Гордо удаляюсь. Не перестаю надеяться, что они побегут за мной. Хочу от них услышать, что ничего не кончено. Хочу, чтобы Магда зарыдала и наплакала ведра, канистры, бассейны воды и на коленях умоляла меня о прощении. Хочу, чтобы Надин признала, что глупо и опасно обмениваться секретами с незнакомым парнем по Интернету. Пусть обе скажут, что я их лучшая подруга и что они даже подумать не могут о том, чтобы навсегда со мной распрощаться.
Но ничего подобного не происходит.
Я ухожу одна и провожу целый день в гордом одиночестве.
Надин и Магда всюду разгуливают под руку. Не могу не думать о том, что буду делать после уроков. Что, если Рассел ждет у школьной калитки? Ждет Магду?!
Принимаю решение быстро пробежать мимо, даже не взглянув в его сторону.
Какое счастье - его там нет! Но когда я иду домой одна, меня одолевают сомнения. Может, Рассел должен был там стоять? Почему же тогда не пришел? Неужели ему не хватает смелости? Вряд ли он сильно переживает из-за меня - уж во всяком случае не после того, как в субботу на лестнице полвечеринки целовался с Магдой, засовывая ей в горло свой язык.
Почему же он так поступил? Почему сразу не стал встречаться с Магдой? Почему выбрал меня и заставил в себя влюбиться?
Чувствую себя всеми покинутой. Передо мной проходит одиннадцатиклассница за руку со своим другом. Девушка ему улыбается, а он наклоняется и нежно ее целует. Закрываю глаза - слишком больно на это смотреть.
Возвращаюсь домой бегом. В голове возникает безумная картина, что там меня ждет Рассел. Не нужна ему Магда. Ему нужна я! Просто ему не хотелось при всех встречаться со мной возле школы, особенно на глазах у Магды.
Но около дома его тоже нет. Никого нет дома. Анна встречается с какими-то клиентами. Моголя она взяла с собой. Я одна в доме, но на сей раз не нахожу в этом ничего приятного. Бесцельно брожу из угла в угол, не в силах находиться в своей комнате. В доме невероятно тихо - я вскакиваю при каждом скрипе досок в полу и бульканье в трубах.
Варю себе кофе. Грызу одно за другим печенье. Грызу и грызу. Съедаю целый пакет, мне становится почти плохо. Приходит в голову мысль, не пойти ли в туалет и не сунуть ли два пальца в рот, но я злюсь на себя, сжимаю кулаки и потом ударяю ими друг о друга. Наплевать, пусть я стану даже толще, чем была. Не сяду больше на ужасную диету. С этим покончено. Мне все равно - пусть буду кубышкой, а Магда соблазнительной красавицей с округлыми формами.
Конечно, мне не все равно, но не могу же я превратиться в Магду! Если ему нужна она, мне ничего не остается, как смириться с этим. Не могу смириться! Во что он играет? Почему я не поговорила с ним в воскресенье, когда он позвонил? Во всяком случае, может, я бы поняла? А теперь не знаю, что мне делать.
Почему бы мне самой ему не позвонить? Нет уж, пусть сам звонит.
Он мне звонил, а я не захотела с ним разговаривать. Но я могла бы позвонить ему сама. Сейчас он один дома.
Позвони ему, позвони, позвони, позвони!
Стою в холле. Хожу туда-сюда и решаю позвонить Расселу.
Раздаются гудки. Он долго не берет трубку, но как только включается автоответчик, говорит:
- Алло!
Автоответчик продолжает работать, в трубке слышу еще чей-то голос. Два голоса спрашивают:
- Это Элли?
У меня сердце переворачивается.
Она пошла к Расселу.
О боже, я этого не выдержу! Не говоря ни слова, с грохотом кладу трубку. Бегу в свою комнату, кидаюсь на кровать и начинаю рыдать. Нечего себя обманывать. Это не пьяные поцелуи на вечеринке. Они начали встречаться.
Внизу звонит телефон. Рассел, наверное, набрал 14–71 и выяснил, что это была я. О господи, зачем я ему позвонила? Наверное, они надо мной сейчас смеются - так мне и надо! Нет, не может быть! Они ведь не злые! Чувствуют свою вину и волнуются. Вот потому сейчас и не звонят - им меня жалко. Этого я не могу пережить. Представляю, как они стоят рядом у телефона, покачивают головами, сочувствуют старушке Элли и уговаривают друг друга, что не хотят ее обидеть…
Молочу кулаками по подушке. Ненавижу Магду! Ненавижу Рассела! Себя тоже ненавижу!
Мне страшно, грустно и одиноко. Хочу к маме. Если бы она была жива! Я люблю Анну. Она мне как сестра, но не мама. Не моя мама.
Я бы все на свете отдала, лишь бы она была рядом. Сидела бы, крепко меня обняв и нежно покачивая, гладила по голове… нашептывала бы на ухо истории про мышку Мертл…
Перестаю плакать, иду и беру мамину книжку. Там другая мышка Мертл! Мамина мышка… маленькая, хорошенькая и нежная. Она нарисована светлыми пастельными мелками, и ее истории тоже добрые и милые, как сказки для малышей. Моя Мертл выполнена яркими фломастерами - искрящимся фиолетовым, темно-синим, желтовато-зеленым, бирюзовым… С ней происходят не менее яркие приключения, настоящие мелодрамы. Она абсолютно другая, но даже сейчас я не могу честно сказать, что она оригинальна.
Беру чудесное письмо Николы Шарп и снова его читаю. Я его уже столько раз читала, что не понимаю, как до сих пор не стерлись чернила. Достаю блокнот для эскизов и лучшим своим почерком четко вывожу на нем адрес. Вверху страницы рисую картинку - Мертл в робе художника с бантом на шее и большой кистью в лапках.
Пишу Николе Шарп о том, какое сногсшибательное впечатление произвело на меня ее письмо.
Рисую Мертл - от счастья она перепрыгивает через месяц в небе. Рассказываю о том, как много это для меня значит. Изображаю мышку на кровати - она прижимает к груди письмо.
Потом пишу, что чувствую за собой вину. Мертл стоит, повесив голову, сгорбившись, с поникшими ушами и опущенным хвостом. Объясняю, что позаимствовала образ мышки у своей мамы, когда много лет назад она писала для меня сказки и рисовала к ним картинки. Мама не смогла продолжить сочинять мышиные истории, потому что умерла, - мышка перешла ко мне, но я не могу присвоить себе мамину славу.
Заканчиваю письмо словами о том, как сожалею, что отняла у нее драгоценное время и как обожаю ее иллюстрации. Рисую Мертл, погруженную в чтение детских стишков, - она машет лапкой другой мышке, которая в одном из них сбегает вниз по настенным часам. Затем подписываюсь, кладу письмо в конверт и пишу адрес.
Никола Шарп больше не проявит ко мне интереса, теперь она поймет, что я воспользовалась образом мышки, которую придумала мама. Но от честного признания на душе становится легче.
Во время работы над мышкой и текстом письма удалось забыть о своих несчастьях. Может быть, из меня еще не получился настоящий художник, но однажды я им обязательно стану. Уйду с головой в работу, и некогда будет думать о мальчиках. Вероятно, и новых подруг заводить не придется. Стану жить одна, целыми днями рисовать иллюстрации и создавать замечательные книжки.
Глава пятнадцатая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ПРОСЫПАЮТСЯ И ВСПОМИНАЮТ
Сегодня не могу заставить себя пойти в школу. Простуда проходит, но я постоянно сморкаюсь и за завтраком из-за кашля несколько раз поперхнулась хлопьями с молоком.
Папа рассеянно гладит меня по плечу.
- Что-то ты, Элли, выглядишь сегодня подавленной, но я уверен, в школе тебе станет намного легче, как только ты увидишь Магду и Надин. - Вдруг он вспоминает: - Ах, да, как же я мог забыть? Ничего, ты с ними скоро помиришься - ты не умеешь долго сердиться.
Как только папа уходит на работу в училище, Анна, сочувственно глядя на меня, говорит:
- Он, как всегда, сказал бестактность, но это потому, что у него свои проблемы.
Я вздрагиваю, уловив горькие нотки в ее голосе:
- Анна?
Но она качает головой и показывает глазами на Моголя, который без особого интереса играет с ковбоем из пакета с кукурузными хлопьями, заставляя его скакать по диким прериям кухонного стола.
Снова и снова кашляю.
- Проклятый кашель замучил, - зачем-то говорю я.
Анна вздыхает и ждет, что будет дальше.
- Грудь болит, голова горячая… Я в самом деле ужасно себя чувствую.
- Все равно мне кажется, что тебе нужно пойти в школу, - уговаривает Анна.
- Ах, пожалуйста, Анна, не заставляй меня! Лучше пощупай лоб. Уверена, что у меня температура. Все болит… Хочется снова лечь в кровать…
- И мне тоже, Элли, - отвечает Анна, устало потирая глаза. - Но у меня гора работы, которую обязательно надо сделать. Мне нужно во что бы то ни стало поехать в Лондон, но одному Богу известно, что делать с Моголем. После того раза я уже не осмелюсь попросить маму Надин.
- Послушай, если я останусь дома, то полежу утром в постели, а к обеду взбодрюсь, сделаю уроки и заберу Моголя из школы, хорошо?
- Ничего хорошего! - кричит братец. - Моя простуда была намного хуже, но меня все равно отправили в школу! Не хочу, чтобы ты меня встречала, Элли! Хочу, чтобы меня забрала мама!
Голос у него становится плаксивым. Он сердито смотрит на ковбоя и сбрасывает его с Большого каньона на кухонный пол.
- Не обращай на него внимания, Анна. Он просто пытается манипулировать нами, - говорю я, поднимая с пола ковбоя и отдавая его Моголю. - Ну вот, ковбой из кукурузных хлопьев возвращается.
С моей помощью он делает кувырок.
- Послушай, Моголь, по дороге из школы я придумаю про него сказку.
- Со стрельбой и драками? - интересуется Моголь.
Он обожает оружие, хотя ему не разрешают играть с игрушечными пистолетами.
- За кулаками и пулями дело не станет! - обещаю я.
Срабатывает! Остаюсь дома. Ложусь в постель. Уютно сворачиваюсь под одеялом. Обнимаю подушку, потому что мне одиноко, а моего плюшевого слоника Элли давным-давно выбросили. Чувствую, что мне самой пора на свалку.
Снова засыпаю и вижу жуткий сон про Магду и Рассела. Они вместе едут на красивой белой лошади с развевающейся гривой и пушистым хвостом. А я сижу на маленьком толстом ослике, который еле тащится по пыльной дороге. Пытаюсь заставить его бежать побыстрее. Вдруг он разгоняется и несется галопом все быстрее и быстрее. Отчаянно тяну за поводья, но он никак не останавливается. Мы оказываемся на краю обрыва и падаем вниз, вниз и вниз. Неожиданно я просыпаюсь и с трудом перевожу дыхание.
До чего же неприятно просыпаться, когда тобою вновь овладевают грустные мысли! Долго рыдаю под одеялом, но потом заставляю себя подняться. Умываюсь холодной водой и готовлю себе обед. Открываю учебник по математике. Я не сделала уже две домашние работы и теперь не знаю, с чего начать. Мне всегда помогала Магда, но сейчас к ней не обратишься. Иногда, если попадалось трудное задание, я звонила Расселу, но и это исключено. Вижу, что по математике меня ожидают одни единицы.
Читаю первую задачу, но понимаю, что мне никогда в ней не разобраться. Нужно написать реферат по истории и выучить французские глаголы, но никак не могу сосредоточиться. Вместо того чтобы делать уроки, начинаю рисовать. Хочу придумать новые приключения Мертл, но и тут ничего не получается.
Машинально черчу у себя в блокноте и сочиняю приключения пластмассового ковбоя из Кухонного округа. Рисую, как он ловит жуков при помощи лассо, ездит без седла на брыкающейся мышке, но понимаю, что это тоже не оригинально, потому что не я его придумала он появился из коробки с кукурузными хлопьями. В отчаянии бросаю карандаш. Может быть, и в рисовании я ничего из себя не представляю? Только и умею, что повторять чужие идеи! Однако у меня получилось много историй про ковбоя, которые можно рассказать Моголю по дороге из школы.
Братец скачет рядом и с удовольствием слушает. Дохожу до середины сказки о новом приключении ковбоя в спичечном коробке на колесах, который путешествует в караване крытых повозок, как вдруг Моголь замирает на месте.
- А мама и папа ковбоя тоже едут в повозке? - спрашивает он.
- Ну, может быть, - осторожно говорю я.
- У него ведь есть мама и папа?
- Наверное.
- И его мама не умрет, как твоя?
- Конечно нет, и твоя мама тоже не умрет, Моголь.
- И папа не умрет?
- Нет. С чего ты взял?
- Но, может быть, они разведутся… Папа уйдет и будет жить с другой тетей…
- А кто тебе сказал, что такое может случиться? Ведь папа ничего тебе об этом не говорил?
Мы оба забыли про ковбоя и вернулись к настоящей жизни, которая гораздо страшнее сказки.
- Папа не говорил, но я слышал, как мама кричала, чтобы он уходил, а он кричал в ответ, что собирается…
- Да они просто сердились друг на друга, но не имели этого в виду.
Я, во всяком случае, на это надеюсь.
- Сэм, который сидит со мной за одной партой, сказал, что его родители кричали-кричали друг на друга, а потом разошлись. Он говорит, что мои мама и папа тоже разведутся.
- Твой друг Сэм, Моголь, не всегда прав, а вот старшая сестра Элли всегда-всегда-всегда права.
- Элли, а вы с Расселом кричали друг на друга?
Я останавливаюсь от неожиданности.
- Все бывало. Пошли, Моголь, нужно идти домой.
Прибавляю шаг, и братишка пытается меня догнать.
- Тебе грустно, Элли? Мама сказала, что тебя нельзя об этом спрашивать, но я хочу знать.
- Ну, тут не о чем говорить. Да, мне чуть-чуть грустно.
Ничего себе "чуть-чуть"! Явное несоответствие действительности!
- Может, Дэн снова станет твоим парнем? Мне он больше всех нравился!
- Ни за что на свете!
- Терпеть не могу, когда люди кричат друг на друга, а потом расходятся, - говорит Моголь, собираясь зареветь.
- Сама ненавижу, - отвечаю я, беру его за руку и крепко ее сжимаю.
Когда мы приходим домой, я пытаюсь развеселить братишку и готовлю ему к чаю специальную ковбойскую еду. Ну, конечно, не совсем ковбойскую. В моем представлении ковбои едят бифштексы из мяса бизонов и мамалыгу, но свиные отбивные с фасолью в томате кажутся вполне достойной заменой.
Я буду ужинать позже, с Анной… Но не могу удержаться и ем фасоль прямо из сковородки. Выбираю кусочками хлеба остатки соуса и вдруг слышу стук в дверь. Три редких удара и два частых. Так стучит Магда.
- О господи! Давай притворимся, что нас нет дома, - прошу я.
- Но мы же дома! - отвечает Моголь.
- Тс-с, не хочу, чтобы нас услышали, шепчу я.
- Но это же Магда! Мы с ней дружим!
Братец бежит к двери. Мчусь за ним, но не успеваю догнать. Моголь открывает входную дверь, а я кричу:
- Не надо! Не открывай! Ну почему ты меня не слушаешься, Моголь?
Магда стоит на пороге и покусывает губу.
- Так и есть, это Магда пришла! - торжественно объявляет Моголь. - Я же тебе говорил, Элли. Эй, Магда, заходи.
- Моголь, успокойся. Иди на кухню и допей чай, - говорю я, вложив в голос все свои педагогические способности.
- Можно войти? тихо спрашивает Магда.
- Конечно, - отвечает Моголь, решив, что она шутит.
- Нет, прости, нельзя, - отвечаю я.
Моголь еще сильнее хохочет, думая, что я тоже шучу. Вдруг он замечает выражение моего лица. Братец часто ведет себя по-идиотски, но его не назовешь глупым.
- Ах, Элли! Ты и от Магды ушла? - спрашивает он с трагическим видом.
- Да, - отвечаю я.
- Нет! - возражает Магда. - Не надо ни с кем ссориться. Особенно с Расселом. Он же без ума от тебя, сама знаешь. Слышала бы ты его вчера, когда он говорил, что все испортил, и жаловался, какой он теперь несчастный.
- Но ты же постаралась его утешить! - восклицаю я.
- Да… Нет! Ты не о том подумала! Я просто пошла к нему, чтобы посоветоваться, как нам наконец тебя убедить…
- Ваше поведение на вечеринке в субботу раскрыло мне глаза. Вообще не хочу больше с вами разговаривать. Поэтому, пожалуйста, уходи.
Я пытаюсь закрыть дверь, но Магда выставляет плечо.
- Нет, Элли, ты должна понять! Послушай, я знаю, то, что случилось, нельзя оправдать, но мы все немного выпили, особенно ты…
- Гм! - говорит Моголь, который все время слушал с широко открытыми глазами. - Ты правда напилась, Элли? И упала? Тебе было плохо?
- Нет, конечно, нет! - вру я. - А сейчас иди на кухню, Моголь, - прошу я, легонько его подталкивая. - А ты, Магда, пожалуйста, уходи. Дай мне закрыть дверь!
Магду я толкаю посильнее.
- Дай мне объяснить!
- А я сказала, что ничего не желаю слушать!
- Ладно, ладно, забудь про меня и Рассела. Но мне нужна твоя помощь, Элли!
Тупо на нее смотрю, точно она сошла с ума. Крадет мою подругу, моего парня, а потом как ни в чем не бывало приходит и просит о помощи!
- Это касается Надин. Медлить нельзя! Ты знаешь этого парня, Эллиса? Ну, из Интернета? Так вот, она с ним сегодня встречается!
- Надо же! Какая дурочка!
- Конечно!
- Отговори ее! Ты же ее подруга!
- Я целый день пыталась, но она и слушать не хочет. Говорит, что ей обязательно нужно пойти. Этот Эллис сказал, что в каком-то лондонском кинотеатре будут показывать первые серии "Ксанаду", и Надин заявляет, что ей никак нельзя пропустить такой случай и не встретиться с ним. Она сказала маме, будто идет с нами, а на самом деле хочет поехать одна, и я не знаю, что делать. Я же не могу наябедничать ее маме! И не могу допустить, чтобы она отправилась в этот кинотеатр на свидание к Эллису. Она сказала, что будет там не одна. Придут и другие фанаты Xanadu. Надин уверяет, что это будет свидание ее мечты, а я предчувствую опасность. Она говорит, что я страдаю паранойей и завидую, что это она познакомилась с замечательным парнем. А ты как думаешь, Элли?
- Думаю, что Надин сошла с ума, хотя, может быть, Эллис и в самом деле замечательный. Не знаю. Мне все равно. Я больше с вами не дружу.
Но я не то хочу сказать, и Магда это прекрасно понимает.
- Неужели ты на один вечер не можешь забыть обо мне, о себе и о Расселе? Пожалуйста, давай поедем в Лондон! Я знаю, где и когда они встречаются. Я думала, может быть, мы с тобой пораньше туда приедем и присмотримся к незнакомым парням, а потом последим за Надин. Может быть, сядем в кинозале прямо за ней в следующем ряду? Конечно, так, чтобы она нас не заметила. Слушай, если не хочешь ехать со мной, я сама поеду. Но эти придурки, когда увидят, что я одна, могут ко мне пристать. Пожалуйста, Элли, поедем вместе, ну пожалуйста!
Глава шестнадцатая
ДЕВЧОНКИ ПЛАЧУТ, КОГДА ИМ СТЫДНО
Приходится согласиться, а что еще остается? Ненавижу Надин. Еще больше ненавижу Магду. Не хочу больше с ними дружить. И несмотря ни на что, где-то в глубине души люблю и Магду, и Надин и хочу навсегда остаться их подругой.
Уехать трудно. Рассказываю Анне причудливую историю о том, как мы помирились с Магдой и Надин. Говорю, что едем в Лондон в кино, чтобы отпраздновать примирение, и привираю, что папа Магды нас отвезет.
Анна скрещивает руки на груди и качает головой:
- Если ты настолько больна, что не можешь пойти в школу, значит, сегодня вечером тебе никуда нельзя ехать, Элли.
- Но ты же ничего не имела против, когда я, больная, пошла забирать Моголя из школы?