- Разумеется, Джоанна, - только не Ричард. Джоанна его даже не предупредила, просто как-то вечером исчезла, а обнаружили ее уже на следующее утро в Ланкастере. Возможно, именно поэтому Ричард так сильно ненавидит Мейта. Потому, что его оставили в стороне. О том, что произошло, он узнал от полиции. Ричард пытался связаться с Мейтом, но тот не отвечал на его звонки. Ну все, я отклонилась от темы.
- Наоборот, - заверил ее я. - Все, что вы знаете, может оказаться очень полезным.
- Я рассказала вам все, Алекс. Женщина в прямом смысле уничтожила себя, оставив детей одних. Можно только гадать, что пережила бедняжка Стейси.
- Она производит впечатление подавленного человека?
- Девочка не из тех, кто хнычет по любому поводу, и все же я отвечу утвердительно. Она тоже поправилась. Конечно, не как Джоанна - фунтов на десять. Но нужно сказать, она невысокая. Я знаю, как следят за собой мои девочки, - в этом возрасте это свойственно всем. Потом, Стейси стала какой-то тихой, вечно чем-то озабоченной.
- Они с Бекки дружны?
- Были очень близки, - сказала Джуди. - Но Бекки ничего не знает. Мы все очень любим Стейси, Алекс. Пожалуйста, помогите ей.
На следующее утро мне позвонила секретарша агентства недвижимости РТД и предупредила, что сейчас со мной будет говорить мистер Досс. Несколько минут в трубке пиликала глупая мелодия, а затем послышался бодрый жизнерадостный голос Ричарда. Он говорил совсем не так, как должен был бы говорить человек, у которого три месяца назад жена покончила с собой. Впрочем, как сказала Джуди, у Ричарда было время приготовиться.
Ни намека на то, что он был категорически против обращения к психологу. Казалось, Ричард Досс рад принять брошенный ему вызов.
Первым делом он выдвинул свои требования.
- Больше никаких "мистеров Доссов", доктор Делавэр. Зовите меня Ричардом.
- Счета присылайте ежемесячно в офис, вот номер.
- Стейси не может пропускать школу, поэтому сеансы необходимо проводить вечером.
- Я ожидаю услышать от вас предварительный прогноз, а именно какие методы вы собираетесь применить, и сколько времени это займет.
- Проведя первичное обследование, пожалуйста, сообщите мне результаты в письменном виде, а дальше мы будем действовать исходя из этого.
- Сколько Стейси лет? - спросил я.
- В прошлом месяце исполнилось семнадцать.
- В таком случае, сразу же хочу предупредить вас об одном моменте. Юридически ваша дочь не имеет права требовать конфиденциальности лечения. Однако я не смогу работать с таким взрослым ребенком, если его родители откажутся чтить врачебную тайну.
- То есть я буду выведен из игры.
- Необязательно...
- Замечательно. Когда можно привезти к вам Стейси?
- Еще один момент, - остановил его я. - Сначала я должен встретиться с вами.
- Это еще зачем?
- Перед тем как я начинаю заниматься с больным, я получаю историю болезни от его родителей.
- Насчет этого ничего не могу обещать. В настоящий момент я очень занят, мы осуществляем сложную сделку. И зачем вам это нужно, доктор Делавэр? Перед вами ставится достаточно конкретная задача: горе Стейси. Причем тут то, как прошло ее детство? Я понимаю, это имело бы какое-то значение, если бы у нее были проблемы с усвоением знаний. Однако все то, что происходит в школе, вызвано смертью матери. Не поймите меня превратно. Я прекрасно понимаю, что такое семейная психотерапия, однако в данном случае в этом нет необходимости.
Когда состояние моей жены ухудшилось, я обратился к одному психотерапевту. К какому-то шарлатану, которого порекомендовал мне мой врач, решивший, что кто-то должен проверить состояние Эрика и Стейси. Я долго возражал, но, наконец, вынужден был уступить. Шарлатан настаивал на том, что в лечении должны участвовать все члены семьи, в том числе и Джоанна. Такой современный тип, миниатюрный фонтанчик в гостиной, отечески снисходительный голос. Я пришел к выводу, что это было абсолютно бесполезно. Джуди Маниту утверждает, что вы неплохо знаете свое дело.
Его тон подразумевал: "Джуди действовала из лучших побуждений, но она запросто могла ошибаться".
- Какую бы форму ни приняло лечение, мистер Досс... - начал я.
- Ричард.
- Сначала мне необходимо увидеться с вами.
- А разве нельзя выяснить все по телефону? По-моему, именно этим мы сейчас и занимаемся, не так ли? Послушайте, если дело в деньгах, просто выставьте мне счет за телефонные переговоры. Видит Бог, мои адвокаты так и поступают.
- Дело не в этом, - сказал я. - Я должен встретиться с вами лично.
- Зачем?
- Я так работаю, Ричард.
- Ну, мне кажется, вы просто упрямы. Тот шарлатан настаивал на семейной психотерапии, а вы настаиваете на личной встрече.
- Я пришел к выводу, что иначе нельзя.
- А если я не соглашусь?
- В таком случае, прошу меня извинить, но я не смогу заняться вашей дочерью.
Его смешок прозвучал сухо, раскатисто. Мне почему-то вспомнилось механическое звуковое устройство.
- Похоже, доктор Делавэр, у вас нет отбоя от пациентов, раз вы можете позволить себе подобное высокомерие. Примите мои поздравления.
Некоторое время мы молчали, и я гадал, не перегнул ли палку. В конце концов, этому человеку пришлось пережить ад, почему бы мне не уступить? Но меня задело поведение Ричарда - он надавил, и я в свою очередь тоже надавил.
Я уже готов был идти на попятную, но тут вдруг он сказал:
- Ну, хорошо, мне всегда нравились люди с характером. Я встречусь с вами. Один раз. Но не на этой неделе. Меня не будет в городе... Дайте мне свериться с календарем... не кладите трубку.
Щелчок. Снова ожидание, надоедливое пиликание синтезатора в трубке.
- На следующей неделе у меня единственное окно, доктор: во вторник в шесть часов.
- Замечательно.
- Значит, вы не настолько заняты, а? Называйте ваш адрес.
Я назвал.
- Это же жилой район, - заметил Досс.
- Я работаю на дому.
- Разумно, позволяет сократить накладные расходы. Отлично, встретимся во вторник. А чтобы не терять время, можете в понедельник начать со Стейси. После школы она свободна...
- Ричард, я встречусь с ней только после того, как мы с вами переговорим.
- Ну и крепкий же вы орешек, доктор Делавэр. Вам следовало бы заняться тем, чем занимаюсь я. Денег в тысячу раз больше, и можно тоже работать на дому.
Глава 5
Алиби.
После разговора с Ричардом мне захотелось выйти из дома. Приготовив кофе себе и Робин, я вышел с двумя чашками в сад. Прошел мимо цветочной клумбы, разбитой Робин прошлой осенью, спустился к прудику у водопада. Поставив чашки на каменную скамью, я бросил корм карпам. Еще до того как крошки упали в воду, рыбки стремительно бросились ко мне, образуя у берега пенистый водоворот. Низко нависшие тучи окрасили пруд в угольно-черный цвет с металлическими блестками. Воздух был холодный, лишенный запахов, почти такой же затхлый, как на месте убийства, однако сочная зелень и журчание воды притупляли общее впечатление безжизненности.
Промозглый сентябрьский туман, зацепившийся за вершины предгорий, с большой натяжкой можно было назвать романтической дымкой. Наши владения не слишком большие, но вековые сосны и эвкалипты, за которыми нет других строений, создают иллюзию уединения. Сегодня утром серая пелена спускалась почти до макушек деревьев.
Я присел на корточки и опустил в воду руку. Один большой карп попробовал пожевать мои пальцы. Как это со мной бывает, я подумал о бренности бытия, утешив себя мыслью, что я должен радоваться, живя в окружении такой красоты, в относительном спокойствии. Мой отец уничтожил себя алкоголем, мать старалась сохранять лицо, но ее никогда не покидала печаль. Не надо скулить, жизнь - не смирительная рубашка. Но для тех, кто с молоком матери был вскормлен страданиями, она может быть очень тесным свитером.
Некоторое время в студии было совершенно тихо. Затем послышался стук стамески. Это было крошечное одноэтажное здание, с высокими окнами и старинной дверью из мореной сосны, которую Робин раздобыла где-то в старой части города, когда рушили один из древних особняков. Толкнув дверь, я услышал негромкую музыку - мелодичную акустическую гитару. Робин работала у стола. На ней был серый джинсовый комбинезон поверх черной футболки, а волосы были перетянуты красной шелковой косынкой. Она стояла, согнувшись пополам. После целого дня, проведенного в такой позе, вечером у нее будет ныть спина. Робин не услышала, как я вошел. В ее тонких изящных руках была стамеска, а перед ней лежал кусок аляскинской ели, заготовка гитарной деки. Кольца стружки, падавшие к ногам Робин, образовывали мягкую удобную подстилку для Спайка. Полузасыпанный опилками, бульдог храпел, шевеля во сне отвислой нижней губой.
Некоторое время я стоял, молча наблюдая за тем, как Робин доводила деку: стучала по ней пальцем, прислушиваясь к звуку, снимала тонкий слой дерева, стучала снова, проводила пальцем по внутренней поверхности. Ее тонкие детские запястья казались слишком хрупкими для того, чтобы держать стальной инструмент, однако со стамеской она обращалась так легко, словно с зубочисткой.
Робин прикусила губу, затем провела по ней языком, еще больше сгорбившись. Из-под косынки выбилась золотисто-каштановая прядь, и Робин нетерпеливо засунула ее назад. Она не замечала моего присутствия, хотя я стоял от нее в каких-то десяти-пятнадцати футах. Как и для большинства творческих личностей, во время работы пространство и время теряли для нее всякое значение.
Подойдя ближе, я остановился у дальнего угла стола. Глаза цвета красного дерева округлились. Робин положила стамеску, сверкнув белоснежными зубами, появившимися между чуть раздвинувшимися полными губами. Улыбнувшись в ответ, я протянул ей чашку, наслаждаясь безупречными линиями овального лица, оливковой кожей, остававшейся гладкой, несмотря на то, что за несколько лет нашего знакомства морщин стало больше. Как правило, Робин носила сережки, но сейчас у нее в ушах ничего не было. И вообще ни часов, ни украшений, ни косметики. Она слишком торопилась приняться за работу, чтобы беспокоиться о таких мелочах.
Послышалось пыхтение, визг, и что-то ударило меня в щиколотку. Спайк, приглушенно зарычав, снова недовольно ткнулся головой мне в голень. Мы с Робин оба приняли его в свою семью, но он принял только ее.
- Убери своего зверя, - сказал я.
Рассмеявшись, Робин взяла чашку.
- Спасибо, малыш.
Она провела рукой по моей щеке, и Спайк зарычал громче.
- Не беспокойся, ты у меня по-прежнему самый красивый, - заверила его Робин.
Поставив чашку на стол, она обвила руками мою шею. Спайк изобразил жалкое подобие лая, слабого и хриплого вследствие его хилых связок.
- Спайк, ну ты что, - постаралась успокоить его Робин, погружая пальцы в мои волосы.
- Если ты не перестанешь сюсюкать с ним, я начну рычать!
- Ты о чем?
- Вот о чем.
Завладев в поцелуе губами Робин, я провел ладонями по ее спине до самой поясницы, а затем назад до лопаток, разминая позвонки.
- О, как хорошо... У меня все затекло.
- Ты опять стояла сгорбившись, - строго заметил я. - Ну сколько тебе говорить?
- Нет-нет, что ты.
Мы опять поцеловались, теперь уже с чувством. Робин расслабилась, предоставив мне удерживать весь ее вес - все 110 фунтов. Ощутив ухом ее теплое дыхание, я принялся расстегивать комбинезон. Плотная ткань спала до пояса, но дальше ее остановил край стола. Я провел ладонью по левой руке Робин, с наслаждением нащупывая под нежной кожей упругие мышцы. Скользнув рукой под футболку, я стал искать точку для массажа - точнее, две точки, два узла чуть выше того места, где раздваивается седалищная мышца. Робин ни в коей мере нельзя назвать тощей; природа благословила ее всем тем, что должно быть у женщины - бедрами, ягодицами, грудью и тем слоем подкожного жира, что придает особое очарование женственности. Но ее миниатюрность означает то, что спина у нее достаточно узкая, и я могу одной рукой одновременно достать до обеих нежных точек.
Робин выгнулась дугой, прижимаясь ко мне.
- О... какой ты негодяй!
- А мне казалось, тебе должно быть приятно.
- Именно поэтому ты и негодяй. Мне надо работать.
- И мне тоже надо работать.
Взяв Робин под подбородок, я другой рукой обхватил ягодицы. Косметики и украшений нет, но у нее хватило времени на духи, поэтому от шеи исходил соблазнительный аромат.
Я снова погладил по ее спине.
- Отлично, продолжай, - прошептала Робин. - Ты меня уже совратил, и я все равно не смогу больше думать о работе.
Она нащупала молнию на моих брюках.
- Совратил? - удивился я. - Даже и не думал.
Я прикоснулся к Робин. Она застонала. Спайк просто обезумел.
- Я чувствую себя матерью, бросившей собственного ребенка, - сказала Робин, выставляя его из студии.
К тому времени, как мы пришли в себя, кофе уже давно остыл, но мы все равно его выпили. Красная косынка валялась на полу, а стружки больше не лежали аккуратной кучей. Я сидел в старом кожаном кресле, совершенно голый, а Робин устроилась у меня на коленях. Мне до сих пор никак не удавалось отдышаться, но я по-прежнему лез к ней с поцелуями. Наконец Робин решительно встала, оделась и вернулась к гитарной деке. На ее губах мелькнула улыбка.
- Ты что?
- Ну, мы тут все перевернули вверх тормашками. Я просто хотела убедиться, что мы ничем не испачкали мой шедевр.
- Чем, например?
- Например, потом.
- Думаю, это было бы совсем неплохо, - заметил я. - Обработка настоящим органическим составом.
- Оргазмическим составом.
- Ну, не без этого. - Встав, я подошел к Робин сзади и понюхал ее волосы. - Я тебя люблю.
- И я тебя люблю. - Она рассмеялась. - Ты такой парень!
- Это комплимент?
- Все зависит от настроения. В настоящий момент это просто первое пришедшее в голову замечание. Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, ты говоришь, что любишь меня.
- Но это же хорошо, правда? Я выражаю свои чувства.
- Просто замечательно, - поспешно согласилась Робин. - И ты очень постоянен.
- Я говорю это и при других обстоятельствах, разве не так?
- Ну да, но только в этих случаях...
- Моя реакция предсказуема.
- Стопроцентно.
- Значит, - нахмурился я, - профессор Кастанья ведет статистику?
- В этом нет необходимости. Милый, ты только не подумай, будто я жалуюсь. Можешь говорить, что любишь меня, когда захочешь. По-моему, это просто здорово.
- Моя предсказуемость?
- Это гораздо лучше, чем неопределенность.
- Что ж, - сказал я, - можно будет внести некоторое разнообразие. Например, говорить эту фразу на иностранном языке - как насчет венгерского? Завтра же бегу записываться на курсы.
Чмокнув меня в щеку, Робин взяла стамеску.
- Бедняжка.
Спайк уже давно скребся в дверь. Сжалившись, я впустил его, и он, промчавшись мимо меня, подбежал к Робин и, плюхнувшись на пол, перевернулся на спину, подставляя ей свой живот. Присев на корточки, Робин принялась его чесать, и Спайк в восторге задергал короткими лапами.
- Ах ты распутница! - пожурил ее я. - Ладно, пора браться за топор.
- Топора сегодня не будет. Только вот это, - сказала Робин, указывая на стамеску.
- Я имел в виду себя.
Она оглянулась через плечо.
- Тебя ждет тяжелый день?
- Такой же, как обычно, - сказал я. - Мне предстоит решать проблемы других людей. За что мне, собственно, и платят, верно?
- Как прошла встреча с Майло? Ему удалось узнать что-нибудь о докторе Мейте?
- Пока ничего. Он попросил меня провести кое-какие исследования, хотя я бы на его месте сперва заглянул в компьютер.
- Не думаю, что будет трудно накопать что-нибудь на Мейта.
- Согласен. Но отыскать в горах пустой породы что-нибудь стоящее - это уже другое дело. Если зайду в тупик, надо будет попробовать научно-техническую библиотеку, возможно, заглянуть в медико-биологический институт.
- Я буду работать здесь весь день, - сказала Робин. - Если не будешь мне мешать, постараюсь освободиться пораньше. Как насчет того, чтобы поужинать вместе?
- С удовольствием.
- Малыш, я имела в виду, возвращайся домой поскорее. Я хочу услышать, как ты говоришь, что любишь меня.