– Ну, мы пошли, – сказали мы с Астей и пошли налево.
У меня что-то в глазах защипало – наверное, моль какая-нибудь.
А Демид с Захаром направо пошли.
А люди, которые шли за нами, тоже пошли – кто направо, кто налево.
Мы остановились, подождали их, а они подошли к нам и выстроились в шахматном порядке.
– Вы чего это? – спрашиваю.
– Мы все по своим делам, – говорят люди. – Вы не переживайте, идите себе спокойно.
– Да, не переживайте, – говорит старичок, которому лет за сто.
Я говорю ему:
– За вас-то я спокоен, а вот Астя волноваться будет.
Астя говорит:
– А сколько вам лет? А почему вы такой седой? А где ваши вещи?
– Вот видите, – говорю, – уже переживает.
– Не переживай, девочка, – говорит старичок. – Мне сто двадцать, потому и седой, а вещей у меня нет, не нужны мне они.
Астя говорит:
– Пойдём, Кимка, дальше, всё нормально.
Мы с Астей сорвались и побежали. Бежим, а сзади топот, как будто конница. Мы притормаживаем, и топот смолкает. Тогда я посвистел немного, и сзади такой свист раздался – хоть прячься. Мы тогда совсем медленно пошли. Уже ночь настала, а мы всё идём и идём. Тут к нам подбегает человек из тех, что за нами идут, и говорит:
– Имейте совесть, мы спать хотим, а вы никак не останавливаетесь.
А я говорю:
– Вы же по своим делам шли?
А человек говорит:
– Конечно, по своим делам. А своё дело у нас одно – за вами идти и не отставать. Некоторые говорят, что вы просветлённые, и мы тоже хотим.
– Эх, вы, – говорю я. – Мы тёмные люди.
И мы с Астей тут же с дороги сошли в лес, и нас сразу же потеряли.
Астя говорит:
– Мы, Кимка, по дороге ходить больше не будем, только разве что она попадётся нам на пути.
Мы отошли порядочно, чтобы нас не нашли, развели костёр, и Астя стала свои пятки сушить.
– Это очень полезно, – говорит Астя, – сушить пятки, если ты их не сушил давно. Ты, Кимка, попробуй.
А я смотрю на костёр, а он то вид Демида примет, то Захара, то нас с Астей, то в толпу превратится. И я говорю Асте:
– Ты пятки-то суши, а на костёр не смотри, он тут принимает сигнал какой-то. Будем смотреть – так перед костром и останемся.
А Астя говорит:
– Раз принимает, то и отправляет. Давай сигналы посылать, а то за нас их другие пошлют.
Мы пару раз просигналили. Явился волшебник, грустно сказал:
– Ну чего?
– Да ничего, – говорим мы. – Просто так балуемся.
– Вы тогда меня отсюда снимите, – говорит он (а он как раз в ветках застрял), – а я вам потом уши надеру.
Мы говорим:
– Хоть вы и волшебник, но у нас таких желаний не было.
А он говорит обиженно:
– Мне лучше знать. И вообще, вы на своём дне рождения добрее были.
Я спрашиваю:
– И не трудно вам всё это вися вниз головой говорить?
– Трудно, – говорит волшебник, – но что поделаешь.
– Что-что, – говорим мы. – Наколдуйте.
А волшебник:
– Я тебе наколдую сейчас, – а сам на ветку влез нормально и уже вниз спускается.
Астя встала рядом со мной плечом к плечу, чтобы показать, какие мы бесстрашные, или ещё зачем-то.
Волшебник спустился на землю, отряхнулся и говорит:
– Не умею я всякие волшебства делать, если я на земле не стою. А вот теперь запросто. У вас, кстати, ещё несколько желаний осталось. Может, что-то уже придумали? – а сам в это время зарядку делает.
Мы тоже стали с ним зарядку делать, поприседали, поскакали на одной ноге, понаклонялись, вправо, влево, вперёд, назад, и говорим:
– Придумали, потому что за нами толпа, и им всем просветление надо, вот и делайте.
А волшебник скривился, стал нам всякие обидные рожи показывать. А потом, когда успокоился, говорит:
– Не много ли на одну планету просветлённых будет?
– Нормально, – говорим мы, – в самый раз.
На мгновение стало светло, как днём, и волшебник тут же исчез. А к нам подошёл тот старичок из толпы и говорит:
– Я сначала хотел подойти спасибо сказать, но теперь понимаю, что вам это и не нужно.
И ушёл, даже не касаясь травы – просто летел чуть выше.
А Астя говорит:
– Мог бы и поблагодарить вообще-то.
Я тут подумал, что мало на планете просветлённых, потому что надо было попросить, чтобы и Демидину толпу просветлёнными сделали. Тут снова светло над лесом стало – значит, волшебник мысли мои слушал и желания исполнял. А к нам тот самый старичок ещё раз подходит и говорит:
– Спасибо, – а потом добавляет: – Я и в твоей толпе был, и в Демида толпе, чтобы наверняка, так что теперь я дважды просветлённый. Ха-ха-ха-ха.
Мы тоже посмеялись, чтобы не подумали, что мы самые обычные. И почувствовали, что наша планета уже в космос серьёзно выходит (космические корабли залетали один за другим), и на другие планеты летят космические переселенцы, а на Земле решаются всякие проблемы вроде перенаселения и недостатка людей.
– Теперь, Кимка, к водопадам пойдём, раз всё так хорошо складывается, – говорит Астя.
А я говорю:
– Как же мы к ним пойдём, если мы не знаем, в какой они стороне?
– А мы на шум пойдём, – говорит Астя. – Где шумно, там и водопады.
Пришли мы к водопадам и смотрим на них – и сверху смотрим, и снизу смотрим – так красиво. Астя говорит:
– Я сейчас под один водопад залезу, а ты смотри, в воду ничего не роняй, а можешь тоже со мной вместе постоять.
Смотрим, а под водопадом уже стоит кто-то и смеётся зловредно.
Я говорю ему:
– Как-то вы мне не нравитесь.
А тот, под водопадом, вышел, мокрый весь такой, и сообщает злобно:
– Я никому не нравлюсь, я стандартный злодей потому что. Вот, девочка, становись под водопад.
Астя встала под воду, а злодей воду в лёд превратил. Астя ни рукой, ни ногой пошевелить не может.
– Ну, как-то так, – говорит он. – Тут на водопадах больше ничего и не придумаешь. Другое дело в пустыне, там хоть верблюдов в оазис – и убежать.
– Так это вы! – крикнул я, и так громко, что лёд раскололся, Астя освободилась и как занесёт кулак над головой злодея!
– Стоп, девочка! – говорит злодей. – Или я начну строить планы против планеты.
Астя заинтересовалась и спрашивает:
– Какие это?
А злодей залез по водопадному льду повыше и оттуда кричит:
– Телевизоры, например, все устраню!
– Да на здоровье, – говорю я. – Мы ещё поможем пойдём.
Злодей спустился, покрутился вокруг нас и грустно так говорит:
– Раз телевизоры разрешаете, тогда я лучше все цветы превращу тоже в цветы, но зубастые, я давно так сделать хотел.
Мы ему говорим:
– Вот ещё.
А я решил:
– Мы вас тогда перевоспитывать будем в нормального человека. Будете хорошие поступки совершать. Вот присядьте.
Злодей присел и спрашивает насмешливо:
– Ну присел, ну и что?
– А то, – говорю, – что полдела хорошего вы сделали.
– Какого это? – испугался злодей. – Я нечаянно, я не хотел.
– Приседание, – говорю я. – Хорошее дело. Вы, когда встанете, так не полдела, а целый хороший поступок совершите.
И злодей сидит, подняться не решается, а всякие цветы и растения в благодарность нам виться вокруг нас начали, откуда-то сакура полетела, и пахнет так приятно. Мы смотрим вдаль – а там внизу, в холме, деревья разрослись, и всё такое радужное, в цветах, и птицы летают.
– Слишком красиво, – говорит, сидя, злодей. – Вы жестокие и злые дети, зря я тут под водопадом стоял, ждал вас.
А вокруг становится всё красивее и красивее, и я вижу, что Астя, как заправская девчонка, разревётся сейчас от красоты. А мы со злодеем ещё как-то держимся.
– Хотите, маленьких злодейчиков покажу? – спрашивает злодей.
– Давайте, – говорю я. – Посмотрим.
И из травы тысячи маленьких злодейчиков выскочили и какими-то соломинками синхронно размахивать стали.
– Тоже красиво, – ревёт Астя.
Я говорю:
– Тебе, Астя, сейчас хоть палец покажи, всё тебе красиво будет.
А Астя ещё больше рыдает:
– У тебя вообще красивые руки, Кимка.
Я на свои руки смотрю – руки как руки, в царапинах.
А Астя надрывается:
– И царапины такие гармоничные-е-е-е-е…
– Не знал, – говорит сидя злодей, – что красота так людей доводить может. Я, тогда, пожалуй, встану и пойду в искусство. Пусть ревут, так даже лучше.
И я говорю:
– Так даже лучше. Хотя в искусстве таких злодеев полно. А ты, Астя, глаза закрой, и пойдём отсюда.
Как только Астя глаза закрыла, бывший злодей исчез, а реки повернулись вспять, и вода теперь не с водопадов стала спадать, а наверх, на скалы, забираться. Я Астю подтолкнул поближе к потоку и сам за нею наверх поплыл. Забрались на вершину, и Астя говорит:
– Где я нахожусь, я не представляю, но если ты мне, Кимка, глаза открыть разрешишь, то соображу.
А я ей:
– Мы, Астя, на вершине скалы, а внизу простираются поля, холмы и впадины. Вверху солнце сияет, птицы летают по прямой, а облака перистые.
Астя открыла глаза и как крикнет:
– Так и знала, Кимка, что ты кучевые облака от перистых не отличаешь!
А я ей:
– Так и знал, Астя, что ты глаза не по сигналу открывать будешь! Если бы ты глаза по сигналу открыла, то и перистых облаков дождалась бы, как ты и хотела.
А Астя говорит:
– Я не облаков хотела, а на следующий водопад забраться.
Смотрим, и вода на самом деле на следующую скалу забирается. А там, ещё выше и дальше, виднеется следующая скала, как ступенька, а за ней – ещё одна, и эта лестница не заканчивается. Мы за руки взялись и наверх поплыли. Вода в водопаде искристая такая, серебристая и освежает здорово. А Астя говорит:
– Если ты, Кимка, вдруг звёзды увидишь – маленькие такие, плоские, – то сгребай их рукой, надо набрать побольше.
А я говорю:
– Ну ты, Астя, и выдумываешь. Ты бы ещё пингвинов собирать придумала.
Но оказалось, что пингвинов не надо собирать, – они сами собрались, на самой верхней скале-ступеньке, выстроились у кромки бесконечной воды и ждут чего-то.
А я говорю:
– Смотри, Астя, море какое, и это так высоко, что моря тут быть не должно, – а сам в это время замерзать начинаю, потому что высоко забрались мы.
– Это потому, – говорит Астя, – тут море, что в море вся вода впадает, даже та, что из-под крана.
Я хотел что-то ответить, но тут кто-то из пингвинов табличку выставил, на которой написано было: "Расстройте нас, пожалуйста, видите, какие мы в линию выстроенные". И мне громкоговоритель протягивают, чтобы всем пингвинам слышно было.
И я говорю:
– Одна пингвиниха вышла на балкон, а там никого нет и скучно.
Пингвины загудели и говорят:
– Ещё давайте.
Я громкоговоритель Асте отдал, а она как крикнет в него:
– Глупые пингвины!
Пингвины расстроились и по воде блинчиками поскакали. Только один маленький пингвинёнок, ростом не выше моих ботинок, подходит к нам и говорит:
– Вы меня с собой возьмите, потому что я умный пингвин, по всяким пустякам не расстраиваюсь и в воду не бросаюсь. Можете даже задачки мне давать, но только чтобы без синусов и косинусов, а лучше всего я играю во всякие шашки и шахматы.
Я пингвина на плечо посадил, и мы смотрели, как скачут по воде большие взрослые пингвины. И я говорю Асте:
– Теперь мы можем в воду или ещё куда.
А Астя говорит:
– Лучше уж в параллельное пространство отсюда шагнуть, место как раз подходящее.
Только мы в параллельном пространстве появились, как люди вокруг нас забегали, нас плечами толкают, и все такие серые и невзрачные.
– Как вы тут? – спрашиваем мы.
– Да ничего, – говорят, – живём потихоньку, без пингвинов справляемся.
Пингвин засмущался и ко мне в карман рубашки залез.
– Пока мы тут ходим по своим делам, – говорят люди из параллельного пространства, – можете в краеведческий музей сходить и осмотреть достопримечательности. Так все делают, а зачем – мы не знаем.
Зашли мы в музей, а там кошка местная когти о музейные экспонаты точит.
– Хорошая кошка, – говорят нам сотрудники музея. – Вчера третье чучело достопримечательного животного доела, и ничего, даже живот не заболел.
Тут кошка к нам направилась, и хвост у неё трубой, и клыки как у тигра.
Мы из вежливости сразу говорить стали:
– Спасибо вам большое, очень у вас тут хорошо, и кошка ласковая, а мы дальше пойдём, – а сами к двери пятимся.
– А что это вы, – говорят люди из музея, – ещё не всё посмотрели, а уже к двери пятитесь? Не знаем, как там у вас, а у нас в параллельном пространстве это даже как-то неприлично.
А я говорю:
– У нас каждый обучен пятиться, и если вы даже такой ерунды делать не умеете, то непонятно, как вам целый музей доверили.
Но музейщики не обиделись даже, а наоборот, обрадовались – потому что в параллельном пространстве психология другая.
– Ура! – говорят. – Как радостно. Тогда идите дальше в музей, у нас там не только кошка дикая, а ещё и динозавры ожили.
– Нет уж, – говорю, а Астя меня тащит в глубь музея.
– Пойдём! – кричит. – Кимка, пойдём! Я всегда мечтала на оживших динозавров посмотреть, и чтобы они на меня тоже смотрели, а вокруг безмолвие. И это всё получится, если ты, Кимка, болтать не будешь.
А работники музея засуетились, собрались вместе, живой стеной проход закрывают и говорят:
– Нет у нас никаких динозавров, это мы так просто сказали, а то вдруг вы их у нас отбирать начнёте.
Мы через толпу перепрыгнули и в разные стороны разбежались, а один угол наш пингвин занял. И все как начали в пингвина нашего пальцами тыкать, как закричат:
– Чёрно-белое чудовище!
А я говорю:
– Зря вы так. Вполне себе симпатичный пингвин.
А пингвин наш в это время в тысяче зеркал отражается и сам этого так испугался, что ко всем спиной повернулся, и поэтому на нас из зеркал тысячи пингвиньих лиц смотрят. И жители параллельного пространства говорят спокойно так:
– Нас такими монстрами не возьмёшь, да и динозавры наши такие же, только мы боимся, что вы этого единственного динозавра у нас заберёте.
– Конечно, заберём, – говорит Астя. – Давайте его сюда.
– Не дадим, – говорят, – он маленький. Приходите, когда подрастёт. Только он не подрастёт никогда, он породы такой. Значит, до свидания.
Астя подошла ко мне и зашептала на ухо:
– Слушай, Кимка, а давай у них динозавра заберём, хоть он и маленький.
– Ну, вроде мух ваших или тараканов, – подсказывают работники музея.
Мы разговариваем, а наш пингвин с их динозавром уже, держась за лапы, из музея выходят. Оба одинакового роста и даже похожи друг на дружку. Я говорю:
– Ладно, Астя, пойдём отсюда, посмотрим, чем ещё это пространство от нашего отличается.
Мы быстро выбежали из музея, дверь за собой закрыли, а динозавр говорит тоненьким таким голоском:
– Мы у вас специально вымерли, чтобы не уменьшаться, а я вот уменьшился, и ничего.
Пингвин наш говорит:
– А наши пингвины вот живы-здоровы.
Смотрят с динозавром друг на друга и улыбаются. На нас оглядываются и говорят:
– Спасибо вам, Кимка и Астя, но дальше мы сами пойдём, потому что вместе нам весело и радостно.
– А нам с вами, – говорим мы, – тоже, может быть, весело и радостно.
– Не усложняйте, – сказал пингвин. Динозавра оседлал, и они вдаль поскакали.
– Ну вот, – расстроилась Астя. – А я динозавра как следует и не рассмотрела.
– Ничего в них хорошего нет, – говорю я. – Они или вымирают, или вдаль ускакивают.
Мы это говорим и на площадь выходим. А там, на площади, дети в оранжевых комбинезонах идут друг за дружкой вереницей, которая в улитку закручивается. Я подумал: интересно, что будет, если они до конца дозакручиваются. А они просто в обратную сторону пошли и в другую улитку закручиваться стали, только комбинезоны у них уже были не жёлтые, а зелёные с серебристым отливом.
Астя смотрит на это и говорит:
– Я всё у тебя, Кимка, спросить хотела, что ты делаешь с впечатлениями – копишь или сразу используешь?
Я ей ничего не ответил, а вслед за детьми пошёл, и Астя за мной следом направилась, и я спрашиваю у последнего мальчика:
– Что это вы в улитки закручиваетесь, а не в рогульки?
А мальчик говорит:
– У нас, Кимка, принято так. Вот когда у вас так принято будет, то вы тоже будете так закручиваться. Три раза в день восемь дней в неделю за полчаса до каждого завтрака.
– Тогда мы, – говорит Астя, – через полчаса с вами завтракать пойдём.
Мальчик говорит:
– Какие хитрые, – и ещё что-то добавить хотел, но ему в обратную улитку уже надо было закручиваться.
И тут пыль поднялась, сухие листья вверх полетели, и нас с Астей и самих чуть не унесло.
– Как у них тут всё наоборот, в этом параллельном пространстве, – говорит Астя. – Даже листья не вниз падают, а вверх летят.
