Лесь подпрыгнул в кресле, тут же гася экран, и обернулся. Максим стоял рядом и беззаботно улыбался во все свои тридцать два – ну, или меньше, кто его там знает, Лесь ему в рот не залезал.
– Ну так что, чай с тортом или торт с чаем? – продолжил искушать Максим, кажется, ничего не заметив.
Лесь почувствовал к нему ничем не объяснимое отвращение – этот Максим был совсем… не папа. Как говорится, "в точности до наоборот". Невысокий – а папе хоть сейчас в баскетболисты; чернявый – а папа светло-рыжий; юркий какой-то, как таракан на кухне – а из папы можно ему самому гранитный памятник тесать, да инструмент затупится раньше.
– Не хочу я торт, – буркнул Лесь невежливо, с силой оттолкнулся ногой от ножки стола и выкатился на середину комнаты. Хорошая вещь – офисное кресло. – А чай я и в комнате попить могу.
– Ну… как хочешь, – пожал плечами Максим и ушёл обратно на кухню, а Лесь остался сидеть перед выключенным монитором и обижаться на маму, которая позволяет этому Максиму приезжать в гости. На кухне шёл какой-то оживлённый разговор, но в слова Лесь не вслушивался.
… – Леська! Пароль на компьютер поставлю! – это в комнату пришла мама. Осторожно, мелкими шажками обойдя сына, она направилась к столу, но Лесь опередил её:
– Мам, ну чего ты! Ну сейчас приду к вам чай пить, приду… Ну ты только иди, сядь, мам, ну чего ты… – Лесь виновато и решительно вдавил кнопку питания, выключая компьютер "жёстко". Мама в нынешнем состоянии казалась ему ужасно хрупкой, словно статуэтка, которую лучше лишний раз не трогать, и поэтому визит в комнату заставил совесть прямо-таки вцепиться бульдожьей хваткой в душу мальчика.
– Эх, Елисеич, – вздохнула мама, аккуратно присаживаясь на край кровати, – расслабился ты без мужской руки в семье…
Лесь хотел было напомнить, что это мама от папы в Москву сбежала – но передумал и промолчал.
Чай, несмотря на три ложки сахара в чашку и здоровенный кусок торта вприкуску, горчил. Лесь с трудом глотал его и старался не думать про Центр: мама здесь, а значит, никто его, Леся, не тронет.
… И правда, психолог в школе Леся не искала, и вообще ничего не происходило – только закончился учебный год. Сидя однажды в гостях у Тохи, Лесь в который раз подробно пересказывал другу свои приключения – заняться как-то было нечем, вот Тоша и добился "страшной сказки на ночь".
Вспоминать о тех днях было уже не страшно – они уже месяц как остались позади, и дома ждала мама. Только Тоха, как и положено лучшему другу, испортил всю малину задумчивым вопросом:
– Слушай, а почему они тогда уголовное дело-то не завели? Ведь отнять-то тебя ювеналка имеет право только по решению суда…
– Так на основании чего заводить-то? Мы с мамой вполне нормально живём! Сейчас ведь я не один! – поспешно возразил Лесь. – Поэтому они и отстали от меня – сразу же, как только мама вернулась.
– Что, даже "хвоста" никакого не было больше?
– Не-а, – со знанием дела отозвался Лесь. – Такое за собой я обнаруживать умею… Если про Линду Борисовну не вспоминать – то вообще ничего.
– Ну, у дома-то понятно, и так известно, где ты… А если куда-то далеко уезжаешь? – не сдавался Тоха, которому было даже немного обидно, что вся история прошла без него и закончилась. – Ну, в воскресенье, например.
Лесь вспомнил храм, пока непривычную, но красивую службу, Василиску, Лену с Рюриком и "варягами" и замотал головой:
– Не, не было никакого "хвоста". Мы же на машине были – родители Рюрика за нами заехали… А на машине "хвост" вообще на раз просекаешь!
– Ну а в центре?
– А в центре тем паче всё чисто было, – Лесь почти обиделся на друга. – Тох, ну что ты, а?
– Да ничего, просто странно это…
– Ничего не странно!
– А мне кажется – странно.
– Тебе хорошо странности придумывать, дома сидя!
Тоша открыл было рот, чтобы достойно ответить, но вдруг поник и согласился:
– Ну да… Извини. Это словно книжка какая-то, вот и увлёкся.
– Да ладно, – тут же остыл Лесь. – Мне тоже иногда так кажется, когда вспоминаю.
Некоторое время друзья сидели молча, но тишину прорезали первые такты "Звезды по имени солнце" – это Лесю звонил кто-то с неизвестного номера. Пока оба друга шарили по комнате, как в игре "горячо-холодно", в поисках источника звука, телефон успел проиграть всё вступление и перейти уже к куплету:
"Белый снег, серый лёд
На растрескавшейся земле…"
– Алло?
– Алексей, это я, Максим.
– Какой Максим? – испугался Лесь.
– Ну, Максим… друг твоей мамы.
– А-а… Чего вам? – вопрос прозвучал недружелюбно на грани приличия.
– Твою маму забрали в… больницу – у неё… А, ладно, – перебил Максим сам себя, – всё равно ты не знаешь этих терминов. Я сейчас за тобой подъеду – скажешь адрес?
– А… Да я сейчас выйду на перекрёсток с Панфёрова, за продуктовым магазином, знаете? А то развернуться вам будет сложно, – мигом растерял всё недружелюбие Лесь, мечась по комнате в поисках своих вещей. Рюкзак оказался на кровати, макар – на подоконнике… Лесь торопливо сгрёб всё в охапку и вылетел в коридор.
Уже вешая трубку, Лесь всунул ноги в кеды, помахал Тошиной маме рукой и выбежал из квартиры. "Ну я же говорила! – проницательно заметила интуиция. – Мамы снова нет…"
Интерлюдия
Старенький кондиционер натужно гудел, всасывая в своё серое чрево прокуренный воздух, изредка по-стариковски подвывая и пощёлкивая чем-то внутри себя. Охладить всё помещение – просторное, похожее на обычный деловой кабинет – ему уже было не под силу, но он ещё рвался в бой.
Несмотря на довольно поздний час, немногочисленные люди, собравшиеся здесь, пока и не думали расходиться. Мерцали мониторы, жёсткий электрический свет не оставлял тени ни единого шанса, заливая всё доступное пространство.
У тёмного окна, задумчиво вертя в руках пульт от того самого кондиционера, стоял мужчина, большинству собравшихся знакомый лишь заочно. Движения его были спокойны и собраны, но тени вокруг неприятно-проницательных глаз, морщины на высоком лбу и бледные, почти бескровные губы человека, не спавшего сутками, ясно показывали, что посетитель этот измотан до предела и держится только на силе воли.
Тем ни менее взгляд оставался всё таким же пронзительным, а голос резким и жёстким, как наждачная бумага:
– Я не понимаю, – с раздражением выговаривал присутствующим мужчина, – неужели это так сложно: найти мне одного единственного мальчишку в определённом районе города?!
– Но в прошлый раз… – начал было один из них, единственный, кто носил погоны – по крайней мере, в открытую. Окончить фразу у него не получилось – мужчина безошибочно нашёл говорившего, и под немигающим взглядом покрасневших от бессонницы глаз тому стало так неуютно, как не было бы жителю знойного Египта при виде полярного медведя в его, "белого мишки", родной среде обитания.
– Всё, прошлый раз остался в прошлом, сейчас не май, а конец июня, – голос резанул бритвой. – Мы работаем с текущей ситуацией. И результата пока – ноль. Я не понимаю, – снова повторил мужчина, – неужели это так сложно? Один-единственный мальчишка. Внешность у вас есть, домашний адрес, адрес родственников – тоже. Страница "ВКонтакте", другие сайты, где он зарегистрирован – вообще не проблема отследить. Даже мобильный у вас на прослушке… И?
– На сайте "ВКонтакте", ровно как и на форумах, где у него есть логин, он не появлялся с середины месяца, ну, когда он, предположительно, был ещё дома…
– А телефон теперь выключен. Мы маячок поставить не успели, – подал из угла голос молодой человек с наушником в одном ухе, не отрывающий глаз от монитора. За ним он и спрятался от ответного взгляда, пробормотав что-то про Всевидящее Око Саурона. – Он правда изредка матери звонит с какого-то другого…
– И в эти редкие моменты – все спят? – полюбопытствовал мужчина с раздражённой гримасой, хотя, безусловно, прекрасно знал ответ и по отчётам.
– Нет, но сигнал каждый раз идёт из другой точки города, непредсказуемо! – "наябедничал" молодой человек, верящий, наверное, что в укрытии за монитором он в относительной безопасности. – И мы пока не вычислили сам телефон, а симку он, похоже, меняет…
– А разговоры с матерью?
– Он ничего не говорит о своих планах. Или говорит, но информация не подтверждается, сколько уж раз проверяли…
– То есть, врёт маме, – усмешка в голосе мужчины была какая-то странная. Болезненная, неприятная. Отчего-то казалось, что мужчина делает именно себе больно этой фразой, сознательно, словно наказывая себя.
– Ну… видимо, врёт.
Некоторое время царила тишина, может, и опасная, но молодой человек не выдержал и украдкой выглянул из-за монитора – ему был интересен, так сказать, заказчик всей этой кутерьмы с розыском одного-единственного ребёнка, умудряющегося то и дело волшебно и бесследно исчезать.
Лицо мужчины в мёртвом свете "дневных" ламп казалось восковым. Высокий лоб с выступами, обозначающими, по мнению знатоков, жёсткость, упорство и некоторую брезгливость, некогда сломанный и потому теперь горбатый нос, плотно сжатые бескровные губы и резко очерчённый волевой подбородок – всё вместе складывалось в неприятную в своём раздражении маску. Если бы мужчина улыбнулся – возможно, впечатление было бы совершенно иным, иначе бы сложились, как паззл, черты лица… Но он не улыбался. Только глядел на людей красными от недосыпа глазами.
– Итак, работаем. И на сей раз я тоже этим займусь… не зря же я приехал сюда, бросив все дела. Мне нужен этот мальчик, этот… Алексей Ильин.
То, как переглянулись некоторые из присутствующих, он не заметил… а скорее, сделал вид, что не заметил. Да, он бросил все дела – так или иначе именно из-за этих поисков.
– И ещё, – напоследок добавил мужчина, – об этом деле никто не должен знать. Вообще никто. Выкручивайтесь как хотите, но подробностей нельзя говорить даже любимой тёще, если таковая у вас вдруг имеется…
Часть 2. Дом 3/8 по Ильинке
Глава 7. Обычный летний день
Десять, девять, восемь, шесть,
Но без семь,
Ты такой, какой уж есть,
Ясно всем.
Неумолчное чириканье птиц, тарахтение мотоцикла под окном, крики детей с детской площадки смешивались в щедрых пропорциях с сонно-летней квартирной тишиной и беспечным трёпом по скайпу о калибрах снайперских винтовок, детях-цветах-жизни, грядущей Ленкиной пересдаче экзамена и ещё о каких-то понятных только друзьям мелочах и приколах. На этом фоне щёлкнувший замок входной двери легко было оставить без внимания.
– … Что, по мне незаметно, как я сияю?! – это, как всегда, весело возмущается Ленка.
– Ты, солнышко незакатное, только не сгори от усердия… – голос взрослый, мужской, насмешливый и неуловимо, почти незаметно шепелявящий. – Заметно, заметно, у тебя нормальная вебка.
– Нет, ну вот ты мне скажи ещё, у меня ведь и дальше, когда бой описывала, нормально получилось, да?!
… Лесь слушал не обременённый особым смыслом – по крайней мере, для непосвящённых вроде него – разговор Ленки и кого-то из её друзей, расшнуровывал кеды и думал, как бы заявить о своём присутствии, а то девушка явно была увлечена трёпом больше реальности.
Впрочем, скоро выяснилось, что Лесь ошибся: Лена бдительно отслеживает всё происходящее в квартире:
– Так, дядька Ийон, одну секунду… – и, развернувшись в кресле в сторону коридора, махнула рукой мальчику: – Эгей, привет, Лесь! Как жизнь? Ты надолго?
– А я тогда сейчас вернусь. У нас гость по случаю пятницы… – сообщил "дядька Ийон", и из колонок послышались шорох, шаги и отдалённые, неразборчивые голоса.
– Рюрик просил за зарядкой для телефона заглянуть… ну и обедоужин, надеюсь, есть? – тем временем беззастенчиво ухмыльнулся Лесь. – Я голоден!
– Так, а Юрий свет батькович что, уже в храм с работы намылился? – выцепила главное Ленка, немилосердно дёргая себя за кончик косы.
– Не-а, я тут поторчу, а в храм часам к шести поеду…
– И ночевать тоже с Рюриком там будешь?
– Ага, чего уж тут… Так что с обедом?
– На плите кастрюля с супом. Суп варила я, так что к густоте не придираться. В холодильнике пластиковая миска с макаронами, остались со вчерашнего, разогрей – тебе хватит… Ладно, всё, вали, я разговариваю, видишь?
– Вижу, – согласился Лесь и свалил, уже на кухне поморщившись, когда сообразил, что его планы слышал ещё кто-то неизвестный помимо Ленки. Вот ведь наивная девчонка, пусть и старше Леся – страшно подумать, а поверить и вовсе невозможно – на целых шесть лет! Вообще не скажешь. У Рюрика, которому двадцать четыре, хотя бы борода не даёт обмануться… Странные они – взрослые, которые почему-то выглядят и ведут себя, как дети. Глупость какая, как будто взрослым быть плохо.
Вот Лесь хотел бы быть постарше. Года на три! Тогда никто бы к нему не сунулся, он осмелился бы заглянуть домой, не чувствовал бы "взгляд в спину", он бы вообще – не боялся!
Правда, он и сейчас не боится, хоть и всё время старается быть начеку – уже несколько раз ему и в самом деле приходилось кружить по Москве, пытаясь "сбросить хвост". Это ведь не совпадение, что один и тот же человек в бежевой бейсболке зашёл за Лесем – в Макдональдс, в спортивный магазин, на рынок, даже на детскую площадку! Правда, по дороге он бейсболку снял, но белую футболку-поло, походку и рост – так просто не поменяешь. Лесь всё про это знал, папа ему много разных тонкостей рассказывал в своё время.
… Суп был совсем жидкий, Лена опять не рассчитала пропорции. Лесь его есть пока не стал. Соорудил себе бутерброд из взятых в холодильнике сыра и докторской колбасы, налил в кружку соку – на улице жарко сегодня было, поэтому всё время хотелось пить – и вернулся к Ленке в комнату. Нет, он не собирался подслушивать чужой, совершенно личный и непонятный разговор с этим "дядькой Йоном" (или "дядькой Ийоном"?), просто Лесю было немного не по себе оттого, что кто-то посторонний из-за Ленки узнал о его планах.
Уже на пороге мальчик замер настороженно:
– … Да Лесь у нас вписался временно, – беспечно рассказывала Ленка. – У него… жизнь уж больно весёлая, ей-Богу, натуральный детский боевик с погонями и семейными тайнами. Мама в больнице, папа неизвестно где, а ювеналка или кто там исполняет её "обязанности" тут как тут…
– Лен, – окликнул Лесь недовольно.
Она лишь отмахнулась:
– А ещё он параноик. Дядька Ийон, ты же хороший? Какое тебе дело до Леся?
– Я, как ты говоришь, Ужасный Человек, – выделил голосом прописные буквы этот Ийон. – А Лесь… это ведь от Алексея сокращение, да?
– Лен! – сдавленно вскрикнул Лесь, но Ленка была человеком доверчивым и беспечным, у которого от мысли до слова не то что один шаг – она, казалось, думает сразу словами, в тот момент, когда их озвучивает:
– Ага, звучное имя получилось, а то Лёша – это банально… А ты чего спрашиваешь-то, дорогой мой маньяк, а? – наконец спохватилась она.
– А я просто любопытный маньяк. У нас дитёнки в клубе ещё и похлеще себе имена сокращают…
– Дядька Ийон… ты, это… – Лена покосилась на мрачного Леся и виновато втянула голову в плечи: – Ребёнок же нервничает… Ну хватит его пугать…
Ийон захихикал, не засмеялся, а именно захихикал, несолидно и как-то шепеляво:
– Ужас какой, просто кошмар! Мы все умрём… Да не, я правда любопытный! Вот те крест, как говорится…
Ленка хихикнула в ответ, и Лесь понял, что от неё серьёзности не добиться, строй зверские рожи, не строй, вздыхай, не вздыхай – хоть на руках пройдись по комнате, всё равно не поможет. Дохлый номер. В этом дурацком мире никто не верит, что можно вот так на улице столкнуться с опасностью, а бандиты, грабители, маньяки, террористы, о которых все так любят смотреть по телевизору – на деле для большинства всего лишь страшная сказочка.
Поэтому когда ты сталкиваешься с реальной опасностью, когда по твоему следу кто-то идёт – и ты догадываешься, кто – тебе всё равно никто не поверит. Даже тот, кто знает и сочувствует. Для них все твои похождения – всё та же любимая страшилка.
В двенадцать лет от такой несправедливости Лесь бы, наверное, разревелся. Или наорал бы на кого… Но ему было тринадцать, поэтому он не стал плакать и орать, а ушёл на кухонный балкон, свистнув по дороге из шкафчике на кухне спички.
Открыв окно, Лесь высунулся наружу и стал глядеть, как солнце бросает зелёные блики сквозь листья пышного каштана, растущего у самого дома. Когда глядеть надоело, Лесь пошарил по карманам, достал смятую сигаретную пачку.
Долго смотрел на неё, не решаясь достать сигарету – курить казалось противно и стыдно, и дело было не в том, что стоял Лесь на чужом балконе, в квартире, где никто не курит, а сигареты ему покупал Василий, потому что кто ж Лесю их продаст…
Просто казалось, что курением Лесь предаёт папу. Он же обещал!
… Первый раз курить Лесь попробовал на одиннадцатом году жизни. Украл у папы из кармана пиджака пачку "Винстона" – хватило, правда, ума догадаться положить потом её быстренько на место, взяв только несколько сигарет – и потом после школы с пацанами попробовал.
На самочувствии этот первый опыт сказался сильно. Не только в плане цвета лица и прочих классических "прелестей" первой затяжки – пожалуй, сильнее досталось заду.
Ну да, Лесь в десять лет был ещё слишком наивный и, пока вечером папа его не позвал "на серьёзный разговор, Оля, родная, а ты сходи пока в магазин, у нас минералка закончилась, побереги нервы, сока тоже купи томатного…", мальчик свято верил, что его проделка осталась незамеченной.
Ха, ха и ещё раз ха. Чтобы папа – да чего-то не заметил. Он же… папа! Это у него профессиональное, наверное, он даже дома продолжает всё контролировать и замечать…
Нет, папа ругал не за сам факт курения – ну, глупо втолковывать сыну, какой вред наносят здоровью сигареты, если ты сам нервный, злой и потому насквозь пропах табаком. Но обманы и тайны папа на дух не переносил.
– Мог бы и прямо попросить, – уже напоследок устало сказал он. – Не при маме только, конечно. А то будешь курить всякую дрянь – себе же хуже сделаешь, пойми, Лесь… А лучше пока и вовсе не пробовал бы, лет хоть до четырнадцати, организм детский с никотином не справится, пойми.
– Пап, но мы с друзьями договорились все вместе, одновременно попробовать, чтобы потом не ссориться и не хвалиться, кто раньше курить начал! Мы же ради дружбы, а не… так, чтобы "доказать, что мы взрослые", – Лесь передразнил одного из своих одноклассников.
– Господи, Леська, я же говорю – попросил бы, объяснил, я б и дал… если уж иных способов сохранить дружбу вы не нашли.
Лесь промолчал, почему-то постеснявшись папе рассказать, как они с друзьями сотворили из этого целый обряд с курением по кругу, чтобы "смешать дыхание и побрататься". Папа, прямой, резкий романтик-папа, в котором и романтика-то невозможно разглядеть за жёсткостью, в ответ на это наверняка сказал бы, что брататься надо, смешивая кровь, а не вонючий дым.
– В общем, я надеюсь, что подобного не повторится. И лучше всего – не привыкай к табаку… Или я что, напрасно уже одиннадцать лет в квартире не курю?
– Я постараюсь, пап…
– Эх ты, Леська-Олеська… Уж расстарайся!