С каждой минутой становилось светлее. И уже хорошо были видны встречавшиеся изредка справа и слева от дороги кустики полузасохшего татарника. Скоро ребят нагнала машина, до верха нагруженная вещами. В кабине, рядом с шофером, сидела молодая женщина с ребёнком. Она удивлённо глянула на колонну и теснее прижала к себе малыша. Потом проехали мимо, одна за другой, две подводы, нагруженные вещами, женщинами и ребятишками. Женщины с удивлением оглядывали детей, идущих по дороге, но останавливаться не стали. Всходило солнце, и дорога начала оживать.
После нескольких часов беспрерывного пути колонна растянулась, ряды её смешались. Дети сняли пальто и несли их в руках, то и дело роняя. Надо бы отдохнуть. Но где? Куда ни глянь - голая земля, потрескавшаяся от солнца. Лишь через полчаса впереди показалось что-то, похожее на селение.
- Ребята, там люди! - обнадёжила детей Зойка. - Потерпите немного, скоро отдохнём.
Все воодушевились, подтянулись, пошли быстрее. Зойка приостановилась, поджидая, пока колонна подберётся. Она видела, как торопились, спотыкались, падали и снова вставали самые маленькие - Роза и Таня. Девочки совсем выбились из сил. Она подошла и взяла на руки Таню.
- Нина, возьми Розу!
Нина было выпятила недовольно губы, но, увидев, как сама Зойка подхватила Таню, подняла Розу, совсем ослабевшую, едва державшуюся на ногах. Колонна двинулась быстрее.
Скоро уже можно было различить небольшие сакли, сложенные из чёрно-серого сланца. Впереди стояло маленькое селение. Вид у него был тоскливый, безрадостный, но надо было где-то передохнуть, и Зойка повела ребят к селению.
Первая сакля оказалась забитой наглухо. Зойка толкнула дверь во вторую. Дверь тихо заскрипела и, не открывшись до конца, снова вернулась на место. Из сакли никто не вышел. Зойке стало жутко, но она, преодолевая страх, направилась к третьей. Эта тоже была забита, как и первая.
Зойка осмотрелась: нигде ни души. Во дворах не было даже ни одной кошки или собаки. Будто страшный мор опустошил это селение. Где же люди? Как страшно… На миг ей показалось, что вся земля уже сожжена войной. Не осталось ни деревца, ни кустика, ни травинки. Только эти чёрно-серые, похожие на пепел, пустые сакли и они, обездоленные, заброшенные сюда жестокой судьбой дети.
Она беспомощно опустила руки и повернулась к ребятам. Как жутко они молчат. Молчат и ждут… Зойка решительно шагнула к последней сакле. Дверь легко отворилась, и первое, что увидела Зойка, была стена, на которой висели в ряд пять мохнатых бурок. На полу, лицом к стене, низко склонив голову, сидела женщина в чёрном платье.
Зойка не видела, стара женщина или молода. Трудно было также понять, жива она или застыла вот так, настигнутая внезапной смертью. Зойка робко кашлянула, но женщина не шевельнулась. Чувствуя, как в животе завертелся холодный клубочек страха, Зойка нерешительно сказала:
- Здравствуйте.
Женщина медленно повернула голову. Из-под чёрного платка, закрывавшего почти всё лицо и плечи, строго глянули на Зойку большие скорбные глаза. В них не было ни удивления, ни вопроса, только эта бесконечная скорбь.
- Здравствуйте, - повторила Зойка, обрадовавшись, что женщина всё-таки жива. - А где остальные люди?
Женщина встала, опираясь о пол руками, и Зойка поняла, что ей уже немало лет, пожалуй, даже слишком много. Старуха, не отвечая, пошла к двери. Зойка шагнула за порог, уступая ей дорогу. Старуха вышла из сакли. Маленький дворик был до отказа забит детьми. Кто сидел на горячих камнях, кто опустился прямо на землю, кто продолжал стоять, прислонившись к сакле. Люда держала на коленях Розу. Все дети сильно страдали от жары. Пот струился по запыленным лицам, и казалось, что это текут чёрные слезы.
Женщина остановилась, поражённая этой картиной. Откуда столько детей? Зойка, уловив вопрос на почти безжизненном лице старухи, быстро сказала:
- Мы из детдома. Идём в Баку. Эвакуируемся.
Старуха продолжала молчать, и Зойка добавила:
- У этих детей никого нет. Их отцы погибли на фронте, матери умерли.
Старуха молча закивала головой, затем повернулась и пошла в саклю. Пока Зойка раздумывала, не пойти ли следом, женщина вынесла два лаваша и головку овечьего сыра. Она протянула их Зойке и произнесла свои первые слова:
- Кушайте, дети.
Старуха достала воды из колодца. Дети бережно, экономя воду, обмывали грязные лица, и от этого сразу становилось легче. Женщина сидела на пороге сакли, высоко подняв колени и опершись головой на руки. Ребята немного оживились, сами достали воды из колодца, наполнили пустые бутылки. Но говорили почему-то вполголоса, словно боялись спугнуть тишину, висевшую над аулом.
- Почему вы здесь одна живете? - спросила Зойка, подсаживаясь к старухе.
Женщина подняла на неё печальные глаза:
- Осталась одна. Сегодня рано утром отсюда ушли все. Сели на повозки и уехали.
- А вас оставили? - ужаснулась Зойка.
- Сама осталась. Некуда мне идти со своей земли.
- А если немцы придут?
Старуха подняла руки и обратила лицо к небу:
- Пусть аллах пошлёт их сюда поскорее! Я хочу посмотреть им в глаза и спросить: "Где мои сыновья?" Пусть они ответят мне, эти шакалы!
Дети сбились в кучки и с испугом смотрели на женщину, произносившую такие странные слова. Старуха встала и некоторое время оглядывала их, шепча: "Детки…детки…вот такие же… бегали здесь…детки…". Потом она упала на колени, высоко вскинула руки и стала громко говорить, протяжно, как заклинание, мешая русские слова со своими, не понятными детям:
- О, аллах! Ты подарил мне пять сыновей, а они отняли их у меня! Когда погиб мой первый сын, я повесила на стену его бурку… А недавно повесила последнюю, пятую… Нет больше у меня моих детей. Нет у меня теперь жизни. Как сухая былинка на ветру, качаюсь я от горя. Одна отрада мне осталась: пошли мне этих шакалов - я хочу отомстить им за моих сыновей!
Старуха умолкла, опустив голову. Потом оглядела ребят, застывших в изумлении и страхе, и снова обратилась к небу:
- О, аллах! Ты видишь эти зелёные побеги. Не дай им засохнуть, всемогущий! Возьми под своё крыло сирот, защити их!
Старуха поднялась с колен, отталкиваясь слабыми руками от земли. "Как она останется здесь одна?" - подумала Зойка.
- Бабушка, идёмте с нами, - предложила она. - Вам нельзя оставаться.
- Нет, дочка, никуда я не пойду, - ответила женщина. - Я родилась на этой земле. Здесь родились и росли мои сыновья. Отсюда я проводила их на войну. Вся моя жизнь прошла здесь. Пусть эта земля и примет меня. А вы идите, дети мои, идите. И да поможет вам аллах!
Дорога медленно ползла по растрескавшейся земле. Солнце палило нещадно. Но дети шли, потому что в этом было их спасение. Тёмные сакли отодвигались всё дальше и дальше. Зойка то и дело оборачивалась, удерживая подступавшие слёзы, и ещё долго видела высокую фигуру женщины в чёрном платье и чёрном платке. Она стояла у своей сакли, на краю пустого аула, словно памятник материнской скорби.
Они шли так бесконечно долго, что уже забыли, как начался для них этот страшный день. По дорожным знакам определили, что позади осталось двадцать семь километров. Всё труднее становилось держать строй: слабые спотыкались, падали, отставали. Их поднимали, выжидали минут пять-десять, пока они чуть-чуть передохнут, и двигались дальше. Теперь колонну то и дело обгоняли повозки, изредка - машины. Люди торопливо оглядывали детей и проезжали мимо - как видно, всех подгонял страх. А скорее всего, не догадывались, что эти ребятишки идут одни, без взрослых.
При дороге стали попадаться худосочные кусты. И хотя было ещё светло, Зойка высматривала место для отдыха: все выбились из сил, и она боялась, что дети упадут прямо на пыльный тракт. Вдруг её нагнал Костя:
- Зоя Дмитриевна, вы слышите?
- Что? - как и он, шёпотом спросила Зойка.
- Гул… Они летят.
Костя был спокоен с виду, только вокруг рта напряглась и побелела кожа. Зойка поняла его и прислушалась, чуть замедлив шаг. Да, сзади их настигал едва различимый воющий звук. Почти в ту же секунду его услышали и дети. Они стали беспокойно оборачиваться и изо всех сил старались идти быстрее.
Вскоре раздались первые взрывы. Где-то там, за брошенным аулом.
- Быстрее, быстрее! - крикнула Зойка и рванулась вперёд.
Дети и сами понимали, что надо спешить. Они почти бежали по раскаленной дороге. А гул самолетов становился всё ближе. "Не уйти!" - осознала Зойка.
- Бегите подальше от дороги, вон к тем кустам! - крикнула она.
Дети бежали к чахлым кустикам и один за другим бросались на землю, прижимаясь к ней измученными телами. Скоро все, кроме Зойки и Кости, уже лежали. Зойка ещё раз окинула взглядом трассу: никто не остался? Совсем близко рванула бомба, и Зойка с Костей бросились на землю.
Дорога вмиг стала шумной. По ней стремительно проносились грузовики, "газики", подводы. Всё это устремилось на юг, а с воздуха, преследуя их, летели бомбы. Взрывы, крики людей, ржание лошадей, рев моторов - всё слилось в бесконечный страшный гул, который словно закрутился в огромный ревущий шар и всё кружился и кружился над небольшим клочком земли.
Как долго тянутся минуты! Зойка хотела приподнять голову, но страх прижимал её к земле. Казалось, в этом аду невозможно выжить.
Трудно было определить, сколько они пролежали, ничего не чувствуя от страха. Но вот гул отодвинулся, укатил вместе с последними машинами и телегами. Зойка поднялась. Начали вставать и ребята.
- Никто не ранен? Все целы? - беспокойно спрашивала Зойка - Становитесь в строй.
Ребята были живы и невредимы. С перепачканных лиц уже начал сходить испуг. Пересчитав колонну, Костя с недоумением, как бы не веря самому себе, сказал:
- Девяносто четыре…
- Ты себя не считал, - предположила Люда.
- Посчитал…
- Ошибся, наверное.
Но Зойка уже видела, что не ошибся. Нет Тани. Зойка сама видела, как она подбегала к кустам. Куда же могла подеваться девчушка? Не провалилась же она сквозь землю. Зойка старалась восстановить в памяти события. Да, Таня бежала вместе со всеми, но потом Зойка обогнала её, стараясь увести детей от ближних кустов к тем, что росли подальше от дороги. А дальше она уже ничего не помнила - начался кромешный ад, когда невозможно даже было голову приподнять. "Как я могла? Как я могла? - проклинала себя Зойка. - Уткнуться носом в землю и ни разу не взглянуть на ребят во время бомбёжки. Как я могла?"
- Таня! Таня! - позвала Зойка и заметалась вокруг кустов.
- Та-а-ня-а! - кричали хором дети.
Никто не отзывался. Зойка огляделась: за несколько минут бомбёжки всё вокруг неузнаваемо изменилось. Позади и впереди на дороге и около неё зияли глубокие воронки. Чуть подальше лежала убитая лошадь с перевернутой телегой. "А если и Таня? - ужаснулась Зойка. - Но тогда должно быть где-то тело".
- Не двигаться! - приказала она ребятам. - Люда! Нина! Смотрите за ними! Костя, со мной!
Вдвоем они облазили все воронки - Тани там не было. Заглянули под каждый кустик - бесполезно. Зойка ничего не понимала, на минуту ей показалось, что она сходит с ума. Можно ли за несколько минут исчезнуть так бесследно? Зойка беспомощно опустилась на землю. Что делать? Что предпринять?
- Надо идти, Зоя Дмитриевна, - напомнил Костя.
- А как же Таня? - отрешённо спросила Зойка.
Костя неопределённо пожал плечами. Действительно, что на это можно ответить? Дети, напуганные таинственным исчезновением малышки, молчали.
- Пить хочу, - вдруг раздался слабый голосок.
Это Роза. Она еле жива. Да и другие не лучше.
- Дайте ей воды, - распорядилась Зойка.
Все некоторое время молчали, потом Костя сообщил:
- Воды нет. Бутылки, наверное, потеряли, когда бежали.
Зойка осмотрелась - нигде никакого намёка на воду. Оставаться здесь лишнюю минуту страшно и бессмысленно. Надежда на спасение только впереди. Она не имеет права из-за одной девочки погубить всех остальных. Они и так потеряли слишком много времени. Как ни горько, но приходится уходить без Тани.
Колонна снова двинулась в путь. Теперь уже нельзя было и думать о скором ночлеге. Уйти! Уйти как можно дальше от этого места! Но что же делать без воды? Ни капли воды среди такого зноя - это катастрофа. Дети не выдержат долго.
У Зойки снова заныла рана. Лопух, сорванный в роще под Моздоком и кое-как привязанный простиранным в речке бинтом, съёжился, высок, и теперь от него никакого толку. Но сменить повязку невозможно - кругом только горячая пыль.
Дорога была пуста. Дети шли молча. И если раньше Зойку пугало это молчание, то теперь ей казалось, что она не смогла бы перенести ни малейшего звука: так были напряжены нервы. Таня не выходила из головы. Зойке всё чудилось, как девочка взяла её за руку и стала смотреть на неё большими тоскливыми глазами.
Зойка шла, напряжённо глядя перед собой. С обеих сторон дороги всё чаще попадались убитые лошади, искорёженные взрывами телеги, машины. Попадались и мёртвые люди. Зойка впервые видела трупы после бомбёжки. И хотя их было немного, становилось как-то жутко. Ребята, тоже не видевшие прежде убитых так близко, зашептались, подталкивая друг друга. "Незачем им смотреть на это, - подумала Зойка, - надо прибавить шагу".
- Быстрее, быстрее! - скомандовала она.
Колонна колыхнулась в последнем усилии, но тут же сникла - ребята с трудом передвигали ноги. Все были измучены, истомлены жарой, всем хотелось пить.
- Я не пойду дальше.
Что такое? Кажется, Нина? Вот и надейся на неё! Ей самой нянька нужна.
- В чём дело?
Зойка остановила колонну, подошла к Нине, которая, как всегда, была замыкающей.
- Я не могу больше, - Нина выпятила потрескавшиеся губы, - я сейчас упаду.
Она действительно была бледна. Казалось, что и в самом деле вот-вот свалится на землю. Укрыться от солнца негде, стоять - невозможно. Но другие страдают не меньше! Идти. Только идти вперёд, другого выхода нет. И Зойка уперлась в Нину безжалостным взглядом:
- Ты должна идти. Я прошу тебя. Ну, давай, давай.
Зойка слегка подтолкнула Нину, но та, сделав шаг, вдруг опустилась на край дороги и капризно сказала:
- Не могу я…
И Зойку прорвало:
- Посмотри на детей! Они чуть не вдвое меньше тебя, а идут! Не смей ныть! Становись в колонну! Костя, ты иди замыкающим, так надёжнее будет. Подумаешь, принцесса на горошине! Разнылась тут. Как будто мне легче с раненой ногой. Мне бы сейчас лежать, а я иду с вами!
Зойка впервые кричала. Зло, испуганно. И вдруг - как озарение - простые и четкие мысли: за что, за что ей эти муки? Зачем ей эти дети? Кто они ей такие? Почему она должна плестись с ними по этой страшной пустыне? Все бросили их, а она сама обрекла себя на мучения вместе с ними.
- А чего ты раскричалась? Подумаешь, начальница! Кто ты такая? Без году неделя в детдоме, а командует!
Нина дерзила тоже зло и беспардонно. Откуда у неё и силы взялись.
- Прекрати! - не своим голосом закричала Зойка. - А то вот…вот брошу всех!
- Зоя Дмитриевна, не надо, не уходите. А ты, Нинка, замолчи! Вставай, Нина. Зоя Дмитриевна, она больше не будет.
Дети толпились вокруг Зойки и смотрели на неё испуганными глазёнками: ну, как и в самом деле бросит? Зойка сурово сжала губы. Перед её глазами тянулась раскалённая зноем, изрытая разрывами дорога. Она оглянулась: кусты, под которыми они лежали во время бомбёжки, ещё маячили сзади. Да они почти не сдвинулись с места! Это только казалось, что идут мучительно долго, а на самом деле не одолели и нескольких десятков метров.
- Пошли! - Зойка махнула рукой вперёд.
Все молча и поспешно двинулись дальше. Нина стала в колонну, шла, насупившись и ни на кого не глядя. Зойка тоже молчала, ей было стыдно за свой срыв. "Нельзя так, - мысленно упрекала она себя, - надо сдерживаться. Дети ни в чём не виноваты".
Зойка обернулась на ходу: ей послышался плач. Она быстрым взглядом пробежала по лицам: чёрные от пыли, изнурённые ходьбой и жарой, а слёз как будто не видно. И всё-таки кто-то плачет! Откуда несутся эти горестные всхлипывания? Не от того ли "газика", что стоит впереди в нескольких метрах от дороги? Когда они почти поравнялись с ним, Зойка остановила колонну:
- Тише! Вы слышите?
- Кто-то плачет, - сказала Люда.
Теперь Зойка ясно различала, что плач действительно доносился от "газика". Он то стихал, то вновь усиливался, переходя в один длинный звук: и-и-и-и-и… Так умеют плакать только дети.
- Стойте здесь! Я сейчас! - сказала Зойка и побежала к машине.
У неё сильно колотилось сердце: ещё один ребенок на этой ужасной дороге! Она обошла брошенный "газик". С той стороны, куда падала небольшая тень от машины, прижавшись лбом к колесу, сидела…Таня! Рядом лежало её пальто и стояли две бутылки с водой. Одна, впрочем, уже была на треть опустошена.
- Таня! Танечка! Танюшка!
Зойка схватила девочку на руки, целовала её мокрые щёки, а у самой тоже текли слёзы.
- Зоя Дмитриев…на, - девочка больше ничего не могла выговорить и зарыдала ещё сильнее.
- Танечка! Нашлась! - счастливая Зойка прижимала к себе девочку. - Как ты сюда попала?
- Я пальто уронила. А машина проехала. Я побоялась, что пальто испортится. И побежала за ним. А ещё вижу: две бутылки с водой, я их тоже схватила. А тут ка-а-ак бабахнет! Я испугалась и побежала к кустам. А там - никого. Я побежала дальше, и всё бежала, бежала… Вас искала, боялась потеряться. Но никого не было, только лошади убитые. Потом машину увидела. Там тоже никого. Я заплакала.
- Ах, ты, маленькая! Не в ту сторону побежала, вот и перепутала. Ну, пойдём, тебя ребята ждут.
Когда их увидели в колонне, то все закричали:
- Таня нашлась! Таня, иди скорее! Таня!
Дети, которые только что были готовы упасть от усталости, смеялись и чуть не прыгали от радости, каждому хотелось дотронуться до Тани рукой, словно для того, чтобы удостовериться, что это действительно она, живая и невредимая.
- А Таня с подарком! - Зойка высоко подняла бутылки с водой.
И опять радостные возгласы, улыбки… Бутылки пошли по рядам. Каждому - по глотку, не больше. Зойка смотрела, как осторожно подносили дети горлышко к губам, как медленно втягивали отпущенный им глоток, несколько секунд держали воду во рту и потом медленно проглатывали. Больше всего её потрясло, что никто даже не подумал хитрить. Ровно глоток, никто не взял больше. И Зойка подумала, глядя на них: какая неодолимая сила в этом братстве осиротевших детей!
Возвращение Тани и вода прибавили сил. Некоторое время шли бодрее. Да и солнце уже не жгло так, как прежде. Огромное, тёмно-красное, оно совсем низко скатилось к земле. Но что значит всего-навсего один глоток воды в такой дороге? Скоро ребята сбавили шаг и снова еле тащились, поднимая ногами клубы пыли.
Зойка остановилась, пропуская колонну. Вид измученных детей, с трудом переставлявших ноги, вызывал в ней острую жалость. И это на них-то она кричала недавно? Их хотела бросить? Вот этих, маленьких, беспомощных, доверчивых? Разве возможно такое? Просто затмение какое-то нашло. От жары, от бесконечной дороги и ещё от того, что потерялась Таня. Она больше никогда не будет кричать, никогда.