Точно в час ночи на субботу, 6 ноября 1943 г., рейхсфюрер СС и глава государственной тайной полиции Генрих Гиммлер получил простое на первый взгляд сообщение: "Орел приземлился". Но означало это, что маленький отряд немецких парашютистов благополучно приземлился в Англии с заданием выкрасть премьер-министра Уинстона Черчилля из поместья в Норфолке, где тот проводил спокойный уик-энд у моря.
Книга, которую вы держите в руках, представляет собой попытку воссоздать события вокруг этой акции. По крайней мере половина рассказанного является документированным историческим фактом. Читатель сам должен решить, что из второй половины вымысел, а что - плод размышлений…
Содержание:
Пролог 1
Глава 1 1
Глава 2 4
Глава 3 9
Глава 4 13
Глава 5 19
Глава 6 25
Глава 7 29
Глава 8 32
Глава 9 35
Глава 10 38
Глава 11 40
Глава 12 44
Глава 13 46
Глава 14 49
Глава 15 53
Глава 16 56
Глава 17 60
Глава 18 63
Глава 19 67
Глава 20 71
Примечания 72
Джек Хиггинс
Орел приземлился
Пролог
Точно в час ночи на субботу, 6 ноября 1943 г., рейхсфюрер СС и глава государственной тайной полиции Генрих Гиммлер получил простое на первый взгляд сообщение: "Орел приземлился". Но означало это, что маленький отряд немецких парашютистов благополучно приземлился в Англии с заданием выкрасть премьер-министра Уинстона Черчилля из поместья в Норфолке, где тот проводил спокойный уик-энд у моря.
Книга, которую вы держите в руках, представляет собой попытку воссоздать события вокруг этой акции. По крайней мере половина рассказанного является документированным историческим фактом. Читатель сам должен решить, что из второй половины вымысел, а что - плод размышлений…
Глава 1
Когда я пришел на кладбище, кто-то копал в его углу могилу. Я помню это совершенно отчетливо, потому что этот факт как бы очертил место действия почти всего, что затем произошло.
С берез на запад от церкви поднялось пять или шесть грачей, которые сердито перекликались, пока я пробирался между могильными плитами к разрытой могиле. Воротник моего плаща был поднят - дождь лил вовсю.
Тот, кто находился в яме, тихо разговаривал сам с собой. Слов его расслышать было невозможно. Я подошел к куче свежей земли, увернувшись от вылетевших комьев, и заглянул вниз.
- Мерзкое утро для такой работы, - сказал я.
Он поднял голову и оперся на лопату - глубокий старик в матерчатой кепке, в ветхом, покрытом грязью костюме и накинутым на плечи мешком. Щеки у него запали и были покрыты седой щетиной, глаза слезились и ничего не выражали.
Я начал снова.
- Дождь, - произнес я.
В глазах у него отразилась какая-то мысль. Он посмотрел на хмурое небо и почесал подбородок:
- Ухудшится, прежде чем улучшится, скажу я вам.
- Вам, должно быть, трудно в такую погоду, - продолжал я. На дне ямы плескалось по меньшей мере на шесть дюймов воды.
Он ткнул лопатой в дальний угол могилы, и тот обвалился, как будто лопнуло что-то прогнившее, и земля покатилась вниз.
- Могло бы быть и хуже. Они все время пихают столько народу в эту свалку костей, что люди не превращаются больше в землю. Новых кладут в месиво из старых.
Он рассмеялся, обнажив беззубые десны, затем нагнулся, покопался в земле под ногами и вытащил косточку пальца.
- Понятно?
Даже для профессионала-писателя, которому в жизни приходится сталкиваться с разными вещами, есть предел того, что можно вынести, и я решил, что мне пора идти дальше.
- Я правильно понял? Это католическая церковь?
- Здесь все римские католики, - сказал он. - Всегда были.
- Тогда вы, может, поможете мне? Я ищу могилу или, возможно, памятник в самой церкви. Гаскону, Чарлзу Гаскону. Морскому капитану.
- В жизни о таком не слыхал, - сказал он. - А я здесь могильщиком сорок один год. Когда его похоронили?
- Примерно в 1685 году.
Выражение лица его не изменилось. Он спокойно сказал:
- А, значит, это еще до меня. Отец Верекер - вот кто может что-то знать.
- Он в церкви?
- Там или дома. По ту сторону деревьев позади забора.
В этот момент по какой-то причине колония грачей на березах над нашими головами пришла в движение, десятки птиц закружились под дождем, наполняя воздух шумом. Старик посмотрел на них и швырнул косточку вверх. Затем он сказал очень странную вещь.
- Шумные дьяволы! - крикнул он. - Возвращайтесь в Ленинград.
Я было уже повернулся уйти, но, заинтересованный этими словами, остановился.
- Ленинград? - спросил я. - Почему вы так сказали?
- А они оттуда. И скворцы тоже. Их окольцевали в Ленинграде, а в октябре они появляются здесь. Им там слишком холодно зимой.
- Правда? - спросил я.
Могильщик очень оживился, вытащил из-за уха полсигареты и сунул в рот.
- Там зимой так холодно, что у медной обезьяны может все отмерзнуть. Во время войны под Ленинградом умерло много немцев. Их не убили или там еще что-нибудь. Они просто замерзли насмерть.
К этому моменту я был уже сильно заинтригован и спросил:
- А кто вам все это рассказал?
- О птицах? - На его лице появилось хитрое выражение. - Как же, Вернер рассказывал. Он все знал о птицах.
- А кто был этот Вернер?
- Вернер? - Могильщик несколько раз моргнул, на лице снова появилось тупое выражение, но истинное или нарочитое - сказать было невозможно. - Он был хороший парень, этот Вернер. Хороший парень. Им бы не следовало с ним этого делать.
Он нагнулся над лопатой и снова начал копать, полностью меня игнорируя. Я постоял немного, но было ясно, что больше он ничего не скажет, и поэтому с явной неохотой, ибо то, что я услышал, безусловно, обещало интересную историю, повернулся и стал пробираться среди могильных плит к главному входу в церковь.
На паперти я остановился. На стене церкви висела доска для объявлений из темного дерева, вверху которой потускневшими золотыми буквами было написано: "Церковь Святой Марии и Всех Святых, Стадли Констабл", а ниже указано время богослужения и исповеди. Внизу стояло: "Отец Филипп Верекер, иезуит".
Дверь была дубовая, очень старая, обшитая полосками железа, усеянными гвоздями. Бронзовая ручка - в виде головы льва с большим кольцом в пасти. Чтобы открыть дверь, кольцо надо было повернуть. Открывалась она со слабым, но зловещим скрипом.
Я ожидал, что внутри будет темно и мрачно, но вместо этого увидел средневековый собор в миниатюре, залитый светом и удивительно просторный. Аркада нефа была великолепной, огромные нормандские колонны устремлялись к дивному деревянному потолку, богато украшенные барельефами фигурок людей и животных. И все это находилось в отличном состоянии. Ряд круглых окон, освещавших хоры, располагался высоко с двух сторон и давал много света, так удивившего меня. Возле прекрасной каменной купели на стене висела крашеная доска, на которой были написаны имена всех священников, служивших в этой церкви, начиная с Рафа де Курси в 1132 г. и кончая Верекером, который пришел сюда в 1943 г.
В глубине находилась маленькая темная часовня, в которой перед изображением Девы Марии мерцали свечи, и казалось, что она плывет по воздуху. Я прошел мимо нее по центральному проходу между скамьями. Было очень тихо, от лампы в ризнице падал рубиновый свет, у алтаря - крест XV столетия с распятым Христом, дождь барабанил по окнам.
Позади меня раздался скрип, и сухой, твердый голос спросил:
- Могу я вам помочь?
Я обернулся и увидел священника, стоящего в проеме часовни Девы Марии, - высокого, сухопарого мужчину в поношенной рясе. Его седые волосы с металлическим отливом были очень коротко пострижены, глаза глубоко запали, как будто он недавно болел, и впечатление это усиливала туго натянутая на скулах кожа. Лицо было странное. Человек этот мог быть солдатом или ученым, но это меня не удивило, когда я вспомнил, что на доске объявлений значилось, что он иезуит. Заметно было также, что боль - его постоянный спутник, и когда священник подошел, я увидел, как он тяжело опирается на палку из терновника и тянет левую ногу.
- Отец Верекер?
- Точно.
- Я разговаривал со стариком на кладбище, могильщиком.
- А, да, Лейкер Армсби.
- Если это его имя. Он сказал, что вы, возможно, сможете мне помочь. - Я протянул руку: - Кстати, меня зовут Хиггинс. Джек Хиггинс. Я писатель.
После недолгого колебания он пожал мне руку, но задержка произошла просто потому, что ему пришлось переложить палку из правой руки в левую. И все же в нем чувствовалась сдержанность, а может, это мне показалось.
- Чем же могу вам служить, мистер Хиггинс?
- Я пишу серию статей для американского журнала, - сказал я. - Исторических. Вчера был в церкви Святой Маргариты в Клейе.
- Прекрасная церковь. - Он сел на ближайшую скамейку. - Простите, я теперь довольно быстро устаю.
- Там на кладбище есть могильная плита, - продолжал я. - Возможно, вы ее помните? "Джеймсу Гриву…"
Он тут же перебил меня:
- "…который помогал сэру Клудесли Шовелу сжечь корабли в порту Триполи четырнадцатого января 1676 г.". - Он показал, что умеет улыбаться. - Но эта эпитафия широко известна в этих местах.
- По моим данным, когда Грив был капитаном "Орандж три", у него был помощник по имени Чарлз Гаскон, который впоследствии стал капитаном военного корабля. Он умер от старой раны в 1683 г., и вроде Грив привез его хоронить в Клейе.
- Понятно, - сказал он вежливо, но без особого интереса, и в голосе его послышалось некоторое нетерпение.
- На кладбище в Клейе нет никаких его следов, - сказал я. - Нет их и в церковных книгах. Я побывал в церквах в Уивтоне, Глэндфорде и Блэкни с тем же результатом.
- И вы думаете, что он может быть здесь?
- Я снова просмотрел свои записи и вспомнил, что мальчиком он был католиком, и я подумал, что он, возможно, похоронен на католическом кладбище. Я остановился в отеле в Блэкни и разговорился там с одним из барменов, который сказал, что в Стадли Констабл есть католическая церковь. Это действительно забытое богом место. Я искал его целый час.
- Боюсь, что зря. - Он встал, опираясь на палку. - Я в этой церкви двадцать восемь лет и могу уверить вас, что никогда не встречал какого бы то ни было упоминания о Чарлзе Гасконе.
Это был мой последний шанс, и конечно же разочарование мое вырвалось наружу, потому что я упорствовал:
- Вы абсолютно уверены? Как насчет церковных книг того времени? Возможно, есть запись о захоронении.
- Так получилось, что история этих мест - предмет моего личного интереса, - сказал он с некоторым ехидством. - Нет ни одного документа, связанного с этой церковью, с которым я не был бы по-настоящему знаком, и могу вас уверить, что ни о каком Чарлзе Гасконе нигде нет упоминания. А теперь извините меня, пожалуйста. Мой ленч ждет меня.
Священник сделал шаг, но тут палка его скользнула, и он чуть не упал. Я схватил его за плечо и нечаянно наступил ему на левую ногу. Он даже не повел глазом.
Я сказал:
- Простите, чертовски неловко с моей стороны.
Он улыбнулся во второй раз.
- Вы мне не сделали больно. - Он постучал по ноге палкой: - Проклятая неприятность, но, как говорят, я научился с ней жить.
Эти слова не требовали ответа, да священник и не ожидал его. Мы медленно пошли по проходу, и я сказал:
- Необыкновенно красивая церковь.
- Да, мы гордимся ею. - Он открыл передо мной дверь. - Мне очень жаль, что не смог вам помочь.
- Ничего не поделаешь, - ответил я. - Вы не возражаете, если я похожу по кладбищу, раз уж я здесь?
- Вижу, вас трудно убедить. - Но в голосе его не было досады. - Почему бы нет? У нас есть несколько очень интересных плит. Особенно рекомендую вам западную часть кладбища. Ранний восемнадцатый век и, по-видимому, работа того же местного мастера, что и в Клейе.
На этот раз он тотчас же подал руку. Когда я пожимал ее, он сказал:
- Знаете, мне ваше имя показалось знакомым. Не вы ли написали книгу о событиях в Ольстере в прошлом году?
- Я. Мерзкое дело.
- Война всегда мерзкая, мистер Хиггинс. - Лицо его стало мрачным. - Человек предстает со своей самой жестокой стороны. До свидания.
Он закрыл дверь, а я вышел на паперть. Странная встреча. Я закурил сигарету и пошел под дождем. Могильщик ушел, и на некоторое время я оказался на кладбище один, конечно если не считать грачей. Грачей из Ленинграда. Я снова подумал о них, но потом решительно выбросил эту мысль из головы. Надо было делать свое дело. Правда, после разговора с отцом Верекером особой надежды найти могилу Чарлза Гаскона у меня не было, да и, сказать по правде, мне казалось, смотреть-то там было не на что.
Я медленно шел от могилы к могиле, начав с западного края, обращая внимание на плиты, о которых он говорил. Они действительно были любопытными. С барельефами и гравировкой, выразительно, хотя и грубо изображающими орнамент из костей, черепов, крылатых песочных часов и архангелов. Интересно, но к Гаскону никакого отношения они не имели.
Осмотр всего кладбища занял час двадцать минут. В отличие от большинства нынешних сельских кладбищ, оно содержалось в очень приличном состоянии. Трава выкошена, кусты пострижены, встречалось очень мало заросших мест. Но в конце концов я понял, что ничего не найду.
Итак, Чарлза Гаскона нет. Стоя у только что вырытой могилы, я признал себя побежденным. Старый могильщик укрыл могилу брезентом, чтобы не дать дождю залить ее, и один его конец свесился в яму. Я нагнулся, чтобы поправить его, и, когда начал выпрямляться, заметил странную вещь.
В нескольких ярдах от меня, у стены под колокольней, лежала плоская могильная плита на холмике, покрытом зеленой травой. Плита эта относилась к раннему XVIII веку и была типичным примером работы местного каменотеса, о котором я уже говорил. Вверху был мастерски изображен череп со скрещенными костями, а принадлежала плита торговцу лесом по имени Джеремиа Фуллер, его жене и двоим детям. И тут я заметил, что из-под этой плиты как будто виднеется другая плита.
Моя кельтская кровь легко загорается, и меня охватило необъяснимое волнение, будто я почувствовал, что стою на пороге чего-то интересного. Я встал на колени и попытался взяться за плиту, что оказалось довольно трудно. Но вдруг, совершенно неожиданно, она поддалась.
- Вылезай, Гаскон, - тихо сказал я. - Пусть это будешь ты.
Плита сдвинулась вбок, один ее угол приподнялся, и мне открылось… Думаю, это был один из самых удивительных моментов в моей жизни. Под верхней плитой я действительно увидел еще одну, но с немецким крестом вверху - таким, который можно было бы назвать "Железным крестом". Надпись, сделанная по-немецки, гласила: "Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов - свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.".
Я не очень хорошо владею немецким, в основном из-за отсутствия практики, но для этой надписи его было вполне достаточно.
Лил дождь. Я присел на корточки, тщательно проверяя свой перевод, и хотя он был правильным, надпись казалась мне бессмысленной. Во-первых, я знал, поскольку когда-то написал на эту тему статью, что, когда в Кэннок Чейсе, графство Стаффоршир, в 1967 г. открыли немецкое военное кладбище, туда перевезли останки 4925 немецких военнослужащих, умерших в Великобритании во время первой и второй мировых войн.
"Павших в бою" - написано на камне. Нет, это какая-то чушь. Чей-то хитрый розыгрыш. Не иначе.
Все дальнейшие размышления по этому поводу были прерваны внезапным яростным криком:
- Что, черт побери, вы тут делаете?
Отец Верекер ковылял ко мне между могил, держа над головой большой черный зонт.
Я весело воскликнул:
- Думаю, вам это покажется интересным, отец! Я сделал поразительное открытие.
Когда он приблизился, я увидел, что сделал что-то не так. Даже очень не так, потому что лицо священника побелело, и он затрясся от ярости.
- Как вы посмели двигать эту плиту? Кощунство - вот единственное слово, которым можно назвать ваши действия.
- Ладно, - сказал я. - Простите меня за это, но посмотрите, что я обнаружил под ней.
- Плевал я на то, что вы обнаружили под ней. Немедленно положите ее на место.
Теперь я начал раздражаться.
- Не глупите. Разве вы не понимаете, что здесь написано? Если вы не читаете по-немецки, позвольте, я вам скажу. "Здесь покоятся подполковник Курт Штайнер и 13 немецких парашютистов - свободных охотников, павших в бою 6 ноября 1943 г.". Неужели вы не находите это дьявольски интересным?
- Не особенно.
- Вы хотите сказать, что уже видели его раньше?
- Конечно нет. - Теперь в нем появилось что-то загнанное, в голосе прозвучало отчаяние, когда он добавил: - Будьте так любезны, положите плиту на место.
Я ни на мгновение не поверил ему и спросил:
- Кто был этот Штайнер? Что это было за дело?
- Я уже сказал вам, что не имею ни малейшего представления, - произнес он с еще более загнанным видом.
И тут я кое-что вспомнил.
- Вы ведь были здесь в 1943 году, правда? Вы же тогда получили этот приход. Так написано на доске в церкви.
Он взорвался:
- Говорю вам в последний раз, положите плиту на место!
- Нет, - возразил я, - боюсь, что сделать этого не смогу.
Странно, но, казалось, он взял себя в руки.
- Очень хорошо, - спокойно сказал священник. - Тогда вы очень меня обяжете, если немедленно удалитесь.
Похоже было, что спорить не о чем, учитывая его настроение, поэтому я подчинился.
- Хорошо, отец, если вы этого желаете.
Я дошел до дорожки, когда он крикнул мне вслед:
- И не возвращайтесь. Если вы вернетесь, я без малейшего колебания вызову местную полицию.
Я вышел через покойницкую, сел в "пежо" и уехал. Его угрозы не беспокоили меня. Я был слишком взволнован, слишком заинтригован. Все в Стадли Констабл казалось таинственным. Это было одно из мест, которое можно найти только в Норфолке, и больше нигде. Деревня, которую вы вдруг нечаянно находите, а потом так и не можете найти снова. И начинаете сомневаться, а существует ли она вообще.
Нельзя сказать, чтобы деревня была очень большой. Церковь, старый дом священника в саду за забором, пятнадцать или шестнадцать разного рода коттеджей, разбросанных вдоль реки, старая мельница с массивным колесом, деревенский паб "Стадли армс".