- В цирке арена. Там упадешь, и ничего - опилки, мягко. А здесь земля, корни…
- А ты что, работаешь в цирке? - поинтересовался Юрка.
- Да нет. Арнольд меня учит. Он обещал взять меня в напарники. У него уже есть один такой мальчик, как я, а он хочет иметь двоих… Чтоб было трио. Он замечательный циркач.
- И давно он тебя учит?
- Давно. Еще с прошлого года. Потом они уехали с цирком в другие города. Этой весной снова приехали. Все лето бегал к нему…
- И тебя мамка пускала? - спросил Янка.
- Жди - пустит она меня. Возле цирка живет моя тетка. Мать пошлет меня к ней - а я в цирк…
- Васю мама бьет, а тетка ой как дубасит, - шепнул Янка Юрке. - Розгами. Они не выпускают его со двора. Боятся, что мы его испортим.
Вася услыхал слова Янки и приуныл. Вдруг его, губы задрожали и из глаз по смуглым щекам потекли слезы.
- Нога болит? - спросил Юрка.
Вася ничего не ответил, только пуще заплакал.
- Он боится идти домой, - объяснил Янка. - Выручи его, Юра. Если ты его отведешь домой, его не станут бить.
- Я готов, - согласился Юра.
- Не пойду я домой. Мамка знает, что я не был в школе. Все равно побьет.
- А папа? - спросил Юрка.
- И папа будет бить. Сегодня понедельник, у него; выходной в театре.
- А кто он - артист?
- Нет. Контролер на галерке, - пояснил Янка.
- Что же делать?
- А ты скажи, что был у тетки, - посоветовал Янка.
- Нельзя. Они знают: тетя с дядей уехали в деревню копать картошку.
- И все же домой нужно идти, Вася, - сказал Юрка. - И чем раньше, тем лучше.
- А ты возьми его, Юра, к себе, а потом вместе с папой отведи домой. Они побоятся милиционера.
- И спрячутся под кровать, - ни с того ни с сего вставил Листрат. - У него же в кобуре наган.
Юрка улыбнулся:
- Мой папа не такой уж страшный.
- Не страшный? А Тимку в тюрьму посадил. Батя сказывал, что он за Вишнякова страдает.
- Тимка твой стрелял в моего отца. За это и осудили его. Он сам себя посадил в тюрьму… - отпарировал Юрка, строго взглянув на Листрата. - И тебе не советую бросаться камнями.
Листрат покосился на Юрку:
- А я не попал тебе в голову! И судить меня нельзя…
- Никто тебя не собирается судить. Ты лучше дружи с нами, книжки давай вместе читать…
- А я с антихристами не дружу, - оскалился Листрат и пошел к корове.
- Как хочешь, - махнул рукой Юрка. Его сейчас больше беспокоило: как быть с Васей?
Выручил Янка:
- Скажи маме, что на лестнице в школе оступился и подвернул ногу, а Юрка помог отвести к доктору. Подтвердишь, Юра?
Юрка с удивлением посмотрел на Янку:
- Когда ты научился так врать?
- Разве это вранье? Ногу же он повредил! Болит, Вася, нога?
- Болит, - кивнул головой Вася. Ему понравился совет Янки. Мать, конечно же, расчувствуется и пожалеет. Покричит, но бить не станет.
- Ну вот, а где он покалечил ногу, не имеет значения.
- Ладно, - согласился Юрка, хотя лгать не любил. - Только надо разыграть эту сцену более правдиво. В клинике обязательно перевяжут ногу. - Он заметил в беседке Тамару. - Пойдем, Вася. Попросим у Тамары бинт.
Вася встал. Ступил на ногу и ойкнул. Нога действительно болела. Пришлось вырезать палку. Опираясь на нее, Вася с Юркой дошел до кручи, над которой возвышалась беседка.
- Тамара! - окликнул Юрка.
- Ой, Юра! - захлопала от радости в ладоши девочка. - Какие вы молодцы, что пришли. Я брошу вам веревку.
Тамара вытащила из-под скамейки веревку, привязала один конец к столбу беседки. Раскрасневшаяся, наклонилась над перилами.
- Ловите!..
Юрка поймал конец веревки, подергал:
- Крепко. Можно подниматься. Давай сначала ты, Вася.
Вася ухватился за веревку. Забыв от волнения про боль в ноге, ловко и быстро стал подниматься вверх. Юрка позавидовал его ловкости. Он так не сумеет. А Тамара аж запрыгала от радости: наконец-то исполнилось ее желание…
Вслед за Васей стал подниматься и Юрка. Но не так быстро и ловко, хотя старался изо всех сил. Под конец руки его стали слабеть, однако восторженные возгласы Тамары ему придали силы.
- А теперь спрячем концы и будем играть. Папа с мамой отдыхают…
- У нас срочное дело, Тамара. Нужен бинт, - сказал Юрка.
- Зачем? - насторожилась девочка.
- Перевязать Васе ногу. Он крепко ушибся.
- Рана есть?
- Нет. Возможно, только ушиб, а может, растяжение…
- Очень болит?
- Когда стою или наступаю… - поморщился Вася.
- Какая беда! Сейчас принесу бинт и йод, - сказала Тамара и побежала по аллее к дому.
- У нее красивая фигурка и руки, - оценил Вася тоном знатока. - Ее Арнольд тоже взял бы в цирк. - И уже с увлечением начал рассказывать про цирк: какие там гимнасты, клоуны, дрессированные зверюшки…
- Ты любишь цирк? - спросил Юрка.
- Очень. Бросил бы все и жил там…
- А родители?
- Они злые. Постоянно ссорятся между собой, а на мне зло сгоняют. Маму, конечно, жалко, - понизил голос Вася. - А у тебя хорошие родители?
Родители у Юрки были хорошие и отзывчивые. Он очень любил их. Но хвалить их сейчас… Ему не хотелось, чтобы Вася переживал еще больше.
- Я люблю рисовать, - уклонился он от ответа. - Ты посмотри, Вася, какая красота…
С беседки яр был далеко виден в одну и другую сторону. Круча, на которой стояла беседка, напоминала нос корабля. Сейчас этот корабль плыл по желтому морю: яр был залит послеполуденным солнцем.
Прибежала Тамара.
- Ну вот, принесла, - лицо ее светилось, оттого что она сделала доброе и нужное дело. - Клади на скамейку ногу…
Перевязав Васе ногу, Тамара через сад провела мальчиков к воротам и выпустила на тихий Задулинский тупик. Отсюда недалеко было до Васиного дома. А если по меже через огороды - то и рядом совсем. Но Вася захотел войти в свой дом не со двора, а с парадного входа и повернул с тупика на Задулинскую улицу. Он шел прихрамывая. Юра поддерживал его, так как палка осталась под кручей.
- Большой у них сад, - сказал Вася, оглядываясь.
За решеткой ворот, словно узница, стояла Тамара. Юрка тоже повернулся и махнул девочке рукой.
- Сад хороший, но за ворота отец выпускает Тамару только в школу. А она рвется к ребятам. Она хороший друг…
- О, ее Арнольд непременно взял бы в цирк…
Юрка улыбнулся: да этот мальчуган смотрит на все с цирковой арены.
Чем ближе подходили к дому, тем более унылым становился Вася, а когда взошли на крыльцо и Юрка постучал в двери, мальчик задрожал и спрятался за спину своего нового друга.
- Кто там? - раздался скрипучий болезненный голос.
- Откройте, пожалуйста, - сказал Юрка и взглянул на побледневшее лицо Васи. "Хорошо, что я не оставил его", - подумал.
Загремели засовы, и в проеме двери появилась мать Васи. Голова ее была повязана мокрым полотенцем. Увидав сына, она хотела что-то сказать, но Юрка опередил ее.
- Не пугайтесь. С Васей все в порядке… Но, разрешите, я доведу его до кушетки…
Только теперь Лачинская увидела, что у сына забинтована нога.
- Что с ним? Что с тобой?..
- Оступился на лестнице в школе, - едва не заплакал Вася. - Хорошо, что Юра оказался рядом. Он сразу же повел меня к доктору…
- Чуяло мое сердце. А я ж тебе сколько раз говорила - смотри под ноги, не задирай голову - и поплыл неудержимый поток слов.
Вася, понурив голову, сидел на кушетке.
- Это же ты мог с лестницы полететь и вниз головой, - досадовала мать. - Отец бы тебя за это…
Но отца дома не было. Вася почувствовал облегчение, осмелел и чуть не испортил все дело:
- А в цирке, случается, падают с трапеции и ничего…
- Еще не хватало, чтобы ты полез на ту пецию…
Вася открыл уже было рот, чтобы уточнить название спортивного снаряда, но Юрка вовремя толкнул его в бок:
- Послушай лучше, что мать говорит.
- Вот, вот, - подхватила Лачинская. - Я ему все время то же самое твержу… Дал же бог людям умных детей. Вот он, - Лачинская кивнула на Юрку, - не подвернул себе ногу. А тебя носит всюду…
Тяжело переступая, она пошла на кухню. Загремела заслонка в печи.
- Даст поесть… - обрадовался Вася.
Зазвенел звонок. Окончился последний урок. Но дети не подняли шум, как обычно. Не спеша, стали складывать свои книжки. На всех произвели огромное впечатление рассказы Чехова "Ванька" и "Спать хочется", которые только что прочитал им Язэп Сидорович. Лешке показалось, что подобрел и учитель. Собирая тетради и учебники со стола, он добродушно улыбался: покорил-де ребят Чеховым.
- Сенькевич, а ты останься… - вдруг задержал он Лешку, который уже собрался идти.
Лешка вернулся и сел за парту. "За что? - подумал он. Наказывать вроде бы не за что. На четвертом уроке Язэп Сидорович даже похвалил его, возвращая тетрадь с упражнением:
- Хорошо, Леша. Чистенько и без ошибок.
А Мишке, своему любимчику, сделал замечание:
- Мог бы и лучше постараться.
Тетради Броньской Марии и Проньской Евы наставник положил на их парту, ничего не сказав. Привыкшие к похвалам, девочки едва не заплакали от обиды: Лешку похвалили, а их нет…
Мишка, проходя мимо Лешкиной парты, процедил сквозь зубы:
- Достукался, пионер. Посидишь теперь…
И богомолки, угодливо попрощавшись с учителем, чмыхнули с издевкой в сторону Лешки. Тот еле сдержался, чтобы не показать им кукиш.
Учитель тем временем убрал учебники со стола в портфель. Откинувшись на спинку стула, он смотрел на ученика молча: видимо, обдумывал, с чего начать разговор.
- Так мы с тобой, Леша, почти соседи, - сказал с неожиданной теплотой в голосе Язэп Сидорович. - Я живу на Сенной площади. Ты, очевидно, знаешь…
- Да, видел однажды, как вы шли с ведром к нашей водокачке…
А о том, что видел учителя вместе с архиереем, Лешке напоминать не хотелось. Тогда сгоряча, от обиды, нагрубил он классному. Но тот сам теперь вспомнил:
- А в другой раз с архиереем… Лешка опустил голову.
- Ну, что же ты молчишь: был такой случай? - Язэп Сидорович помолчал, потом, как бы между прочим, пояснил: - Тетка тогда у меня померла. Она была набожной. Известное дело - старорежимный человек. Пришлось пригласить архиерея. Такова была ее воля. Вот я и шел с ним на похороны…
Лешка взглянул на учителя. Взгляд его словно говорил: откуда мне было знать все это?
- Ну, а мама твоя не была против того, что ты вступил в пионеры? - переменил тему разговора учитель.
- Нет, - ответил Леша.
- Ну, и хорошо. - Взглянув в окно, за которым на Вокзальной уже вспыхнули электрические фонари, Язэп Сидорович сказал: - Ну, беги домой. Поздновато уже.
Однако Лешка не сразу пошел домой. Открыл еще дверь в пионерскую комнату. Здесь в окружении ребят сидел в пальто пионервожатый Дмитрий Касьянов. Видимо, он забежал на минутку, идя с работы.
- Вот и его отец, - вожатый кивнул в сторону появившегося Лешки, - ездил сегодня от завода ремонтировать коммунарам молотилку. Какие это молотилки… Со временем мы будем делать лучшие. Вот только побыстрее наладить бы все станки и машины…
Месяц назад горком комсомола послал Касьянова пионервожатым в Лешкину школу. Он хорошо поставил пионерскую работу в школе, где учится Юрка, а здесь некоторые учителя неодобрительно, даже издевательски относились к первым пионерам. Вот и поручили молодому энергичному рабочему-комсомольцу исправить дело, изменить обстановку. Лешка очень радовался такой перемене, а Юрка жалел: "Очень привыкли мы к Касьянову, хотя и новый пионервожатый - комсомолец из железнодорожного депо - тоже неплохой вожак".
- А кто все же разрушил завод? - спросил Алесь Гавриленко, лучший спортсмен в школе.
- Известно кто - капиталист, - ответил Касьянов. - Бывший хозяин завода. - Передовые рабочие были на фронте. А подхалимов он подкупил: они и вывели из строя важнейшие дорогостоящие части оборудования, возможно, припрятали с расчетом - а вдруг вернутся старые порядки? Ищи - где что. Оборудование в основном заграничное - попробуй найти к нему запасные части. Вот и страдаем. А сколько людей без работы осталось!
- Где теперь капиталист? - поинтересовались ребята.
- Удрал. Возможно, и за границу. Капиталы свои они там в банках хранили. Ест, пьет и посмеивается: попробуйте обойтись без моих машин. Революции вам захотелось? Вот вам революция - голод. Но ничего, без капиталистов обойдемся. Мы, рабочие, наживали для них капиталы.
Лешка слушал пионервожатого и вспоминал, как тяжело довелось отцу после войны без работы, как искал он заработка, чтобы прокормить семью. И само собой вырвалось:
- Вот поймать бы того буржуя и заставить собственными руками восстановить все, что разрушил!
Касьянов улыбнулся, и все пионеры засмеялись: уж очень воинственный был у Лешки вид.
- А что я плохого сказал? - смутился Лешка.
- Правильно, Леша, - поддержал его Касьянов. В последнее время он не раз наблюдал, как возмущались рабочие несправедливыми порядками, как бурлила в них классовая ненависть. А ведь Лешка был сыном рабочего.
На улице загремел трамвай. Задрожали в окнах стекла.
- Дзынь-дзынь!.. - монотонно и непрерывно звонил кондуктор, призывая прохожих посторониться: уж очень близко от тротуара были рельсы. Касьянов посмотрел на часы:
- Пора, ребятки. Споем на прощанье и пойдем, - и сам начал:
Взвейтесь кострами,
Синие ночи…
Все дружно подхватили:
Мы пионеры -
Дети рабочих.
Близится эра
Светлых годов.
Клич пионеров:
- Всегда будь готов!
Со школы домой Лешка возвращался с Зосей Гавришук. Девочку эту с длинной золотистой косой и васильковыми глазами привел в конце сентября в класс директор школы.
- Вот новая ученица, - сказал он. - Ее вместе с родителями наше правительство вырвало из застенков Западной Белоруссии. Теперь она будет учиться в нашей советской школе.
Преподаватель математики Геннадий Казимирович Аврамович (старый уже человек, он очень хорошо знал свой предмет, но был ужасно близорук, из-за чего постоянно путал учеников) посадил Зосю за парту рядом с Лешкой. Урок продолжался.
На переменке все обступили Зосю. Сначала присматривались к ней, не решаясь заговорить: все же девочка прибыла из-за кордона, где властвовали капиталисты и помещики. А узнать обо всем хотелось. Наиболее смелой оказалась "святая троица". Мария Броньская что-то шепнула Мишке Кроту. Ева Проньская кивнула: "Ага, спроси".
И Мишка спросил:
- А церковь там у вас была? Молиться можно? Зосю удивил такой вопрос, однако ответила:
- Была…
- И ты молилась?
- Я - нет. Тата меня не принуждал молиться.
- Твой батька безбожник! - выкрикнул Мишка.
- Я тоже, - спокойно сказала Зося. Броньская и Проньская поморщились.
- А разве в школе у вас не преподавали религию? - спросила Броньская.
- Преподавали. На эти уроки ходили католики. А я - православная.
- Да что вы тут обедню наладили! - не выдержал Лешка. - Зося, это интересует только "святую троицу": Михаила, Марию и Еву. Ты лучше расскажи, как там люди живут.
Лешку поддержали:
- Да, да, расскажи, Зося. Ведь там наши белорусы, - сказал Володя Биневич. У него были родственники в Западной Белоруссии, где-то в деревне за Столбцами. От них изредка приходили письма, из которых Володя знал о тяжелой жизни за кордоном. Биневичу было стыдно перед Зосей за "святую троицу", которая испортила начало знакомства.
- Живут тяжело, - начала Зося. - Борются за лучшую жизнь…
Всю переменку она рассказывала о крестьянско-рабочей Громаде, в которой был и ее отец.
На втором уроке учитель Аврамович вызвал Зосю к доске.
- Начерти треугольник и докажи равенство углов. Зося начертила треугольник, но когда доказывала равенство углов, пользовалась польской терминологией. В классе притихли. Зося волновалась.
- Когда конт одного конта…
- Ничего, ничего, - подбадривал ее учитель. - Я понимаю…
И в этот момент Мишка на весь класс рявкнул:
- Конты-шмонты, пшекае неизвестно что…
Зося покраснела, словно ее обдали кипятком. Учитель вскочил.
- Кто сказал это - пусть выйдет из класса! - и стал искать близорукими глазами обидчика.
Мишка нагло улыбался.
- Долго я буду ждать? - спросил учитель. - Там, в Западной Белоруссии, где жила Зося, позакрывали белорусские школы. Гавришук не имела возможности учиться на родном языке. Это трагедия половины населения Белоруссии. Тот, кто обидел девочку из угнетенного края, пусть выйдет и подумает о своем поступке.
Миша не тронулся с места, но уже не улыбался.
- Неужели вам не стыдно за своего одноклассника? Вы что, солидарны с ним?
И тут Лешка взорвался: выскочил из-за парты, подбежал к Мишке и схватил его за шиворот:
- Вон из класса, церковная крыса…