Джо молчал.
Пан Дыля лихорадочно думал о том, как помочь сотоварищу. В кузове трое детективов, но кто поручится, что потом, за каменными стенами, их будет меньше?
Он сунул Чосеку пистолет, сам взял в руки баллон с газом.
На одном из крутых поворотов саквояж неожиданно раскрылся.
- Эй, там, держите саквояж!..
Но в детективов уже ударила плотная газовая струя.
Тренированные детективы пытались задержать дыхание, но это было бесполезно - струя била в лицо, и сознание отключалось само собою.
Завалился и индеец Джо, для которого атака была тоже неожиданной.
Машина шла по людной улице. Пан Дыля застучал в кабину по перегородке, фургон притормозил и остановился.
"Что там у вас?" - послышался недовольный голос старшего команды, который сидел с шофером.
Он вышел из машины, открыл дверцу кузова и… тотчас осел на дорогу, выронив из рук пистолет.
Подхватив пистолет, пан Дыля вскочил в кабину. Наставив пистолет на шофера, потребовал продолжать путь, каждый раз сворачивая в наиболее узкую улочку.
Наконец, въехали в тупик и остановились. Чосек контролировал троих в кузове, Гонзасек поспешил на помощь пану Дыле.
- Что мы наделали! - воскликнул Гонзасек. - Опять не подумали о том, что включена рация!..
Шофер, видимо, посчитал момент подходящим для бегства. Неожиданно выпрыгнув из кабины, он побежал назад по улице, петляя, как заяц.
- Остановись! - потребовал Гонзасек. - Иначе я пристрелю тебя!
И пулей сбил фуражку с головы шофера. Тот тотчас остановился и стоял, не двигаясь.
Пан Дыля сел за руль, и полицейский фургон, развернувшись, помчался дальше. Улицы становились малолюдней, пошли шикарные частные дома, утопавшие в садах. Это была окраина города.
В одном месте был огромный пустырь, - готовили, видимо, место под строительство. Пан Дыля загнал туда машину и заглянул в кузов. Детективы пробовали уже подняться на ноги. Всем им надели наручники, связка которых была обнаружена в кабине.
Пришел в себя и индеец Джо.
- В голове туман, звенит в ушах, - сказал он. - Ловко вы их, ловко. Что будем делать?..
Пан Дыля хотел остановить любой проезжающий автомобиль, отъехать куда-либо подальше, там взять новый автомобиль, чтобы запутать следы, а после хорошенько обмозговать ситуацию. Об этом он и стал втолковывать Джо, но тут появились сразу три джипа с полицейскими.
Полицейские тотчас высыпали наружу и стали окружать фургон, захваченный беглецами. Они открыли плотный огонь, хотя им никто не отвечал.
Индеец Джо и пан Дыля с друзьями, незамеченные, отползли подальше от места событий, маскируясь за высоким кустарником.
В низеньком заборчике была приоткрыта калитка, и беглецы через нее направились к богатому, но запущенному дому. Они вошли в самый дом и, никого не встретив, спрятались на чердаке. И уже из чердачного окна увидели, как на открытый балкон вышла ухоженная, но весьма старомодно одетая старуха.
- Альфонсо, Альфонсо, иди поскорее проверь, кто это там топает у нас на чердаке! - закричала она. - Где ты, Альфонсо? Опять где-либо храпишь, бездельник? А неподалеку рвутся снаряды и идет самый настоящий бой! Пойди узнай, кто с кем воюет!..
- Ступай и наври что-нибудь с три короба, - обратился пан Дыля к Гонзасеку. - Видно, нам не отвязаться от этой любопытной старушки. А нам так необходима передышка!..
Разговор с хозяйкой
Спрыгнув с чердака, Гонзасек поспешил к хозяйке.
- Что за чудо? - вскричала хозяйка, разглядывая Гонзасека в лорнет. - Ах, умоляю, что за видение? Альфонсо, Альфонсо!..
- Не кричите, синьора, и не зовите бездельника, чтобы он не помешал важному разговору! Я прибыл… с того света. С того самого! От вашего сердечного друга! Да, именно…
Гонзасек осекся, подумав: не слишком ли большой кошелек он открыл перед чужим носом? Но бедная женщина, видимо, давно мечтала о чуде и нисколько не удивилась.
- Иисус всемилостивый! - всплеснула она руками. - Так вы от кого, собственно?
- От вашего возлюбленного, - важно сказал Гонзасек, досадуя, что его португальский столь же коряв, как и английский.
- От мужа, скончавшегося от пьянства, или от мужа, погибшего при перестрелке с уголовниками? Он имел самый высокий чин в нашей полиции…
Но Гонзасек уже овладел собою, оценил ситуацию и наметил цели, которых должен был достичь.
- От погибшего в перестрелке, синьора. Архангел Михаил так и передал мне.
- Архангел?
- Вот именно… Муженек любил вас искренне, хотя и не всегда мог объяснить глубины своего чувства! Еще бы: он был полицейским, а это особое умение угодить сильным сего мира!..
- Да, да, - оживилась старуха. - Ему слишком часто было не до меня.
- Слушайте внимательно, - сказал Гонзасек, воздействуя на хозяйку по всем правилам глубокого гипнотического влияния. - Я могу исчезнуть так же внезапно, как и появился, и уже навсегда. Сейчас вы должны сделать три вещи, которые помогут вам увидеть живое воплощение вашего мужа. Во-первых, вы никому не должны проговориться, что видели посланца с того света. Во-вторых, вы не должны допустить в дом, где живете, ни единого полицейского. В-третьих, постарайтесь сейчас же предоставить мне фотографию вашего покойного мужа.
- Боже милосердный, - хозяйка нервно рассмеялась и промокнула платком скатившуюся слезу. - Теперь, когда я вымолила у тебя это право - свидеться с Роберто, я не посмею искушать тебя ни единым новым желанием!
И она принесла портрет мужа.
Гонзасек взглянул на портрет, прикидывая, кто лучше подойдет для этой роли, индеец Джо или пан Дыля. Они и близко не подходили: полицейский чин был толст, как бочка, и росту был, вероятно, почти двухметрового.
- Учтите, синьора, - сказал Гонзасек, - те души, которые получают право навестить своих близких, уже не находят старой оболочки. Небеса - не лавка старьевщика и не склад запасных частей с компьютерным систематизатором. Вам понятно?
- Понятно, - хозяйка вновь промокнула глаза платочком и перекрестилась. - Лишь бы его душа, кроткая и нежная!..
- Будет, - пообещал Гонзасек. - Уже в пути. И усы, конечно, будут и, возможно, поцелуи, вы ведь еще не стары, синьора, а жажда тепла присуща всему живому.
- О, конечно, - сказала хозяйка, мельком оглядывая себя в одно из шикарных старинных зеркал. - Старое дерево труднее пилить, зато оно дольше держит тепло. - Синьора засмеялась почти кокетливо, не придав намеку Гонзасека ни малейшего внимания: люди, жившие преимущественно для себя, обращают внимание на других лишь постольку, поскольку это помогает им лучше уяснить собственные интересы. Кроме того она принимала, видимо, как должное, некоторую таинственность и непоследовательность речей посланца потустороннего мира. - Месяца три назад я была на приеме, устроенном по случаю вступления в должность нового мэра. Знаете, мой наряд был признан самым экстравагантным. Я даже позволила себе оголить плечи, - слава богу, они еще чисты, как в молодые годы!
Она задумчиво оголила плечо, и Гонзасек приметил, что оно было острым, как щепка, и сплошь засеянным прыщами и старческими пятнами.
- Синьора, - строго сказал он, - я запрещаю вам отвлекаться от сути происходящих событий. Волею небес вы выброшены в вечный поток времени, так что стоит убрать из головы все мелкие земные заботы!
- О да, я понимаю! И хорошо помню о нашем уговоре!..
Тут послышались грозные крики, и двор перед старинным домом заполнили полицейские.
- Вот и первое искушение, - заметил Гонзасек. - Полицейские, которых вы должны немедленно выпроводить отсюда!.. Позвольте, я укроюсь на минуту в вашем письменном столе. Я бы мог, конечно, обосноваться в вашей шпильке или кольце, но мне будет сложно быстро выйти из этого состояния.
- Конечно, конечно, - кивнула старуха, принимая внезапно тот величественный вид, которому пытаются подражать лишенные благородства, напуская на себя важность и нагличая.
Гонзасек юркнул в письменный стол. Дверь отворилась. Заспанный Альфонсо, войдя, доложил, что "прибыла полиция, и у них важное дело".
- Я не позволяю входить сюда вооруженной толпе! - властно и твердо заявила синьора. - Неужели они не понимают, в чей дом вступили? Пусть пригласят старшего!
Из-за спины Альфонсо выглянул офицер. Поклонившись, он объявил:
- Прошу прощения, мы разыскиваем государственных преступников. Неподалеку от вашего дома совершено преступление. Просим разрешить обыск дома: преступники могли скрыться на территории вашего сада…
- Сад и дом - это совершенно разные вещи! - сверкнула глазами синьора. - Преступники в доме того, кто всю жизнь ловил преступников? Господин офицер, вы не отличаетесь большим остроумием!.. Альфонсо, мой бдительный Альфонсо, всегда караулящий у входа, скажи господину: кто-нибудь входил в наш дом с того утреннего часа, как из него вышли мои служанки?
- Нет, синьора, никого не было, вот вам крест! - воскликнул лентяй и обернулся к офицеру: - Я целый день сегодня толкусь здесь, у входа, и готов перечислить, сколько мух влетело в дом и сколько вылетело из него!
- Сколько же? - офицер покраснел.
- Тридцать одна из дверей и сорок семь - в двери!
- Ты где-нибудь спал все это время, - сказал офицер, - по твоему лицу видно!
- Это у меня от рождения такое лицо! А сплю я, между прочим, ничуть не больше, чем остальные люди!.. По вашему лицу, например, видно, что вы зашибала по винной части, однако же я никогда не осмелюсь сделать подобного вывода!..
- Альфонсо, не вступай в пререкания с господином офицером! - одернула хозяйка. - Ступай, покажи ему наш сад и служебные постройки!.. Раньше мы продавали породистых лошадей, - добавила она, с улыбкой глядя на офицера. - Вы, конечно, знаете, что мой сын, возглавляющий ныне крупнейший банк страны…
- Прошу прощения, синьора, - козырнул офицер и пошел вслед за Альфонсо, который, зевая, почесывал свои бока.
Полицейские обшарили сад и все хозяйственные постройки, впрочем, уже не использовавшиеся, походили вокруг бассейна, не чищенного, вероятно, с тех пор, как построивший его человек ушел в мир иной, и удалились.
Гонзасек потихоньку выбрался из ящика письменного стола и, расположившись позади старой хозяйки, которой Альфонсо принес бутерброд и фрукты, сказал:
- Сегодня, едва минет полночь, Роберто, то есть потусторонний дух его, войдет в вашу спальню. Свеча должна гореть.
- Я волнуюсь, господи, - вздохнула синьора, полагая, что слышит ангельский голос. - Может, лучше задуть свечу?
- Ни в коем случае, - сказал Гонзасек и сел напротив хозяйки в резное кресло.
- Вы откуда взялись?.. Не хотите ли чашечку кофе?
- Вообще, духи избегают пищи, чтобы их оболочка не затвердела… Гм… Гм…
- Да, да, - кивнула хозяйка, - но здесь случай особый, не так ли?
- В какой-то степени, - сказал Гонзасек, глядя на бутерброд с сыром. - Я сопровождаю дух генерала Роберто с условием, что и мне позволят повидаться с моей тетушкой, которая живет в России.
- Россия - так далеко отсюда!
- Что поделаешь? - вздохнул Гонзасек и принялся за бутерброд, пододвинутый хозяйкой, а потом выдул чашечку кофе.
Насытясь, сказал:
- В тайны нашего, то есть потустороннего мира, нельзя посвящать сразу: это вызовет сильнейшее потрясение и смерть… Если хотите знать, дух, перед тем как получить соизволение на воплощение, должен кормиться не менее трех лет. Да-да! Вот отчего древние народы ежедневно ставили пищу умершим. Понимали, что только так могут рассчитывать на свидание с дорогими сородичами… Ныне люди злые и жадные: ставят мертвым раз или два в году. На такой пище не созревает цветок духа… Ваш первый внук, названный, как и дед, Роберто, между прочим, тоже просится на встречу.
- Откуда вам известно о внуке? - поразилась хозяйка, конечно, не догадываясь, что Гонзасек, скучая в ящике и отлично видя в темноте, рылся в бумагах и наткнулся на старые фотографии.
- Не задавайте лишних вопросов, синьора, мы об этом условились с самого начала, - упрекнул Гонзасек, думая о своих товарищах. - Я советую вам трижды на день накрывать здесь на стол, но только такую пищу, которая не оставляет следов: амброзию, сливы без косточек, курицу без костей, можно колбасу, сыр и так далее.
- Я сейчас же распоряжусь, - засуетилась хозяйка. - У меня огромное состояние, я очень бережлива! Но должна же я как-либо полезно тратить свои деньги! Вы только подскажите!..
- И еще об одном, - перебил Гонзасек. - Я не знаю, по какой причине, но дух изъявляет готовность говорить только на русском языке.
- Господи, я догадываюсь! - воскликнула синьора.
- В загробном мире все молчат, им все понятно без слов… Случайная оболочка. Диффузия. Конвекция. Корпускулы плоти…
- Да нет же, - сказала синьора, и Гонзасеку показалось, что она усмехнулась, - с чего бы? Дело в том, что я русская, дочь царского генерала Добромыслова, героя боев с австрияками!.. Я почти всю жизнь прожила вне своей Родины, но осталась, как и была русской!..
Пан дыля и синьора
За ужином беглецы обсудили положение. Все нашли, что Гонзасек действовал в высшей степени разумно. Договорились, что будут склонять синьору к поездке в Россию.
На пана Дылю нашло лирическое настроение. Смакуя паштет из гусиной печенки, он сказал:
- Собственно, ту же пользу для организма я способен извлекать из самого обыкновенного хлеба. Нужно лишь уметь есть его, глядя внутрь себя… Увы, забитые нынешней жизнью мои соотечественники не могут, к сожалению, объяснить своим детям, сколь важны для жизни и судьбы выработанные за века культурные устои народа, в том числе в питании. Должным образом, со вкусом съеденный хлеб может в два-три раза дать больший энергетический эффект, нежели самая изысканная пища! Чай, кофе, вода, даже целебнейшее молоко - все имеет свой час, свое назначение, все способно лечить или калечить, дарить бодрость или служить источником недуга! Я уже не говорю о гигиене. Грязные руки, грязное лицо, грязная пища, внутренняя возбужденность как загрязнение души - все это роковое, которое неизбежно ведет к страданиям и гибели! Человек возмущается неспособностью властей управлять государством, но он не поправит дела в государстве, пока не научится управлять собой и волшебными силами в себе, заложенными Матерью-Природой. Великий народ начинается с человека, радостно осваивающего культуру своего народа, в ней, а не в интригах коммерции находящего смысл и простор для существования!..
Ровно в полночь подштопанный пан Дыля, покашляв, со скрипом отворил дверь в спальню синьоры.
На столике горела свеча. Свет ее отражался во всех трех зеркалах. Синьора лежала среди подушек на широкой кровати, волосы ее были распущены, в глазах стыли ужас и любопытство.
- Здравствуй, любимая, - хрипло произнес пан Дыля отрепетированную фразу, сразу все забыл, засунул руки в карманы и покосился на неплотно прикрытую дверь, за которой толпились его вдохновители. - Я, гм-гм, пришел к тебе с приветом…
- Ты Роберто? - привстав, выдохнула старуха. - Ты вовсе не похож на себя!
- Что поделаешь? И там не санаторий, - пан Дыля сел в кресло, небрежно заложив ногу за ногу, но спохватился и переменил позу. - Увы, увы, если бы ты пережила все то, что пережил я, ты была бы иной!
- Согласна, - сказала синьора. - Я не сомневаюсь, что ты дух Роберто. О, ты прекрасно говоришь по-русски, на чарующем языке моей несчастной Родины!
- Я… как это выразиться, дух, воплотившийся в оболочку, которая оказалась свободной и проплывала мимо!
- О друг мой, можно я потрогаю тебя?
- Конечно, конечно, - пробормотал пан Дыля, жалея, что послушался Гонзасека и принимает теперь участие в недостойном спектакле: он ни разу за свою жизнь не обманывал людей. - Пожалуй, я бы выпил чашечку кофе. Что-то в горле пересохло.
- Может быть, вина? Твоего любимого?
- Нет-нет, мы все там отучились от этой гнусной и бесполезной привычки мутить свой и без того смущенный разум!
- Хорошо, тебе принесут кофе. Служанки еще не вернулись, я разбужу Альфонсо, это мой новый слуга, сын того Умберто, что служил тебе верой и правдой…
- Нет, нет, не надо Альфонсо! Если он увидит меня, я исчезну, а он умрет от разрыва сердца!
- Тогда я сама схожу на кухню.
- Нет, нет! Э-э, милая!.. Что ты так смотришь? Я, естественно, волнуюсь. Столько лет в разлуке…
Синьора поднялась с постели. Сквозь тончайший шелк рубашки проглядывало поджарое, но крепкое еще тело.
- Ты смелая женщина, - сказал пан Дыля, теребя ухо. "Черт бы побрал этого Гонзасека!"
- Может быть, тебя продезинфицировать?.. Ты все-таки из потустороннего мира, куда попадают через гроб и тление? Ты ведь всегда любил хорошие духи, не так ли?
Пан Дыля вздохнул и поправил усы.
- Нет, голубушка. Там не водятся ни бактерии, ни вирусы, ни всякая такая мура.
- Тогда нырни в мои объятья, супруг мой! - синьора протянула руки. - Мы столько лет не видели друг друга! Я молилась за тебя! И видишь, ты заслужил милости, видимо, за примерное поведение… Я умираю от одиночества в этом бессердечном мире1 Иди же, поцелуй свою любовь, которая осталась верна тебе!
- Верна и так далее - это прекрасно, - смущенно произнес пан Дыля, не ожидавший такого поворота событий. - Видишь ли… Гм… Я люблю другую и дал обет!
- Негодяй! - нежно воскликнула синьора. - Что ты мелешь? Или твой дух, Роберто, тоже способен набираться хереса, как некогда твое бренное тело? Кому ты дал обет? Кого ты любишь? И в твоем ли положении заниматься любовью?
- Постой, постой, - взмолился пан Дыля. - Не прогоняй меня своими упреками!.. Я люблю… Гм, люблю другую, потустороннюю жизнь, моя милая! Ты не представляешь, какая это все прелесть - музыка, ангелы стайками с блестящими крылышками, пирожное с нектаром!..
- Ты был в раю?
- Прямиком оттуда, - пан Дыля смущенно пошевелил усами.
- Ты, верно, все врешь, дружочек, как врал не раз и прежде: за тобою столько грешков, что в раю тебе не могло быть места ни по каким канонам!
- Пожалуй, - согласился пан Дыля. - Но ведь и там временами проводят амнистию… Да, амнистию, что же ты улыбаешься?.. Видишь ли, дорогая, - продолжал он, чувствуя, что заикается, завирается и вообще готов плюнуть на все, извиниться и убежать прочь. - Наши земные представления о грехах и представления о наших грехах наших мудрых судей не всегда совпадают. Поверь мне, я видел в раю многих из нашего общества. Даже президента, встречи с которым ты однажды удостоилась, - пан Дыля ввернул в разговор единственный известный ему факт жизни синьоры, подсказанный Гонзасеком.
- Вот уж не думала, что наша встреча примет такой оборот, - сказала синьора. - Прежде ты никогда не заводил разговоров о политике.
- Мало ли что было прежде, дорогая? Самопознание неизбежно завершается политикой. Люди хотят знать правду. Ведь статейки в газетах - это не политика, это отвлечение от политики, одурачивание несчастных, которые не представляют, в какой стороне правда!
- Не хочешь ли ты сказать, - помолчав, произнесла синьора, - что духи, которые имеют возможность воплотиться, не испытывают тяги к духовному общению?