Диана.
Глава седьмая,
в которой мы присутствуем при мести Командора. Часть первая
Серрата, вилла "Верблюд"
24 ДЕКАБРЯ, 4 часа дня
Дорогая моя Терезочка,
клянусь, это последний раз, когда я орошаю письмо слезами (во всяком случае, за этот год). Но я не могу не поделиться с тобой – ведь ты моя самая лучшая подруга! Элиза, Приска, Розальба – они тоже всегда меня понимают и поддерживают. Но никто никогда не займет твоего места – ведь ты мне по-настоящему родственная душа!
Мне так грустно, Тереза. Несмотря на то что я стала наследницей. И скоро уеду в чудесное путешествие. И Командор пообещал мне, что в Риме он отведет меня к знаменитому окулисту, чтобы попробовать новый тип невидимых очков, которые называются "контактные линзы". Их нужно надевать прямо на глаза, даже нет, прямо в глаза, и они пока еще не совершенны – вызывают сильный зуд. Я читала в журнале, что их надела Джузеппина Карлотта, дочь бельгийского короля, в день своего бракосочетания. Она не хотела портить свадебный наряд очками, но и спотыкаться по пути к алтарю тоже. Но глаза ее страшно слезились всю церемонию, и народ говорил: "Ах, как это трогательно! Бедняжка плачет, потому что ее мать не может сопровождать ее к алтарю". Хотя обычно к алтарю невесту ведет отец, и король Леопольд был на свадьбе, но он в ссоре с дочерью, потому что женился на женщине низшего ранга, и бельгийцы не захотели признавать ее своей королевой. Единственная королева, которую народ любил, это мать Джузеппины Карлотты, но она умерла много лет назад. Представь себе, ее звали Астрид, как и мою мать.
Ты, наверное, думаешь: "Диана совсем свихнулась! Какое ей дело до бельгийских монархов? Что общего имеют все эти аристократические сплетни с тем, что происходит на вилле "Верблюд"?"
Конечно же, ничего. Просто мама вчера поздно вечером, еще не зная, что произойдет сегодня, вновь повторила эту историю мне и Дзелии, стараясь убедить нас, что мы ошиблись, помогая Командору выйти из психушки и не сопротивляясь его женитьбе. Что жениться на особе ниже своего ранга не принято, потому что это лишает тебя уважения окружающих. И пример тому король Леопольд, который несмотря ни на что пожелал жениться на гувернантке, из-за чего репутация его была испорчена в глазах подданных, и дети, рожденные от этого второго "морганатического" брака, считались чуть ли не бастардами.
Или как Биби, помнишь, девочка из Дании, мы еще читали про нее книжки в оранжевой обложке; она тоже родилась от смешанного брака ("мезальянс", называют его взрослые), потому что ее мать вышла замуж за станционного смотрителя против воли ее родителей. Я молчала, но думала про себя: "Знала бы ты, мама, что я собираюсь выйти замуж за краснокожего дикаря, который понятия не имеет, что такое салфетка и вытирает жирные руки о собственные предплечья…" Тот еще "мезальянс"! Хотя, может, Кочис маму устроит, ведь он вождь краснокожих, то есть тоже немного принц.
Как бы то ни было, думаю, что после сегодняшнего мне не придется спрашивать ее разрешения для замужества.
Я даже издалека чувствую, что ты уже дрожишь от нетерпения. Ты права, хватит болтать. Я немедленно расскажу тебе, как прошла вторая встреча Командора с членами семьи. Это длинная и запутанная история, и, хоть я уже знаю, чем она закончилась, может, мне придется описать тебе ее в двух письмах.
Помнишь, он пригласил всех к нам на обед? Когда все расселись, он казался совершенно спокойным.
Форика постаралась на славу в декорации стола: серебро, указатели мест из старинного фарфора, хрустальные бокалы и рождественский венок с красными свечами в центре стола. Ведь сегодня рождественский сочельник! Только накрыто было на одну персону больше, и место, конечно же, осталось незанятым. Все косились на него, но ни у кого не хватило мужества спросить, кто еще ожидается, хотя на лбу у них было написано опасение, что хочешь не хочешь, а придется смириться с присутствием синьоры Нинетты.
София Лодде рассказала в кухне, что слышала, как дядя Туллио звонил утром и доктору Саломони, и адвокату Денгини, кричал на них и требовал найти новую "тактику для нейтрализации старика". Но оба раза после разговора клал трубку с видом побитой собачонки.
Когда Галинуча принесла в столовую ньокки и стала раскладывать их по тарелкам, начав, как всегда, с тети Лилианы, но та остановила ее жестом руки:
– Разве мы не ждем…? – и указала на пустое место.
– Мы никого не ждем, – ответил дед. – Это место с сегодняшнего дня принадлежит новой хозяйке дома. Сегодня я не пригласил ее, чтобы не омрачать ей сочельник вашими кислыми лицами. Но приказал накрыть и на нее, чтобы вы не забывали, что хозяин в этом доме все еще я и что я могу делать все что пожелаю.
Все молчали, сидя с хмурыми лицами. Все, кроме мамы, которая вела себя, словно ее это не касалось. Позже я поняла почему.
Ели в полном молчании. Обед был великолепен, но, думаю, никому кусок не шел в горло. В воздухе чувствовалось такое напряжение, что, казалось, его можно резать ножом. От волнения мне еще до сладкого пришлось бежать в туалет, где меня вырвало. А ведь я еще не знала, что произойдет!
Ладно, не стану тянуть резину. Когда Галинуча унесла грязные десертные тарелки, Командор оглядел всех и спросил:
– Ну что, как обед? Понравился?
И все хором:
– Очень!
– Великолепный!
– Форика превзошла саму себя!
– Я рад, – произнес дед. – Потому что это последний раз, когда вы едите за моим столом. Последний раз, когда нажираетесь за мой счет.
Он был совершенно спокоен и, пока они смотрели на него, вытаращив глаза, объявил, что вчера он побывал у нотариуса Ренты и лишил всех их наследства. Совершенно серьезно. Не так, как в тот раз, когда кричал на эту безмозглую Сильвану.
– С сегодняшнего дня вы не получите больше от меня ни одной лиры: все, кран закрыт. И я изменил завещание так, что и после моей смерти вам не достанется ни гроша. И для начала можете немедленно искать себе другой дом. Халява на вилле "Камелот" закончилась: бесплатное жилье и все остальные траты, оплаченные этим дураком Панталоне! Я не желаю больше видеть вас под моей крышей. И Туллио лучше подыскать себе другую работу. Чтоб ноги его больше не было в театре!
– Ты выгоняешь нас на улицу? – дрожащим, словно осколки разбитого стекла, голосом спросила тетя Лилиана. – Нас, твоих детей?
– Вы уже достаточно взрослые, чтобы покинуть родное гнездышко, если я не ошибаюсь, – смеясь ответил ей Командор. – И вам не составит труда снять себе другую квартиру или даже купить ее на те деньги, которые вы тайком сэкономили, пока жили за мой счет.
– Ты обвиняешь нас в… – начал дядя Туллио багровый от возмущения.
– Осторожно, Туллио, я мог бы обвинить вас кое в чем похуже, чем в двух грошах, украденных из денег на хозяйство! Так что держи лучше язык за зубами и не провоцируй меня.
После чего Командор заявил, что не хочет тратить время на разъяснения старых дрязг, но что с этого момента он для них – чужой человек и что они должны убраться из его жизни.
– Я знаю, что ты собираешься сказать мне, Лилиана. Что закон не позволяет полностью лишать законных детей их части наследства. Но это только в том случае, если дети не совершили никаких преступлений против собственного отца. Повернется ли у вас язык объявить себя невиновными после того отпуска в "Оливковом саду", куда вы меня отправили?
После чего дед рассказал, что он посетил не только нотариуса, но и адвоката – нового, не эту продажную шкуру Денгини – и дал ему мандат подготовить на всех них заявление в полицию. В их действиях можно было выявить как минимум пять серьезных преступлений, настолько тяжелых, что это не только оправдывает его решение лишить их наследства, но и может грозить им судом с довольно неприятными последствиями.
– Вот и посмотрим, понравится ли вам сидеть в тесной камере, с клопами, жрать вонючую бурду и ссать в жестяную банку, которая будет ароматизировать помещение весь день. Все то, что пришлось перенести мне по вине вашей чрезмерной сыновней любви.
Видела бы ты их, Тереза. Лица у всех так побледнели, что они казались головками свежего творога. Очевидно, адвокат Денгини сказал сегодня утром дяде Туллио те же самые вещи, поэтому никто не возражал. Лишь Сильвана разразилась слезами, всхлипывая: "Теперь Пьер Казимир ни за что на мне не женится…"
Но тетя Офелия прошипела ей: "Прекрати! Пьер Казимир с его дядей в таком же положении, как и все мы. Так что ему лучше не кривить носом".
Таким образом, Командор огласил свой "ультиматум": он не собирается перещеголять их в подлости, сказал он, вышвыривая их на улицу без предупреждения, тем более перед самым Рождеством, как маленькую продавщицу спичек Андерсена (тут он подмигнул Дзелии). Его устроит, если они переедут к Епифании, когда он вернется со своей женой из свадебного путешествия. При этих словах все еще более напряглись, а Сильвана так вообще подскочила на стуле, но не осмелилась произнести ни слова. "Этого времени вам хватит, чтобы найти другую квартиру, – великодушным тоном добавил он. – Можете забрать с собой вашу мебель, картины, прислугу". Они могли даже сохранить все деньги, которые успели тайком положить в банк на свое имя. "Лишь бы вы больше не надоедали мне ни в театре Масканьи, ни на Монастырской улице".
Никто не возражал и не жаловался. Дед поднялся в полнейшем спокойствии и сказал:
– Пойду-ка я подремлю. – Уже у самой двери он оглянулся и добавил: – Как вы уже поняли, двадцать девятого декабря я женюсь. На свадьбу не приглашен никто из вас, кроме двух малышек.
Как только он закрыл за собою дверь, Сильвана тут же набросилась на нас:
– Что, теперь вы довольны, жалкие предательницы, лгуньи, нахалки? Плохо вы все подрасчитали! Он лишил наследства вас тоже, так же как и всех нас.
Взрослые ничего не говорили, но смотрели на нас так, словно желали на месте свернуть нам шею. (Кроме мамы. Она уже отчитала нас вчера вечером и сейчас словно парила над всем происходящим с этой ее загадочной улыбкой, которая начинала действовать мне на нервы.)
Ой, Тереза, у меня уже болит рука, почти закончились чернила и нужно покупать новую чернильницу, чтобы описать все как следует.
Давай сделаем так: я пойду сейчас погуляю с Приской по городу, особенно мне хочется посмотреть в последний раз на витрины "Детского рая". Помнишь костюм индейцев? Я и так уже потеряла всякую надежду получить его в подарок на Рождество. И теперь подумала, что если никто его не заказал, то я могла бы купить его на свои деньги. Правда, здорово? И еще я хочу купить подарок Галинуче. И, конечно же, Дзелии. И… и еще многим, но не стану их перечислять, чтобы не надоесть тебе длинным списком.
После ужина я закончу это письмо. Все равно нам нужно будет дождаться полуночи, потому что Форика возьмет нас собой на рождественскую службу в собор. Она сказала, что семейные ссоры нужно отбросить в сторону – ведь мы тоже христианки и не можем пропустить рождественскую мессу. И что нам даже будет полезно немного успокоиться после всего случившегося под возвышенную музыку органа.
Так что до свидания, до вечера. Вот увидишь, вторая часть будет еще интереснее, чем первая!
Глава восьмая,
в которой мы присутствуем при мести Командора. Часть вторая
9.30 вечера (в ожидании полуночи)
Знаешь, Тереза,
здорово все-таки зайти в магазин и сказать: "Я беру это и это…", не мучаясь подсчетами, хватит ли тебе денег, потому что у тебя их полный мешок.
Но немного меня это смутило. Надеюсь, мы с Дзелией не станем вести себя так, как та мать семейства в фильме "Кто-нибудь видел мою девчонку?", помнишь, с Роком Хадсоном? Он там играет бедного жениха, а потом его семья получает сто тысяч долларов от бывшего поклонника умершей уже бабки и мать меняется, становится жадной зазнайкой, еще хуже даже, чем Звева Лопес дель Рио?
Как бы то ни было, я обещала тебе продолжить рассказ о мести Командора.
Он отправился спать, а мы остались в столовой, где взрослые пили кофе. (В последний раз у нас в квартире, только представь себе!) Хорошо хоть, они немного успокоились и стали рассуждать о том, куда им теперь переехать, выгоднее ли купить квартиру или взять ее в аренду, и в каком лучше районе… и все такое.
Мне кажется, что уже вчера, когда они узнали о возвращении Командора, все ожидали от него какого-нибудь ужасного наказания и уже были к этому готовы, но, увидев, как он спокоен, решили, что, может, все обойдется и они смогут жить так же, как раньше.
Мама молчала и все перемешивала сахар в кофейной чашке, словно тот никак не растворялся.
Все (в том числе и мы с Дзелией) думали, что она страшно растеряна, потому что в отличие от остальных она не смогла отложить ни гроша за то короткое время, как мы появились в Серрате, и снимать или покупать квартиру было для нас одинаково недосягаемым. Наконец дядя Туллио сочувственным голосом спросил:
– А у тебя, Астрид, какие планы? Как ты думаешь теперь жить?
И тетя Офелия:
– Наверное, раз твои соплячки вытащили его из клиники, старик будет хоть немного вам благодарен. Может, он даст тебе место билетерши в "Афине" или каком другом зале…
– Или место швеи в ателье Масканьи – ведь там как раз освободилось одно, – ехидно добавила Сильвана, слезы которой давно высохли.
Тогда мама улыбнулась им самой надменной из улыбок Астрид Мартинец-Серра-Таверна и спокойно ответила:
– Спасибо, что вы все так обо мне печетесь, но, к счастью, подобные заботы передо мной не стоят. В день Епифании я уже буду в Буэнос-Айресе. Сразу после Рождества я уезжаю в Аргентину, к моему супругу.
Можешь себе представить, Тереза, реакцию всех присутствующих! У нас буквально открылся рот от изумления. Так вот о чем говорили эти письма! Манфреди организовывал для нас путешествие через океан! Во всяком случае, так подумали мы с Дзелией в это мгновение: "наше" путешествие. Я чуть не умерла на месте. Снова уезжать, сейчас, когда мы только привыкли к Серрате! Снова менять дом, школу, подруг… В новой далекой стране. Клянусь тебе, в тот момент мне казалось, что на меня пало какое-то проклятье: чемоданы, вечно чемоданы, долгое путешествие на корабле, постоянная тошнота и рвота… И жить снова с этим прохвостом Манфреди! Кто знает, чем он там занимается? И почему до сих пор не в тюрьме?
Дзелия тоже нисколько не обрадовалась и немедленно запротестовала:
– Я не хочу в Аргентину, я хочу жить в Серрате! Я не хочу уезжать! Тем более в середине учебного года! И я не знаю аргентинского!
– В Аргентине говорят по-испански, глупышка, – рассмеялась мама. – Этот язык очень похож на тот диалект, на котором говорят у Галинучи в деревне.
– Ну и что, испанского я тоже не знаю, – упрямо возразила Дзелия. Тут на нее вдруг нашло озарение: – А Галинуча? Она тоже поедет в Буэнос-Айрес?
– Дзелия, хватит! – сказала мама ледяным голосом – она умеет замораживать голос, когда хочет. – Перестань устраивать комедию! Кто вам сказал, что вы тоже поедете в Аргентину?
И она объяснила, что пока они с Манфреди окончательно не обоснуются в Аргентине, им придется много путешествовать, жить в гостинице… Говорила о новой работе Манфреди – что-то страшно важное, только я не поняла что. И не особенно-то верю. Сразу ясно, что никакой важной должности у него нет. Хотя бы потому, что билет для мамы он взял второго класса.
Но она так рада, что уезжает. Она задыхалась в Серрате на вилле "Верблюд" под тиранией старика. И все сказали, что понимают ее.
– А мы? – обиженно спросила Дзелия. – Что теперь будет со мной и Дианой? Ты нас бросаешь?
Тогда мама взяла ее на руки и стала осыпать ласками и поцелуями, приговаривая слова типа: "Мой белокурый ангел… У меня разрывается сердце… Мои дорогие доченьки… Это для вашего же блага… Когда-нибудь вы будете благодарить меня за это… Мне тоже очень грустно, но мы расстанемся совсем ненадолго, клянусь вам… Еще до следующего лета я за вами приеду… А пока вы станете изучать испанский для новой школы… И мы будем писать друг другу много писем…"
"Адресованные на абонентский ящик?" – чуть не вырвалось у меня, но я прикусила язык и промолчала.
– И потом, я оставляю вас в надежных руках, – заключила мама, с улыбкой смотря на тетю Лилиану. Я поняла, что еще до возвращения Командора она решила всучить нас тете и ждала подходящего момента, чтобы поставить вопрос так, чтобы тетя не смогла отказаться.
– Ты что, свихнулась? – ответила ей тетя Лилиана. – Я не желаю иметь с ними ничего общего и не желала бы, даже если бы все пошло по-другому. С этими маленькими врединами, невоспитанными нахалками и интриганками! Да отдаешь ли ты себе отчет в том, что это по их вине все мы оказались на улице? И у тебя, Астрид Мартинец, еще хватает наглости просить меня принять их в доме, которого у меня еще нет? Да знаешь, что я тебе скажу? Я специально найду себе такую крошечную квартирку, что никому из вас больше не придут в голову подобные мысли.
Тогда мама с надеждой взглянула на дядю Туллио.
– Вот уж нет! – как ужаленная подскочила на стуле тетя Офелия. – Ноги их не будет в моем доме! Они и так уже натворили довольно бед, поставив под вопрос замужество Сильваны, шпионя за нами, вмешиваясь в наши дела, подслушивая за дверью, роясь в наших шкафах…
– И украли мою старую игрушку, которую я так любила, – вставила Сильвана. – Пусть немедленно отдадут мне мою обезьяну!
Дзелия залилась слезами, а Галинуча, подслушавшая у двери, влетела в столовую как смерч и выхватила Дзелию из рук мамы, словно это была пасть крокодила: