Книга П. Голубева рисует старый "детский приют", сохраняющий в Сибири при господстве белых все свои непривлекательные черты. Приход советской власти был тем "бураном", который смел весь этот затхлый мусор "начальниц", "мастеров" и проч. детских мучителей; новые люди вливают иной дух в учреждение; дети, самоуправляясь, строят свою жизнь по-новому, по-бодрому, по-революционному. На фоне этого перелома ряд интересных приключений детей, соприкосновение с большевиками в подполье и с ними же как победителями. Книгу прочтут не только в детских домах: и для других детей 12-16 лет она очень занимательна. (Аннотация 1926 года)
Содержание:
-
П. Голубев - Буран - Повесть из жизни детского дома 1
-
I. ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ 1
-
II. НА СВОБОДЕ 2
-
III. ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК 2
-
IV. У ТАЙДАНА 3
-
V. ГОСТИ 3
-
VI. ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ 4
-
VII. СЛЕДЫ 4
-
VIII. В ЛЕСУ 5
-
IX. НАДЕЖНОЕ МЕСТО 5
-
X. НЕОЖИДАННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО 6
-
XI. ПУРГА 6
-
XII. НАХОДКА 7
-
XIII. НА ДРУГОЙ ДЕНЬ 8
-
XIV. КРАСНЫЕ ПОДАЮТ ВЕСТИ 8
-
XV. В ОЖИДАНИИ 9
-
XVI. НОВЫЙ ЗАВЕДУЮЩИЙ 10
-
XVII. ЖИЗНЬ ПО-НОВОМУ 10
-
XVIII. В ЧУЖОМ ПИРУ ПОХМЕЛЬЕ 11
-
XIX. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА 12
-
XX. ЗАБАСТОВЩИКИ 13
-
XXI. ДА ЗДРАВСТВУЕТ 1 МАЯ! 13
-
XXII. НОВАЯ ВЛАСТЬ 14
-
XXIII. ПОЛИТРУК 15
-
XXIV. КОНТР-РЕВОЛЮЦИЯ 16
-
XXV. ПОСЛЕДНЯЯ 16
-
П. Голубев
Буран
Повесть из жизни детского дома
I. ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ
Тридцатиградусный сибирский мороз трещал, заползал в щели, в разбитые стекла. Белыми лапами цеплялся по углам.
В приюте холодно. Мишке Козырю не хотелось итти самому за валенками по холодному полу. Он выглянул из-под одеяла: кого бы послать?
Ребята проснулись, но от холода сжимались в комочек, закрывшись с головой одеялом.
- Пашка! принеси валенки! - крикнул Мишка.
- Сам сходишь - не велик барин! - огрызнулся тот с соседней койки.
- А-а - не велик? - и в тот же миг Пашка получил подзатыльник. - Не пойдешь?
- Да ладно, чего дерешься, - занюнил Пашка и отправился на кухню.
- На-а! - бросил он, вернувшись, в Мишку валенками.
- Покидайся... мало тебе еще! Получишь? - грозил тот.
- Ох, генерал какой выискался! - раздался из угла насмешливый голос Гошки Косого. - Пашка, его благородию штаны надень!
Ребята фыркнули, но сдержались, боясь, как бы от Мишки и им не досталось.
Мишка был самый старший, и кто шел против него, тому влетало.
- Пашка, барину сапоги почисть! - не унимался Гошка.
- Ты, косой, смотри... я тебе всю заячью морду разобью, - обозлился Мишка.
- Ишь, какой выискался... фу-ты, ну-ты, ваше благородье!.. А это видал? - и Гошка, кривляясь на кровати, показал Мишке нос.
Гошка один из немногих мальчишек не уступал Мишке, хотя он и был и меньше и слабосильнее его.
- Я и мараться-то о тебя не буду, - подумаешь, храбрец какой!.. Только стоит Катерине Астафьевне сказать, останешься без обеда, - отступал Мишка.
- За то ты двойную порцию получишь. Жри, подлиза!
- Подлиза? Так я подлиза? - и Мишка бросился на Гошку. Гошка в одной рубашке и подштанниках как заяц скакал по кроватям, наступая ребятам на ноги.
- Гошка, чорт, не видишь скоса-то! - ругались возмущенные ребята. А сами были рады, что Гошка не уступает Мишке.
- Погоди, косой, я тебе припомню, попадешься когда-нибудь!
- А вот и не попадусь... Ha-ко, выкуси! - и Гошка показал фигу.
Мишка по кроватям бросился за Гошкой, а тот, хлопнув дверью, босиком выскочил во двор и убежал в избушку Тайдана.
- Это безобразие! - закричал вбежавший в спальню в одном белье мастер Шандор с прутом в руках. - Начальничке скажу... Мишко большой... безобразие.
Расстрепанный мастер ребятам показался смешным, - фыркнули, кто-то мяукнул, кто-то свистнул.
У Шандора побледнели губы, глаза сделались злыми, и он начал хлестать прутом по одеялам. Ребята корчились под одеялами не столько от боли, сколько ради озорства и от хохота. Кто-то крикнул:
- Начальничка идет! - и Шандор скрылся в свою комнату.
Начальничка, как называл мастер заведующую Катерину Астафьевну, старая, сморщенная, как сушеный гриб, старуха, бомбой влетела в спальню.
- Как вам не стыдно! Спать не даете. Озоруете, как большевики какие-нибудь. Ты, Козырь, большой - других бы унимал: а ты сам заводишь... - напустилась она на Мишку. - Что на вас старшего что ли нет?
Мастер опять выскочил, но уже одетый.
- Это безобразие! Гвалт... мальчишки... Мишко, Гошко... - размахивал он руками и что-то бормотал по-своему, по-венгерски, так как русских слов он знал очень мало.
На шум прибежала Степанида, приютская кухарка, с подойником в руках.
- Не мой ли варнак Гришка тут озорует? Пробери его хорошенько, матушка Катерина Астафьевна.
- Не мыркай!.. Не видала, а лезешь... "Пробери"... - грубо огрызнулся на мать Гришка.
- Гришка, грубиян! - возмутилась заведующая, - выдрать тебя мало за такую грубость.
- А чего она лезет? - оправдывался Гришка.
- Встать сейчас же! - приказала Катерина Астафьевна, - Шандор, засадите их за работу без чаю... Озорники!
По уходе "начальнички" мастер покрикивал, торопил ребят:
- В Венгрии так нет... Мальчишка Венгрии карош... Руссиш не карошо...
Наскоро умывшись, ребята перешли в мастерскую, рядом со спальней.
Мастер, рассерженный ребятами, был угрюм. Молча раздавал неоконченные вчера большие бельевые корзины.
Ребята присмирели, только хруст прутьев да поворачивание корзин на досках нарушали тишину.
Мишка Козырь, униженный в глазах ребят выговором заведующей, молчал, как будто что-то замышлял.
Гошка после всех явился в мастерскую и, как ни в чем не бывало, не глядя на Мишку, сел на свое место.
Руки у всех ныли от работы; заказ корзин был срочный: "Попечительный комитет города", на средства которого содержался приют, два раза напоминал заведующей, чтобы к сроку выполнить непременно.
Колька разминал пальцы: ему не хотелось сегодня приниматься за большую корзину.
- Колько! - сердито сказал мастер, - дай корзинко!
Мастер еще издали заметил, что корзина косая:
- Не карош корзинко!
- Не умею лучше, - оправдывался Колька.
- Нэ умей! А кушать умэй? Нэ кочу! - и выругался по-своему. - Надо карош форма корзинка! - ткнул мастер Кольке корзинкой в лицо.
Колька вспыхнул.
- Не дерись! - и от обиды, как будто кто схватил его за глотку, на глазах выступили слезы и сжались кулаки. - Сам делай!
Мастер не понял слов, но, почувствовав дерзость, выругался и, выхватив из пучка прут, ударил Кольку по голым ногам.
Колька вскрикнул, схватился за ногу и громко заплакал, потом вдруг сорвался с места и своей корзинкой пустил в мастера.
- Н а вот тебе, когда так! - закричал он злобно и бросился вон из мастерской на улицу.
Шандор побежал за Колькой, но после неудачной погони вернулся еще злее: кричал, ругался, размахивал прутом, выгнал подвернувшегося под ноги Сеньку.
- Город надо... Комитет заявить... Нэ карош руссиш, - потом приказал ребятам сегодня кончить корзинки, а сам ушел из мастерской.
Тотчас Сенька прибежал назад, прошел в спальню, вытащил из постели два пальто и две шапки, прихватил Колькины валенки и убежал в избушку Тайдана. Там на печке за трубой сидел Колька и плакал.
- Колька, слезай скорей, одевайся да айда на улицу.
Колька живо соскочил с печки, оделся.
- Совсем убегу... чорт с ними... Давно собирался, да как-то боязно было, а теперь убегу, - решительно заявил Колька.
- И я с тобой, Колька, - ладно?
- Айда! Подвяжись вот веревкой - теплее.
Оделись, только бы итти, а в дверь Тайдан, приютский сапожник, седенький старикашка.
- Куда?
- Катерина Астафьевна за молоком посылает, - соврал Колька.
- A-а, добре... Ну, жарьте, чай с молоком будем пить... Нате-ка вот рукавицы, все теплее, - и Тайдан подал Кольке свои рукавицы.
Кольке стало неловко, что он обманывает Тайдана, и он не хотел брать рукавиц.
- Ну вот, что за разговоры? бери, бери... сегодня мороз здоровый.
Вышли из избушки, забежали на задний двор; Колька достал спрятанную им корзинку, они перемахнули через забор, ударились в проулок.
- Хлеба не захватил! - спохватился Сенька, - все время думал, что надо, а как выбежали, так забыл.
- Ничего, на корзинку выменяем, - сказал Колька и зашел в крайнюю избу.
- Видишь, вот и хлеб есть, - показал Колька краюху хлеба и спрятал ее за пазуху.
Скоро они вышли за деревню в поле. Остановились и разыскали глазами крышу приюта.
Кольке представилась вонючая тесная спальня, Мишка Козырь, грязная мастерская с злым мастером, сухая, старая заведующая, - никогда не улыбающаяся, вечно ворчливая, с постоянными наставлениями, выговорами, наказаниями...
- Тьфу! - плюнул Колька, - Тайдана только жалко, а то бы спалил - пусть все горит!.. Побежим, Сенька, а то еще, пожалуй, догонять пустятся.
И два невольника, вырвавшиеся на свободу, рысью побежали к лесу.
II. НА СВОБОДЕ
В сосновом бору было тихо и бело. Только изредка потрескивали сухие сучки под тяжестью осыпающегося с вершин снега.
- Стой, Сенька!
Остановились, перевели дух... В лесу никого.
- Чувствуешь, Сенька, - ни старухи, ни Шандора, ни Козыря, ни проклятых корзин! Понимаешь, одни мы! Хорошо... Ура! - крикнул Колька, и где-то звонко-звонко отозвалось: а? - а?
- Кто-то кричит, - испугался Сенька.
- Никто... это мой голос отдается. Слушай, я крикну: прощай!
А в лесу, как будто кто убегая кричал: ай, ай, ай!
- Мы убежали совсем! - кричал Колька.
А в лесу отвечало: ем, ем, ем!
- Не вернемся никогда!
А веселое эхо подтверждало: да, да, да!
- Ну, Колька, бежим, у меня ноги мерзнут, - торопил Сенька. - Скоро будет деревня?
- Деревня еще не скоро, - побежим!
Пробежали верст пять. Лес стал реже, дорога уже.
- Что ж это за дорога? - соображал Колька, - никак времянка, по дрова ездят.
Дорога свернула вглубь леса, ребята пошли по следу. Влезли по колена, снег проваливался под ногами, насыпался в валенки.
- Колька, однако, заблудились... не вернуться ли назад? Замерзнем!
- Замерзну, да не вернусь! - решительно заявил Колька и пошел вперед.
Стало под ногами тверже: узенькая тропинка; вытрясли из валенок снег и направились дальше. Колька бодро шагал первым, а Сенька, съежившись от холода, едва поспевал за ним и уж готов был расплакаться.
- Скоро выйдем из лесу, - подбадривал его Колька, - вон и поле видать.
Вышли на поляну, к заброшенной избушке.
- Вона куда вышли, - удивлялся Колька, - тут раньше монастырская пасека была. Зайдем в избушку!
- А если там разбойники или бродяги какие? - испугался Сенька.
- Ну, какие могут быть разбойники! Наверное, никого нет.
Из трубы показался дымок.
- Колька, дым! - испуганно сказал Сенька и пододвинулся ближе к Кольке.
- Да, кто-то есть, - ответил Колька и в нерешительности остановился. - Постой тут, а я посмотрю в окно, кто там, - сказал Колька и быстро направился к сторожке.
Осторожно пройдя около стенки, Колька долго всматривался в щели окна, забитого изнутри досками.
- Сюда! - махал он рукой Сеньке, - скорей!
Сенька, с трудом переставляя окоченевшие ноги, также осторожно прошел у стенки.
- Смотри, кто, - сказал Колька, подсаживая Сеньку.
Сенька сначала ничего не мог разобрать, потом, присмотревшись, увидел черного человека, сидевшего на корточках перед железной печкой.
- Бродяга, как пить дать... либо жулик какой, - упавшим голосом сказал Сенька. - Дальше итти не могу, замерз! - и слезы сами покатились по Сенькиным щекам.
- Айда в избу, - скомандовал Колька, - еще лучше, что там человек есть, - отогреемся!
III. ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Колька дернул за скобку, - дверь на крючке.
- Кто? - послышалось из-за двери.
- Дяденька, пусти погреться! - попросил Колька.
Дверь отворилась.
- Вались. У меня как раз печка топится, тепло!
У Сеньки душа в пятки ушла: захлопнет дверь и капут! - не выпустит.
Колька смело шагнул через порог и перетащил Сеньку.
- Разувайся, садись к печке, грей ноги! - приглашал черный.
Колька стащил с Сеньки валенки.
- Эх, брат, поморозился, - сказал хозяин, ощупывая Сенькины ноги.
Сенька своих ног не чувствовал, сидел беспомощно на полу и дул на озябшие руки.
Черный принес снегу и стал оттирать Сенькины ноги.
- Ой, щиплет, больно! - всхлипывал Сенька.
- А это хорошо, что щиплет. Потерпи еще маленько, ноги твои оживут.
Ноги скоро сделались совсем красные.
-- Ну вот, и готово! - сказал черный, вставая с пола.
Сенькины ноги горели, кололо в пальцы, и по всему телу разливалась теплота.
Страх исчез, Сеньке приятно было смотреть на раскрасневшегося черного человека.
А сейчас чаю попьем, - весело сказал черный, ставя на печку жестяной чайник, набитый снегом, - живо отогреетесь! А что это вы по лесу гуляете в такую морозину, - или заблудились?
Колька не знал, хитрить или рассказать всю правду.
- С дороги сбились, - неопределенно ответил он.
- Откуда вы?
- Из Красного Яра, в колонию пошли, - неожиданно для себя соврал Колька.
- Зачем?
- Так пошли, да и все.
- Путаете вы, что-то, ребята... Сознавайся, ничего не будет. Я судья строгий, но милостивый.
Черный, улыбаясь, испытующим взором следил за беглецами. Колька с Сенькой переглянулись и окончательно растерялись.
- Может быть, вы дезертиры, перебежчики и, - шутливо допрашивал черный, - может быть, большевики?
- У нас вил нет, - набравшись храбрости, - ответил Сенька.
- Каких вил? - удивился черный.
- А которыми ребят и баб большевики колют.
- Где это ты слышал?
- Нам деревенский старик - Кундюков - вчера сказывал. Сам, говорит, в городе видел, вот такие картинищи на заборах наклеены. Рожи, говорит, страшнущие, а в руках вилы трехрогие, а на них ребята как картошка натыканы.
- Врет ваш Кундюков, просто пугает, а вы и верите. Отроду не слыхал, чтобы где-нибудь такие люди были. А вы как думаете, могут быть такие люди?
- Не знаем, - ответили ребята.
Закипел чайник, стал поплевывать на горячую печь из рыльца.
- Ну вот, и чай готов, пейте! - пригласил их черный, ставя на стол кружку и жестяную банку.
Горячий чай совсем разогнал всякий страх. Колька и Сенька ломали мерзлый хлеб, запивая горячим чаем.
- А ты, дяденька, откуда? - спросил Колька.
- Вы знаете меня, чего спрашивать-то, - сказал черный.
Колька с Сенькой переглянулись - отродясь не видали.
- Нет, не знаем.
- Ну, как не знаете! Кабы не знали, не говорили бы, кто я такой.
У ребят вся храбрость пропала.
- Ничего не говорили, - робко ответил Колька.
- Ну, не говорили, так подумали, - не все равно?
Ребята в недоумении: к чему он разговор ведет?
Черный улыбается, а сам как будто недоволен.
- Ой, ребята, лукавите! Не люблю, когда ребятишки врут! Говорили ведь, что я бродяга или разбойник, - верно?
У Сеньки на глазах навернулись слезы: это он назвал его бродягой. Как он узнал? Ведь он только одному Кольке сказал, да и то совсем тихо.
- Я больше не буду, - занюнил Сенька, - я думал...
- Ха-ха-ха! - засмеялся черный. - Да ты о чем плачешь-то? Эх ты кукса-вакса! Ну, и чудак... Как тебя звать-то?
- Сенька, а его Колька.
- Чего ж ты, брат Сенька, испугался-то? Ну, подумал, - бродяга, эка важность! Всякий бы так подумал, потому - лес, заброшенная сторожка, и вдруг человек какой-то... Кто же, как не бродяга? Бродит человек с места на место, вот и бродяга, ничего особенного.
Колька с Сенькой не знали, что и подумать, шутит он или вправду говорит. Ишь ты, мысли ихние отгадал! Это заставило ребят призадуматься: все равно, от него ничего не скроешь, узнает; лучше рассказать ему все начистую.
А черный продолжал:
- Может быть, иному человеку и нельзя на одном-то месте жить; может быть, его какие-нибудь злодеи ищут, чтобы погубить, - ну, он и бродит из деревни в деревню, из города в город, в лес или еще куда-нибудь укрывается до поры до времени, а придет время, и объявится.
У ребят отлегло от сердца: не обиделся!
- Мы приютские, - решил сознаться Колька, - обманули тебя... Убежали оттуда.
- Как убежали? Почему, куда? - удивился черный.
- Так, совсем убежали... Не вернемся никогда!
- Да почему? В такой-то холод?
- Надоело, да и Шандор дерется.
- Кто это Шандор?
- Мастер наш, венгерец, - пленный он, с германской войны еще... Три года у нас живет, замучил на корзинках. По-русски плохо говорит, ребята не понимают, а он думает, что не слушаются, - ну, и прутом... Мишка Козырь задается: думает, что больше всех, так может и обижать. Меньше всех работает, все на маленьких выезжает, а кто не слушается, бьет!
Все свои обиды выложили ребята перед черным, а тот уже не смеялся, а внимательно слушал и что-то думал.