БИЛЕТ ДО САН-ФРАНЦИСКО
Не все, что Гилли написала Кортни, было чистой правдой, но Троттер на самом деле была религиозна. Она читала Библию и молилась каждый день. Когда мистер Рэндолф благословлял трапезу, она постоянно вторила ему. И потом, если человек по доброй воле каждое воскресенье в девять утра отправляется в церковь и возвращается оттуда домой не раньше половины первого, нормальным его считать нельзя.
Для Гилли эти воскресные часы были мучением. Церковь, небольшое деревянное старое здание, торчала на холме за полицейским участком; ее построили, когда город был еще небольшим поселком, а не частью разросшейся столицы Вашингтон. В сегодняшнем мире церковь была такой же старомодной, как и ее прихожане.
Занятия в воскресной церковной школе, куда Гилли и Уильяма Эрнеста запихнули вместе с пятью или шестью другими детьми от шести до двенадцати лет, вела древняя Минни Эпплгейт, которая каждое воскресенье твердила своим питомцам, что ее возродил к жизни некто Билли Сандей. Кто такой этот Билли Сандей, черт побери? Его имя чем-то напоминало героя комиксов. "Билли Сандей встречает Бренду Стар". Мисс Эпплгейт не считала нужным сообщить, от чего же ее спас этот Билли Сандей. От пожара? Из-под поезда? Ну и что из этого? Какая от этого радость и ей, и всему миру? Мисс Эпплгейт рассказывала им о десяти заповедях, но решительно отказывалась объяснить, что такое "прелюбодеяние".
- Но, мисс Эпплгейт, если мы не знаем, что такое прелюбодеяние, как же мы можем сказать, совершали мы его или нет? - законно спросил ее как-то восьмилетний мальчик во время перерыва.
Гилли, конечно, знала, что это такое, и между проповедью и занятиями в воскресной школе готова была за небольшую плату не только разъяснить смысл этого слова, но и поделиться некоторыми другими пикантными подробностями местной жизни, которые ей были известны от Агнес Стоукс. Таким путем она заработала семьдесят восемь центов, предназначавшихся для церковных пожертвований.
Мисс Эпплгейт была старой-престарой, а проповедник - совсем молодой. Он тоже постоянно твердил о "вечном спасении". Грамматику он знал еще хуже, чем Троттер, и Гилли с отвращением замечала, что он запинается, если в Библии попадается слово больше чем в один слог. Только религиозные фанатики и их невинные жертвы, которых они заставляют посещать церковь, могут терпеть всю эту муру каждую неделю больше часа.
В отличие от других прихожан, Троттер, выходя из церкви, не подсмеивалась над проповедником. Поэтому Гилли осмелилась однажды спросить:
- И как только вы его терпите?
Это был неуместный вопрос. Троттер шумно втянула воздух и с негодованием посмотрела на нее.
- Кто я такая, - загромыхала она, - чтобы осуждать посланца Божьего?
Разве может кто-нибудь, кроме фанатика, ляпнуть такое?
Мистер Рэндолф посещал баптистскую церковь для черных. Троттер с детьми завозила его туда на такси по пути в церковь для белых и заезжала за ним на обратном пути. Гилли заметила, что черные баптисты и одевались лучше, чем белые, и улыбались чаще. Но служба у них шла еще дольше, и Уильяму Эрнесту приходилось бегать за стариком и приводить его к такси до окончания их службы, а счетчик тем временем нетерпеливо постукивал. Обычно они возвращались домой, снимали праздничную одежду, готовили еду и только после двух часов усаживались за неторопливый обед.
В воскресенье после бесплодной уборки мистер Рэндолф удивил всех, отказавшись от добавки.
- Вы должны понять, миссис Троттер, как трудно мне говорить "нет" вашей прекрасной курице, но сегодня около трех должен приехать мой сын.
При слове "сын" у Гилли ёкнуло внутри. А что, если этот сын заметит что-то неладное в гостиной мистера Рэндолфа? Кресло стоит на другом месте. Книги расставлены не так как раньше. А вдруг он знает, где должны были лежать деньги?
- Но у вас еще есть время, чтобы полакомиться кусочком пирога, на этот раз вишневого,
- Вишневый пирог! Какой сюрприз! Тогда отрежьте мне, пожалуйста, вот столько, - мистер Рэндолф чуть-чуть раздвинул большой и указательный палец на костлявой руке и показал, какой кусочек ему можно отрезать, - я не в силах устоять перед вашими пирогами, миссис Троттер. Просто не в силах.
Он с наслаждением принялся за пирог и вдруг спохватился.
- Скажите, а на моей одежде пятен нет? Это так расстраивает сына.
Троттер отложила вилку и внимательно оглядела костюм мистера Рэндолфа.
- У вас вполне приличный вид, мистер Рэндолф. Разве вот на галстуке несколько пятнышек.
- Боже, мой сын только и ищет повода, чтобы доказать, что я не могу обслуживать себя и меня надо переселить в его большой дом в Вирджинии.
Он окунул салфетку в стакан с водой и безуспешно попытался стереть пятна с галстука.
- Да вы не беспокойтесь, мистер Рэндолф. Давайте-ка я достану вам какой-нибудь старый галстук покойного Мэлвина. Сама не знаю, чего это я все еще берегу его вещи. - Она хмыкнула, словно отгоняя от себя воспоминания о покойном мистере Троттере. - Гилли, сбегай-ка в мою комнату, погляди в стенном шкафу, в середке. Там на вешалке их целая дюжина, а то и больше. - И прежде чем Гилли вышла из комнаты, добавила: - Выбери, какой получше, слышишь? Не больно яркий. - Она повернулась к мистеру Рэндолфу и, как бы извиняясь, сказала. - В последние годы, бывало, станет Мэлвину тошно, пойдет он, да и купит себе какой-нибудь страхолюдный галстук и уж не расстается с ним всю неделю. - Она покачала головой. - Наверно, надо благодарить Бога, что ему никто не вешался на шею…
Мистер Рэндолф хмыкнул.
- А почему бы мне не напялить какой-нибудь страхолюдный галстук, мисс Гилли? Надо растревожить этого пятидесятилетнего господина, который приходится мне сыном.
Троттер закинула назад свою большую голову и разразилась громким смехом.
- Вы настоящий мужчина, мистер Рэндолф.
- А вы - настоящая женщина.
Гилли стремглав поднялась по лестнице. Разговоры между миссис Троттер и мистером Рэндолфом вызывали у нее тошноту.
Противно слушать кокетливую болтовню этих стариков, да еще при том она - белая, а он - черный.
Но на этот раз ее раздражали не эти разговоры. Ей не давала покоя мысль о пятидесятилетнем чопорном сыне мистера Рэндолфа, который будет совать свой нос во все углы отцовской гостиной. Поэтому, когда она увидела на кровати Троттер широко раскрытую сумку со сломанным затвором - сумка приглашала, требовала… - она заглянула в нее. Вот это да! Наверно, Троттер только что разменяла чек, полученный из окружного благотворительного общества. Гилли прикинула - да здесь не меньше ста долларов! Эта сотня поможет ей добраться до самой Kалифорнии, до самого дома, до Кортни Рутерфорд Хопкинс. Гилли засунула деньги в карман, пошла к стенному шкафу и нашла там вешалку с многочисленными свидетельствами мании Мэлвина. Выбрала самый кричащий галстук с балеринами в фиолетовых пачках - их ноги сплетались на зеленоватом фоне галстука в смелом пируэте. Гилли проскользнула в свою комнату, засунула толстую пачку денег в ящик комода под свои майки и на цыпочках вернулась к двери комнаты Троттер, откуда, громко топая, спустилась по лестнице.
- Боже, что ты наделала, детка?
Гилли похолодела. Откуда Троттер узнала?
- Ох, этот галстук! Это самое страшное преступление Мэлвина, да будет ему земля пухом.
- Прекрасно, прекрасно! - Мистер Рэндолф поднялся, возбужденно потирая свои морщинистые руки. - Расскажите мне, что это за галстук?
- Лучше не надевайте этот галстук, мистер Рэндолф, по нему прыгают легкомысленные дамы.
- Правда? - Улыбка осветила маленькое коричневое лицо. - А во что они одеты?
- Ну, они не то что бы одеты, они… в каких-то лиловых тряпочках.
- В пачках, - высокомерно подсказала Гилли, с радостью приходя в себя после потрясения.
- Что? - переспросила Троттер.
- В пачках. На них надеты пачки.
Троттер расхохоталась во все горло.
- Какие там пачки? Пач-ки. Пач-ки. Одно только название!
Мистер Рэндолф уже снимал запятнанный черный галстук, чтобы освободить свою шею для легкомысленных дам.
- Вы и впрямь его повяжете, мистер Рэндолф? Как бы ваш сын не решил, будто я плохо влияю на его безупречного отца-баптиста.
Гилли с тревогой подумала: не подавится ли бедный мистер Рэндолф своим собственным хихиканьем.
- Ему вовсе не обязательно знать, откуда у меня такой галстук. Торжественно обещаю вам, - с трудом проговорил он сквозь взрывы безудержного хохота.
Троттер завязала галстук уверенной рукой - ведь она проделывала это более четверти века. Потом отступила немного, чтобы оценить свою работу.
- Ну как, Гилли? Идет ему этот галстук?
- Порядок.
- И только? Маловато. А тебе, Уильям Эрнест, детка, нравится новый галстук мистера Рэндолфа?
- Очень красивый галстук, - восхищенно прошептал мальчик.
- Видите! - Троттер успокоилась. - Уильяму Эрнесту нравится.
- Вот и прекрасно, - сказал мистер Рэндолф с чувством вновь обретенного достоинства, - проводи меня домой, сынок.
Мальчик соскользнул со стула и взял старика за руку.
- До завтра. Слышите? - сказала Троттер.
- Большое спасибо. Благодарю вас. И вас также, мисс Гилли. До завтра.
- Договорились, - сказала Гилли, хотя завтра в это время она рассчитывала быть, по крайней мере, в штате Миссури.
Она вытерла тарелки, которые вымыла Троттер, и поставила их на полку, а в мыслях своих была уже в автобусе, который скользил по дороге, чем-то похожей на топографическую карту в учебнике географии.
Троттер была тут же и все подсмеивалась над мистером Рэндолфом, который щеголял в галстуке с танцовщицами.
- Его сын - известный адвокат в Вирджинии, - говорила она. - Адвокат! Вот бы поглядеть, какое у него будет лицо, когда он увидит этот галстук. Дорого бы дала, чтобы увидеть это.
Когда уборка в кухне была закончена, Троттер отправилась в гостиную и улеглась на диван. По воскресеньям она поднималась наверх только раз, чтобы переодеть праздничное платье, а остальное время проводила на диване, дремала или с трудом читала воскресную газету. В дверях снова появился Уильям Эрнест. Включил телевизор и, растянувшись на ковре, стал смотреть старый фильм.
Самое время. Гилли пошла к лестнице.
- Оставайся с нами, детка. По девятому каналу передают футбольный матч, и если Уильям Эрнест не против… - Уильям Эрнест поднялся с ковра, готовый послушно переключить программу.
- Нет, - сказала Гилли, - сейчас не могу. У меня еще есть кое-какие дела.
- Ну, как хочешь, детка.
Если она собирается уходить, медлить нечего. К вечеру Троттер поднимется наверх и обнаружит пропажу денег, и кто знает, чего можно ждать от этого адвоката, сына мистера Рэндолфа.
Она быстро упаковала чемодан, хотя руки у нее тряслись. Прежде всего надо было сложить деньги вместе и положить их в карман. Получился комок величиной с апельсин. Ну зачем она выбросила эту сумку на длинном ремне, которую миссис Нэвинс подарила ей на прошлое Рождество?
Да, и еще куртка. "На следующей неделе первым делом купим тебе хорошее теплое пальто", - сказала Троттер. Она все ждала, когда же перешлют, наконец, по почте благотворительный чек… Куртка висит у входной двери, придется пройти мимо открытой двери гостиной. Троттер наверняка дрыхнет, и если проскользнуть бесшумно, Уильям Эрнест, может, и не услышит.
Она прокралась вниз, зажав чемодан под правой рукой, чтобы он не бросался в глаза. Проходя мимо освещенного пространства, она заглянула в гостиную. Никто не повернул головы. Она сняла куртку с крючка и накинула ее на чемодан, чтобы свободной рукой можно было нажать на ручку двери.
- Ты куда?
Она вздрогнула и обернулась на эти слова, шепотом произнесенные Уильямом Эрнестом.
В темном проходе блестели его очки.
- Мне надо выйти, - шепотом сказала она. "Господи, пусть он замолчит".
Мальчик замолчал и смотрел то на чемодан, то на нее.
- Не уходи! - Его личико сморщилось и дрогнуло так же, как и его голос.
- Я должна, - процедила Гилли сквозь зубы.
Она открыла дверь и прикрыла ее за собой. Взяла чемодан в одну руку, куртку - в другую и побежала вниз с холма. Скорее… Скорее… В голове стучало так же громко, как топот ее кед по тротуару.
Только свернув за угол, она замедлила шаг. Если бежать, на нее могут обратить внимание. Автобуса не было и в помине. По воскресеньям они ходят редко. Придется топать пешком до автобусной станции, что-то около мили; она приостановилась, надела тонкую куртку, чтобы укрыться от ноябрьского ветра. В автобусе топят, напомнила она себе, а в Калифорнии всегда светит солнце.
Она добралась до автобусной станции уже в сумерки. Прошла прямиком в туалет, причесалась, заправила рубашку в джинсы. Она старалась убедить себя, что выглядит старше своих одиннадцати лет. Была она высокая, но еще плоская, как доска. Ну и черт с ним! Она застегнула молнию на куртке, расправила плечи и пошла к билетной кассе.
Кассир даже и глаз не поднял.
- Пожалуйста, один билет до Калифорнии. - Она тут же поняла свою ошибку.
- Куда? - теперь кассир посмотрел на нее из-под полуопущенных век.
- Ах, да… До Сан-Франциско, Сан-Франциско в Калифорнии.
- В один конец или туда и обратно? "Куда девалась Невозмутимая Леди?"
- В один… в один конец, до Сан-Франциско.
Он нажал на какие-то кнопки. И, как в сказке, появился билет.
- Сто тридцать шесть долларов шестьдесят центов, с комиссионными.
Денег у нее было достаточно. Дрожащими руками она вытащила из кармана пачку и стала отсчитывать нужную сумму. Человек лениво наблюдал за ней.
- А твоя мать знает, где ты находишься?
Только не дрейфить, Гилли. Возьми себя в руки. Она расправила плечи и посмотрела прямо в его сонные глаза взглядом, который приберегала для учителей и директоров школ.
- Я еду повидаться с матерью. Она живет в Сан-Франциско.
- Ясно, - сказал он, взял деньги и, прежде чем вручить ей билет, пересчитал.
- Автобус отходит в восемь тридцать.
- В половине девятого?
- Да. Чемодан сдавать будешь?
- Но сейчас только половина пятого.
- Совершенно верно.
- Значит, придется ждать еще четыре часа?
- Опять же верно.
- Но я хочу уехать как можно скорее.
- Послушай, девочка, ты пришла и попросила продать билет. Я продал тебе билет на следующий автобус. - Он вздохнул. - Ладно, - сказал он и посмотрел в справочник, - можно ехать на пятичасовом до Вашингтона, а там пересесть на автобус шесть двадцать два. - Он протянул руку. - Придется выдать тебе другой билет. - Она вернула билет. - Но это займет какое-то время, - сказал он, - надо проверить маршрут. Посиди вон там, - он кивнул головой на стул в зале ожидания. - Я тебя позову.
Она заколебалась, потом неохотно направилась к стулу. Ей было не по себе - деньги и билет оставались у кассира, но возражать боязно: как бы не стал расспрашивать.
Он долго копался с билетами, приглушенным голосом говорил с кем-то по телефону. Потом снова рылся в справочниках. Наконец встал, пошел в камеру хранения и пробыл там несколько минут.
На часах было уже почти без четверти пять. Так можно опоздать на пятичасовой. Гилли встала и подошла к баку с питьевой водой. Вода была теплая, и кто-то залепил сток куском жвачки. Так и не напившись, она вернулась к обитому красным пластиком стулу.
Кассир появился, когда на часах было четыре сорок восемь; он уселся на свое место, а в ее сторону даже не взглянул.
- Мой билет?
В ту же минуту в зал вошли мужчина и женщина, и кассир занялся ими. Это было несправедливо. Ведь она ждет с четырех тридцати. Гилли встала и пошла к стойке. Она даже не заметила полицейского, пока тот не положил ей руку на плечо. Нетерпеливо поведя плечами, Гилли сбросила руку и оглянулась; кто это к ней пристает?
- Ты куда собралась, девочка? - он говорил тихо, словно боялся побеспокоить кого-то.
- Повидаться с матерью, - сухо ответила она. "Боже, сделай так, чтобы он исчез ".
- Одна, до Сан-Франциско?
Теперь она поняла - полицейского вызвал кассир. Только этого недоставало!
- Да.
- Ясно, - сказал полицейский и обернулся к кассиру, который теперь глазел на них.
- Я не сделала ничего плохого.
- Тебя никто ни в чем не обвиняет. - Полицейский поправил фуражку и спросил очень спокойно и медленно. - Где ты здесь жила?
С какой стати она должна отвечать? Это не его дело.
- Послушай, о тебе будут беспокоиться.
"Как же, станут они беспокоиться!"
Он откашлялся.
- Дай мне твой номер телефона, чтобы я мог проверить.
Она с ненавистью посмотрела на него. Полицейский снова откашлялся и посмотрел на кассира. Самое время дать деру, а как же деньги? Куда она денется без денег?
- Я думаю, - сказал полицейский, - лучше всего отвести ее участок и там побеседовать.
Кассир кивнул, казалось, все происходящее доставляет ему удовольствие.
- Вот деньги, которые она мне дала. - Кассир протянул желтый конверт. Полицейский осторожно взял ее за руку и подвел к стойке. Кассир передал ему конверт.
- Это мои деньги, - запротестовала Гилли.
- Конечно, твои, крошка, - сказал кассир с фальшивой улыбкой.
Знай она, как тут быть, она бы так и поступила. Гилли лихорадочно шарила в уме, ища ответа, но мысль застыла в черепе, как замороженный мамонт в толще ледника. Всю дорогу до самого участка она спрашивала себя: как быть? Выпрыгнуть из машины у следующего светофора? Забыть про эти проклятые деньги? Но замороженный мамонт по-прежнему спал беспробудным сном, не желал и пальцем шевельнуть.
В служебном помещении полицейского участка за низкой перегородкой два полицейских попытались допросить ее. Новый полисмен, высокий крупный блондин, спросил того, который привел ее:
- А документов, удостоверяющих личность, при ней нету?
- Я не буду обыскивать ее, а Джуди пошла ужинать.
- Ну, а как насчет чемодана?
- Точно, надо проверить.
Она хотела закричать - они не имеют права копаться в ее вещах, но никак не могла пробиться сквозь толщу льда.
Полицейский-блондин стал перетряхивать ее одежду и почти сразу же наткнулся на фотографию Кортни.
- Это твоя мать?
- Положите на место, - шепотом сказала она.
Наконец-то заговорила!
- Митчелл, она говорит, чтобы ты положил фотографию на место.
- Ладно, ладно, я же исполняю свои обязанности. - Он бросил фотографию в чемодан и продолжал рыться в ее вещах.
- Вот это да, - сказал он, найдя открытку. Он внимательно прочитал ее и передал другому полицейскому. - Послушай, Райн, здесь есть все - и имя, и адрес. Представь, она действительно знает кого-то в Сан-Франциско.
Полицейский по имени Райн прочел открытку, потом подошел к Гилли и наклонился к ней.
- Это адрес твоего отца? - спросил он, указывая на открытку. Она сидела неподвижно и сверлила его взглядом. Райн покачал головой; он распрямился и вернул открытку Митчеллу.
- Проверь, кто живет по этому адресу, и позвони им.