Яшка толкнул дверь. Но через порог он не смог переступить. С ним произошло то, что бывает с человеком, которого из совершенно темной комнаты выталкивают на яркий свет. Такой человек обязательно в первый момент зажмурится и отступит назад. Яшка вел себя так же. Ошеломленный, он попятился к двери.
Каюта капитана была полна невиданных чудес. Яшка никогда в жизни не был в музее, но слышал, что есть такие дома, где собирают всякие красивые и редкие вещи. А теперь он увидел сам…
И верно, капитанская каюта походила на музей. Здесь были собраны не иначе как со всего света самые интересные предметы.
На стенке против двери разместились какие-то морские приборы. Одни в блестящих футлярах, другие в деревянных, а на них сколько было цифр и стрелок! С такими приборами не пропадешь, наверняка угадаешь всё, что захочешь.
На другой стене висело оружие. Копья, стрелы, огромные пистолеты с узорами на стволах, дубинки с шипами, чтобы крепче попадало, изогнутые сабли, ножи и еще множество предметов, о которых он, Яшка, не знал даже понаслышке.
А в углу на шкафу стоял настоящий маленький корабль, весь одетый парусами. Когда-то давно Яшке попалась книга, в которой был нарисован такой парусник под названием "баркентина". На том корабле каждый парус имел свое имя. Ну-ка, сколько их! Но Яшка почти все выучил. Вот этот треугольный спереди называется бом-кливер. Смешное название! А этот, большой, на корме - бизань. Но есть и трудные названия: крюйс-стень-стаксель. Надо же придумать!
На другом шкафу под стеклянным колпаком красовался пароход "Большевик", почти всамделишный, только маленький. Вон мачты с грузовыми стрелами. Вон знакомый катер. А тут иллюминаторы капитанской каюты. Интересно, что там в ней в этот миг делалось? Может, также стоял маленький Яшка…
Он с замершим сердцем приблизился к модели парохода. Боялся шелохнуться. Вдруг только привиделась ему?
- Нравится модель? - спросил Александр Петрович и впервые за всё время знакомства с Яшкой улыбнулся…
Если бы Яшка мог читать в глазах чужие мысли, то сейчас он наверняка пожалел бы старого капитана.
Каким бы там ни был Александр Петрович "морским волком", как бы ни привык он к долгим плаваниям, сколько бы ни командовал своими штурманами и матросами, - всё равно по настоящим мальчишкам он тосковал, по мальчишкам, которым всё надо знать, которые суют свой нос всюду, которые порой приносят большие и маленькие огорчения, а то и вовсе ввергают взрослых в уныние. Без них, без этих мальчишек, да и без девчонок, особенно тоскливо бывает в море, вдалеке от берега, от дома, от семьи. А у капитана вообще никакой семьи не было. Уж так сложилась его жизнь. И вот сейчас, в редкую для себя свободную минуту, нарядился он специально для Яшки, чтобы парень поглядел и позавидовал, чтобы захотелось Яшке в будущем выучиться на капитана дальнего плавания.
Вон какие мысли затаил Александр Петрович, улыбаясь. И Яшку капитанская улыбка удивила не меньше, чем золотая отделка мундира и фуражка.
- Так, нравится модель?
Яшка разинул рот и, в знак согласия, мотнул головой.
- Отлично, - капитан с удовольствием потер руки, - великолепно, присаживайся.
Яшке показалось, будто в мире произошло что-то необъяснимое.
Перед ним стоял совсем другой капитан, - подменили его, что ли? Нет, это был самый настоящий Александр Петрович.
Понемногу Яшка стал приходить в себя.
- Что же ты! Садись, - снова предложил Александр Петрович. - Как тебе нравится у нас?
- Хорошо. - Яшка всё-таки робел и не знал, куда девать шапку, куда сесть самому. Он видел разложенные на столе карты, и ему очень захотелось поглядеть на них.
Как раз к ним капитан и придвинул кресло.
- Садись сюда.
Яшка сел.
- Ты, что же, потомственный помор? - спросил Александр Петрович.
- Какой это потомственный?
- А такой, что и отец твой, и дед, и прадеды - все были поморами.
- Сказывали.
- И ты пойдешь промышлять зверя?
- Пойду.
- Похвально.
Яшка никак не мог приладиться к разговору, чтобы самому спрашивать.
- Вы, небось, по этим плаваете? - наконец решился он и показал на карты.
- И по этим и по другим, - с охотой объяснил Александр Петрович.
Яшка чуточку посмелел. Лиха беда - начало, как говаривала его бабушка.
- А куда вы по ним дальше поплывете?
- Отсюда не видать, - капитан улыбнулся, вытащил из стопки карту с названием "Карское море" и разгладил ее, - а по карте смотри сюда.
Яшка глянул на карту и сразу увидел на ней непорядки. Кто-то исписал карту в нескольких местах красными чернилами.
- Куда годится, - заметил Яшка, - перепачкали.
Он не мог терпеть беспорядков. Карта была новая, на толстой бумаге.
Как видно, яшкино замечание понравилось капитану.
- Резонно, сразу видать, - правильный глаз. Только это не напачкано, а исправлено, - он погрузился в кресло удобней. - Видишь ли, карта отпечатана несколько лет тому назад, но за это время многое на море изменилось, открыли немало нового. Вот мы и отмечаем всё на карте.
- А вам, что, пишут про это? - недоверчиво хмыкнул Яшка.
- Пишут. Специально печатают и рассылают всем такие книжки - "Извещения мореплавателям", чтобы моряки знали, где что делается, что изменилось на море.
- Правильно, - заключил Яшка. Ему тоже понравились капитанские объяснения. Хорошо старик знал всё, точно. Надо было побольше у него расспросить. - Это что же? - Яшка ткнул пальцем в одно название на карте. - Для баловства напечатано: "Остров Кузькин", или мальчишка был такой Кузька?
Александр Петрович погладил ладонью по острову, словно был он для него чем-то заветным, потом откинулся в кресле и сложил руки на коленях. Так приготавливаются рассказывать длинную историю.
- Что ж, - начал он, - это тебе полезно знать. Мореход Кузьма был твоим земляком.
И капитан рассказал, почему остров назывался таким не очень серьезным именем.
- В царствование Екатерины Второй в Архангельске жил богатый купец Лобанов. Он, по совету мезенского морехода Рахманина, решил построить на Енисее судно, нагрузить его там же в Енисее местными товарами и через моря Карское, Баренцово, Белое привезти эти товары в Архангельск.
- А то как же, - вставил Яшка, - это к нам.
- Рахманин забрал с собой около ста архангельских плотников-мореходов и отправился с ними на Енисей.
Через два года они выстроили отличное судно. Но только это судно вышло осенью из Енисейского залива, как ударилось о камень и разбилось.
- Разбилось! - воскликнул раздосадованный Яшка.
- Людей понесло течением кого куда, а морехода по имени Кузьма принесло на обломках судна к большому острову. Кузьма, один-одинешенек, жил на острове и всё приглядывался к течениям: как приливы и отливы носили льды возле острова, то в одну сторону, то в другую. Он решил во что бы то ни стало переплыть на левый материковый берег Енисея и поискать там, не спасся ли еще кто-нибудь.
Однажды Кузьма перебрался на льдину и на ней благополучно достиг желанного берега, а там нашел многих своих товарищей. Этот Кузьма был очень смелым человеком и после точно так же на льдинах не раз плавал по Енисейскому заливу на свой остров и обратно.
С того времени открытый им остров начал называться "Кузькиным". Товарищи настолько уважали Кузьму, что даже остров назвали его именем. Так стали и на картах печатать.
- Ого! - воскликнул Яшка. - Наш он, архангельский. Только надо бы не "Кузькиным" называть. Кузьками мальчишек кличут.
А капитан, видно, увлекся собственным рассказом:
- Правильно! Да что Кузьма! Знаешь, сколько других твоих земляков плавало по арктическим морям гораздо раньше, в более давние времена? Какие люди, сколько проявили они мужества, выносливости и находчивости! Федот Алексеев в тысяча шестьсот сорок восьмом году вместе с Семеном Дежневым обогнули восточную оконечность Азии. Иные утверждают, будто старшим в этом походе был Семен Дежнев, но есть документы, которые говорят обратное: Федот Алексеев стоял во главе экспедиции. Как бы там ни было насчет старшинства, главное в другом. Алексеев и Дежнев сделали огромное географическое открытие. Они доказали, что Азия не соединяется с Америкой. Архангельский промышленник, друг Михаила Васильевича Ломоносова, Амос Корнилов плавал на Шпицберген пятнадцать раз, где зимовал не одну зиму. В тысяча семьсот сорок девятом году во время плавания там же, на Шпицбергене, он случайно подошел к острову Эдж и обнаружил на нем промышленника Алексея Химкова с товарищами. Эти архангельские мореходы жили на необитаемом полярном острове шесть лет и три месяца.
Яшка перестал даже вздыхать, не то чтобы вставлять замечания или выражать свои восторги. Он притих, замер, собрался весь в комочек. Вот это была история! Как мореход по имени Алексей Химков, которому до того не раз доводилось плавать на Шпицберген, в тысяча семьсот сорок третьем году снова поплыл туда.
Яшка прикинул в уме: "Ого-го! Без малого двести лет тому назад".
- Русские промышленники хотели бить зверя у западной стороны Шпицбергена, а штормом их отнесло к восточной, да еще зажало льдами. И решили они зимовать здесь. Сам Химков вместе с сыном Иваном и матросами Степаном Шараповым да Федором Веригиным отправился на остров, чтобы разыскать избу, построенную здесь когда-то другими русскими мореходами. Об этой избушке Химков знал.
Избу они нашли, переночевали в ней и утром отправились обратно на корабль. Но корабля на месте не оказалось. Ночью поднялся противоположный ветер и угнал лед вместе с кораблем.
Так и остался Алексей Химков со своими матросами на острове. А съезжая с корабля накануне, они взяли с собой имущества очень мало. Кто же думал, что придется оставаться на острове? Шли ведь на разведку, тащиться с тяжестью трудно. Было у них немного пороха, топор, маленький котел, ножик, 20 фунтов муки, огниво, трут и пузырек с табаком. С этим снаряжением они, словно робинзоны, прожили на острове шесть лет с лишком, пока их не нашел Амос Корнилов, приплывший сюда случайно. Как жили? Рассказывать надо особо. Или взять того же Федота Рахманина, с которым отправился в Енисей Кузьма. Рахманин зимовал на Шпицбергене шесть раз и двадцать шесть зим провел на Новой земле. А промышленник Иван Старостин? Он жил на Шпицбергене тридцать две зимы, и пятнадцать из них подряд. Ведь это же прямо коренные жители Шпицбергена, они не боялись самой суровой арктической природы, потому что хорошо изучили, мало того, полюбили ее. И совсем другое случалось с иноземными мореплавателями, когда их постигали беды в наших морях. Например, в последней экспедиции голландца Вильяма Баренца экипажу его корабля, затертого льдами, пришлось зимовать на Новой Земле. Экспедиция была снабжена отлично: оружием, инструментом, платьем и продуктами. Но мужество часто покидало голландцев: они голодали, болели, ссорились и, конечно, не перенесли бы второй такой зимовки.
- А нынче? - Александр Петрович подался весь к Яшке, словно дожидаясь от него ответа на этот вопрос. - Возьмем нынешнее время. Поди, слышал ты про знаменитую семью мореходов Ворониных…
Капитан развернул на столе другую карту, должно быть, собирался он начать новый рассказ, но в каюту постучали.
"Эх, досада!" - вздохнул про себя Яшка. Капитан теперь нравился ему больше всех. Ну-ка, сколько Александр Петрович знал про морские дела! Взять хотя бы профессора, тот морских птиц изучал, а капитану про всех архангельских моряков такое известно было. Люди-то поглавней птиц. Люди открывают моря, острова. Да, это был капитан так капитан!
- Что там еще? - спросил Александр Петрович.
Вошел матрос Самойленко.
- Товарищ капитан, - доложил он, - вахтенный штурман просит вас на мостик. Ох, и туман же!
Капитан поднялся.
- Час от часу не легче. Идем-ка, - кивнул он мальчику.
Яшка чуть не плакал, когда плелся следом за капитаном.
Глава тринадцатая
О туманах. - Постановка на якорь. - Вахта на полубаке. - Туманные сигналы.
Туманы бывают разные.
Случаются такие, что горизонт и поверхность моря затягивается легкой занавеской, и она делает очертания всех предметов расплывчатыми и неясными. Моряки называют это "мглой". Если же горизонт и дальний берег или корабли не видны вовсе, в таких случаях говорят, что это "слабый туман". При простом же тумане можно различать предметы на расстоянии до ста сажен.
"Густой туман" - это уже несчастье. Корабль слепнет, двигаясь как бы на ощупь. Он непрерывно бросает лот, щупая под собой грунт и измеряя глубину моря, и, чтобы не столкнуться с другими судами, всё время дает гудки. Разумеется, в густом тумане передвигаются медленно-медленно.
Но бывают туманы, когда человек протягивает перед собой руку и не видит концов своих пальцев. Залезьте с головой в мокрую вату, и вы узнаете то, что испытывают моряки в таком тумане. Но кто полезет в мокрую вату? А от туманов никуда не денешься, особенно в Арктике, где они случаются весьма часто.
Александр Петрович, открыв дверь рубки, заявил:
- Туманчик, надо заметить.
- Туманчик, доложу я вам.
- Ну, туманище, - стал докладывать старпом, - накрыл сразу. Машину я застопорил совсем. Место наше вот, - он показал на маленький треугольник, нарисованный на карте. - Савелий Илларионович определялся перед самым туманом.
- Спасибо. - Капитан склонился над картой и позвал: - Яша, - он наклонил Яшку к карте. - Смотри сюда. Вот пролив, а вот наше место, как раз у входа в пролив. Так-то, Борис Владимирович, идите, становитесь на якорь. Якова Ивановича с собой прихватите. Правильно, пусть учится морскому делу. Да-с, товарищи, придется стоять на якоре. Ступайте.
- Есть, - ответил старпом и кивком головы приказал Яшке следовать за собой.
Будто слепые, они спустились с мостика и шли по палубе, протянув вперед руки. Яшка то и дело натыкался на старшего помощника.
Поднимаясь на полубак, Борис Владимирович крикнул:
- Боцман!
- Есть!
- Правый якорь к отдаче!
- Оба готовы.
- Смотрите, - предупредил старпом, - чтобы всё безотказно.
- Есть смотреть, - пробасил боцман и в свою очередь спросил у кого-то: - Правый стопор отдан?
- А як же! - весело отозвался из тумана Самойленко. - Вы, боцман, тильки подумали, а мы уже зробили.
Яшка в душе радовался. Он ничего не видел в тумане, но то, что происходило вокруг, было так интересно. Как это люди, ничего не различая, ловко работали. Приказания одно за другим передавались и повторялись строго и точно, словно было это совсем не трудно.
Возле боцмана что-то стукнуло железом о железо, щелкнуло, и вдруг палуба под ногами задрожала.
Брашпиль загромыхал, опуская в воду якорь.
Ударили один раз в колокол.