– Поворачиваешься к ней спиной и чуть-чуть налево – и топаешь от Красной площади прочь. Проходишь по Ильинке большой красивый ГУМ и небольшой, но тоже вполне приличный с виду въезд на подземную стоянку, видишь дальше по левую руку от себя здание, явно требующее ремонта, фасад в трещинах и вообще – это и будет наш храм! – описала Лена с немалой гордостью в голосе. – Раньше он был строительной сеткой завешен, а сейчас все трещины отлично видны…
Лесь некоторое время переваривал услышанное. И это – храм в центре города?!
– А с вами можно?
Лена оглядела Леся и вместо ответа сунула ему в руки "ашановскую" бежевую сумку с мячами.
Глава 2. Соседи ОМОНа
В школьном ранце пистолет,
Сколько же ребёнку лет?!
Храм оказался точно таким, как описывала Лена, только подошли "варяги" с Лесем к нему с противоположной стороны. Вызывая недоумённые взгляды японских туристов, вся весёлая толпа свернула от дверей храма "напра-налево", во двор, и, ничуть не смущаясь, потопала прямо на шлагбаум. Лесь огляделся по сторонам и вдруг затормозил:
– А… А нам обязательно сюда? – спросил он, соображая, что концентрация бело-синих полицейских машин во дворе зашкаливает, а в глубине так и вовсе у микроавтобуса переминаются с ноги на ногу и о чём-то разговаривают бойцы ОМОНа.
– А чего? Ты их, – Лена кивнула в сторону омоновцев, – боишься, что ли? Да они на нас вообще не смотрят!.. Ну, только когда мальчишки рубятся, они на это дело глядят – выступление, ёлы-палы, цирк уехал, клоуны остались…
Лесь сглотнул и напомнил себе, что он ничем не отличается от остальных ребят, вон, несёт мячи в сумке… Мало ли таких мальчишек проходит мимо полицейских каждый день?
Но ледяная змейка страха, свернувшаяся над желудком, не слушала этих убеждений. Она-то знала, что Леся полицейские ни разу раньше не видели… И одежда грязная, и давно Лесь не причёсывался… Может, они уже всех ребят из храма наизусть знают и сразу новичка заметят? А вдруг спросят что?..
Лена, видя, что Лесь готов мяться до бесконечности непонятно почему, пришла ему на помощь в своей манере: бесцеремонно схватила за руку и потащила за собой.
Омоновцы проводили ребят со щитами заинтересованными взглядами – скучно же стоять без дела, – но не спросили ничего: а какое им дело до происходящего в храме по соседству?
Завернув в арку, ребята столпились у чёрной металлической двери, а Рюрик поднялся на ступеньку и нажал на кнопку звонка. Звонок выстрелил резкой, громкой трелью – и воцарилась тишина.
Лесь прислонился спиной к стене и перевёл дух. Да, разумеется, Лена права: кому он, Лесь, нужен? Кто его будет разыскивать в центре Москвы?.. Но побороть страх было сложно.
… Тут щёлкнул замок, дверь кто-то открыл, и ребята всей толпой ввалились внутрь, чуть не сметя пожилого мужчину с седыми волосами в хвосте. Смешавшись, нестройно поздоровались и поднялись по лестнице. Лесь немного задержался, рассматривая развешенные вокруг стенгазеты об истории храма, потом спохватился и через ступеньку бросился догонять остальных. Нагнал он Рюрика на втором этаже у каких-то шкафов.
– Мячи – сюда, – кивнул Рюрик на крайний шкаф. Лесь приоткрыл дверцу и отскочил, когда на него вывалился пакет с красками. – А мы – на чердаке.
– А это куда? – удивлённо спросил Лесь, глядя на пакет, но не получил ответа. Обернулся и обнаружил, что Рюрик уже благополучно исчез. Пожав плечами, мальчик взял пакет и, пробормотав "Ну просто отлично… Будем считать, что так и было", – сунул его обратно на полку, а поверх впихнул сумку с мячами, утрамбовал всё и быстро закрыл дверцу, пока сумка не выпала. Отступил на шаг, подождал… Ничего не произошло. Лесь ещё раз пожал плечами, повернулся и пошёл обратно к лестнице, вслушиваясь в доносящиеся из-за закрытой двери, что находилась рядом со шкафами, голоса. Там, судя по негромкому пению, шла какая-то служба. Лесь в православии разбирался мало и почти не интересовался – помимо маминых рассказов. Конечно, носил крестик на шнурке, на шее – но дальше "Отче наш", которую мама читала перед едой, его богословские знания не распространялись.
Поднявшись ещё на этаж, Лесь помедлил. Дальше-то куда? По деревянной лестнице мимо склада каких-то рулонов? Это, вроде, ещё не чердак, так что, наверное, туда…
Тут сверху раздались звуки гитары, и сомнения отпали сами собой. Лесь торопливо поднялся на четвёртый этаж и оказался в просторном светлом зале. Пыльный деревянный пол, обитые фанерой низенькие стены, переходящие в косой, высокий потолок, большие мансардные окна…
В углу громоздились заваленные барахлом столы, у дальней стены – фортепьяно, на полу – несколько матов, на которых и устроились "варяги". Рюрик играл на гитаре, Лена лежала между ним и Филиппом, Виталик и Костя сидели сбоку.
– О, Лесь! – заметила его Лена. – Давай, двигай сюда! Яблоко бу?
– Буду! – тут же согласился Лесь и понял, что до смерти проголодался. Известие это неожиданным не было, но всё-таки малость огорчило.
Когда Лесь подошёл и присел на краешек мата, Лена достала из сумки и вручила ему большое зелёное яблоко:
– Дарю!
– Спасибо, – Лесь с удовольствием вгрызся в сочную мякоть, так что аж брызги полетели. Не обед, но хоть что-то.
– Пожа-алуйста, – Лена снова улеглась, на сей раз пристроив голову на куртке Филиппа. Тот милостиво терпел – чего с Лены взять? Она вся была такая, словно малый ребёнок. Рюрик играл и играл что-то, не песню, а мелодию какую-то, однообразную, но не заунывную. А когда ему надоело, Костя встал и ушёл к пианино, где, подтащив немножко хромой стул, уселся и принялся подбирать тему из "Пиратов Карибского моря".
Потом Виталик вспомнил, что собирался домой, и начал прощаться. Костя доиграл "Пиратов", захлопнул крышку фортепьяно и тоже ушёл, аргументируя это всё тем же обещанием маме. Рюрик, Лена, Филипп и Лесь остались вчетвером.
Лесь лежал на мате, подложив под голову свёрнутый спальник, глядел в потолок и думал, что ему хорошо. Кто знает, кто он, – не знает, где он, а кто знает, где он, – и не догадывается, кто он… И вообще, вот, новые друзья появились, а в желудке обитает целое яблоко… Вот такое незамысловатое счастье.
– Лесь, а тебе сейчас к какому метро? – спросила вдруг Лена, не поворачивая головы.
– В смысле? – даже не понял вопроса Лесь.
– Ну, на какой ветке ты живёшь?
– На ветках живут птицы, – буркнул мальчишка, не желая покидать такую тёплую и уютную полудрёму, и повернулся на бок, спиной к Лене.
– Я про метро! Ты вообще откуда?
– Ниоткуда.
– Это как? Ты где живёшь-то? – Лена села. – А то всё-таки нехорошо, что мы все такие взрослые, сейчас свалим и бросим ребёнка одного…
– И чё со мной тогда случится?
Лена вздохнула и тронула его за плечо:
– Чего ты как ёжик, иголками колешься и фырчишь?
– Ничего, – ответил Лесь мрачно, не поворачиваясь.
– Ну, не хочешь говорить – и не надо, – обиделась девушка. – Юр, пошли?
– Ну, пошли…
Лесь какое-то время молчал, а потом бросил тихо:
– Да нигде я не живу…
– Это как? – заинтересовался Рюрик.
Лесь мысленно обозвал себя придурком: мог бы сочинить себе адрес! Но сказанного не воротишь:
– А вот так. Нигде.
– А до этого?
Лесь покосился на Рюрика, но тот был не похож на человека, замышляющего какую-нибудь гадость новому знакомому.
– У знакомых жил, – буркнул мальчик неохотно и покрепче обнял свой рюкзак.
– Ну, а раньше?
– У других знакомых…
– А родители?
– Ну, и с мамой – раньше. И с папой тоже, только ещё раньше.
Лена и Рюрик долго молчали, а Филипп вдруг спросил:
– А потом?..
Лесь поёжился, свернулся клубком и понял, что хочет выговориться, хоть раз – и осталось ему только надеяться, что "варяги" всё поймут правильно.
– Потом в марте мама поссорилась с папой и уехала со мной сюда, в Москву. А потом она в больницу угодила…
– А что с ней? – участие в голосе Лены было самое настоящее и поэтому даже не очень обидное.
– Да так… Потом расскажу как-нибудь, – солгал Лесь. Понятное дело, "как-нибудь" никогда не случится. Уже завтра он забудет про Лену, Рюрика и Филиппа, а они – про него.
Если, конечно, всё закончится хорошо. И интуиция не просто так молчит.
А вот если всё не так…
– И ты вообще один остался?
Лесь потихоньку расстегнул молнию рюкзака и сунул руку внутрь. Холод металла его немного успокоил. Если что… Если хоть кто-то из этих троих что-то замыслил…
– Один… – Лесь почти совсем повернулся на живот и незаметно сунул в рюкзак и вторую руку. Теперь, если что, он успеет выхватить…
Но никто не торопился никуда выходить, ничего говорить, вроде: "Посиди немного, мальчик, я сейчас вернусь…" – о, Лесь уже слышал это и знал, что после этого случится. Нет уж, стоит интуиции завопить о малейшей опасности – Лесь предпочитал валить, сразу же, без рассуждений. Рассуждать можно потом, сидя на скамейке в парке где-нибудь в другой части города. За эту неделю Лесь узнал Москву лучше, чем за всё остальное время.
– М-да… А родственников в Москве нет – у них пожить? – кажется, Рюрик всерьёз озаботился вопросом, что делать с Лесем.
– Тётка есть, мамина сестра. Но мне нельзя у неё появляться, – Лесь очень старался, чтобы голос у него звучал как обычно.
Повисло удивлённое молчание. Лесь замер и крепче стиснул рукоять.
– Почему нельзя? – как-то очень глупо спросила Лена.
– Ю-Ю, – раздельно произнёс Лесь и, когда ничего не произошло, скосил глаза на Рюрика. Но тот, кажется, вообще не понял, что имеется в виду.
Лена тоже недоумённо молчала. Филипп – тот вообще был личностью молчаливой и загадочной.
Лесь медленно разжал руки и вынул одну из рюкзака. Потом вторую, перевернулся на спину и сел. Молодые люди глядели на него с разной степенью недоумения, но внимательно и участливо.
Лесь сглотнул. Кажется, пронесло…
– Ювеналка, – пояснил он, потихоньку расслабляясь.
– Так у тебя же родители… оба есть! – удивилась Лена, которая, похоже, слышала всё-таки что-то про "ювенальную юстицию" и проблемы с тем, в какой форме она "случается" в России.
Лесь хмыкнул: ага, есть. Мама в больнице, папа – так вообще неизвестно где. Тётка одна троих детей растит, куда ей ещё Лесь? Он к ней и не совался даже. Вот и заявились в один далеко не прекрасный день "ювенальщики" за Лесем…
– И… как ты теперь? – спросил Рюрик, когда выразительная пауза затянулась.
– Да так, – Лесь неопределённо пожал плечами. – У соседки сначала обедал, у себя ночевал. Потом, когда они , – он выделил местоимение голосом, – в школу нагрянули, свалил, пожил два дня у одноклассника. Хотел к тётке, но… короче, по дороге передумал и просто всю ночь по городу бродил. А потом с утречка пораньше меня господа полицаи повязать попытались у метро… Я сказал, что из дома сбежал, а они – мол, пошли родителям звонить. Ну я и дал дёру. Куртку им оставил, правда, на память, но дождя нет, а ночью и в свитере тепло…
– Понятно.
– Чего тебе понятно? – немедленно напрягся Лесь. – Что я выдумываю, что ли?!
– Ты не выдумываешь, – Филипп не спросил, Филипп констатировал факт, очнувшись от своей загадочной дрёмы.
– Почему ты так решил? – Лесь с недоверием взглянул на парня. Он ожидал двух реакций: неверия и звонка в полицию. Третий вариант – что поверят и посочувствуют – не рассматривался как излишне сказочный. В этом мире, хорошо усвоил Лесь, сказочного мало. И чужие проблемы никому не нужны.
Филипп молча рассматривал мальчика. Лесь, напряжённый и недоверчивый, незаметно сунул руку в рюкзак – чтобы успокоиться от прикосновения прохладного металла.
– Во-от, – кивнул Филипп. – Что у тебя в рюкзаке?
Лесь сглотнул и покрепче сжал рукоять.
– Пистолет.
– А когда врут – за оружие не хватаются…
Рюрик переводил взгляд с Филиппа на Леся и обратно, медленно переваривая какую-то мысль. Переварил. Обдумал немножко. И выдохнул, удивлённо хмурясь:
– Оружие?!
– Макар, – буркнул Лесь, выпуская рукоять. – ПММ, точнее.
– Так если менты узнают… – охнула Лена, хлопая глазами.
– Если полицаи меня возьмут – мне и так, и сяк кирдык будет, – пояснил Лесь мрачным и трагичным голосом. – А так… может, и не возьмут. Так спокойнее. Патроны у меня есть – полный магазин.
Ну, он, конечно, малость привирал, но по сути-то… Пистолет Макарова – он в любом виде пистолет Макарова. И если выстрелить в лицо – мало врагу не покажется, ой, как не покажется…
– Ты стрелять-то умеешь? – поинтересовался Рюрик недоверчиво.
– Папа учил, – гордо ответил Лесь. Только гордый голос дрогнул, и горло самую малость прихватило. Но Рюрик деликатно сделал вид, что не заметил.
Некоторое время все четверо молчали, разглядывая друг друга. Их свёл случай – и вот они силились понять, зачем. Ради чего? Как теперь поступить? Разойтись и не воспоминать, делая вид, что это просто всем приснилось? Или…что-то сделать?..
– Так, – решился Рюрик, взвесив все "за" и "против". – Что делать дальше – пока непонятно. Но вот ночевать Лесю негде, это факт.
– Так папа с мамой только завтра вечером с дачи вернутся, – сообщила Лена, внимательно глядя на "варяга", словно разговор, помимо фраз, шёл ещё на одном, бессловесном уровне.
– Есть такое, – согласился Рюрик. – Лесь!
– А? – откликнулся Лесь, который совершенно не понимал логики происходящего. – Что?
– Поехали к нам. А завтра разберёмся, где тебя устроить.
Лесь захлопал глазами, вообще перестав улавливать, что это – чудно́й сон или не менее чудно́е настоящее.
Возиться с незнакомым мальчишкой… просто так, потому что поверили его рассказу…
– Почему? – спросил Лесь срывающимся голосом. С тихим отчаяньем в глазах: не понимает!
Рюрик массировал колено и глядел на Леся, словно хотел ему что-то сказать так же, как Лене, – одним взглядом. Филипп задумчиво молчал. Одна Ленка ловко вскочила на ноги:
– Как почему?! А что ещё делать-то с тобой? – и тут же без перехода развила бурную деятельность: – Ладно, всё, поехали, мне химию бо́тать надо! Юрий свет батькович, подъём! Филипп?
– Иду, – нехотя поднялся Филипп.
Лена ухватила Рюрика за руку и потянула его, заставляя встать:
– Давай, давай, поехали!.. Лесь, не хлопай глазами. Рюкзак в руки – и вперёд!
Мальчик поднялся, зачарованно ощущая, что кому-то нужен, что кто-то хочет ему помочь – искренне и, главное, не вопреки его собственной воле – и покрепче прижал к себе рюкзак.
… До метро по Красной площади они шли вчетвером, но на станции "немного разделились" – Филипп перешёл на зелёную ветку, а Рюрик, Лена и Лесь остались на "Охотном Ряду". Лесь ещё по привычке дёргался в сторону от серых фуражек, но Рюрик вскоре крепко ухватил его за руку и отбуксировал к подъезжающему поезду.
– Не боись! – прочитал Лесь по губам парня. Перекричать поезд Рюрик не пытался, но тот как раз остановился, и громкое "… ись!" повисло почти в тишине.
– А мы куда? – спросил Лесь, устраиваясь у "неоткрывающейся" двери, прислоняясь к надписи "Не прислоняться".
– Универ!
– А-а, – глубокомысленно ответил Лесь, старательно делая вид, что нисколечко не удивлён.
– Угу.
И дальше до самого "Университета" они не разговаривали. Уже поднимаясь по эскалатору на поверхность, Лесь вдруг сообразил, что Лена никуда по дороге не делась.
– Вы чего, вместе живёте? – спросил мальчик удивлённо, почти сразу же сообразив, что, кажется, так и есть.
– Мы ничего, мы брат и сестра, – со смехом отозвалась Лена.
Дома у Рюрика и Лены было тихо и пустынно, если не считать проскользнувшего по коридору и исчезнувшего в неизвестном направлении бурого кота. И уютно. Очень. Почти как дома – там, в родном городе, – только квартира больше, трёхкомнатная.
Та "двушка", которую Лесь с мамой снимали в Москве, договорившись через тётку, была какая-то… неполная, словно велика для них (хотя, казалось бы, всего одна комната, потому что вторая была на вечном ремонте, там хозяин то обои менял, то шкаф ставил, – куда уж меньше!), и Лесь истосковался по таким наполненным вещами и жизнью квартирам.
– Руки – мыть, ноги – в тапки, – распорядилась Лена, как обычно беря бразды правления в свои руки. – Юр, чайник поставь. А я бо́тать, – и ушла в свою комнату. Но вскоре оттуда раздался громкий, натренированный крик: – Ю-юр! Маме позвони, скажи, что мы дома и ужин готовим!
… Вечером Рюрик притащил с балкона раскладушку, поставил у себя в комнате рядом с кроватью и кинул на неё спальник.
– Лесь! Ты спишь на кровати!
– Ага, – подозрительно легко согласился в кои-то веки сытый и довольный Лесь.
– А теперь – марш в ванну мыть голову, – тут же заглянула в комнату Лена с чайной пиалой в одной руке и тетрадкой в другой. – Отмойся по-человечески!
Лесь не стал спорить и с удовольствием отправился отмокать под душ – давно он об этом мечтал, чтобы не торопясь, спокойно и с наслаждением. Уж тут-то точно его никто искать не будет…
Когда он, разомлевший, красный, с мокрыми волосами выбрался из ванной комнаты, Рюрик сидел у себя на диване и "попивал чаю". Лена примостилась тут же, что-то читая с ноутбука.
– О, – подняла она голову. – Здрасте!
– Здрасте, – кивнул Лесь и примостился с краю.
– Слушай, а Лесь – это от Алексея или Александра? – спросила Лена, клацая по клавишам ноута.
– Алексея, – неохотно ответил Лесь. Такие расспросы он не любил, хотя сейчас и понимал, что бояться нечего. Если бы Рюрик или Лена хотели сообщить кому следует о Лесе – давно бы сообщили.
– А по фамилии ты кто? – Лена спрашивала спокойно, из чистого интереса, и это было слышно по голосу. Лесь хмуро взглянул на неё: ну вот зачем ей это знать? Женское любопытство.
– Воробьёв! – ответил он с напористым вызовом в голосе, как говорит человек, лгущий в лицо, нагло и намеренно.
Как тем "полиционерам", которые на Воробьёвых Горах его как раз и поймали…
Клацанье клавиш стихло. Лена подняла обиженный взгляд на Леся:
– Ну чего ты?
– Ничего, – буркнул Лесь, чувствуя нарастающие угрызения совести. Лена не виновата, конечно…
На некоторое время разговор стих, пока Рюрик не оторвался вдруг от чая, чтобы поинтересоваться:
– Слушай, а как ты до жизни такой докатился?
– В смысле? – по привычке напрягся Лесь, но тут же с облегчением расслабился. Нет, всё, хватит. Это уже совсем глупо. Это какая-то мания преследования.
– Ну… почему в бега ударился? – пришла брату на помощь Лена.
Лесь какое-то время молчал, а потом мысленно махнул рукой:
– Да так. Когда маму забрали, я к соседке ночевать пошёл – она маме обещала за мной присмотреть, пока там всякие обследования делают…
– Ну, ты говорил уже про соседку.
– Ну… В общем, вечером мама позвонила, – Лесь шмыгнул носом, – и сказала, что её положили в больницу. На это, как его… сохранение. А я-то думал, чего это она сумку свою, с которой сюда приехала, с собой взяла. "На всякий, на пожарный…" – конечно, конечно. Просто пугать меня не хотела, наверное. Ну а через день за мною и заявились… Прямо в школу.