Из лагеря Ваня ушел тайком. Если бы у него спросили, почему он так поступил, Ваня, пожалуй, не смог бы дать вразумительного ответа. Разве скажешь, что хотел досадить Рае Тузиковой? Будущий выдающийся радиоконструктор сам не представлял, за что он хочет ей досадить. Просто, ему хотелось, чтобы она знала, что он ушел из-за нее, и еще ему хотелось, чтобы эта девчонка попереживала и раскаялась. Хотя в чем Рая должна раскаиваться, Ваня тоже не смог бы толком объяснить.
Одно было известно всем девочкам первого отряда: только Рая могла упросить Ваню включить в неурочное время приемник или проиграть через усилитель пластинку. А сам Ваня знал: прикажи ему Рая залезть на самую высокую березу - и он бы залез, хотя очень боялся высоты. Но, к счастью, такая мысль ни разу не приходила в Раину голову.
Вот и ушел из лагеря непонятый человек, по прозвищу Ваня Конденсатор, да ушел-то не туда, куда думал…
Выжав трусы, Костя забыл про пришельцев с далекой планеты и их золотой шар и набросился на Павлика. Он, совсем несолидно для начальника экспедиции, размахивал кулаками и так кричал, как будто Киле был глухой или стоял на другом берегу реки. Но этого Павлика ничем нельзя было пронять. Он присел на корточки, подпер подбородок руками и внимательно слушал. Со стороны могло показаться, что Павлику нравится, как Борисов его ругает. Устав, Костя пригрозил, что отправит его обратно, если он еще хоть раз загорнит без разрешения.
Павлик сказал: "Ладно!" - и ребята пошли дальше.
Скоро должна была показаться Морошка. Песчаные релки, поросшие черемухой, дикими яблонями, тополями и амурским бархатом, придвинулись к самой тропинке. Разлапистые зеленые, с красными прожилками листья дикого винограда свешивались над головами путешественников. Потом тропинка нырнула под зеленый навес перекинувшихся с дерева на дерево виноградных плетей. Запахло медом, грибами, хотя их время еще не подошло, и газированной водой, хотя ей тоже неоткуда было здесь взяться, - ближайший киоск "Прохладительные напитки" находился за сто пятьдесят километров, в городе, из которого приехали пионеры.
И вдруг за кустами боярышника дорожка ткнулась в песчаную осыпь и пропала. Перед глазами ребят блеснула, засверкала сотнями солнечных зайчиков, потянула прохладой бурная речка Морошка. Павлик не удержался и затрубил в горн. Костя радостно заорал, как будто он самый рядовой пионер, а не начальник экспедиции, прыгнул на горячий песок и побежал к воде.
Первый этап путешествия окончен!
Побарахтавшись на песчаной косе, мальчики решили искупаться. Это явно противоречило строгим указаниям Иды Сергеевны. Все пионеры из лагеря обычно купались в спокойной Утиной протоке. Так далеко от лагеря еще никто не ходил. Но коса манила таким отборным, чистым песком, будто кто-то его специально просеивал сквозь сито, она так полого уходила под воду, вода в Морошке оказалась такой прозрачной, а солнце так припекало, что тут уж никак не удержишься.
На песок полетели рюкзаки и сандалии, рубашки и шаровары, и весь личный состав экспедиции с криками кинулся в воду. Но Морошка недаром текла с синих гор, не зря ее питали ледяные ключи. Так же стремительно, как в воду, личный состав экспедиции, ошалело озираясь, бросился на берег: даже здесь, у косы, вода была холодна как лед. Вот она какая, эта Морошка-река!
Отдышавшись и согревшись, ребята выстругали из ветки стрелку, установили ее так, что она покалывала вниз по течению реки, закопали рядом конверт № 2. И отправились искать подходящее место для вымпела.
Песчаная коса, которую в городе назвали бы пляжем, протянулась вдоль берега метров на триста. Справа к ней примыкала высокая, густо заросшая лесом релка. Сейчас там, наверное, спела-переспевала черемуха, потому что лакомки-скворцы, надрываясь от крика, кружились над релкой суматошными стаями.
Киле заикнулся, что неплохо бы попробовать, какая здесь черемуха - такая, как у лагеря, или вкуснее, но начальник экспедиции рассердился:
- Повесим вымпел, тогда я, может быть, разрешу, - отрезал он и нахмурился, при этом его усыпанное замечательными веснушками лицо выразило строгость и непреклонность. - А сейчас - вперед!
Вперед так вперед. Исполнительный Павлик послушно поплелся за командиром. А рядом с ребятами по горячей песчаной косе зашагали две тени. Одна - длинная и сухонькая. И хотя на черном лице ее не было веснушек и строгого выражения, - это была Костина тень. Вторая тень, коротенькая и толстая, шагала вразвалочку и два раза тайком показала кулак той тени, что шла впереди, - наверное, потому, что ее хозяину не дали порыбачить.
Что касается Вани Конденсатора, то ему именно в эту минуту пришла в голову превосходная идея.
От деда, а потом от старших ребят в Доме пионеров он слышал, что раньше мастерили детекторные приемники в спичечном коробке. "Ну, хорошо, - подумал тогда Ваня, - детектор можно спрятать внутрь коробка, а куда денешь катушку?" И вот сейчас Ваня нашел место для катушки - ее ведь можно намотать вокруг коробка!
Мысль эта оказалась настолько заманчивой, что Ваня забыл на время и про Раю Тузикову, и про колхоз "Рыбак", и про родного деда. Он сел на чемоданчик и стал прутиком чертить на дорожке схему этого забытого приемника.
Мы не будем мешать изобретателю, - пусть думает. Пифагор тоже думал. Говорят, что он точно так же, как и Ваня, прутиком на земле, доказывал всем желающим свою знаменитую теорему. А вот когда Ваня Иванов встанет, география опять его подведет. Наш конструктор забудет, в какую сторону он шел - туда или сюда.
Глава вторая
Почему запоздал завтрак. Радиописьмо. Переполох. Приказ № 1. Следы Вани Конденсатора. Где Костя с Павликом?
Поварихе тете Насте приснилось, что она проспала и весь лагерь остался без завтрака. Тридцать малышей из шестого отряда ревут во все тридцать голосов. Вожатые лежат в обмороке. Цепной пес Терешка воет. Нанайский мальчик Киле ест сырую рыбу. А старшие (так в лагере звали первый отряд) забрались на черемуху и самовольно, вместе с птицами, объедают эту вязкую ягоду. И самое страшное - им ничего не скажешь, они же, бедняжки, голодные.
Тетя Настя открыла глаза, сразу зажмурилась и ужаснулась. Обычно она просыпалась, когда первый солнечный луч только касался края подушки, а сейчас он добрался до ее глаз, ослепительный и горячий. Это значило, что всегда аккуратная повариха проспала лишних двадцать минут.
- Подъем! - скомандовала сама себе тетя Настя. Быстро, как солдат, в две минуты собралась и побежала отпустить с цепи Терешку. Она очень удивилась, что Терешка не рвется, не лает и никак не выражает своего недовольства. Обычно эта дисциплинированная собака не терпела опозданий и всегда поднимала недовольный лай, если ее не отцепят вовремя.
Вообще Терешка имел странный характер. Ночью, на цепи, это был лютый, злой пес. Что там чужие, - он и своих не подпускал к тем дверям, на которых висели замки. Но стоило утром отцепить его, как свирепый пес превращался в добродушную и очень терпеливую собаку, которая позволяла малышам таскать себя за уши, бегала со старшими на речку, любила плавать и умела играть в прятки. Зато, как только после спуска флага Никита трубил отбой, Терешка кидался к своей будке. Здесь он ложился и ждал, чтобы его посадили на цепь. Тетя Настя пристегивала ночного стража лагеря к цепи и поскорее отходила, потому что Терешка буквально на глазах терял свое добродушие: шерсть на нем ершилась, и он начинал рычать.
В это же утро Терешка спал как младенец. Тетя Настя ахнула и вспомнила, что вчера она забыла прицепить его к цепи. То-то ночью он ни разу не залаял и не разбудил ее.
Конечно, и Ваня Конструктор не смог бы так безнаказанно бегать в радиорубку и подкрадываться к окну Раи Тузиковой, если бы пес сидел на цепи.
Между тем лагерь просыпался. Весело затрещали дрова на кухне. Вожатые побежали умываться на протоку, хотя пионерам это категорически запрещалось, потому что, как говорила ребятам Ида Сергеевна, "для умывания в цивилизованном обществе имеются умывальники".
Наконец настало время будить Никиту. Никита вскочил, подтянул трусы, сунул руку под подушку, потом под матрас, но горна там не оказалось. Тогда горнист торопливо стал перетряхивать одеяло, простыни, подушку, заглянул для чего-то в банку с красными саранками и полез под кровать. Под кроватью, кроме пылинок, плавающих в солнечном свете, и стоптанных сандалий, принадлежавших самому Никите, никаких предметов не оказалось. Никита переполз под Костину кровать, - под ней не было даже сандалий. Славный горнист пополз дальше.
Когда Ида Сергеевна, собственными глазами наблюдавшая, как босые пятки Никиты исчезли под кроватью, через несколько минут заглянула туда, - ни пяток, ни их хозяина там не оказалось. Ида Сергеевна заморгала пушистыми ресницами и осторожно позвала:
- Никита! - Под кроватью стояла угрожающая тишина. - Никита! - пугаясь, погромче окликнула Ида Сергеевна. - Никита!
И тогда в дальнем углу комнаты кто-то громко чихнул, и вслед за тем Петя Азбукин истошно закричал и стал колотить полотенцем бедного лагерного горниста, выбиравшегося из-под кровати.
Оказалось, что Никита нечаянно толкнул свесившуюся с кровати ногу Пети Азбукина, а Пете со сна показалось, что это совсем не Никита, а кто-то - кто его знает, кто. Да и вообще Петя не любил, чтобы его спящего трогали за ногу.
Крик Пети Азбукина поднял остальных ребят. Все они были очень хорошими компанейскими ребятами и, узнав, в чем дело, принялись искать пропавший горн. Скоро в палате мальчиков первого отряда поднялась пыль, полетели перья из чьей-то плохо зашитой подушки, но горн не находился. Никита заглянул в печку. Петя Азбукин предложил верный способ обнаруживания пропавших горнов. По этому способу требовалось стать на одну ногу, зажмурить глаза и хорошенько крутнуться, потом открыть глаза и идти пять шагов туда, куда глаза глядят. Сева вспомнил проверенный способ: по нему следовало плюнуть на ладошку, шлепнуть сверху другой рукой... Ида Сергеевна недослушала, сказала, что это предрассудки, и побежала докладывать о чрезвычайном происшествии начальнику лагеря.
Начальник лагеря подумал всего одну минуту и принял решение будить пионеров без горна. Вожатые кинулись по корпусам. На зарядку лагерь вышел с опозданием на двадцать минут. Это огорчило все взрослое население лагеря, кроме тети Насти. Ей как раз не хватало этих самых двадцати минут, чтобы доварить завтрак.
Кое-как отряды построились и стали ждать, когда из репродуктора раздастся хрипловатый голос физкультурника Семена Петровича. Два дня назад Семен Петрович простудил горло, не мог громко подавать команды и поэтому записал с помощью Вани Иванова всю зарядку на магнитофонную пленку. А уж с пленки можно передавать зарядку как угодно громко. Сам же Семен Петрович становился перед лагерем и, не открывая рта, под свой собственный голос показывал необходимые упражнения.
На этот раз он тоже замер перед строем пионеров и нетерпеливо косил глаза на динамик. Но в динамике что-то долго шуршало, скрипело, наконец хрюкнуло, и голос Вани Конденсатора произнес: "Рая!" Потом наступила пауза, как будто Ваня думал. Затем опять послышалось: "Нет, лучше Раиса. Ра-и-са… Так… Я ухожу из лагеря на-все-гда. Так… Прощай. Ваня. Нет, лучше И. И. - Иванов Иван… Так".
Почуяв неладное, Семен Петрович кинулся к радиоузлу. Туда же бежала из столовой, где она сегодня дежурила, Рая Тузикова. В комнатке радиоузла сидел Ванин помощник Петя Азбукин. Он растерянно вертел ручки, пытаясь выключить динамик.
Оказалось, что Ида Сергеевна, не найдя Вани, поручила включить зарядку Пете, а он поставил не ту катушку с пленкой. Семен Петрович заменил пленку и опять побежал на линейку. Еще по дороге он услышал свой простуженный голос и увидел ребят, вразнобой делавших упражнения.
Так неудачно начался этот лагерный день.
Вани Иванова сразу как-то не хватились. И только после завтрака, когда Рая нашла под своей подушкой записку, в которой фиолетовым по белому Ваня сообщал, что он ушел, лагерь всполошился. Ида Сергеевна и начальник лагеря несколько раз перечитали этот документ, но в нем говорилось только следующее: "Раиса! Я ухожу из лагеря навсегда. Прощай. И. И." Включили еще раз пленку с Ваниным голосом и догадались, что, наверное, Иванов забыл выключить магнитофон, когда сочинял это послание.
Ваня мог уйти из лагеря только в колхоз "Рыбак" - других дорог из лагеря в населенный мир не было. Физкультурник Семен Петрович сел на велосипед, попробовал звонок - звонок работал, и Семен Петрович запылил вдоль Утиной протоки.
Обследование Ваниной кровати ничего не дало. Она была заправлена. Правда, как всегда, не очень аккуратно, но заправлена. Тогда начальник лагеря и Ида Сергеевна стали осторожно допрашивать Ваниных друзей и Раю.
- Заблудится, - в один голос сказали ребята.
- Кто заблудится? Почему заблудится? - испугалась Ида Сергеевна.
- Ваня заблудится. Он неприспособленный, - ответили ребята.
- А может, он где-нибудь приемник разбирает? - высказался Азбукин. - Сидит под кустом и разбирает.
Больше от ребят ничего узнать не удалось.
Обычно бойкая Рая Тузикова бледнела и краснела, но так и не смогла объяснить, почему именно ей оставил Ваня записку.
На всякий случай обыскали все ближние кусты: может быть, и правда Ваня где-нибудь сидит и ладит приемник. Принимал участие в этих поисках и Терешка, хотя он единственный из всего лагеря видел, как уходил Ваня.
Когда все кусты как следует обшарили, вернулся Семен Петрович. Он выбил одну спицу из велосипедного колеса, а Вани не нашел.
Ох, сколько забот навалилось на лагерь! Искать беглеца надо? Надо. Давно пора начинать задуманную игру, ведь Костя и Павлик унесли вымпел и будут на берегу Морошки ждать ребят. Срочно требовалось чем-то занять малышей. Они, пользуясь суматохой, без присмотра старших разбрелись по кустам. А горнист Никита, кроме того, должен был найти казенное имущество - горн.
На чрезвычайном совещании вожатые решили:
Первому отряду начинать игру.
Второму и третьему - организовать новые поиски Вани Иванова.
Шестому отряду читать сказку "Конек-Горбунок" - она длинная и надолго займет малышей.
Горнисту Никите, учитывая особую ситуацию, выдать новый горн, а поступок его обсудить позднее.
Остальным отрядам заниматься по расписанию.
И вот, поджав ногу с порезанной пяткой, Никита протрубил сбор.
Ида Сергеевна, не успев позавтракать и как следует прийти в себя после всех волнений, вскрыла перед строем пакет и дрожащим голосом прочитала:
"Приказ № 1.
Ровно в 10 часов утра первому отряду выступить в поход на поиски красного вымпела.
Двигаться нужно по течению протоки Утиной до метки (ленточка на дереве). Под меткой найти конверт № 1. Дальше следовать так, как сказано в приказе № 2".
Через 20 минут следопыты были готовы выступить в поход. Получили у тети Насти бутерброды, надели рюкзаки, выслали разведку и простились с Никитой. Но тут неожиданно взбунтовался шестой отряд.
Этот отряд единогласно, воздержалась только маленькая Луша, решил тоже стать следопытами и разыскивать вымпел. "А сказку про Конька-Горбунка можно прочитать завтра", - заявили малыши. В бунте шестого отряда косвенно оказалась виновата его вожатая Аня. Она усадила своих питомцев слушать сказку рядом с линейкой, где Ида Сергеевна зачитывала приказ.
Уговорить шестой отряд мог не каждый. Он славился на весь лагерь своей сплоченностью и настойчивостью. Частенько, когда в стороне от лагеря догорал веселый жаркий костер, Аня, построив своих малышей, спрашивала:
- Ну, как, ребята, пойдем, - по дороге или по тропке?
И шестой отряд в один голос отвечал:
- По тропке!
А что это означало? А вот что: по дороге идти совсем неинтересно, она ровная, да еще посыпана песочком, а по сторонам горят лампочки.
Зато по тропке! О! По тропке надо спуститься в овраг, да перебраться по камням через ручей, да мимо темных кустов… Страшно, правда? Но шестой отряд, все как один, кроме трусихи Луши, рос очень смелым и ходил только по тропке.
А однажды ночью между лагерем и колхозом "Рыбак" остановились на привал солдаты. Утром в пять часов солдат-горнист протрубил "подъем". Шестой отряд решил, что это горнит Никита, и поднялся. Поднялся и выстроился на линейке. Стоит отряд, а в лагере все спят. И вожатая Аня спит, и врач, и повар тетя Настя. Даже Терешку еще не спускали с цепи.
Если бы через полчаса Павлик Киле не побежал проверять закидушки, которые он с вечера наживил лягушатами, так бы и стоял шестой отряд до подъема всего лагеря.
Хорошо, что Павлик догадался, скомандовал малышам: "Кругом!" - и увел шестой отряд досыпать.
Попробуй уговори такой дружный и отчаянный отряд. Неожиданно помог врач, студент Май. Отчество у него, как и у физкультурника, было Петрович. Поэтому девушки вожатые называли их обоих "Петровичи". Май Петрович предложил повести шестой отряд на внеочередной медицинский осмотр. Малыши любили, когда их выстукивал и выслушивал врач, и все, даже Луша, согласились. А молодой врач Май Петрович любил возиться с малышами, так что интересы и врача и детей совпали.
Аня построила своих питомцев и гуськом повела в медпункт. А повеселевшая Ида Сергеевна подала наконец команду:
- Шагом марш! - и для убедительности добавила: - Пошли, ребята.
Хорошо в ясный солнечный день, пока еще не навалилась жара, шагать по лесной тропинке. С треском разлетаются в стороны кузнечики и стрекозы. Загадочно, в два коленца, высвистывает свое "спасибо" золотая птица иволга. Правда, жалко, что она из отряда воробьиных, вот была бы из попугаевых - это интересней.
Скрылась впереди разведка. Трещит кустарник под ногами бокового охранения. Слушает, притаившись в густой листве, молодой лупоглазый совенок пионерскую песню:
Ярче, ярче разгорайся,
Наш костер,
Выше, пламя, поднимайся
На простор.
Выше, пламя, поднимайся,
Громче, песня, раздавайся.
Пионеры собираются на сбор!
Не хватает в этом месте звонкого голоса горна. Остался горнист Никита в лагере, - и надо же было ему порезать пятку! Ну, ничего, барабанщик Сева Понимаешь старательно выбивает дробь. А "Понимаешь" Севу называют потому, что он, где надо и где не надо, говорит "понимаешь". Знает свою беду Севка, да ничего поделать не может. А во всем виноват Севкин дядя полярник. Прилетел он в отпуск на Большую землю и удивил племянника этим словом.
- Приехал, понимаешь, - сказал он Севке утром, - а белого медвежонка тебе не привез. Очень уж, понимаешь, шустрые они, никак Не поймаешь.
И так за каждым словом - "понимаешь" да "понимаешь". Стал Севка, когда дядя уходил навестить друзей, передразнивать его да и привык к дядиному слову - вот как опасно дразниться. И сейчас он, отбарабанив, говорит соседу:
- Эх, понимаешь, нет Никиты. Мы бы с ним дали!
А отряд поет: