
- Поклянись!
Пришлось поклясться. Эта сцена меня расстроила. Почувствовала, что между мной и домашними назревает взрыв. Он был всегда, но условный. Я таила свои мысли, никому не рассказывала, куда уносит меня воображение. Теперь же не только мысли, появилось нечто реальное. Ох, если бы они узнали, что я навещаю взрослого мужчину, забочусь о нем, таскаю белье! В конце концов, ничего дурного не делаю, но разве они поймут? Помню, в конце весны я опаздывала на день рождения к Оле Мещеряковой и заикнулась насчет такси. Как они возмутились! "В твои годы ездить в такси одной!"
Больше всего меня огорчает, что я отталкиваю Аню. С другой стороны, что рассказать? Как все это представить? Ведь я сама пока мало что понимаю. Здесь Аня только бы помешала. Нет, нет, Черная дача моя!
Прекрасная идея меня посетила. Объявила всем, что буду ходить "на этюды". Сослалась на Эмиля Золя. В молодости он брал записную книжку, карандаш и шел в город. Замечал типы людей на улицах, подсматривал сценки и тут же описывал как бы с натуры. Это называлось ходить "на этюды". Этюды Золя пригодились, многие вошли в романы без изменений.
Домашние одобрили мою затею. Дедушка был доволен, а тетя Туся шепнула маме:
- Критика всегда идет на пользу.
Нашла солидную записную книжку, вооружилась ручкой и отправилась на улицу. Домашние провожали меня как в плаванье. На крыльцо высыпали, лица довольные. Еще бы! Маша занялась делом, да еще по своей инициативе. Эх!
Разумеется, я все это придумала, чтобы чаще бывать у Алексея. Коварное создание!
Что-то мешало мне сразу отправиться на Черную дачу. Внутреннее неудобство, стыд, что обманываю своих. Решила хоть какой-то "этюд" сотворить. Отправилась к речке. Денек сегодня пасмурный, довольно прохладный. Дошла до омута, забралась на склонившуюся к воде ветлу и тут записала:
"Омут глубокий, тяжелый. Над ним становишься тоже тяжелой. Хочется камнем упасть вниз. Сорвался лист, сел на воду и застыл. Серый прохладный день".
Вот и весь этюд. Что-то японское. Больше ничего не могла придумать.
По дороге домой зашла к Алексею. Ему лучше. Он сидел за столом и писал.
- Вот решил поработать.
- А что вы пишете?
- Я, Маша, задумал книгу.
- Вы писатель? - удивилась я.
Он усмехнулся, пожал плечами.
- А про что будет книга?
- Пока я знаю только название. "Дни поздней осени". Помните, у Пушкина: "Дни поздней осени бранят обыкновенно..." ?
Еще бы не помнить! Только недавно твердила.
- Про что книга? - Он задумался. - Наверное, про расставанье. Каждому с кем-то приходится расставаться. Я очень люблю Пушкина, поэтому и решил так назвать.
- Наверное, это будет невеселая книга, - сказала я.
- Мне хочется написать хорошую книгу. Гораздо лучше тех, что писал раньше.
- Значит, у вас были книги?
- Да так... Но я не решился бы назвать себя писателем. Писатель - это очень серьезно.
- А нельзя почитать ваши книги? - спросила я.
- Нет, нет. Они недостойны того. Если эта книга получится, буду вслух вам читать понемножку.
Я собралась уходить.
- Огромное спасибо за простыни, Маша. Когда-нибудь отплачу за вашу заботу.
Я, кажется, покраснела.
Итак, он писатель! Я постеснялась спросить, вышли его книги или нет. В конце концов, какое это имеет значение? Если человек пишет, значит, он писатель. Хотя, впрочем... Папин знакомый по фамилии Карабанов целый роман написал и за другой принялся. Всем читает, слушать его ужасно скучно. Значит, Карабанов не писатель. Интересно узнать, как пишет Алексей. Ужасно мне любопытно. Если как Карабанов, я буду разочарована.
Какое все-таки совпадение. "Дни поздней осени"! Строчка, которая меня заворожила. Книга про расставанье. Не может быть, чтобы это вышло плохо. Я почему-то верю в него.
И вот сейчас захотелось увидеть Диму. Совсем о нем позабыла, так нельзя. Разыщу завтра и попрошу почитать стихи.
Спокойной ночи!
28 июня. Четверг
Сегодня "семеро с ложкой" со мной познакомились. Увы, не моя компания. Все глупо так вышло, неловко.
Они плескались в реке, и я оказалась в середине. На меня полетели каскады брызг, я тоже била ладонями по воде.
- Иди к нам, - сказали они.
Сразу на "ты". Я не привыкла, но все же уселась с ними. Никто не собирался со мной знакомиться, просто болтали вместе, дурачились. Среди них две девушки одна с белыми длинными волосами, другая коротко стриженная.
- Где ты живешь? - спросили они.
Я ответила.
- Вечером приходи на омут, будем жечь костер.
Между прочим, они вытащили из песка бутылку вина и дружно ее распили. Я отказалась от своей доли.
- Пора приобщаться, - сказал тот, который мне нравился. - Тебя как зовут?
- Сначала самому принято назваться, - храбро сказала я.
- Ого! Называюсь. Борис.
Сказала и я свое имя.
- Ты, наверное, еще в школе?
- Угадали.
- Пора приобщаться, - снова сказал он.
Я заметила, что у каждого есть ходовое словечко. Один через фразу говорит "все красиво":
- Пошли, приняли по стакану, и все красиво.
Борис нажимает на обращение "господа офицеры".
- Ну-ка, подвиньтесь, господа офицеры, - это мне и длинноволосой девушке.
Отношения у них свободные, пустоватые. Парень и девушка с короткими волосами пошли в сосны.
- Ну, опять целоваться, - сказал Борис. - А ты целоваться умеешь? - это ко мне вопрос.
Черт знает что. Живут они, оказывается, в палатках за омутом. Пробудут здесь еще несколько дней и двинутся дальше. Туристы! Я потихоньку так отодвинулась и помчалась домой. Еще приключений мне не хватает!
Дима тоже прихворнул. Мы с Аней его навестили. Дима лежал на кровати важный и бледный. Аня спросила, куда он собирается поступать. Дима ответил:
- Еще не решил.
Я похвасталась, что собираюсь учить голландский. Рассматривали альбомы по искусству, в Диминой комнате их немало. Любимый Димин художник Ван Гог. Тут мы расходимся.
- Импрессионисты теперь не в моде, - сказала Аня.
- Ван Гог относится к постимпрессионистам, - поправил Дима.
- Ну все равно.
Пришел Костычев-старший, посидел с нами. Он симпатичный, все время стучит на машинке в саду. Интересно, почему он не может устроиться на работу? Надо посмотреть его книжку о молодых художниках, папа хвалил.
Мы пили чай с вишневым вареньем и обещали Диме зайти еще. Аня на сей раз была довольна.
Алексей поправляется. После обеда к нему наведывалась, спросила, как подвигаются "Дни поздней осени". К сожалению, он был невеселый, даже мрачный. Ходил по комнате, потом сел за "Блютнера" и стал извлекать ужасные звуки. Я пожалела старика:
- Рояль совсем расстроен.
- Да, расстроен. - И без перехода: - Расскажите мне о себе.
А что я могла рассказать? Школьница, перешла в десятый класс, поступать готовлюсь.
- Куда, если не секрет?
- В университет.
- В университет? - Он забарабанил пальцами по стеклу. - Скажите еще, что на исторический факультет.
- Как вы догадались?
- Исторический факультет! Это прекрасно, - язвительно сказал он.
Я не знала, что возразить, просто молчала.
- Извините меня, ради бога, Маша. Сегодня у меня плохое настроение. Впрочем, не только сегодня. Я думаю, это надолго. Боюсь, доставлю вам много хлопот. Уж лучше бы вы занимались своими делами.
Как нехорошо он это сказал! Я сразу встала. Он спохватился:
- Вы меня не так поняли. Не обижайтесь. Я тут закупорился, сижу один, разговаривать разучился. Надо хоть в лес пойти.
- Здесь прогулки хорошие.
- Давайте вместе пойдем, хоть завтра! Я понимаю, что неудобно со мной на виду у всех. Но можно встретиться где-то подальше. Например, у омута. Вы знаете ветлу над водой?
И мы договорились встретиться после обеда.
22.00. Волнуюсь. На свидание никогда не ходила. Быть может, это и не свидание вовсе, но все же... Сегодня за ужином предупредила, что завтра удаляюсь "на этюды". Аня посмотрела на меня подозрительно, дедушка ждет, когда я продемонстрирую свои достижения, но я отговариваюсь: еще мало написано и т. д. А написано всего лишь три строчки.
29 июня. Пятница
Нехороший день сегодня. Он не пришел. Целый час ждала у ветлы, чуть в омут не свалилась. А он не пришел. Ну и пусть. Я знала, что не придет, просто чувствовала. Да и зачем я ему нужна? Теперь он здоров и может без помощи обойтись. В конце концов, человек искал уединения, а ему помешали. Всегда так со мной происходит: строю карточный домик, а он рушится от легкого дуновения. Ну что я себе придумала? Интересная личность, писатель, человек в беде. Быть может, и так, но при чем тут я? Разве не видно, что мысли его заняты совсем другим? Эх, Маша, Маша! Опять не повезло.
23.15. Голова болит. Я расстроена. Нет, конечно, больше туда не пойду. Разве не ясно, что визиты мои ни к чему. Прощай, Черная дача! Прощай, маленький сон.
30 июня. Суббота
Пришлось ехать в Москву. Мама отправилась за отпускными и нас прихватила с Аней. С вокзала, сославшись на головную боль, сбежала в наш переулок. Квартира пуста. Я люблю пустую квартиру. Открыла все двери и бродила по комнатам. Мраморный бюст римского консула, что стоит в прихожей, посматривал на меня вопросительно. Я потрепала его по щеке и сказала: "Эх, консул, консул, никогда тебе не познакомиться с господином Блютнером".
Весь наш фарфор и хрусталь, сосредоточенный на полках, стенах и потолках, все картины, литографии, подсвечники, безделушки, загромоздившие интерьер, выглядели значительными и сосредоточенными. Должно быть, у этих предметов есть своя жизнь, как в сказке Андерсена "Пастушка и трубочист". Между прочим, фарфоровая пастушка и фарфоровый трубочист у нас тоже имеются, они стоят в маминой комнате на гамбургском буфете.
Отвела душу на музыке. Поиграла немножко. Инструмент, увы, пора настраивать. Все это поправило настроение. Решила пойти на улицу и неожиданно встретила Виталика. Он почему-то смутился. Да и я тоже. Когда встречаешь знакомого после долгого перерыва, не знаешь, с чего начать. Тем более что Виталик занимает особое место среди однокашников. Ведь он мне снится.
Пустой разговор с набором ничего не значащих вопросов. Как дела, как лето проводишь, куда поедешь, кого встречал и так далее. Гораздо важнее все остальное. Интонации, взгляды и то неуловимое, что возникает между людьми во время беседы.
Виталик все-таки прелесть. Мне спокойнее стало. Я знаю, что нравлюсь ему. Он же не знает, что снится мне с первого класса. Но, видимо, что-то чувствует. Отношения между нами деликатные, каждый боится разрушить нечто невидимое, хрупкое. Еще раз пригласила его на дачу.
Приехали мама с Аней, и мы перекусили чем бог послал. Они по магазинам ходили, устали. Дедушка, оказывается, приготовил мне ускоренный курс голландского с пластинками. И где только достал? Теперь пластинки надо переписать и слушать на даче. Пластинки и книги очень красивые, автор курса Корнелис Декстер.
1 июля. Воскресенье
Итак, месяц июль. С чем пришли мы к нему, дневник? Уж ты, во всяком случае, не в обиде, каждый день с тобой говорила. В моей жизни началось что-то новое. Но чем это кончится?
Смотрела на себя в зеркало. Унылое создание. Под глазами круги, губы сжаты в полоску, волосы растрепались.
Как он меня отвадил! Просто не пришел, и все.
17.00. Опять видела типа в очках. Все хочет дачу купить. И странный же он! По-моему, сумасшедший.
Вышла после обеда из дома, прошлась бесцельно. А он между сосен движется. Все тот же белый костюм, очки и шляпа. Я и внимания не обратила, он сам подошел.
- Как поживаете, девочка?
Отвечаю:
- Хорошо поживаем.
- Дачу продавать не собираетесь?
- Не собираемся.
- Ну это пока, - сказал он. - Все ведь приходится продавать.
И пошел рядом со мной:
- Все продается, девочка. Дача это еще пустяки. Вот подрастете, узнаете. Много у меня было в молодости, продал все. Теперь решил наверстать, теперь покупаю.
- И много купили? - спросила я.
- Да ведь как вам сказать? Главного все равно не купишь, а так, по мелочи...
Еле от него отделалась. И чего бродит в нашем поселке? Денег, наверное, мешок.
Сегодня, конечно, все в сборе. За ужином благодарила дедушку за пластинки. Тетя Туся не преминула выступить:
- С твоими способностями можно изучить голландский за год. В университете займешься Голландией, это перспективно.
Все как по нотам.