Я выписал еще один чек на точно такую же сумму, на имя Западного педиатрического фонда игрушек, спустился в фойе и отправил его. Я понимал, что делаю это не только для детей, которые получат игрушки, но и для себя тоже, и говорил себе, что не имею никакого права думать, будто совершаю благородный поступок.
Потом я поднялся на лифте снова к себе в кабинет и приготовился к приему следующего пациента.
6
Был уже час ночи, когда я убрал историю болезни на место. Воспоминания - дело утомительное, и усталость охватила меня. Я доковылял до постели, погрузился в беспокойный сон, неплохо справился с пробуждением в семь часов и отправился под душ. Через несколько минут после того, как я кончил одеваться, в дверь позвонили. Я пошел открывать.
На террасе стоял Майло - руки в карманах, желтая спортивная рубашка с двумя широкими горизонтальными полосами зеленого цвета, светло-коричневые хлопчатобумажные брюки и баскетбольные кеды, которые когда-то были белыми. Его черные волосы были отпущены длиннее, чем мне приходилось их когда-либо видеть, - передняя прядь полностью закрывала лоб, а баки спускались почти до уровня нижней челюсти. Его неровное, в оспинах лицо местами поросло трехдневной щетиной, а зеленые глаза казались потускневшими - их обычный поразительно яркий оттенок поблек до цвета очень старой травы.
Он сказал:
- Хорошо, что теперь ты, по крайней мере, запираешь дверь. А плохо, что открываешь ее, не проверив, кого там черт принес.
- Откуда тебе известно, что я не проверил?
- Интервал между последним звуком шагов и поворотом замка. Детективные способности. - Он постучал себя по виску и направился прямо на кухню.
- Доброе утро, сыщик. Досуг тебе на пользу.
Он что-то буркнул, не останавливаясь.
Я спросил:
- Что случилось?
- А должно что-то случиться? - крикнул он в ответ, уже заглядывая в холодильник.
Еще один чисто случайный визит. В последнее время эти визиты участились.
Очередная хандра.
Прошла половина срока назначенного ему наказания - шесть месяцев отстранения от службы без сохранения содержания. Наказать его сильнее этого управление не могло - следующей мерой было бы уже увольнение. Начальство надеялось, что гражданская жизнь придется ему по вкусу и он не вернется. Но начальство тешило себя иллюзиями.
Он покрутился, поискал, нашел ржаной хлеб, паштет и молоко, достал нож и тарелку и занялся приготовлением завтрака.
- Ну, чего ты уставился? - спросил он. - Никогда не видел мужика на кухне, что ли?
Я пошел одеваться. Когда я вернулся, он стоял у кухонной стойки, ел поджаренный хлеб, намазывая его паштетом, и запивал молоком прямо из пакета. Он располнел - его живот арбузом вырисовывался под нейлоновой рубашкой.
- Ты очень занят сегодня? - спросил он. - Я подумал, может, смотаемся на ранчо и погоняем в гольф?
- Не знал, что ты играешь в гольф.
- Я и не играю. Но нужно же иметь какое-то хобби, верно?
- Извини, сегодня утром у меня работа.
- Да? Значит, мне уйти?
- Нет, работа не с пациентами. Я кое-что пишу.
- А, - сказал он, пренебрежительно махнув рукой. - Я имел в виду настоящую работу.
- Для меня эта работа настоящая.
- Что, все та же старая песня - блокировки-провалы-сдвиги-по-фазе?
Я кивнул.
- Хочешь, я сделаю это вместо тебя? - сказал он.
- Что сделаешь?
- Напишу твой доклад.
- Валяй.
- Нет, я серьезно. Настрочить что-то всегда было для меня раз плюнуть. Недаром я дошел до магистра - видит Бог, это лишь часть того академического дерьма, которым меня пичкали. Моя проза не отличалась большой оригинальностью, но была... добротной, хотя чуточку скучноватой. Говоря словами моего тогдашнего университетского наставника.
Он с хрустом откусил кусок поджаренного хлеба. Крошки посыпались ему на грудь рубашки. Он не сделал ни малейшей попытки стряхнуть их.
Я сказал:
- Спасибо, Майло, но я пока не созрел для того, чтобы иметь "негра". - Я пошел варить кофе.
- Ты-чего-это? - спросил он с набитым ртом. - Не доверяешь мне?
- Это научная писанина. Материал для журнала по психологии.
- Ну и что?
- А то, что речь идет о сухих цифрах и фактах. Может, страниц сто такого текста.
- Велика важность, - сказал он. - Не страшнее, чем основной протокол убийства. - Коркой хлеба он стал отстукивать у себя на пальце. - Римское один: резюме преступления. Римское два: изложение событий в хронологической последовательности. Римское три: информация о жертве преступления. Римское...
- Я тебя понял.
Он сунул корку в рот.
- Ключом к отличному написанию отчетов является изгнание из них всякого пыла, до последней капли. Используй добавочную - с "горкой" - порцию избыточно заумных тавтологических плеоназмов, чтобы сделать отчет умопомрачительно скучным. И тогда твои начальники, которым положено все это читать, быстренько выдохнутся, начнут перескакивать с пятого на десятое и тогда, может быть, не заметят, как ты, развив бурную деятельность с момента обнаружения трупа, так ни черта и не раскрыл. А теперь скажи мне, так ли это отличается от того, что делаешь ты?
Я рассмеялся.
- До сих пор я полагал, что ищу истину. Спасибо, что поправил.
- Не за что. Это моя работа.
- Кстати, о работе. Есть что-нибудь новенькое?
Он посмотрел на меня долгим, мрачным взглядом.
- Опять все то же. Конторские жокеи с улыбающимися рожами. На этот раз притащили психоаналитика из управления.
- Я думал, ты отказался консультироваться.
- Они обошли мой отказ, назвав это проявлением стресса. Условия наказания - читайте мелкий шрифт.
Он покачал головой.
- Все эти типы с сальными рожами разговаривали со мной ну исключительно тихо и медленно, как с маразматиком. Справлялись о моей адаптации. Об уровне стресса. Делились своей озабоченностью. Ты когда-нибудь замечал, как люди, которые говорят, что чем-то делятся, в действительности никогда этого не делают? Они также весьма заботливо дали мне понять, что все мои медицинские счета оплачивало управление - которое, стало быть, получало копии всех моих лабораторных анализов, - и что там высказывалось определенное беспокойство по поводу уровня моего холестерина, триглицеридов и чего-то там еще, и действительно ли я чувствую себя в силах вернуться к активной службе.
Он помрачнел.
- Как тебе нравятся эти деятели, а? Я в ответ тоже им улыбнулся и сказал, не забавно ли, что и мой стрессовый уровень и мои триглицериды были всем до лампочки, когда я мотался на задания.
- Ну и как они отреагировали на этот перл?
- Новой порцией улыбочек, потом таким жирным молчанием, в котором можно было жарить картошку, как во фритюре. Здорово действует на нервы. Наверняка эта задница, психоаналитик, предупредил их - не обижаться. Но таково военное мышление: уничтожить индивидуума.
Он посмотрел на пакет с молоком и сказал:
- А, с низким содержанием жира. Это хорошо. Да здравствуют триглицериды.
Я налил в кофеварку воды, засыпал в воронку несколько ложек кофе "Кениан".
- Одного у этих задниц не отнимешь, - сказал он. - Они становятся все напористее. На этот раз они пошли в открытую и заговорили о пенсии. О долларах и центах. С фактическими выкладками, откуда видно, как много получается всего, если прибавить проценты, которые я мог бы получить в случае удачного помещения денег. О том, как славно можно прожить на то, что мне полагается за четырнадцать лет. Когда я не распустил слюни и не схватил наживку, они отбросили морковку и взяли палку, и пошли намеки, что вопрос о пенсии отнюдь не является однозначно решенным, учитывая обстоятельства. И все такое прочее. Что правильный выбор момента имеет существенное значение. И тому подобное.
Он принялся за следующий кусок хлеба.
Я сказал:
- И чем же все кончилось?
- Я дал им повякать еще немного, потом встал, сказал, что у меня неотложная встреча, и ушел.
- Ну, - заметил я, - если ты все-таки решишь уволиться, то дипломатический корпус всегда к твоим услугам.
- Ты что, - сказал он, - я этим сыт вот докуда. - Он чиркнул пальцем по горлу. - Ну, отстранили на полгода, ладно. Ну, отобрали пушку, и значок, и зарплату, черт с вами. Но дайте мне отбыть срок в мире и покое, отвяжитесь с вашей хреновой заботой. Со всей этой фальшивой чувствительностью.
Он вернулся к еде.
- Конечно, на лучшее я, наверно, не могу рассчитывать, при таких обстоятельствах. - Он усмехнулся.
- "Отлично" с плюсом по результатам тестирования на контакт с реальностью, Майло.
Он сказал:
- Оскорбление действием старшего по званию. - Он еще шире улыбнулся. - Неплохо звучит, а?
- Ты забыл самую забойную часть. На ТВ.
Все еще улыбаясь, он хотел выпить молока, но улыбка мешала, и он опустил пакет.
- Какого черта, ведь мы живем в век средств массовой информации, верно? Шеф получает по морде, когда выпендривается перед репортерами. Я отвалил им парочку таких смачных звуковых кусочков, что век будут помнить.
- Это уж точно. А в каком состоянии Фриск?
- Говорят, что его пикантный носик зажил довольно хорошо. Новые зубы выглядят почти так же, как старые, - просто удивительно, какие чудеса творит сегодня восстановительная хирургия, а? Но все же его внешний вид чуточку изменится. Будет меньше Тома Селлека и больше... Карла Мальдена. А это совсем неплохо для старшего офицера, верно? Такой подпорченный вид, который предполагает мудрость и опыт.
- Он уже приступил к исполнению обязанностей?
- Не-е-т. Видимо, у нашего Кении уровень стресса все еще довольно высок, уж он-то не откажется от длительного отдыха для восстановления сил. Но потом он вернется, обязательно. Его отфутболят наверх, где он сможет портачить на более высоком уровне и приносить вред систематически.
- Но он - зять заместителя начальника полиции, Майло. Это просто везенье, что тебя вообще оставили на службе.
Он отстранил пакет с молоком и пристально посмотрел на меня.
- Думаешь, если бы они могли выпереть меня, то не сделали бы этого? Они знают, что счет не в их пользу, поэтому-то и ищут подходы.
Он шлепнул своей большой рукой по столу.
- Этот гад использовал меня в качестве наживки, черт бы его побрал. Адвокат, с которым Рик заставил меня поговорить, сказал, что у меня есть основания возбудить крупный гражданский иск, что я мог бы отдать материальчик газетам и месяцами поддерживать к нему интерес. Такое пришлось бы ему по вкусу, этому сутяге. Он на этом деле сорвал бы немалый куш. Рик тоже хотел, чтобы я так поступил. Из принципа. Но я отказался, потому что дело совсем не в том, чтобы дать возможность шайке крючкотворов лет десять препираться из-за юридических тонкостей. Здесь все надо было решать один на один. Телевидение было для меня дополнительной гарантией - пара миллионов свидетелей, чтобы никто не мог сказать, что все было не так, а иначе. Вот почему я стукнул его после того, как он сказал, какой я великий герой, и объявил мне благодарность. Так что никто теперь не может сказать "зелен виноград". Управление у меня в долгу, Алекс. Они должны быть мне благодарны за то, что я всего-навсего подпортил ему рожу. И если у Фриска котелок варит, то он тоже будет мне благодарен - постарается не попадаться мне на глаза. Никогда. И в гробу я видал его семейные связи. Ему еще повезло, что я не выдрал у него внутренности и не запустил ими в телекамеру.
Его глаза прояснились, а лицо покраснело. Со свесившимися на лоб волосами и толстыми губами, он смахивал на рассерженную гориллу.
Я зааплодировал.
Он немного привстал, уставился на меня и вдруг засмеялся.
- Да, нет ничего лучше дозы адреналина, чтобы день показался прекрасным. Так ты действительно не хочешь сыграть в гольф?
- Извини. Мне правда надо закончить работу над докладом, а в полдень у меня пациент. И, честно говоря, гонять мячи по зеленой лужайке не соответствует моим представлениям об отдыхе, Майло.
- Знаю, знаю, - подхватил он. - Не улучшает кислородный обмен. Держу пари, что уж твои-то триглицериды - просто конфетка.
Я пожал плечами. Кофе был готов. Я налил две чашки и одну дал ему.
- Ну, - сказал я, - а что ты еще делаешь, как проводишь время?
Он сделал широкий жест рукой и заговорил с нарочитым ирландским провинциальным акцентом:
- О, просто великолепно, парень. Вышивка, папье-маше, выпиливание, вязание крючком. Маленькие шхунки и яхточки из палочек от мороженого, всякие безделушки - там целый чудесный мир ремесел, который только и ждет, чтобы ты начал его исследовать. - Он отпил кофе. - Дерьмово. Хуже, чем канцелярская работа. Сначала я думал заняться садоводством - побыть немного на солнышке, подвигаться - назад к земле, к своим корням, да славится Ирландия.
- Собирался выращивать картошку?
Он хмыкнул.
- Собирался выращивать все, что смогу и что сможет у меня расти. Да вот загвоздка: в прошлом году Рик приволок этого дизайнера ландшафтов и переделал весь участок под все эти юго-западные хреновины - кактусы, суккуленты, грунтовое покрытие низкой влагоемкости. Чтобы сократить потребление воды, жить экологически разумно. Так и не удалось мне стать фермером. Ну ладно, черт с ним, думал повозиться в доме - починить все, что требует починки. Раньше я был рукастый - когда получал азы строительства в колледже, научился всем специальностям. А когда жил один, то все абсолютно делал сам - чинил водопроводные трубы, электропроводку и что там еще было нужно. Домовладелец обожал меня. Но с этим планом тоже получилась загвоздка - чинить оказалось нечего. Я слишком мало бывал дома, чтобы врубиться, и, попилив меня с год или около того, Рик в конце концов позаботился обо всем сам. Нашел мастера на все руки - парень с Фиджи, его бывший пациент. Тот порезался мотопилой, чуть не остался без нескольких пальцев. Рик зашил его, спас ему пальцы и тем заслужил вечную благодарность. Парень работает у нас почти за так, приходит в любое время дня и ночи. Так что, пока он осторожен с пилой, мои услуги не требуются. Вот такие дела. Что же остается? Ходить за покупками? Готовить? Рик мотается между травмпунктом и Независимой клиникой, дома никогда не ест, так что я хватаю, что под руку попадет, и напихиваюсь. Иногда хожу в городской тир в Калвер-Сити и стреляю. Дважды переслушал свою коллекцию пластинок и прочитал больше плохих книг, чем хотелось бы думать.
- А добровольческой работой ты не пробовал заняться?
Он зажал уши ладонями и сморщился. Когда он отвел руки, я спросил:
- Что с тобой?
- Я это уже слышал. Каждый день, от этого альтруиста, доктора Сильвермана. Группа борьбы со спидом Независимой клиники, бездомные дети, миссия Скид-Роу и так далее. Найди какое-нибудь дело, Майло, и держись за него. Но вся штука в том, что я чувствую дьявольскую злость. Сжат, как пружина. И не дай Бог, если кто-то скажет мне худое слово - быстренько поцелуется с тротуаром. Это... ощущение, будто внутри у меня все горит, - иногда я просыпаюсь с ним, иногда оно просто накатывает внезапно, и не говори мне, что это посттравматический стрессовый синдром, потому что от названия легче не становится. Со мной уже такое было - после войны, и я знаю, что только время выцедит это из меня. А пока я не хочу общаться со слишком большим числом людей, особенно обремененных тяжкими несчастьями. У меня нет к ним сочувствия. Кончится тем, что я посоветую им подобрать сопли и привести жизнь в порядок, черт возьми!
- Время лечит, - сказал я, - но ход времени можно ускорить.
Он посмотрел на меня так, словно не верил своим ушам.
- Как? Ты даешь рекомендации?
- Бывают вещи и похуже.
Он ударил себя в грудь обеими руками.
- Ладно, вот он я. Давай, рекомендуй.
Я молчал.
- Правильно, - сказал он и посмотрел на стенные часы. - Ну, я пошел. Буду стучать по маленьким белым мячикам и думать, что это не мячики, а нечто другое.
Он стал выкатываться из кухни. Я вытянул перед ним руку, и он остановился.
- Как насчет ужина? - спросил я. - Сегодня. Я должен освободиться около семи.
Он сказал:
- Благотворительные обеды - прерогатива суповых кухонь.
- Обаяния в тебе хоть отбавляй, - сказал я и опустил руку.
- Неужели ты сегодня не идешь на свидание?
- Не иду.
- А Линда?
- Линда все еще в Техасе.
- Вот как! Разве она не должна была вернуться на-прошлой неделе?
- Должна была. Но ей пришлось остаться. Ее отец...
- Что, сердце?
Я кивнул.
- Ему стало хуже. Настолько, что она осталась там на неопределенный срок.
- Печально это слышать. Будешь с ней говорить, передай от меня привет. Скажи, я надеюсь, что он поправится. - Его гнев уступил место сочувствию. Я не был уверен, что это к лучшему.
- Ладно, передам, - сказал я. - Желаю тебе весело провести время на ранчо.
Он шагнул и остановился.
- Ладно. Тебе тоже приходится не сладко. Прости.
- У меня все хорошо, Майло. И это предложение никакая не благотворительность. Бог знает почему, но я подумал, что вместе поужинать было бы неплохо. Двое парней болтают разную чепуху, задираются по-дружески и все такое, ну, как в рекламе пива.
- Да, - сказал он. - Ужин. Ладно. Поесть-то я всегда готов. - Он похлопал себя по животу. - И если к сегодняшнему вечеру ты еще не закончишь свою писанину, приноси с собой черновик. Дядя Майло внесет мудрые редакторские коррективы.
- Отлично, - сказал я, - а пока суд да дело, почему бы тебе не подумать о каком-нибудь настоящем хобби?
7
После его ухода я сел писать. Без какой-либо видимой причины дело пошло как никогда гладко, и быстро наступил полдень, возвещаемый вторым за сегодня звонком в дверь.
На этот раз я заглянул в глазок. То, что смотрело на меня оттуда, было лицом незнакомки, но не совсем: остатки черт девчушки, которую я когда-то знал, сливались с лицом на фотографии из газетной вырезки двадцатилетней давности. Я вдруг понял, что в момент нападения ее мать была лишь немногим старше, чем сейчас Мелисса.
Я открыл дверь и сказал:
- Здравствуй, Мелисса.
Она от неожиданности вздрогнула, потом улыбнулась.
- Доктор Делавэр! Вы совсем не изменились.
Мы пожали друг другу руки.
- Входи.
Она вошла в дом и остановилась, сложив руки перед собой.
Трансформация девочки в женщину была почти завершена, и то, что получилось, свидетельствовало о плавном изяществе процесса. У нее были скулы манекенщицы под безупречно гладкой, слегка загорелой кожей. Ее волосы потемнели, стали каштановыми с отдельными выгоревшими на солнце прядками и свисали, совершенно прямые и блестящие, до самого пояса. Вместо прямой челки теперь был боковой пробор и зачес. Под естественно изогнутыми бровями светились огромные, широко расставленные серо-зеленые глаза. Юная Грейс Келли.
Грейс Келли в миниатюре. Она была ростом едва больше метра пятидесяти, с тонюсенькой талией и мелкими костями. Серьги в виде больших золотых колец украшали каждое похожее на раковинку ухо. В руках она держала небольшую кожаную сумочку. На ней была синяя блузка с застежкой донизу, джинсовая юбка чуть выше колен и темно-бордовые мокасины на босу ногу.