Дверь в комнате Дианы была из массивного дерева, и две подруги, чтобы заниматься без помех, плотно прикрыли ее. Несмотря на это в квартире слышался необычный шум: мужские и женские голоса, грохот передвигаемой мебели, жалобные увещевания, потом заплакала Дзелия, послышался звон разбитого стекла…
– Опять он устроил сцену, – сгорая от стыда, прошептала Диана.
– Кому? – тоже шепотом спросила Приска. Это уж было слишком. Ее отец тоже часто сердился, но она никогда не видела, чтобы он доходил до такого.
Девочки приокрыли дверь.
– Астрид! Астрид! Я хочу позвонить моему адвокату! – орал старик.
"Значит, он разозлился на маму. Кто знает, что она ему сделала. Или сказала. Теперь он точно лишит нас наследства или, еще хуже, выгонит из дома, – в тревоге думала Диана. – Куда мы тогда пойдем?"
Она снова прикрыла дверь, ожидая с минуты на минуту услышать материнский плач, который так хорошо знала с того времени, как Манфреди оставил их в Лоссае. Но заплакала почему-то Форика. Мамин же голос звучал необычно спокойно во всей этой суматохе:
– Успокойся, папа. Не надо так волноваться. Все в порядке, ничего страшного. Вот увидишь, это быстро пройдет. Не пугай девочку, прошу тебя. Иди с этими господами.
Диана ушам своим не верила. "Папа"??? Когда это мама называла Командора "папа"? И кто такие "эти господа"? И вообще, с чего это вдруг Астрид Мартинец говорит со свекром таким нежным голосом, таким спокойным тоном, словно с испуганным ребенком? Даже нет, с умственно отсталым ребенком?
Командор продолжал кричать:
– Проклятые! Оставьте меня в покое! Лапы прочь! Где телефон? Я засажу вас всех за решетку!
Удар, стон, ругательство. Потом вдруг тишина. Слышался лишь плачь Дзелии. Незнакомые мужские голоса. И мамин голос:
– Осторожно, здесь угол. Вот покрывало. Да, конечно, я спущусь с вами. И позвоню по дороге моему шурину.
Ни Диана, ни Приска не осмеливались выйти из комнаты. Они подбежали к окну – прямо перед виллой стояла машина скорой помощи. Значит, Командору снова стало плохо. Почему же, вместо того чтобы отправиться в больницу, он ругался и требовал адвоката? Почему был так разъярен? Сердиться вредно для здоровья, особенно для сердца. Дали ли ему его таблетки?
Они увидели, как открылась дверь подъезда. Оттуда вышли дядя Туллио и мама, за ними два санитара в белом, несшие носилки. На носилках, укрытый покрывалом, лежал Командор, не двигаясь, с закрытыми глазами. Все скрылись в машине и та, под триумфальный рев сирены, рванула с места.
Глава пятая,
в которой взрослые обитатели виллы "Верблюд" ведут себя еще хуже, чем боги
Дзелия, всхлипывая, вбежала в комнату и бросилась сестре на шею:
– Они говорят, что он сумасшедший! Но это же неправда! Ты же тоже знаешь, что он, когда сердится, всегда себя так ведет. А они взяли и увезли его!
– Увезли? Куда? Разве они не из больницы?
– Нет, это санитары из сумасшедшего дома, – вместо Дзелии ответила ей Галинуча, входя в комнату. – Они повезли его в "Оливковый сад". – Галинуча выглядела совершенно растерянной. Она сама не знала, что и думать. Конечно же, следовало ожидать, что, когда двое одетых в белое санитаров вошли без стука в кабинет Командора и схватили его за руки, он выйдет из себя, будет кричать и ругаться. А уж тем более он разозлился, когда синьора Астрид показалась в дверях и, вздыхая, проговорила: "Обычный кризис… будьте внимательны, чтобы он не ударился".
Тогда санитары попытались надеть на Командора смирительную рубашку, но старик противился всеми силами: цеплялся за мебель, пинался, бросал в санитаров горшки с цветами и пепельницы; он даже врезал одному из них кулаком и разбил тому бровь. Тогда они оба налегли на него и сделали укол, от которого Командор немедленно заснул. После чего санитары унесли его на носилках.
– Но кто их вызвал? – спросила Диана, у которой от тревоги даже заболел живот.
– Тетя Лилиана! – захныкала Дзелия. – Это все она! Это санитары сказали. Она позвонила в сумасшедший дом со словами: "Скорее приезжайте, мой отец выкидывает номера!" Но это все неправда. И вообще, откуда ей было знать, ведь она находилась на другом этаже!
– А что он делал? Какие такие номера?
– Да говорю же тебе, ничего он не выкидывал! Просто лежал себе в кабинете на диване и спал. Уже где-то с час.
– А мама? Почему она их впустила?
– Да откуда мне знать! – Дзелия снова зарыдала. Потом высморкалась и продолжала: – Казалось, что мама заодно с ними. Она провела их к кабинету, говоря вполголоса: "Осторожно, он очень агрессивный. Необходимо застать его врасплох". А он-то их как раз и не ожидал. Бедняга, он испугался, стал защищаться и кричать. Я бы тоже так поступила. А я что, разве сумасшедшая?
– Приска, – смущаясь пуще прежнего, сказала Галинуча. – Тебе лучше пойти домой. Это семейные дела.
– И не болтай об этом на улице, – вмешалась Форика, нервно сминая в руках передник.
Приска ушла. Но она и не собиралась следовать совету Форики. Придя домой, она не стала подниматься на третий этаж, где находилась их квартира, а прямиком направилась в адвокатскую контору Пунтони на первом этаже того же самого дома, где рассказала отцу и деду все, что увидела и услышала на вилле "Верблюд".
– Нет, Приска. Этого не может быть. Наверное, ты что-то не так поняла. Ни один гражданин не может быть лишен свободы без веских на то причин. И то, что кто-то рассердился и устроил сцену, никак не является поводом отправлять его в сумасшедший дом. Так же, как и семейная ссора и звонок кого-то из родных, – сказал адвокат Пунтони-сын.
– Но я сама видела!
– Наверняка случилось что-то, чего вы, девочки, не знаете. Например, медицинское свидетельство, которое подтверждает, что Командор душевнобольной, что он опасен для себя и для окружающих… Это единственное, что требует срочного принудительного заключения в психбольнице, – добавил адвокат Пунтони-отец.
– Принудительное – это значит насильственное, без согласия больного, – пояснил адвокат-сын, предвидя следующий Прискин вопрос.
– Но Командор не псих! Ему нужно помочь! Папа, нужно что-то делать. Я говорю тебе, никакой он не псих!
– Ты что, знаешь больше, чем медики? К тому же нас это не касается. Командор Серра не наш клиент. Он обращается по всем делам в адвокатскую контору Денгини. Если мы вмешаемся, это будет грубым нарушением профессиональной этики.
Взрослые, они все одинаковые! Читают тебе нотации по любому поводу, а когда тебе действительно требуется их помощь, находят тысячу причин, чтобы не помочь. Точь-в‑точь как боги Олимпа.
Приска поднялась домой и тут же позвонила Диане:
– Слушай, нужно немедленно вызвать адвоката Денгини, – конспираторским тоном проговорила она вполголоса.
– Тетя Офелия уже позвонила, – ответила та. – Адвокат недавно пришел. Они все внизу.
– Слава богу! Вот увидишь, он его сразу освободит. Мой отец сказал, что без медицинского свидетельства…
– Слушай, Приска, давай поговорим об этом завтра в школе. А сейчас я лучше пойду и послушаю, о чем они говорят, а?
Взрослые собрались в салоне тети Офелии – все, включая Сильвану и Пьера Казимира. Тетя Лилиана и мама тоже были там. "Может, сейчас они как раз и объяснят, почему повели себя так странно, – подумала Дзелия. – Может, остальные накричат на них из-за всего этого вранья".
Что касается ее, она в любой момент готова была выступить свидетельницей в пользу невиновности Командора. Все послеобеденное время Дзелия провела в его кабинете и рисовала, сидя на полу, в то время как он спокойно спал себе на диване.
– Войдем? – спросила она у Дианы, собираясь уже толкнуть дверь.
– Нет, лучше не надо, – вполголоса ответила сестра. Что-то подсказывало ей, что лучше им слушать разговор взрослых из-за двери, чтобы их не видели.
Разговор с адвокатом длился уже минут десять. Не то чтобы это был разговор – никто не задавал никаких вопросов, казалось, все были довольны. Никто не обращался к маме или тете Лилиане с упреками. Никто не возмущался и даже не был огорчен тем, что случилось с Командором. И никто даже не пытался заговорить о том, чтобы освободить его и вернуть домой. Зачем тогда они вызвали адвоката Денгини? Неужели лишь затем, чтобы повторять: "Ах, какая жалость!" И: "Как это грустно!" И в конце: "Да, старость не радость…"
После чего адвокат сунул в свой портфель стопку документов, дал подписать какую-то бумагу дяде Туллио и тете Лилиане и попрощался:
– До завтра.
Диана и Дзелия немедленно спрятались за спинку кресла в коридоре и увидели, как дядя Туллио и тетя Офелия проводили адвоката и вернулись в салон. Семейное собрание продолжалось.
Они снова заняли свое место в коридоре и приложили уши к двери.
– А девочки? – как раз говорила кому-то тетя Лилиана. (Девочки – это они! Внимание! Тревога!) – Если дело вдруг дойдет… чего я, конечно, не думаю… до расследования… Если кто-то станет их расспрашивать…
– Они настоящие сплетницы, эти соплячки, – послышался голос Сильваны. – Рассказывают о наших делах всем и каждому. Даже пишут об этом в школьных сочинениях!
– Может, отослать их ненадолго из Серраты? – предложил дядя Туллио. – Пока все не кончится. Например, на море с няней…
– На море в декабре месяце! – запротестовала тетя Лилиана. – И пропускать школу… Что скажут люди? Наверняка заподозрят недоброе… Пойдут слухи, сплетни… С нас уже и этого достаточно.
– О девочках позабочусь я, – раздался уверенный голос Астрид Мартинец. – Они не скажут ни одного лишнего слова.
– Хорошо, с этим ясно. Остается прислуга. Как отреагировала Форика?
– По-моему, она все раскусила. Но не думаю, что нам это помешает. Она наверняка полностью солидарна с нами во всем, что касается этой свадьбы, лишь бы не прислуживать новой хозяйке, этой хитрой швее, – сказала тетя Лилиана. – Как бы то ни было, я постараюсь освежить ее память.
– А остальные?
– Пусть каждый поговорит со своими. Думаю, будет нетрудно заставить их молчать. Да и зачем им болтать? Ни одна из них не привязана к Командору. Во всяком случае, не настолько, чтобы рисковать работой, – ответила тетя Офелия.
– Так и скажем: немедленное увольнение, никакого выходного пособия и никаких рекомендаций.
Значит, главным правилом в доме было теперь "молчание". Но молчание о чем?
Их просветила мама, поговорив после ужина с обеими дочерьми. Она привела их в свою комнату, закрыла дверь и присела в кресло у туалетного столика:
– Сегодня случилось нечто очень грустное: как вы видели, нам пришлось отправить Командора в больницу. Ему нужен уход и лечение, которое невозможно обеспечить в домашних условиях.
– Какое такое лечение? Он же здоров, – не утерпела Дзелия.
– Дорогая, до сегодняшнего дня мы старались любыми средствами защитить вас от безумия вашего деда. Мы не хотели вас беспокоить. Мы хотели лишь, чтобы вам жилось хорошо и спокойно. Поэтому мы никогда не говорили с вами об этой болезни деда, скрывали от вас его кризисы. Но, увы, теперь это стало невозможно. Бедный старик нуждается в лечении, а мы должны защитить вас и себя от опасности, в которую может вылиться его болезнь. Да, это очень грустно, я знаю. И довольно неприятно, ибо это решение наверняка породит немало сплетен. Но помните: быть больным – это не позор. К счастью, у Командора есть семья, которая всегда позаботится о нем, даже если ему не суждено будет поправиться. Вы тоже можете ему помочь. Если кто-то будет спрашивать вас в школе или на улице о его болезни, отказывайтесь говорить на эту тему. Не рассказывайте никаких деталей. Говорите просто, что он давно болен и что сейчас его лечат лучшие доктора Серраты. И ни слова более.
– А как же синьора Нинетта, бедняжка? Ей тоже нужно сказать, – жалостливо проговорила Дзелия.
– Будь спокойна, дорогая. О синьоре Нинетте позаботимся мы, взрослые.
Глава шестая,
в которой Диане приходится выслушать кучу вранья
Этой ночью, впервые с тех пор как они поселились на вилле "Верблюд", Диана и Дзелия спали в одной комнате. Даже в одной кровати, в Дианиной, под охраной, защитой и благословением не лика какого-нибудь святого, а ироничной улыбки Кочиса. (И под угрозой, пусть и немного со стороны, стрелы Купидона. Хотя что еще мог натворить маленький лучник в сравнении с теми происшествиями, которые и так перевернули с ног на голову жизнь всех членов семьи Серра?)
Это Дзелия поздно вечером с усеянными "чертятами" волосами явилась босиком в комнату сестры и залезла к ней под одеяло. Мама, если бы увидела их, наверняка скривила бы нос. В конце концов, в комнате были две кровати. Зачем же устраивать походный лагерь под одеялами Дианы?
Но этой ночью сестрам было решительно безразлично мнение Астрид Таверны. Наоборот, они были так на нее рассержены, что с удовольствием нарушили бы еще парочку ее глупых правил, лишь бы хоть как-то ей насолить. Они оскорбились до глубины души. Неужели она и впрямь считала их настолько глупыми и безмозглыми, что думала, будто они поверят ее лживой речи?
Шепотом девочки вспоминали вновь, минуту за минутой, последние три месяца на вилле "Верблюд". Ни разу, с самого первого дня в доме, они не видели, чтобы Командор вел себя как безумец. Конечно, он бывал грубым, неприятным, наглым, иногда даже агрессивным, как в то воскресенье со скатертью. Но каждый раз на это была веская причина. Кто-то, возможно, мог бы с ним не согласиться, но поведение его нельзя было назвать "абсурдным и беспричинным". Что касается "кризиса", то они не раз присутствовали при его гневных вспышках. Но каждый раз они являлись следствием какой-либо провокации. Неужели все эти "кризисы безумия", о которых говорила мама, находили на деда исключительно тогда, когда их не было дома? Маловероятно, что Галинуча или кто-то другой из прислуги не проронили бы об этом ни слова.
И почему, прежде чем вызвать санитаров из психбольницы, родные Командора не пригласили доктора, не предприняли ни одной попытки лечить его дома? А дядя Элизы, доктор Маффей – сколько раз он приходил к ним проверять сердце тети Лилианы и поднимался потом наверх к Командору выпить чашечку кофе и перекинуться последними новостями, – неужели он не разглядел, что общался все это время с сумасшедшим?
Все эти вопросы так и остались без ответа, и девочки заснули очень поздно, беспокойным и тревожным сном, наполненным страшными сновидениями.
На следующее утро обе отправились в школу полусонные. Дзелия в довольно хорошем настроении, потому в голове ее зрел план. Диана в опасении, что одноклассники забросают ее вопросами. Она не сомневалась, что новость уже облетела весь город и в каждом доме за завтраком говорили лишь об этом. Что было неизбежно: Командор в качестве владельца всех кинотеатров и единственного городского театра был известной в городе личностью.
Придя в школу, она наткнулась на стайку девочек в коридоре перед дверью их класса. Мальчишки, не такие сплетники, были уже внутри, но любопытные девчонки сгрудились вокруг Кармен Целти, троянки, и даже не особенно вредной, которая, горячо жестикулируя, рассказывала:
– Он совсем выжил из ума. Подумайте только, вот уже три месяца, как он отказывался мыться, говоря, что мыльная вода может попасть ему в вены и испортить кровь и что это может его убить. И он говорил сам с собою! А иногда ему приходило в голову, будто он конь и тогда он отвечал не иначе как ржанием, требовал сена и хотел спать стоя! Или среди ночи начинал вдруг переставлять мебель, горланя во все горло оперные арии! И говорил, что за ним следят русские шпионы, что они набили его дом тайными микрофонами. И вместо того чтобы держать деньги в банке, он зарывал их в саду и поливал, чтобы они росли, и деньги так и гнили. А если кто-то возражал ему, то он приходил в ярость, хватал стул и начинал крушить все вокруг, как сумасшедший…