Как жили люди триста лет назад?
Прочитай эту книжку и ты совершишь путешествие в далёкое прошлое.
Вместе с мальчиком Демидкой пройдёшь сквозь многие опасности и приключения. Побываешь в палатах всесильного боярина Милославского. Заглянешь в страшный царский застенок, где часто пытали совсем невинных людей. Станешь свидетелем грозного народного восстания, которое получило название "медного бунта".
Впрочем, зачем много рассказывать? Книга-то перед тобой…
Содержание:
Испугались! 1
Ночной гость 1
На лесной дороге 2
Деньги 3
Москва 3
В стрельцовой доме 4
Опять Сыч 4
На Пожаре 5
По царёву указу… 6
Кузнецкий ученик 7
"Шевелись, окаянный!" 8
Неожиданная перемена 8
Нужный человек 9
Вот тебе и друг-приятель… 10
Тайное дело 11
Боярин Милославский 12
Встреча 13
Медный бунт 14
Расправа 14
Геомар Георгиевич Куликов
Повесть о Демидке и медной копейке
Историческая повесть
Рисунки С. Монахова
Испугались!
Кузница стоит на краю деревни, подальше от других домов. Оно и понятно. В кузне огонь. Искры летят. Днём, на солнышке, их не видно. А сядет на соломенную крышу - не миновать беды.
Из деревни слышно, как разговаривают два молота.
"Дон!" - громким голосом говорит один.
"Дин!" - отзывается потише другой.
И все знают, работают в кузне два мастера - Ивашка Мартынов и его сын Демидка.
По правде сказать, Демидка ещё не настоящий мастер. И не почему-нибудь. Просто мал годами.
Надо достать до наковальни - Демидка тащит чурбак. А помощник Демидка - хоть куда.
"Э-эх!" - грохнул отец большим молотом по наковальне.
"Э-эх!" - на наковальню опустился Демидкин молоток.
- Дядь Иван, а дядь Иван… - В дверях соседская девчонка Варька.
- Чего надо? - спросил отец.
- Тебя староста Сыч кличет.
- Зачем? - сдвинул брови отец.
- Всех сгоняют. Боярский пруд чистить. За тобой послал. Велел, чтоб не мешкая шёл.
Демидка видел: аж почернел отец.
- Скажи, я положенное отработал на боярина.
У Варьки глаза округлились.
- Ой, дядь Иван, шёл бы ты лучше. Сыч пьяный. Лютует - страсть! Что не по нём - плёткой.
Отец поднял молот, и зазвенела жалобно наковальня.
- Поняла? - крикнул Демидка и тоже что было сил стукнул по раскалённому железу.
Трепыхнулся испуганно подол Варькиного платья. Убежала.
Весело стало Демидке. Во какой у него отец! Самому Сычу перечит!
И снова заговорили молотки, будто сердито заспорили с кем-то:
"Дон! Дин!"
"Дон! Дин!"
Скоро у Демидки пот в три ручья. Еле поспевает за отцом. А тот словно и не замечает, что Демидка бьёт по наковальне из последних сил. Потом-таки опустил молот:
- Отдохни!
- Вместе… - едва выговорил Демидка.
- Ладно, - согласился отец, вышел вон из кузни и кинулся на землю в тени под берёзой.
Лёг рядом и Демидка.
- Тять, а ты бы пожаловался боярину… На Сыча-то…
- Далеко боярин… - вздохнул отец.
- А чего он здесь не живёт? - Демидка повернулся на бок и поглядел туда, где из-за густого сада виднелись добротные строения боярской усадьбы. - Я б, кабы был боярином, из таких хором сроду не уехал…
Отец улыбнулся:
- Да у него таких хором - не счесть. Редко кто из бояр побогаче найдётся…
Демидка затих. Отец объяснял не раз. Деревня, луга, поля, лес, синеющий вдалеке, речка, бегущая под косогором за кузней, - всё, что видел Демидка, принадлежало боярину Гавриле Романовичу. И земля, на которой лежал животом Демидка, тоже была боярская. И даже Демидкин живот, если разобраться, был наполовину боярский, потому что Демидка, его отец, все, кто жил в их деревне и во многих других деревнях, тоже принадлежали боярину Гавриле Романовичу…
Задумался Демидка. А поднял глаза - от деревни к кузне скачут двое. Пригляделся - глухо застучало сердце. Впереди, помахивая плёткой, - Сыч. За ним - Евлампий, первый Сычов помощник.
- Гляди, тятя!
А отец увидел и сам. Заходили на скулах желваки. Неторопливо, будто нехотя, встал.
Сыч возле кузни осадил лошадь и, уставившись на Демидкиного отца неморгучими глазами, тихо спросил:
- Стало быть, работать не хочешь?
- Боярскую службу несу исправно, - ответил отец.
Сыч, будто не слыша, спросил погромче:
- Стало быть, боярское слово тебе не указ?
- Боярского слова не знаю…
- Стало быть, бунтовать?! - закричал Сыч и со всего маху хлестанул отца ремённой витой плетью.
Демидка ахнул. А отец стоял, будто не понял. Только красная полоса вздулась поперёк левой щеки.
Сыч снова поднял руку с плёткой. Демидка зажмурился. Открыл глаза: идёт отец медленно прямо на Сыча - в руках тяжёлый железный брус, а Сыч вместе с лошадью пятится назад.
Дальше - ещё чудней. Повернул Сыч лошадь и - вскачь от кузни. За ним рысцой Евлампий.
- Испугались! - засмеялся от счастья Демидка и захлопал в ладоши. - Как ты его, тять, а?
А отец смотрит хмуро, словно и не прогнал страшного Сыча.
- Больно небось? - спросил Демидка.
Отец потрогал щёку:
- Заживёт. Другое худо - на старосту руку поднял.
- Так ведь не ударил.
- Всё одно. Не простит… Ну да ладно. Чему быть, того не миновать. Пошли в кузню.
И снова заговорили молотки. Только невесело. Словно жаловались друг другу, Или советовались: "Как же теперь быть?"
Ночной гость
Проснулся Демидка среди ночи. И сам не знает отчего. А потом слышит: тук-тук - потихоньку кто-то в окошко.
- Тятя! - потряс Демидка отца. - Вставай!
- Чего ты? - впросонках пробормотал отец.
- Стучат! В окошко стучат!
- Будет тебе… - сказал отец. - Спи. Кому ночью в окошко стучать?
И тут опять: тук-тук…
Отец полез с полатей. Демидка забился в самый угол. Сроду такого не было.
- Кто там? - спросил отец.
- Открой! - донёсся глухой голос.
- Ты, что ли, Степан? - спросил отец.
- Я…
Отец загремел дверным засовом.
В темноте, должно быть, стукнулся обо что-то поздний гость - отцов приятель дядька Степан. Крякнул:
- Эка темь! Зги не видать…
- Погоди, огонь вздую… - сказал отец.
- Не надо… - И тяжело выговорил - Беда, Иван. Вечером заходил Евлампий. Рассказывал: "Ивашке Мартынову теперь погибель. Покушался убить старосту. Сам, говорит, видел. Кабы не быстрая лошадь, лежать Сычу в сырой земле…"
- Врёт он! - закричал с полатей Демидка. - Тятя даже на него руки не поднял… Я ж там был… Я всё видел…
- Вера тебе какая?
- Тятя приказчику пожалуется! А то и самому боярину!
- Так приказчик да боярин твоему тятьке больше, чем старосте, поверят?
- Погоди, Демид, - сказал отец. - А что ещё говорил Евлампий?
- В цепи его, мол, и прямо утром в главную боярскую вотчину. На суд и расправу.
Отец и дядька Степан помолчали. Притаился в своём углу Демидка. Шутка сказать - отца в цепи…
- Что будешь делать? - спросил дядька Степан. - Вроде бы одна дорога осталась…
Не понял сперва Демидка, о чём речь. А отец:
- Сам - ладно. Малого куда? Здесь оставить?
- Зачем - здесь? С собой. Вон Максим Хромой со всей семьёй пятый год в бегах.
В бегах… Вот оно что! Слышал Демидка, крестьяне и холопы, кому невмоготу жизнь делалась, пускались в бега. Разыскивали их всяко. И людьми верными, и собаками. И уж коли ловили - наказывали без пощады и жалости.
- Летняя ночь коротка, - сказал отец. - Спаси тебя бог, не забуду услугу. Прощай!
- Может, помочь? - предложил дядька Степан.
- Сам управлюсь. Иди. Не накличь беды на свою голову.
Дядька Степан шагнул к двери. Отец остановил:
- Постой. Зачем к тебе Евлампий приходил?
- Кто его знает! Пришёл. Посидел. Глазами по избе пошарил. Про тебя рассказал.
- Чудно…
- Я и сам дивился. Или думал, не передам разговора?
Дядька Степан ушёл. Отец провёл ладонью по лицу. Словно стёр что-то.
- Ну, парень, может, с бабкой Анисьей останешься?
- Не… - хриплым голосом отозвался Демидка. - С тобой!
- И так не хорошо, - вздохнул отец, - и по-другому худо. Кабы мамка твоя жива была…
Шмыгнул носом Демидка. Не помнил он мамку. Померла, когда совсем маленьким был.
- Собираться надо, - сказал отец.
Ивашка Мартынов в деревне ещё не из самых бедных. Во дворе - конь. Невысокий, а резвый. И имя смешное - отец сам придумал - Лешак.
Запряг отец Лешака. Погрузил кое-какой скарб. Муку, что в доме была, и другое съестное. Натрусил сверху сена. Зашёл последний раз в избу, перекрестился на икону - так и осталась она висеть в красном углу.
Тихо, крадучись, выехали задами со двора. Отец спешил. На восходе заалело, словно кто принялся там раздувать большущий горн.
Свернули к кузне. Отец ударил топором по колоде, в которой крепко сидела наковальня. Колода развалилась. Погрузили инструмент. Отец тронул легонько вожжами коня:
- Пошёл!
- Куда мы теперь, тятя? - спросил Демидка.
- В Москву…
Как ни боязно было Демидке, радостно охнул:
- Верно?
Отец кивнул.
- А куда же мы повернули? - забеспокоился Демидка. - Москва разве в той стороне?
- Прямо нельзя. Искать будут. И первым делом на московской дороге.
- А мы их перехитрим! - обрадовался Демидка. - Да?
- Надо бы… - невесело ответил отец.
Демидке вдруг захотелось ещё раз посмотреть на свой двор. Оглянулся - что за диво? Возле двора - человек. На Евлампия похож.
- Тятя! - страшным шёпотом сказал Демидка. - А подле нашей избы кто-то стоит. Будто Евлампий!
Отец повернулся - Демидка чуть из телеги не вывалился.
- Где?!
Глянул Демидка, а возле избы никого.
- Вон там только что стоял!
- Привиделось, - сказал отец. - С испугу. Кабы Евлампий нас увидел, сразу шум поднял. Из деревни бы не выехали.
Всё ж Демидка нет-нет да и оглянется. Посматривал и отец. Всё тихо. Скоро деревня и вовсе скрылась за поворотом.
- Хоть гляди, хоть нет, - сказал отец, - ничего не увидишь.
Демидка согласно мотнул головой. И смотрел теперь только вперёд - туда, куда вёз их лёгкой рысцой верный конёк.
И того не знали Демидка с отцом, что возле их избы и вправду совсем недавно стоял первый Сычов помощник, Евлампий. Не ошибся Демидка. Не привиделось ему.
И кабы Демидка или отец оглянулись ещё раз, увидели бы непонятное: словно вторая заря на другой стороне неба, закатной, разгоралась.
С чего бы?
На лесной дороге
Стеной стоят вокруг Москвы густые леса. В их тени свистят и щёлкают на разные лады птахи. Проскачет торопливо зайчишка. Мелькнёт жёлтым пламенем лисица: берегись, мелкий лесной народ! Сам Михайло Иванович Топтыгин затрещит сучьями.
А иной раз и взовьётся на глухой поляне синий дымок. То таятся по укромным местам лихие люди.
Долгими зимними вечерами наслушался Демидка рассказов про разбойников. Сидит на телеге и озирается. Отец и тот поглядывает по сторонам. Который день окольными путями пробирались они к Москве. Опасались всякого человека. Нешто разберёшь сразу, боярский ли то слуга, разбойный молодец или простой мужичок встретился на пути?
И подкараулила-таки нежеланная встреча.
Дорога петляла по лесу. Демидка на телеге - с вожжами. Отец шагает поодаль.
- Гляди, тятя! - привстал Демидка. - Верно, бурей деревья повалило. Прямо поперёк дороги.
Отец посмотрел - две ели и правда через дорогу лежат.
Одно непонятно: кругом низкорослый густой ельник, откуда на дорогу большие деревья попали? Только подумал - из чащобы мужик, топором поигрывает. Скосил глаза назад - там ещё двое. Глядь - и впереди один… У кого в руках топор, у кого дубина.
Тот, что первым вышел, окликнул:
- Погоди, не торопись!
Взялся отец за вожжи:
- Тпру!
У Демидки ноги отнялись: разбойники!
А тот, первый:
- Далеко собрался, мужичок?
- Отсюда не видать… - хмуро ответил отец.
- А откуда путь держишь?
- Тех мест тоже не разглядишь…
Демидка глаз с разбойника не сводит. По замашкам догадался - атаман. В плечах широкий. Борода с проседью. Посматривает из-под лохматых бровей строго. А одет, как простой мужик: портки холщовые, рубаха верёвкой подпоясана.
Кивнул головой. Молодой весёлый парень и хромой мужик сено с телеги скинули - всё добро как на ладони.
- Жительство меняешь? - усмехнулся атаман.
- Заместо попа ты тут, чтоб исповедовать?
- Смело говоришь!
- Ты, видать, тоже не из пугливых.
- Угадал! Не тебя ждали, ну да что бог послал… Заворачивай, ребята!
Двое тех, что шарили в телеге, взяли коня под уздцы.
- Душегубы! - скрипнул зубами отец. - Погибели на вас нет!
Атаман только глазами повёл. Хромой сказал:
- Душа нам твоя без надобности, а лошадёнка сгодится…
Молодой прибавил:
- Шагай, мужичок, не шуми!
Долго продирались по едва приметным тропинкам, пока не вышли к разбойничьему стану. Два шалаша. Костёр в сторонке. На костре котёл. Возле костра рябой мужик с дубиной. Оглядел Демидку с отцом, Лешаку в зубы поглядел, в телеге пошарил, скривился:
- Небогато!
- Дело знай! - сказал атаман.
Рябой потащил из телеги мешок с провизией.
Отец смолчал. Демидка и подавно. Присели оба на поваленное дерево. Ждут, что дальше будет. Атаман собрал своих в круг. О чём-то спорили и толковали, а о чём - непонятно.
Потом встал молодой парень, головой тряхнул:
- Вечереет, пора!
Сунул за пазуху полкраюхи хлеба, вскочил на Лешака и, гикнув лихо, скрылся в лесной чаще.
Отец уронил голову. У Демидки слёзы набежали. И опять же - ничего не поделаешь…
Рябой котёл снял. Позвал дружков:
- Готов кулеш!
Потянуло из котла вкусным запахом. У Демидки внутренности перевернулись.
Атаман проходил мимо, коротко обронил:
- Айда ужинать…
Отец, может, и не пошёл бы один, а поглядел на Демидку - поднялся.
Вкусна разбойничья похлёбка!
В жидкой каше из той гречихи, что взяли Демидка с отцом, разварная дичина. Торопясь и обжигаясь, ел Демидка. Атаман незлобно сказал даже:
- Не спеши, успеешь, на всех хватит…
Вовсе стемнело. Разбойники разошлись по шалашам. Демидка с отцом полезли на телегу. Атаман предупредил отца:
- Бежать не вздумай. Себе хуже сделаешь!
А куда убежишь? Возле костра сидит рябой и на тебя то и дело поглядывает.
- Что с нами будет? - спросил Демидка шёпотом.
- Авось живыми отпустят, - также шёпотом ответил отец. - Кабы хотели худое, сразу сделали.
- А Лешак?
- С лошадью попрощайся! Не видал разве?
Отец тяжело вздохнул. Без лошади - наковальню на себе не потащишь - что делать будет? Чем хлеб зарабатывать?
Проснулся Демидка - солнце щёку тёплой ладошкой гладит. Лес от птичьего гомона звенит. Хорошо!
Вспомнил вчерашнее и разом забыл и про солнце, и про птиц. Огляделся, возле шалашей три лошади стоят. Лешак, а рядом с ним ещё две. И куда до них Лешаку! Видать, хороших кровей, не крестьянского заводу.
А рядом стоят атаман и отец друг против друга, и атаман спрашивает:
- Может, с нами по одной тропке пойдёшь?
Отец покачал головой:
- Мне такая тропка ни к чему. Скользка больно.
Атаман последних слов точно не расслышал:
- Жаль! Хорошим бы товарищем был. Ну, гляди сам. Вольному - воля. Запрягай коня, Данила на дорогу выведет.
Демидка ушам не поверил.
Отец принялся запрягать лошадь, а сам тоже на атамана поглядывает - не поймёт, всерьёз тот или злую разбойничью шутку шутит? Запряг и глядит на атамана, ждёт.
Атаман усмехнулся:
- Быстро!
Отец промолчал. А атаман:
- Садись к котлу, голодным какая дорога.
Понимал Демидка, хочется отцу поскорее убраться из разбойничьего стана, да, видно, боится обидеть атамана.
- Верно, - сказал, - пустой живот - плохой попутчик.
Не с одними конями вернулся Данила. Пошла по рукам плоская глиняная бутылка с водкой. Протянул атаман и Демидкиному отцу. Отец отхлебнул наравне со всеми. Затянули песню про разбойничью жизнь, да такую жалостливую - хоть плачь.
Отец, однако, встал и - к атаману:
- Коли пустишь, пора…
- Оставайся. Не пожалеешь! - весело крикнул Данила.
- Насильно люб не будешь, - перебил атаман, - каждому своя дорога. Проводи!
- А ты сегодня и на разбойника не похож! - осмелел Демидка.
Атаман усмехнулся:
- Разные, малый, разбойники бывают. Иной за чужим добром охотится, а иной правду ищет.
- Только чужое добро чаще попадается! - весело подмигнул Данила.
Все засмеялись.
- Ты не серчай, - сказал атаман Демидкиному отцу. - Дичина есть, а с хлебом да солью - худо.
- Ладно, - сказал отец. - Чего толковать!
И снова ехали Демидка с отцом. Демидка всё допытывался:
- Как же так? Разбойники, а отпустили. Даже лошадь не взяли.
- Они разбойники вроде нас с тобой, - объяснял отец. - Мужики да холопы беглые. Хоронятся от лютого боярского гнева и несправедливости боярских слуг. А есть-пить, известно, каждому надо. Ну и промышляют топором да дубиной…
- Мне ихний атаман сильно понравился, - сказал Демидка.
А про себя подумал: остаться бы с разбойниками богачей учить уму-разуму на лесцой дороге. Вот жизнь была бы!