Эдвард положил на место запыленную бутылку и выдвинул ящик бюро. Наугад он вытащил оттуда листок бумаги. Это оказалась таможенная декларация девятнадцатого века. Вытащил другую - счет за погрузочно-разгрузочные работы, произведенные в восемнадцатом веке.
- Такое впечатление, что здесь все свалено в полном беспорядке, - сказал он.
- К сожалению, так и есть, - согласилась Ким. - Каждый раз, когда в имении строили новый дом, а это происходило довольно часто, пока не создали этот архитектурный монстр, все бумаги перетаскивали на новое место. За несколько столетий все, естественно, пришло в полнейший беспорядок.
В подтверждение своих слов Ким открыла шкафчик и достала оттуда еще один документ. Это оказался счет за погрузочно-разгрузочные работы. Она передала бумагу Эдварду и посоветовала взглянуть на дату.
- Будь я проклят! - воскликнул он. - Тысяча шестьсот восемьдесят девятый год, за три года до этого безумия с ведьмами.
- Вот и доказательство моей правоты, - заметила Ким. - Мы просмотрели три документа и побывали в трех столетиях.
- Мне кажется, это подпись Рональда, - произнес Эдвард. Он показал документ Ким, и она согласилась.
- Мне сейчас пришла в голову одна мысль, - проговорила Ким. - Вам удалось заинтересовать меня делом о ведьмах и особенно моей прапрабабушкой Элизабет. Может, с помощью этих документов мне удастся что-нибудь узнать о ней.
- Вы хотите выяснить, почему она не похоронена на семейном кладбище? - спросил Эдвард.
- Да, конечно, но не только, - ответила Ким. - Меня все больше и больше охватывает любопытство: почему имя и личность Элизабет на протяжении стольких лет окутаны непроницаемой тайной. Неизвестно даже, была ли она действительно казнена. Как вы уже говорили, ее имени нет в списках осужденных, она не упоминается в тех книгах, которые вы мне дали. Все это очень таинственно.
Эдвард оглядел погреб, в котором они находились.
- Учитывая количество материала, это будет не слишком легко, - предположил он. - Кроме того, поиски могут обернуться бесполезной тратой времени, потому что в большинстве своем здесь свалены деловые бумаги.
- Но зато, какой будет вызов, - возразила она. Ким уже загорелась новой идеей. Она вновь начала рыться на полке шкафа, откуда ей удалось достать счет семнадцатого века, в надежде, что сейчас она найдет еще какое-нибудь письменное свидетельство из тех времен. - Думаю, эти поиски даже доставят мне удовольствие. Это будет открытием себя и своих корней. Как вы выразились - воссоединением со своим наследством?
Пока Ким копалась в бумагах на полке, Эдвард вышел из отсека и начал осматривать другие участки обширного погреба. Подойдя к дальней стене, он осветил ее фонариком. Лампочки почти во всех стенных светильниках были разбиты, и Эдвард, не выключая фонаря, просунул голову в самый дальний отсек. Луч осветил нагромождение бюро, сундуков и ящиков. Эдвард пошарил лучом по стенкам и вдруг в самом дальнем углу отсека увидел прислоненную к стене картину, написанную маслом.
Вспомнив о многочисленных картинах, висевших в зале, Эдвард подивился, почему именно эта подверглась такому остракизму. Он с трудом подобрался поближе к картине. Оторвав от стены, он поставил ее вертикально и осветил фонариком пыльную поверхность. С полотна смотрела молодая женщина.
Освобождая картину из позорного заточения, Эдвард поднял ее над головой и вынес из "камеры". Выйдя в центральный холл, он прислонил картину к стене и еще раз посмотрел на нее. Это действительно был портрет молодой женщины. Декольтированное платье говорило о почтенном возрасте картины, выполненной в довольно примитивной манере. Кончиками пальцев он стер пыль с маленькой оловянной таблички на раме и посветил на нее фонариком. Потом взял в руки портрет и отнес его в отсек, где Ким продолжала рыться в бумагах.
- Взгляните-ка, - предложил Эдвард. Он прислонил портрет к бюро и осветил табличку.
Ким повернулась и посмотрела на картину. Ей передалось волнение Эдварда. Проследив глазами направление луча фонаря, она прочитала имя, написанное на оловянной табличке.
- Святые небеса! - воскликнула она. - Это же Элизабет!
Трепеща от радости открытия, Ким и Эдвард вынесли картину наверх, в большой зал, где было достаточно света, поставили ее к стене и, отойдя на несколько шагов, принялись внимательно рассматривать.
- Что особенно поражает в картине, так это то, что женщина очень похожа на вас, у нее точно такие же зеленые глаза.
- Да, цвет глаз такой же, но Элизабет значительно красивее меня, и определенно она была более одаренной и незаурядной личностью.
- Красота зависит от того, кто ее оценивает, - заметил Эдвард. - Лично я с вами не согласен.
Ким внимательно изучала лицо своей печально знаменитой предшественницы.
- Некоторое сходство, конечно, есть, - признала она, наконец, - у нас очень похожие волосы и примерно одинаковый овал лица.
- Вы выглядите, как родные сестры, - согласился с ней Эдвард. - Это очень хороший портрет. Но какого дьявола его спрятали в самый дальний угол винного погреба? Картина даст сто очков вперед всей той мазне, которой увешаны стены замка.
- Это действительно странно, - проговорила Ким. - Дедушка наверняка знал о портрете, это не простая забывчивость. Он был очень эксцентричным человеком, и чувства других людей, а в особенности чувства моей матери, его интересовали мало. Они вообще не выносили друг друга.
- По размеру это полотно соответствует следу картины, висевшей над камином. Давайте ради интереса попробуем отнести портрет туда и примерить, - предложил Эдвард.
Он уже поднял картину и собрался, было идти, когда Ким напомнила ему, что они пришли в замок за емкостями для образцов почвы. Эдвард поставил картину на пол. Они пошли на кухню. Ким нашла три пластмассовые банки на буфетной полке.
Захватив на обратном пути картину, они направились к старому дому. Ким настояла на том, чтобы самой нести портрет. Рамка была узкая, и ей не было тяжело.
- У меня очень странное, но радостное чувство оттого, что мы нашли картину, - говорила по дороге Ким. - Словно нашелся давно пропавший родственник.
- Должен признать, что это очень удачное совпадение, - согласился Эдвард. - Тем более, что Элизабет стала причиной нашего похода в замок.
Ким вдруг остановилась. Она держала картину прямо перед собой, внимательно вглядываясь в лицо Элизабет.
- Что случилось? - спросил Эдвард.
- Когда думала о том, что мы с ней очень похожи, я вдруг вспомнила, что с ней произошло, - ответила Ким. - Сегодня даже представить невозможно, что кого-то можно обвинить в колдовстве, судить и повесить.
Мысленно Ким попыталась вообразить, что перед ее лицом болтается свисающая с дерева петля. Сейчас ей придется умереть. Она содрогнулась. Она даже подпрыгнула, представив себе, что веревка коснулась ее шеи.
- Что с вами? - встревоженно спросил Эдвард. Он положил ей руку на плечо.
Ким тряхнула головой и сделала глубокий вдох.
- Я только что представила себе ужасную вещь - попыталась вообразить, что меня приговорили к повешению.
- Возьмите емкости, а я понесу картину, - предложил Эдвард.
Они поменялись ношами и пошли дальше.
- Должно быть, вы перегрелись, - предположил Эдвард, чтобы разрядить атмосферу, - или проголодались. У вас слишком разыгралось воображение.
- Находка картины действительно сильно на меня подействовала, - призналась Ким. - Мне кажется, что через века Элизабет пытается что-то сказать мне, чтобы восстановить свое доброе имя.
Пока они продирались сквозь высокую траву, Эдвард внимательно рассматривал Ким.
- Вы шутите? - спросил он, наконец.
- Нет, - ответила Ким. - Вы сказали, что это совпадение. Но я уверена, что это нечто большее, чем простое совпадение. Я хочу сказать, что я просто поражена тем, что произошло. Это не может быть чистой случайностью. Находка должна иметь какое-то значение.
- Это внезапный приступ суеверия или вы всегда такая? - спросил Эдвард.
- Не знаю, - ответила Ким. - Я просто стараюсь понять.
- Вы верите в экстрасенсорику или биоэнергетику? - поинтересовался Эдвард.
- Я никогда об этом не задумывалась, - призналась Ким. - А вы?
Эдвард рассмеялся:
- Вы ведете себя как психиатр, возвращая мне мои же вопросы. Нет, я не верю ни во что сверхъестественное. Я ученый. Я верю только в то, что можно разумно объяснить и проверить экспериментально. Я не религиозен и не суверен. Я могу показаться вам циничным, но скажу, что, на мой взгляд, эти вещи - религиозность и суеверие - идут рука об руку.
- Я тоже не слишком религиозна, - проговорила Ким. - Но у меня есть какая-то смутная вера в сверхъестественное, в потусторонние силы.
Они подошли к старому дому. Ким открыла перед Эдвардом дверь, и он внес картину в гостиную. Как они и предполагали, она в точности соответствовала светлому прямоугольнику над каминной полкой.
- По крайней мере, мы оказались правы в своих предположениях насчет того, где раньше она висела, - сказал Эдвард. Он оставил портрет на каминной полке.
- А я послежу, чтобы он тут и остался, - вырвалось у Ким. - Элизабет имеет полное право вернуться домой.
- Это значит, вы решили-таки поселиться здесь?
- Может быть, да, - ответила Ким. - Но сначала мне надо посоветоваться со своей семьей и, прежде всего, с братом.
- Лично я думаю, что это было бы великолепно.
Эдвард взял пластмассовые банки и сказал Ким, что пойдет в подвал и соберет там пробы почвы. На пороге гостиной он остановился.
- Если я найду в них Clavicepspurpurea, - произнес он с кривой усмешкой, - то это лишит историю салемских процессов части сверхъестественного покрова.
Ким не ответила. В притяжении портрета Элизабет было что-то магнетическое. Ким была погружена в свои мысли. Эдвард пожал плечами. Потом он прошел на кухню и спустился в прохладную и сырую тьму подвала.
3
Понедельник, 18 июля 1994 года
Как и всегда, лаборатория Эдварда Армстронга в Гарвардском медицинском комплексе на Лонгфелло-авеню являла собой сцену лихорадочной деятельности. Впечатление бедлама усиливали снующие между футуристическими монстрами наисовременнейшего оборудования фигуры в белых халатах. Однако такое обманчивое впечатление могло возникнуть лишь у непосвященного. Для знающих людей эта суета служила верным признаком того, что именно здесь и именно сейчас делается самая современная наука.
Центром, сердцем этого святилища являлся Эдвард, и хотя он был не единственным работающим здесь ученым, все называли лабораторный комплекс личным поместьем Армстронга. Репутация гения, блистательного специалиста по органическому синтезу и выдающиеся способности нейробиолога позволяли Эдварду выколачивать дополнительные ставки для своих сотрудников, получать под свою опеку множество студентов, аспирантов и докторантов. Эти же качества позволяли ему вести напряженную работу, несмотря на тесноту, ограниченность бюджета и насыщенный рабочий график. Следствием всего этого было то, что Эдвард имел в своем распоряжении самых лучших сотрудников и самых способных студентов.
Другие профессора называли Эдварда ненасытным обжорой и сущим наказанием. У него не только было больше всего студентов-дипломников, он еще и настоял на введении летнего курса лекций по основам химии для старшекурсников. Он стал единственным профессором, который решился на чтение лекций в летнее время. Он сам объяснял это тем, что молодым перспективным мозгам нужна пища для ума, и чем раньше, тем лучше.
Вернувшись с очередной лекции, Эдвард прошел в свои владения через боковую дверь лаборатории. Это выглядело так, словно служитель зоопарка вошел в клетку к своим питомцам с кормом. Его тотчас же окружила плотная толпа дипломников. Каждый из них работал над какой-либо частной проблемой, все же вместе они трудились ради достижения основной цели Эдварда: выяснения механизмов краткосрочной и долговременной памяти. У каждого была проблема или вопрос, с которыми они и спешили обратиться. Отвечая в ритме стаккато на все вопросы, Эдвард сразу же отсылал студентов на рабочие места.
Ответив на последний вопрос, Эдвард направился к своему столу. У него не было кабинета, он считал это прихотью и неоправданной тратой дефицитной площади. Ему достаточно было угла, в котором стояли рабочий стол, пара стульев, компьютер и несколько полок с папками. Там его уже ждала Элеонор Янгмен, молодой доктор наук, работавшая с Эдвардом последние четыре года.
- К вам посетитель, - сказала она. - Он ожидает вас в комнате секретаря отдела.
Эдвард бросил на стол папку с лекционным материалом и, сняв твидовый пиджак, надел белый халат.
- У меня нет времени на посетителей, - раздраженно бросил он.
- Боюсь, что на этого посетителя вам придется его найти, - возразила Элеонор.
Эдвард метнул на свою помощницу выразительный взгляд. На ее лице появилась улыбка - предвестница взрыва веселого смеха. Это была уверенная в себе яркая блондинка из Окснарда, что в благословенной Калифорнии. Глядя на нее, можно было подумать, что она в жизни не интересуется ничем, кроме виндсерфинга. На самом же деле она в нежном двадцатитрехлетнем возрасте получила в университете Беркли степень доктора биохимии. Эдвард считал ее неоценимой сотрудницей не только из-за ее ума, но и из-за преданности делу. Она боготворила Эдварда и убеждала его в том, что только ему по плечу совершить прорыв в понимании механизма действия нейротрансмиттеров и их роли в формировании эмоций и памяти.
- Господи, кто этот посетитель? - спросил Эдвард.
- Стентон Льюис, - ответила Элеонор. - Он каждый раз, когда приходит, начинает превозносить меня до небес. На этот раз предложил мне основать новый химический журнал под названием "Химические соединения". В каждом номере на обложке должна быть помещена структурная модель "молекулы месяца". Я никогда не могу понять, шутит он или говорит серьезно.
- Он шутит, - заверил Эдвард. - Это он так флиртует с вами.
Эдвард быстро просмотрел почту. Ничего сногсшибательного.
- В лаборатории все в порядке? - спросил он.
- Боюсь, что нет, - ответила она. - Забарахлила новая система для капиллярного электрофореза, которую мы использовали для мицеллярной электрокинетической хроматографии. Вызвать техников из ремонтного отдела?
- Сначала я сам взгляну, - распорядился он. - Пришлите туда Стентона. Я совмещу два дела.
Эдвард прицепил на лацкан халата радиационный дозиметр и направился в отдел хроматографии. Усевшись перед аппаратом, он включил управляющий его работой компьютер. Прибор действительно не работал. Во всяком случае, команды, заложенные в меню, почему-то не исполнялись.
Поглощенный этим занятием, Эдвард не заметил, как появился Стентон. Чтобы привлечь к себе внимание друга, Стентону пришлось хлопнуть того по плечу.
- Привет, старина! - воскликнул Стентон. - Я приготовил тебе совершенно замечательный сюрприз.
Он протянул Эдварду блестящую брошюру в гладкой пластиковой обложке.
- Что это? - спросил Эдвард, беря в руки буклет.
- Это то, чего ты так давно ждешь, - проспект фирмы "Дженетрикс", - ответил Стентон.
- Ты слишком много на себя берешь. - Эдвард выдавил из себя улыбку и покачал головой.
Отложив в сторону проспект, Эдвард вновь занялся компьютером хроматографа.
- Как протекает роман с медицинской сестрой Ким? - спросил Стентон.
Эдвард резко крутанулся на вертящемся стуле.
- Это не слишком уместный вопрос.
- Бог ты мой, - широко улыбнулся Стентон, - какие мы чувствительные. Видно, вы хорошо поладили, иначе ты бы так не реагировал.
- Мне кажется, ты спешишь с выводами. - Эдвард начал заикаться.
- Перестань манерничать! - отрезал Стентон. - Я слишком хорошо тебя знаю. Каким ты был, таким и остался. Ты совершенно не изменился со студенческих лет. Во всем, что касается науки и лаборатории, ты Наполеон. Но как только дело касается женщин, становишься раскисшей лапшой. Я этого не понимаю. Но как бы то ни было, давай объяснимся. Вы поладили?
- Ким прекрасная девушка, - ответил Эдвард. - В прошлую пятницу мы с ней пообедали.
- Отлично, - весело заключил Стентон, - для тебя это так же прекрасно, как для другого - переспать с девушкой.
- Перестань говорить пошлости.
- И в самом деле. - Стентон продолжал от души веселиться. - Идея заключалась в том, чтобы привязать тебя ко мне, и кажется, мне это удалось. В качестве отступного ты должен будешь прочитать проспект.
Стентон взял брошюру, с которой Эдвард столь непочтительно обошелся, и снова вручил ее другу.
Эдвард застонал. Он понял, что попал в ловушку.
- Ладно, - сдался он. - Я прочитаю эту чертову книжицу.
- Вот и хорошо, - обрадовался Стентон. - Тебе все равно придется хоть немного знать о компании, потому что я хочу предложить тебе семьдесят пять тысяч долларов в год и пакет акций за то, что ты согласишься войти в научно-консультативный совет.
- У меня нет времени посещать всякие дурацкие заседания, - заупрямился Эдвард.
- А кто просит тебя посещать заседания? - обиделся Стентон. - Я хочу только, чтобы твое имя было среди имен членов совета.
- Но зачем тебе это нужно? - Эдвард начинал злиться. - Молекулярная биология и биотехнологии вне пределов моей компетенции.
- Господи Иисусе! - Настала очередь Стентона стонать. - Ну, как можно быть таким наивным? Ты знаменитость. Не имеет никакого значения, что ты ни черта не понимаешь в молекулярной биологии. Дело только в твоем имени.
- Я бы не сказал, что ни черта не понимаю в молекулярной биологии. - Эдвард был несколько уязвлен, в тоне его проскользнули нотки раздражения.
- Не обижайся на меня, - произнес Стентон примирительно. Он показал пальцем на прибор, с которым возился Эдвард. - А это что еще за чертовщина? - поинтересовался он.
- Это система для капиллярного электрофореза, - ответил Эдвард.
- И что она делает?
- Это новая технология разделения веществ, - ответил Эдвард. - Она служит для разделения и идентификации химических соединений.
Стентон ощупал пальцами литой пластмассовый корпус прибора.
- А что в нем нового?
- Сам принцип, в общем-то, не нов, - начал объяснять Эдвард. - Прибор предназначен для старого доброго электрофореза, но малый диаметр капилляров делает ненужной систему отвода тепла, так как тепло прекрасно рассеивается и так.
Стентон шутливо поднял руки вверх в знак капитуляции.
- Достаточно. Я сдаюсь. Ты подавляешь меня своей эрудицией. Скажи мне только, эта штука работает?
- Прекрасно работает. - Эдвард посмотрел на прибор. - По крайней мере, обычно он прекрасно работает. Но сейчас барахлит.
- Его заклинило? - спросил Стентон.
Эдвард бросил на приятеля уничтожающий взгляд.
- Я просто стараюсь быть полезным, - отшутился Стентон.
Эдвард поднял крышку аппарата и посмотрел на карусель. Одна из пробирок для проб сместилась со своего места и препятствовала нормальному вращению карусели.