Движение, расколовшись надвое, сразу обрекалось на неуспех.
Барон Сэй объявил о создании объединенного профессионального союза рыцарей и оруженосцев Норландии. Председателем профсоюза был избран граф Тальбот, его заместителем от оруженосцев Энтони Фильд. Секретарями стали маркиз Паулет и Джек Бэнсби, оруженосец графа Стаффорда.
Президиуму поручили привести в порядок и сформулировать требования рыцарей, высказанные на митинге, а также внести туда пункты, касающиеся прав оруженосцев.
Всадники разъехались. Когда топот лошадиных копыт затих, на поляну вышли Мундфит и Бирн, ведя за уздечки своих коней.
- Да, Бирн, - невесело сказал лорд-канцлер, - мое положение не из приятных. Как ты думаешь, стоит доложить об этом немедленно королю?
- Вряд ли, сэр, - ответил Бирн после размышления. - Король может подумать, что вы знали о готовящемся возмущении давно, и обвинит вас в том, что вы не приняли мер.
- Пожалуй, ты прав, Бирн, - согласился Мундфит. - Предоставим события их естественному течению.
И последняя пара всадников оставила место тайного митинга у Шервудского леса.
Профсоюзная делегация у короля
Генри Маунтен, граф Монтегю, ехал с митинга в тревожном раздумье. Что предпринять? С одной стороны, ему казалось, что, последовав совету лорд-канцлера, он опоздал с раскрытием возмущения. Но с другой стороны - теперь он держал в руках все нити заговора, он знал имена главарей, их требования…
В конце концов Монтегю решил, что его положение выгоднее, чем прежде, и что надо явиться к королю с доносом. Но в воскресенье его не приняли: король Джон VI был болен. По этой же причине доносчик не получил аудиенции ни в понедельник, ни во вторник, и только в среду, после неоднократных уверений Генри Маунтена, что ему нужно видеть его величество по крайне важному государственному делу, гофмаршал согласился доложить о нем.
Просителя ввели в небольшую аудиенц-залу, расположенную позади тронной. Король сидел в кресле с помятым желтым лицом, с мутными глазами. За спинкой кресла стоял лорд-канцлер и строго глядел на входившего Монтегю. Генри Маунтен даже распознал по знакам герцога, что тот хочет помешать ему, Маунтену, сделать свое потрясающее сообщение. Это его совсем не устраивало.
"Нет, - упрямо подумал Монтегю, - вы, дражайший герцог, не отнимете у меня награду за мое донесение, я сделаю его сам!"
И вот, после обычных приветствий королю, Генри Маунтен заговорил. Первые же его слова повергли Джона Фланагана в полнейшее оцепенение.
Он слышал доносившиеся из уст Монтегю ненавистные ему слова: "Профессиональный союз… экономические требования… угроза забастовки…"
Но связать эти слова с другими, понять, почему зашла речь об этих запретных вещах, король Норландии не мог. В голове у него шумело, ум не работал, король бессмыссленно смотрел на Монтегю слезящимися глазками.
Наконец Джон Фланаган опомнился.
- Что он говорит… этот… что? Какие слова?! Он хочет убить меня… Гнать его из дворца… Гнать совсем… Вон! Вон!..
- Видите, сэр, - укоризненно сказал Маунтену лорд-канцлер, - до чего вы довели его величество своим безрассудным сообщением! Боюсь, что после столь ясных распоряжений короля вам вряд ли можно будет остаться в стране.
Пока Монтегю стоял, совершенно растерянный результатами своего доноса, который представлялся ему столь многообещающим, в двери показался рослый лакей и громко доложил:
- Его величество короля Джона VI желают видеть их сиятельства маркиз Паулет и граф Тальбот и оруженосец Энтони Фильд. Они - представители профессионального союза рыцарей и оруженосцев и имеют предъявить его королевскому величеству свои требования.
Эффект этих слов довершил дело: его величество Джон VI лишился сознания и скатился бы с трона, если бы его вовремя не подхватила сильная рука лорд-канцлера. Вместо того чтобы яростно обрушиться на лакея за его неуместный доклад, Мундфит приказал ему пойти за слугами. Бесчувственный Фланаган был отнесен в свою спальню и отдан на попечение немедленно вызванного Аннибала Ли.
Только после этого Мундфит вернулся и приказал ввести новых посетителей в аудиенц-залу, где еще стоял в углу мрачный Генри Маунтен.
- Ах, джентльмены, джентльмены, что вы наделали! - с укором заговорил Мундфит, пожав руки маркизу и графу и свысока кивнув головой юному оруженосцу. - Вы, может быть, убили нашего благодетеля, мистера Фланагана!
Такое начало разговора совершенно ошеломило делегатов. Услышать из уст лорд-канцлера, ярого защитника средневековой старины, это обращение "джентльмены" вместо пышных титулов, это упоминание о короле, как о мистере Фланагане…
Или действительно Норландии приходит конец?
А Мундфит продолжал:
- Справедливости ради следует сказать, что первый удар нанесли не вы. Это сделал ваш сотоварищ, мистер Маунтен, который только что явился сюда с целью все рассказать королю о ночном митинге у Шервудского леса…
- Мерзавец!
- Предатель!
Эти ругательства одновременно выкрикнули Паулет и Тальбот. Мундфит успокоил их движением руки.
- Это он донес вам о митинге? - злобно спросил Паулет.
- Нет, зачем же? Я сам был там, - скромно улыбнулся Мундфит.
Теперь пришла очередь удивляться и Маунтену. Лорд-канцлер знал все? Почему же он не принял мер?!
- Наш покровитель очень слаб здоровьем… да и рассудком, - продолжал Мундфит. - Вы же знаете, джентльмены, что здесь, в этой фантастической Норландии, мы укрыли его от живого духа современности. И вот этот дух так резко, так грубо срывает завесы, которыми мы окружили мистера Фланагана. Я много думал эти дни, джентльмены, и решил пойти на уступки…
Члены профсоюзной делегации радостно оживились.
- Но должен вас упрекнуть, джентльмены, вы пошли неверным путем. Зачем было соваться к королю? Ведь вы могли убить его, а может, и убили… Для переговоров надо было явиться ко мне…
- Позвольте вам заметить, ваша светлость, - начал Тальбот.
- Мистер Мундфит, с вашего позволения, - мягко перебил его собеседник.
- Мистер Мундфит, вы сами виноваты в создавшемся положении. Раз вы лично присутствовали на нашем митинге, вы могли предложить свое посредничество, не ожидая наших решительных шагов…
- Э… э… Видите ли, мистер Тальбот, вы, кажется, тоже адвокат.
- Совершенно верно, сэр!
- Так вот, вы знаете, что мы, адвокаты, не так быстро принимаем решения… Мы обдумываем все "за" и "против", мы выбираем, куда выгоднее примкнуть… Этим занимался я во время болезни короля, то бишь, мистера Фланагана, но, к несчастью, сегодня мистер Маунтен без моего ведома пробился к королю со своим доносом, и я едва подоспел к началу аудиенции. А тут еще доклад этого дурака лакея… Впрочем, он, кажется, совсем не дурак, действовал умышленно. Но довольно об этом, джентльмены! Не будем ворошить свои и чужие вины. Надо обсудить, как спасти существование Норландии, которое висит на волоске…
- Вы думаете, это еще можно сделать? - тревожно спросил Паулет.
- Думаю…
Дальнейшие события подтвердили, что у Мундфита был точный расчет. Он уступил почти всем требованиям рыцарей с одним непременным условием, что видимость должна остаться прежней.
Пусть король во время своих прогулок по-прежнему встречает на дорогах рыцарей, закованных в латы, в сопровождении оруженосцев с мечами и копьями. И какое дело королю до того, что латы картонные, а мечи деревянные? Пусть будут в замках печи вместо каминов - ведь король не ездит в гости к рыцарям, а если и вздумает куда явиться, печь всегда можно замаскировать под камин. Так же легко договорились и о жалованье рыцарей и оруженосцев, и о выходных днях, и о драгоценностях для жен…
Ну, а как обстояло дело с "ужасными" словами, которые король Джон VI услышал от Генри Маунтена и лакея? С этим обошлось просто. Когда Джон Фланаган оправился от болезни, Томас Мундфит с помощью врача легко уверил его, что с ним случился припадок, и ему, королю, в бреду чудились разные запретные слова… Какие слова? Об этом благоразумно не говорилось, и его величество Джон VI остался при твердом убеждении, что в Норландии все остается по-прежнему, что окружающая его средневековая старина незыблема, нерушима.
Однако действительность вскоре показала, что и Джон Фланаган и те, кто устраивал за его спиной хитрые сделки, жестоко ошибались.
Буря
Джером Бирн узнал о соглашении, которое лорд-канцлер заключил с профсоюзом рыцарей и оруженосцев. Томас Мундфит сам похвалился секретарю, как ему удалось отвести угрозу, нависшую над Норландией.
- А простонародье? - спросил Бирн.
- Что, простонародье?
- Его положение улучшено?
Мундфит рассмеялся.
- Ты же был вместе со мной на митинге и слышал, что об этом никто не поднимал вопроса.
- Вы не боитесь, ваша светлость, что они сами его поднимут?
- Кто? Эта серая неорганизованная масса, все эти угольщики, дровосеки, пастухи?.. Ну, милейший Бирн, ты слишком высокого мнения об этом сброде! Их удел - копаться в грязи и плюхаться на колени перед всяким проезжающим мимо высокорожденным лордом!
- Боюсь, милорд, что вы заразились слепотой короля и так же, как он, не хотите думать о том, что на свете существует мощный рабочий класс и что у этого класса есть своя гордость.
- Хо-хо-хо! Марксистская проповедь! Да уж ты не красный ли, милейший Бирн! Брось болтовню, ты же мой секретарь!
Скрывая ярость, Бирн вышел из покоев лорд-канцлера.
Началась усиленная деятельность норландских коммунистов. Дровосек Джерри и другие агитаторы каждый в своем районе собирали народ на тайные сходки и рассказывали, как рыцари вошли в сделку с лорд-канцлером и улучшили свое положение, пальцем о палец не ударив для простолюдинов. Рассказы агитаторов падали, как искры в порох.
Принимались резолюции, выносились решительные требования. Все это собиралось у Джерома Бирна.
Наконец пришел день, когда Бирн решил открыть карты. В час обычного доклада лорд-канцлеру Бирн вышел к нему с толстой пачкой разнокалиберных листков, исписанных корявыми почерками.
- Что это такое, Бирн? - с изумлением спросил Мундфит.
- Эго политические и экономические требования того сброда, который вы так презираете, ваша светлость! - не скрывая насмешки, ответил Бирн и положил бумаги на стол.
Мундфит начал просматривать их, и чем больше он читал, тем больше багровело его лицо.
- Но это черт знает что! Это возмутительно! - бормотал он. - Если принять все их требования, то Норландия полетит вверх тормашками!
- А вы не думаете, сэр, - спокойно спросил Бирн, - что для этого как раз приспело время?
Внезапная догадка осенила Мундфита, и он почти со страхом уставился на Бирна.
- Да вы на их стороне! Кто же вы такой на самом деле, Джером Бирн?
- Имею честь представиться: секретарь коммунистической организации Норландии!
Томаса Мундфита чуть не хватил удар. Он едва нашел в себе силы налить и залпом выпить стакан воды.
Но Мундфит был крепкий человек и быстро взял себя в руки.
- Слушайте меня, мистер Бирн, - сказал он почти нормальным голосом. - Все эти требования, - он смял бумаги и бросил их к ногам Бирна, - я отвергаю. Рыцари на моей стороне, и у меня достаточно сил, чтобы удержать в подчинении ваш "рабочий класс"!
Джером Бирн собрал с пола бумаги и хладнокровно заметил
- Вы пожалеете о своем решении, мистер Мундфит!
- Что?! Быть может, всеобщая забастовка? Не забывайте, однако, что ваши забастовщики перемрут с голоду, когда мы прекратим снабжать их продовольствием
- Это ваше последнее слово?
- Последнее. Считаю, кроме того, нужным предупредить вас, мистер Бирн, что вы больше не служите моим секретарем.
- Я сам хотел предупредить вас об этом, - возразил Бирн.
- Расчет получите у лорд-сенешаля. И чтобы сегодня к вечеру вас не было в Норландии! До свиданья!
- Прощайте, сэр! Не желаю вам ничего хорошего, потому что хорошего не будет!
Бирн ушел, а Мундфит остался в состоянии полной растерянности, которая совершенно противоречила только что сказанным им непреклонным словам.
- Да, кажется, это действительно конец, - пробормотал он, спустился в свое уютное подземелье, открыл несгораемый шкаф и начал складывать в объемистый портфель ценности и важные документы.
Затем он позвонил по междугородному телефону своему чикагскому поверенному.
- Алло, Селлерс! Эго я, Мундфит! Кажется, нашей игре приходит конец! - Голос его при этих словах был уже совершенно спокоен. - Вы слушаете? Пришлите к воротам две машины… Что? Нет, только две, для меня и мистера Фланагана с супругой… Остальные? Пусть выкручиваются как знают… Да, вот что, Селлерс! Может статься, будут попытки захватить машины, поэтому пусть они скрываются за кустами, а сигнал вызова - три выстрела из пистолета… Повторяю, три… Алло, алло, Селлерс! Вы слышите меня? Селлерс!
Но в трубке телефона была мертвая тишина, и напрасно Мундфит надрывал голосовые связки.
- Черт возьми, - пробормотал он, вытирая со лба холодный пот, - связь прервана. Видно, они разузнали, где проходит кабель. Я имею дело с опасными противниками.
Как бы подтверждая справедливость слов Мундфита, электрические лампы в его секретном убежище мигнули и погасли. Беспросветный мрак окружил Томаса Мундфита.
"Как хорошо, что я успел собрать ценности и позвонить", - подумал он.
Зажав портфель под мышкой и освещая себе дорогу спичками, Мундфит выбрался наверх и с грустью взглянул на потайной люк, который захлопнулся за ним, очевидно, в последний раз.
"Да, все, - подумал он. - Жизнь сильнее выдумки. От жизни не скроешься…"
* * *
Юных пажей из апартаментов королевы вызвал лакей Вильям, тот самый, который прислуживал им по утрам. Он отвел их в уголок и шепнул с таинственным видом:
- Майк, Энтони, мальчики, вас немедленно просит в свою комнату мистер Бирн!
Мальчики поняли, что случилось что-то очень серьезное, потихоньку удалились и вскоре были у Бирна.
- Ну, друзья, поздравляю! - воскликнул тот, улыбаясь, и обнял ребят. - Конец вашему заключению в Норландии!
- Ура! Ура! - заорали ребята в необузданном восторге. - Значит, домой, да? А как Норландия?
- Норландии крышка!
Джером Бирн коротко рассказал ребятам о событиях последних дней, когда он, занятый делами, совсем не мог видеться с Антоном и Мишей.
- Мистер Мундфит отверг требования трудящихся Норландии, и трудящиеся сегодня ночью покинут эту страну. Так было решено заранее на тот случай, если наш ультиматум будет отклонен!
Ребята снова принялись выражать свои восторги, но их прервало появление придворного портного и придворного башмачника. Они принесли два удобных и легких шерстяных костюма и две пары прочных башмаков: все это было сделано по тем меркам, которые мастера сняли с мальчиков, готовя им одеяния пажей.
- Вы же не можете явиться в Штаты такими попугаями, - сказал Бирн, - вот товарищи и позаботились о вас.
Миша и Антон тепло поблагодарили мастеров, и те, убедившись, что одежда и обувь пришлись по мерке, распрощались с Бирном и мальчуганами.
* * *
Наступила ночь. По всем дорогам Норландии шли небольшие группы людей, постепенно сливавшиеся в более значительные толпы. Это двигались со своими семьями угольщики, дровосеки, пастухи, кузнецы… Некоторые везли свой нехитрый скарб на тачках, у других имущества было так мало, что все оно вмещалось в один узел, закинутый за плечи. Мужчины и женщины были молчаливы, они понимали серьезность предпринимаемого шага, и только дети веселились, радуясь неожиданной перемене.
В полночь, когда погасли огни в рыцарских замках и королевской резиденции, по коридорам и дворам задвигались тени. Слышались приглушенные шаги, тихий шепот: слуги покидали своих господ.
Ушли из королевского дворца лакеи, садовники, истопники, горничные и судомойки, портные и сапожники, герольды и гонцы, кондитеры и повара… Рыцарские замки оставили охотники и конюхи, привратники и сенешали, доезжачие и кухарки… Ушли даже герр Кнопке и герр Попке, справедливо рассудив, что раз все уходят, не за кем будет больше шпионить.
Необычайно оживленное движение видели дороги Норландии в эту тихую теплую августовскую ночь.
Когда первые беглецы достигли ворот в стене, отделявшей Норландию от остального мира, они застали их настежь открытыми. Стража ворот тоже примкнула к восставшим. Теперь они укладывали свои пожитки и готовились оставить службу у короля Норландии. Более того: желая помочь товарищам по классу, они еще с вечера позвонили в соседние городки, и оттуда явились десять грузовиков и маленьких автобусов, готовых отвезти бывших норландцев на ближайшие станции железных дорог.
Трещали заводимые моторы, машина за машиной уходили, освещая фарами дорогу. К утру лишь немногие запоздавшие из отдаленных уголков страны подходили к ее воротам.
Джером Бирн и советские пионеры покинули страну на рассвете, сделав пешком около десяти миль. Ноги у мальчиков ныли и гудели, но Антон и Миша готовы были пройти без отдыха втрое больше, лишь бы только навсегда распроститься с этим опостылевшим средневековьем, со своими шутовскими нарядами, с придворным этикетом, с надоедливой опекуньей баронессой Ломлей.
"Домой, мы едем домой", - одна ликующая мысль наполняла сознание ребят.
Бирн взял такси, и мальчики с наслаждением растянулись на мягких сиденьях.
Крушение Норландии
Необычайно тихо было в Виндзоре утром после той ночи, когда слуги оставили дворец. Из кухонных труб не шел дым, означавший, что повара спозаранку принялись готовить завтрак. Не шмыгали по коридорам лакеи с вычищенным платьем и обувью своих господ. Истопники не подносили к каминам тяжелые вязанки дров. Не бегали проворные горничные с нагретыми утюгами и щипцами для завивки волос. В парке садовники не подметали аллеи, не подстригали газоны… Поразительная кладбищенская тишина!
Первым среди придворных, как всегда, в это утро проснулся лорд-сенешаль Вильям Галлоуэй. По должности у него было очень много хлопот: ему подчинялся весь низший дворцовый персонал, и за всеми присмотри, всем отдай распоряжения.
Сэр Вильям позвонил, ожидая, что на его зов, как обычно, вбегут лакеи. Никого! Несколько удивленный, Галлоуэй сам облачил в утренний костюм свое тучное тело и отправился в помещения слуг, чтобы задать головомойку нерадивым лакеям.
Комнаты слуг были пусты!
На столах и скамейках, на полу валялся разный хлам, какие-то стоптанные башмаки, рваные панталоны, обрывки лент… И нигде ни живой души!
Истина внезапно открылась сэру Вильяму. Он поспешил во флигель, где помещались садовники; там та же картина запустения.
Дробной рысцой, яростно ругаясь, лорд-сенешаль побежал с докладом к лорд-канцлеру. К его удивлению, сногсшибательное известие не застало этого вельможу врасплох.
- Ушли? Все ушли? - совершенно хладнокровно переспросил он. - Что ж. Я этого ожидал.
- Но как? Почему? Объясните, ваша светлость, я ничего не понимаю! - вскрикнул ошеломленный Галлоуэй.