Но вот травянистые заросли кончились, и перед глазами диковинная Ямантау, по-башкирски - плохая гора. Каменные россыпи все также преграждают путь, но еще час-другой, и вот она - сама вершина. Ее чуть вытянутая поверхность загромождена глыбами плотного сланца. Камни покрыты сухим лишайником, всюду стелется можжевельник. Местами заметны неглубокие ямы с водой и вокруг них крупные белые анемоны, очень яркие незабудки и сочная зелень.
Сенька невольно поежился, наглухо застегнул ворот. Резкий пронзительный ветер. Злата бросилась к цветам, чтобы собрать букет.
Профессор и старый камнерез неспеша бродили вдоль несколько вытянутой вершины, любовались горами. Загляделся на них и Сенька. Ничего подобного он не видел. Да и не был еще на такой высоте. Подумать только, 1639 метров! Высочайшая вершина Южного Урала. Гребни гор, как гигантские волны каменного моря, идут одни за другими, исчезая в синей дали. Горные склоны в густых лесах. Дремучая тайга! Березовые леса будто пенистыми волнами охватывают зеленые луговины, а хвойные кажутся темными и зубчатыми.
Ниже вершины плывут редкие облака. Одно из них, видимо, более легкое, плывет вровень с вершиной. Сенька с любопытством и с непонятной тревогой глядел на приближающееся облако. Белое густое молоко, оно нахлынуло как-то сразу, и мигом все исчезло. Сеньку будто обдало холодом. Лицо, руки, вся одежда вдруг сделались влажными. Нет, даже мокрыми, хотя никакого дождя не было. Вот так облако! Оно промчалось также быстро, как и появилось. Над головой снова засверкало солнце. Хорошо, что облако небольшое. Можно быстро просохнуть.
- Как, ребята, хорошо облачко? - подтрунивал профессор. - С ним не шути. Может так вымочить, не скоро и согреешься.
- Ничего, перетерпим, - засмеялся в ответ Сенька. - Вот Злата не замерзла бы.
- Я закаленная, ничего не случится.
- А что это за гора? - вытянув руку на запад, спросил профессора Сенька.
- Это диковинная гора, жаль не по маршруту нам, - сказал профессор. - На-ка бинокль, погляди.
Сенька с готовностью прильнул к окулярам бинокля. Лесистые склоны вершины сменялись резкими очертаниями огромных каменных россыпей. Казалось, перед глазами развалины колоссального дворца. Фантастические утесы походили то на голову великана, то на каменного коня или двугорбого верблюда.
- Такое больше нигде не увидишь, - сказал профессор. - Это Большой Шолом. 1425 метров. Красивейшая вершина на хребте Зигальга. Не раз бывал там и такой грандиозной величественной панорамы еще нигде не видел.
Сенька не отрывал от нее глаз. С вершин Зигальги берут начало сотни ручьев, речушек. Их серебристые нити весело поблескивают на солнце. Бывает же такая красота!
- А вот там, - указал профессор правее, - Катав-Ивановск. Небольшой городок в горах. Двести лет назад Салават собирал тут свои первые дружины. В кузницах Катавского завода ковались мечи и копья для восставших казаков и башкир. Теперь это город металла и цемента.
Нестерпимый ветер пробирал до костей, и Сенька видел: у Златы уже не попадает зуб на зуб. Сам он тоже промерз изрядно. Заметив, как продрогли ребята, Ильичи заспешили со спуском.
Передохнуть остановились в березовой куще, на густой зеленой траве. Отсюда тоже видно многое. Справа дымил Белорецк, слева - Тирлян. Прямо перед глазами горы - гряда за грядой.
- А за ними, - сказал профессор, - Челябинск, Троицк, Магнитогорск. Наши первые пятилетки. Романтика и подвиг. Даже не верилось, что можно воздвигнуть такое.
Он стал рассказывать о тех местах. Как жил там, как работал, как на его глазах создавались заводы-гиганты, чудо-города.
Там кипела его молодость, там начиналась его слава. Трудные и радостные времена. Вот стоят заводы, стоят города, а там и твои кирпичи, твои стены, твой металл.
А земля та вся в сказаниях, вся в легендах. Есть там и свой Париж, свой Берлин, Лейпциг, Варна, Кассель, Требия, Варшава… В память о больших событиях в истории нашей родины, в память о победах наших войск называли свои поселки русские солдаты, селившиеся в Зауралье после победоносных зарубежных походов. А поселенцы из центральных губерний или с украинских земель называли свои деревни в честь старых русских городов. Так появились тут селения: Полтава, Харьков, Москва.
- Расскажи им, Назар Ильич, про башню Тамерлана, - подсказал старик-камнерез. - Небось, не слыхали.
- Расскажите, расскажите, - еще более заинтересовался Сенька.
Профессор, оказывается, видел ее не раз. Интересное сооружение. Стоит в степи, неподалеку от здешней Варны. Полуразрушенная древняя башня. Из красного кирпича сложена. Двенадцатигранная пирамида. Вход со стрельчатой аркой. Два окна. Истинное ее происхождение до сих пор не известно. А легенд и сказаний много. В одной из них говорится: молодой киргизский князь полюбил дочь Тамерлана - грозного повелителя громадной державы от Инда до Волги и от Средиземного моря до Китая. Князь похитил любимую девушку и умчал к себе. А во время погони при переправе через реку влюбленные погибли. В честь любимой дочери Тамерлан будто и воздвиг ту башню. Так ли было, нет ли, кто знает! Только во время раскопок были найдены кости женского скелета, кольца и серьги с яхонтами и жемчугами.
За рассказом время летит незаметно.
- А теперь в путь! - заторопился наконец профессор. - Ночуем в Тирляне, а там - на Зюраткуль.
Спускаться все же легче. До лесного кордона путь уже известный, а оттуда они свернут на Тирлян. Шли друг за другом, и цепь по-прежнему замыкал Сенька. Он шел, задумавшись, размышляя о виденном. И старый камнерез, и профессор прожили нелегкую жизнь. Столько видели, столько сделали! Сенька уверен: ему нужно сделать еще больше. Ведь время теперь другое. Легче дерзать, добиваться. Только сумеет ли он сделать такое, чтобы и его потом также слушали ребята, чтобы и ему можно было столько рассказать им.
Кончился крутой спуск, и перед глазами снова стелилась горная степь с редкими кущами берез и пихт. Высоченная трава поглотила путников и под легким ветерком мерно покачивалась над их головами.
Нет, беда случилась не здесь, а далеко за Тирляном, в таких же вот травах.
Горный путь туда был неблизким, трудным. Сеньке все больше раскрывался таинственный мир камня. Яшмы попадались одна лучше другой. Да разве одни яшмы! Его рюкзак сразу отяжелел. От него ныли плечи, болела спина.
Особенно тяжело стало в верховьях Белой, в зарослях иремельской тайги. Приходилось продираться через первозданный замшелый лес, через громады камней, через вязкие болота. Здесь уйма ручьев и ручейков, и какой из них образует русло будущей реки, сказать нелегко. На их пути каменные россыпи. Обточив угловатые останцы, вода пробила себе путь, а местами образовала болотистые куртины. Хлипкие, вязкие, топкие. Скользкие валуны обросли мхом. Лишайники оплели деревья и колючие кустарники, на каждом шагу валуны, коряги, лесные завалы. Ни проехать, ни пройти!
Тучи комаров. Как облепят, не отобьешься. До крови искусали руки, шею, лицо. Вся кожа в волдырях. А на болоте налетели оводы. Жирные, злющие. Жалят и сквозь рубаху. Спасу от них нет вовсе.
Ночевали у пастухов или в небольших горных селениях по пути. А дня через три пробились на Нугуш. Вовсе дикий край. Ни жилья тебе, ни пристанища. Да еще жарища!
Беда и случилась душным палящим днем. Уже с утра солнце было нещадным. Нечем дышать. Фляги быстро опустели. А тут ни тебе речушки, ни родника. Одни горячие камни да сухая истресканная земля. Не пригодилась и саперная лопата. Сколько ни копали - никаких признаков воды. Уже не томила, а жгла жажда. Пить и пить! А пить нечего. Ноги уже не идут. Руки не поднимешь. Губы пересохли и потрескались. Хоть стой, хоть падай! - как говорит старый Корней.
Нет, Ильичи еще крепились. Шутили, подбадривали. Сенька молчал, стиснув зубы. Вытерпеть! Не сдаваться этой нещадной жаре! Только бы не свалиться. А Злата раскисла. Сил у нее нет.
Прилегли отдохнуть.
- Тяжко, доченька? - взял ее за руки дед Корней.
- Дышать нечем.
- На-ка глотни, я сберег немного! - протянул он свою фляжку.
Глотнула раз, еще раз. Сразу заулыбалась.
- На-ка и тебе! - протянул он фляжку Сеньке. - Смочи рот.
- Нет! - отрезал Сенька. - Оставим Злате, а я наравне с вами.
- Ишь ты, рыцарь! - одобрительно сказал Корней Ильич. - За твердость хвалю. А глотнуть все же глотни. Тут всем хватит. Она полная.
- Правда, всем? - и Сенька обрадованно схватил флягу. - Тогда другое дело.
Жадно припал к горлышку и, сделав один за другим два глотка, возвратил фляжку.
По телу будто разлилась живительная сила. Теперь можно и идти…
Горная тропа вдруг круто полезла вверх. Каменистая, скользкая, того и гляди сорвешься. Какая все же мука без воды. Пить бы сейчас и пить! А во рту совершенно сухо. Язык саднит. Больно прикоснуться к зубам.
Наконец взобрались по тропе на кручу. Высота! Глянешь вниз - голова кружится. Зато открылось зеленое море трав. Нет, не море - зеленый океан!
- Гляди, земляника! - радостно воскликнула Злата.
Накинулись на нее с жадностью. Вкусная, сочная, ароматная. Хоть немного утолит жажду. Как ни странно, но от ягод еще больше захотелось пить.
Горная степь удивительна. Травы высоченные. Рукой не достать. Сплетаясь над головой, они образуют бесконечный зеленый шалаш или траншею. Вроде и тень, а духота невыносимая. Как в печке. Ни ветерка, и сразу становишься мокрым. Еще хуже.
Стали было копать: не обнаружится ли родник? Где там! Земля сухая, каменистая. Даже лопата не берет. Опять без воды. А до кордона еще далеко, километров десять-двенадцать. Умрешь от жажды.
Бессильно опустились на траву.
- Ну, как, дома лучше? - подсел Корней Ильич к Злате и поерошил ей волосы.
- Ничего, стерпим!
- На-ка еще глотни.
Девочка обрадованно припала к горлышку.
- На-ка, Сеня, и тебе, - протянул ему фляжку старый камнерез.
Сенька Заколебался: взять или не взять? Ломакой тоже не хорошо быть. Один глоток можно. Долго держал воду во рту. До чего же хорошо!
По глотку взяли в рот и Ильичи.
Двинулись дальше, ничуть не подозревая, какие испытания готовит им неоглядное море трав. Шли все так же растянувшейся цепочкой. Впереди Ильичи, за ними Злата и замыкающим Сенька.
Злата вдруг захромала и приостановилась, склонившись, видимо, перешнуровать ботинок.
- Иди, иди, - тихо сказала она.
Может, помочь? - с готовностью метнулся к ней Сенька.
- Нет же, говорю, иди - догоню! - даже рассердилась девочка.
Сенька обиженно зашагал, не оглядываясь. Не хочет - не надо. Еще подумает, пристает к ней. Минут десять шли молча. Как ни прислушивался Сенька, шагов сзади не слышно. Оглянулся. Никого нет. Да и за травой не видно.
- Корней Ильич, давайте обождем Злату.
Остановились, присели. С удовольствием вытянули натруженные ноги. В тень бы сейчас! Или на берег речушки! Спустить бы ноги в воду!
- Да где ж она? - тревожно привстал старый камнерез.
Сенька еще раз объяснил, как было.
- Злата! Зла-а-та! - громко позвал ее Корней Ильич.
Ни звука в ответ.
Профессор беспокойно встал на ноги:
- Зла-а-та! Зла-а-та!
Опять ни звука.
Растерянный Сенька метнулся было назад, где осталась девочка.
- Можно сбегаю?
- Погоди, не то все растеряемся. Лучше вернемся немного втроем.
Прошли с полкилометра, и никого. Куда же она девалась? Звали в три голоса, и ни отклика. Еще прошли с полкилометра, и все никого. Что за напасть! Трава и трава, из-за нее ничего не видно. И на голос никакого отзвука. Лишь, перекатываясь по горам, гремит эхо.
- Может, прячется, хочет попугать нас? - предположил Сенька.
Корней Ильич покачал головой. Не такая она, глупо забавляться не станет. Но что же тогда случилось? Куда девалась девчонка? Не съели же ее волки. Не задушил же ее медведь. Старик бессильно опустился на траву. Что делать? Как быть?
- Думаю, будем искать. Куда она денется! - сказал профессор.
Убитые горем, обескураженные, все трое заметались в траве. Где-то в душе еще теплилась слабая надежда: тут их девочка, близко. Может, просто обессилела. Почему же молчит? А что если солнечный удар? Неужели стряслось что-то ужасное. И у каждого из них душа полнилась острой болью.
Опять трава выше головы. Ничего не разглядеть. Опять звали Злату. Уже в три голоса. Раскатистое эхо перекидывало их голоса с горы на гору, горохом рассыпало по склонам. А Злата не откликалась. И откуда тут столько троп? Живой лабиринт, Ничего не стоит заблудиться. Вьются вправо, влево, бегут прямо, и травы, сплетаясь над головой, вовсе закрывают их. Будто, ручей бежал-бежал и вдруг нырнул в землю.
Бродили час, другой. Выбились из сил и от усталости, и от нервного напряжения. Что за несчастье? Что за беда?
- Глядите, глядите! - внезапно вскрикнул Сенька, махая над головой чем-то цветным.
Что такое? Косынка Златы? Старик Савин изумленно повертел ее в руках. Она самая. Трава у тропы примята. Не ее ли след? Кинулись было туда, но след тут же кончился. Может, обронила? Или что случилось? Как угадать? Еще и еще покричали, и опять ни отзвука. Только рассыпчатое эхо, надо же стрястись такой беде.
Старик Корней тяжело задышал, поник головой. Что же случилось с его девочкой? Хорошо еще, как просто заблудилась. А если?.. Нет, о чем он думает. Искать и искать!..
Сенька заметил вдруг, что рубцы, шрамы на его лице и шее сделались лиловыми. Жаль старика. Жаль Златку. Одна в такой травище. Тут и ему стало бы страшно. А ей, наверно, втрое. Да в такую жару! Да без воды! А ночью, если не найдут? Что будет с ней ночью? И во всем виноват один он, Сенька. Сказал бы вовремя, ничего бы не случилось. Нет же, разобиделся.
Солнце опустилось почти к горизонту. Спала жара. По-прежнему мучила жажда. Старый Корней предложил было ему еще глоток воды. Сенька решительно замотал головой. Нет, нет, только Злате!
Отчаявшись найти девочку, решили податься на кордон. Неподалеку от него - бивак юных геологов. Они вернутся сюда с ними и обыщут всю степь, все ближние горы и найдут Злату.
А случилось с Златой такое, что могло случиться только в горах!..
Решение идти в лагерь за ребятами и с ними искать Злату казалось единственно разумным. Другого выхода нет. Но душа Сеньки не мирилась с ним. Как же так? Бросить Злату одну, в такой травище, ночью? Она умрет со страху. Сам он уверен: девочка где-то тут! Близко. Нужно только найти ее, помочь ей! Нет, Сенька не пойдет в лагерь. Останется здесь и будет искать ее сам. Сам виноват - сам и найдет!
- Нечего дурить! - сказал ему профессор.
Рассердился и Корней Ильич. Одну никак не найдем, а то придется искать двух сразу. Нет и нет, они пойдут за ребятами и с ними вернутся искать Злату. Платон Ильич теперь близко.
Перечить им напрасно, и решать нужно самому. "Ты теперь не маленький, - сказал ему отец на прощанье, - и сам за все в ответе". Конечно, оставаться страшно. А не остаться нельзя.
Уже темнело, когда тронулись на кордон. Сенька незаметно отстал и повернул обратно. Сделалось страшно. Совсем один! Ночью. Тут и звери, наверно, есть. Нападут волки, сожрут. Это тебе не крысы. Ничем не отобьешься. Может, повернуть назад и пойти в лагерь? Еще не поздно. Нет! Сам виноват - самому и искать Злату.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Сорок сорок
Неугомонный Азат больше всего любит самостоятельность. Все сам, своими руками. И все его радует, всем он доволен. Его заразительный смех, шутка, а не то и острое словцо вызывают улыбку, заражают весельем.
Сегодня его очередь поить и кормить лагерь юных туристов. Альда пойдет в лесной кордон за молоком. Каша будет что надо. А Азат должен наловить рыбы и приготовить уху. Есть неподалеку озеро, и лесник сказал, там уйма окуня. Только сумей выловить. Он и подсказал, как взять его. Ясно, дел невпроворот. Все надо успеть, со всем справиться. Азат суетился, торопил Альду, погонял ее на каждом шагу.
Ребятам что - ходи и ищи себе камни. А тут забот и забот. Первое дело - рыба. Оставив Альду в лагере, Азат собрал удочки, приманку и подался к небольшому озеру.
Отвязав узкую лодчонку, привязанную к стволу ели, решительно оттолкнулся от берега. Главное - поймать первого окуня. А там он знает, как справиться с делом. Немного отплыв, он закинул удочки. Тишь непостижимая. Вода, как стекло. Ни рябинки. Чистая, зеленоватая. Вокруг озера густой лес. И тоже не шелохнется. И горы. Они и в воде такие же неподвижные, как и за лесом. Воздух пряный-пряный. Будто смешан со свежей сочной травой. Не надышишься.
Только не до красот сейчас. Ими можно упиваться на каждом шагу. И не до воздуха. Подумаешь, воздух! Он всюду тут густой, сочный, хоть пей, как воду. А в горах, если повыше, просто хмель, аж голова кругом. Беда: не клюет окунь. Отплыл еще подальше. Снова закинул удочки. Напряженно глядел на поплавки. Как сонные. Ну и ну. Будет тут уха. Еще и еще перебрался с места на место, и опять тишь и гладь. Да есть ли тут рыба?
На беду лодка оказалась дырявой. Чуть осела в воду и сразу засочилась. А вычерпать нечем. Сдуру не захватил с собой черпак. Да ладно, течет пока несильно. Жаль, не клюет. Сколько можно сидеть. Поплавки по-прежнему мертвые. Заснуть можно.
Наконец, все же клюнуло. Азат встрепенулся, припустил конец удилища, дал окуню (он не сомневался, это окунь) повести за собой лесу. Затем косо подсек и рванул удочку. Ого! Большущий окунь выскочил из воды и засеребрил в воздухе. Здорово получилось!
Теперь надо искать окуневую стайку, как наставлял лесник. Окунь - рыба общинная и редко бродит в одиночку. Найди стайку - тогда лови сколько хочешь. Взял нитку метра два длиною. Один конец прикрепил к запасенному гусиному перу; а другой - к хвосту окуня. И пустил его в озеро. Пусть плывет к своим. Белое перо медленно заскользило по глади озера. Потом остановилось. Задрожало на месте. Крутится вокруг да около. Опять заскользило вдоль берега. Наконец остановилось. В погоне за ним пришлось отплыть метров сто. Дались они трудно. Весло одно, и то плохонькое. Неужели под его лодкой днюют окуни? Закинул удочки и радостно заулыбался. Сразу клюнуло. Не успел вытащить одну, как клюнуло на второй, на третьей. Одновременно. Нет, такого клева Азат еще не видел. Он тащил окуня за окунем и за какой-нибудь час с небольшим его мешок кишел живой рыбой. Вот это уха! Ребята пальчики оближут.
Половил бы еще, да лодка полна воды. Пригоршнями ее не вычерпаешь. А осела под тяжестью - стала сочиться еще больше. Да так, что вот-вот ее всю зальет водой. Знать, поверху рассохлась сильнее. Нужно скорее к берегу. Только поздно уже. Лодку заливало. Весел она не слушается. Промерил глубину - ого-го! Дна веслом не нащупаешь.
Лодку вдруг захлестнуло, и она стала тонуть. Бросив удочки, Азат схватил лишь мешок с рыбой. Не упустить бы! Держаться на воде трудно. Выбиваясь из сил, поплыл к берегу. На худой конец бросит и рыбу. Плавает он хорошо. К счастью, скоро нащупал ногами и дно, вязкое, илистое. Выбрался все же. И рыбу сберег.
Оставив ее на берегу, поплыл за удочками. Не бросать же их. Лодка перевернулась и всплыла вверх дном. Кое-как дотолкал ее до берега. Собрал и удочки.
Возвратился он возбужденным: все-таки удача!
У Альды пылал большой костер, заготовлена вода, продукты. Горшок с медом она поставила в холодную воду. Лучше застынет и пусть будет погуще. Осталось сходить за молоком.
Азату она обрадовалась: одной скучновато.