Кое-кто из старших мальчишек во время игры самовольно убегал с участка на поиски здешних кислых ягодок. "Скрытая камера", установленная возле ягодных кустов, автоматически снимала все эти вылазки. Самое смешное, что в комедию попал даже главный конструктор автоматики - ведь он был уверен, что устройство готовится для надзора за малышами! Кадры, где он, воровато озираясь, ломится через кусты - были признаны лучшими во всей лагерной фильмотеке.
- Ребята! - сказал Дмитрий Игнатьевич и вздохнул. - Я понимаю, кто-то лучше справился с заданием, кто-то хуже, одним больше повезло, другим меньше - но ведь все старались! Мне бы хотелось теперь поблагодарить вас всех, всех до единого. Но, к сожалению… - (и тут, как по команде, все взгляды обратились к Серёже и Шурке) - к сожалению, нашлись среди нас два человека, которые по сигналу отбоя отправились гулять - подальше от лагеря… Без зазрения совести… Я не знаю, куда бы они дошли и чтобы мы все сейчас делали, если бы пограничники не привели их обратно. Фамилии этих людей - Горюнов и Девятов. Они из одного отряда с нашими сегодняшними героями, Вовой Угловым и Геной Брыкиным.
И, словно перечёркивая рукой неприятную тему, подытожил:
- До выяснения всех обстоятельств - три дня без купания. А там посмотрим…
Однако "зачеркнуть" на время Серёжу и Шурку Дмитрию Игнатьевичу не удалось.
Вовка Углов, в каком-то исступлении, грозясь даже вызвать отца, убедил Лайне Антсовну отправиться в штаб сразу после конца линейки:
- Потому что если мы сейчас не пойдём, они тогда ни за что пострадают, а я тогда в отряде не останусь, я завтра на линейке фонарик брошу, и ничего мне тут не надо, пускай меня папа с мамой забирают…
Брыкин своим молчанием как бы поддерживал Вовкину скороговорку.
Пришли в штаб, к Дмитрию Игнатьевичу.
Малиновая от смущения, Лайне Антсовна попыталась объяснить:
- Это ребята… Они говорят - срочно! Обязательно…
- Что ж, заходите…
И Вовка заговорил. Слова у него подталкивали друг друга в спину - так школьники мчатся к раздевалке с последнего урока…
Дмитрий Игнатьевич выуживал из этого потока истинный порядок событий. Выходило, что Горюнов привёл в движение всю цепочку, последним звеном которой была "сцена у окна" - здесь, в кабинете.
- Но сам-то он где оказался? Уже за родниками!
- Нет, погодите! - волновался Вовка, размахивая фонариком. - "Бессовестный!" - вы сказали. При всех! А он сначала дело сделал! И разведку подготовил! И нас научил! Выходит, про плохое надо говорить, а про хорошее - не надо?
- Ммм-да-аа… - протянул начальник лагеря.
А через несколько минут в дверь постучалась… другая делегация из того же отряда. Братья Степановичи.
Никифор бережно положил на стол прямоугольный газетный свёрток.
- Это Горюнов и Девятов нашли. Вот, которых поймали… - сказал Арсений. - Ещё до отбоя выкопали. Мы им слово дали, что никому не скажем… Но, раз такое дело…
Твёрдый человек был Арсений, но всё же не каменный! Родной брат еле уговорил его.
- Ну-ка… - Дмитрий Игнатьевич с любопытством развернул газету. Сумка!
С такой же точно сумкой сколько он отшагал по фронтовым дорогам…
- Где, говоришь, нашли? - тихо спросил он у Арсения.
- Да на своём участке, в игре. Им камни мешали за кустом прятаться… Стали колупать, и вот…
"Эх, к линейке не успело!" - подумал Дмитрий Игнатьевич. Тут забежал на минуту Володя Битенков сказать, что, по его мнению, Шурка - славный мальчуган, и "нельзя ли как-то помягче"?
Только Володя вышел - в дверь снова тихо постучали. Дмитрий Игнатьевич даже привстал: на пороге мялись Гошка и Кузя.
- Дмит Игнатьич! - забубнил Гошка. - Мы только насчёт этих ребят пойманных… Вот, который из них тощий, забыл, как звать…
- Горюнов! Шура! - любезно подсказал Дмитрий Игнатьевич.
- Ага, Горюнов! Так вот, он прибегал в самом начале, говорит, приказали из штаба все камни переворачивать: тайник может быть…
Так бы нам… ни к чему было камни-то перекувыркивать. А так, думаем - из штаба… Ну, так и стали двигать… а как увидели - так прямо ошалели! Главное - он так на меня посмотрел… Выходит, не только наша заслуга - и его тоже. Так или не так?
- Спасибо, ребята! - просто сказал Дмитрий Игнатьевич и обнял их за плечи. - Всё рассказали? Ничего не забыли? Спасибо вам большое! Меня, знаете, что радует? Что у нас - никому чужой славы не надо! Вы меня сейчас ещё больше обрадовали, чем во время игры. Ну - идите.
Когда Лайне Антсовна привела Серёжу и Шурку - начальник лагеря уже имел об их личностях довольно полное представление.
Серёжу-то он вспомнил сразу: мальчик, которого привезли с опозданием в длинном красном "лимузине". Вспомнился и Серёжин отец - инженер, изобретатель.
Но по всему чувствовалось: главным затейником был Шурка. Недаром тут целая очередь стояла - заступаться за него!
Ещё Степановичи напомнили: этот Шурка самого начальника заставы про зелёный домик спрашивал. Давно, в начале смены. С дерева он, что ли, разглядел тогда. Просил Битенкова поход туда устроить!
Дмитрий Игнатьевич молча долго рассматривал беглецов. Серёжа опускал ресницы, Шурка - по глазам Лайне Антсовны учуяв перемену к лучшему - отвечал готовым к обороне пристальным взглядом.
Расцепив и снова сцепив узловатые пальцы, Дмитрий Игнатьевич просто спросил:
- Купались?
Шурка обиделся:
- Что мы, купаться ходили?
И Серёжа поднял глаза: зачем нарочно-то наговаривать?!
- Ну вот! - ворчливо рассудил Дмитрий Игнатьевич. - Убегать - так можно, а купаться - нельзя?!
Но видно было, что ответом доволен.
- Домик-то хоть успели посмотреть? - полюбопытствовал он после некоторого раздумья.
- Ну-у! Мы и снаружи, и внутри! - с готовностью доложил Шурка.
- Так. И если бы никто не пришёл?
- Да мы через три минуты уже домой бы помчались! И так ведь до линейки пришли!
Дмитрий Игнатьевич снял со стола газету - ребята увидели планшетку.
- Эх, ребята! Как бы я обрадовался вам, если б вы это мне сами принесли! Сколько раз думал: нет ли у нас следопытов?.. Музей боевой славы устроить бы… - Он прищурился. - Может - один только день без купанья? Так сказать, символически…
Шурка мотнул головой, Серёжа замахал руками:
- Нельзя, нельзя! Вся линейка слышала - три дня, а выйдет - неправда. Тут кто угодно побежит, без всякого соображения… А потом спасай его!
Начальник лагеря кивнул. Серёжа и Шурка подумали, что сейчас их отпустят, - но Дмитрий Игнатьевич молчал и как-то странно на них смотрел.
- Сложные у нас отношения! - промолвил он наконец. - Вы у меня провинившиеся - но и я у вас как будто в долгу… Будут какие-нибудь просьбы - идите прямо сюда!
На утренней линейке Шурка и Серёжа предстали перед лагерем уже в новом качестве. В небывалой тишине выслушали все отряды сообщение об их находке.
А потом, хотя и в отсветах необыкновенного - покатился обыкновенный летний день, прекрасный и обыкновенный день мирной жизни.
…Лайне Антсовна шла навстречу Шурке из канцелярии, и левую руку почему-то упорно держала за спиной.
- Шурик! - задорно сказала она. - Шурик, спляши: "калинка-малинка"!
Посылочный ящичек, чуть больше пельменной коробки, лежал у неё на ладони. Самые крупные буквы составляли приписку: "для Шуры Горюнова".
Шурка побежал к стене дома, в тень, поставил ящичек на каменный выступ. Крышка, прибитая с надлежащим стараньем, долго не поддавалась. Обламывая фанерный угол, Шурка всё же сорвал её.
Сначала увидел то, что явно было добавлено для заполнения пустого места: несколько лодочек, вырезанных неумело, но старательно из толстой, податливой, буро-красной сосновой коры, и кулёк любимейших соевых батончиков "с холодком внутри". На прокладки и обёртки друг Лёша бесцеремонно извёл свои, блистающие пятёрками, прошлогодние тетради.
А вот и бинокль. Шурка схватил его, приставил к глазам… Увеличенные подробности мира обрушились на него, закачались в поле зрения… Неожиданно вплыло лицо Лайне Антсовны - так крупно, что Шурка невольно отшатнулся. Она смотрела чуть растерянно, выжидающе. Шурка оторвался от бинокля, козлом подпрыгнул несколько раз, подтверждая: "Я рад, очень-очень рад!" - и снова приник к окулярам.
И круг света поплыл перед его глазами. Пароходики - чёрные грузовые и белые пассажирские - объявились под своими дымами смешные толстые дядьки, оказывается, приседали шеренгой в тени деревьев взрослого санатория; даже в пустом небе над перевалом обнаружился застывший, неподвластный земному притяжению коршун. Может быть, он тая замер ещё в день Шуркиного приезда - но только сейчас удалось его разглядеть.
Шурка опустил бинокль. И вдруг догадался: надо посмотреть на все с башни! Бросился к Дмитрию Игнатьевичу - так, словно башня могла через минуту исчезнуть.
- Вот! - Шурка показал ящичек. - Я бинокль получил… посылку… Можно мне в башню сбегать? Только посмотрю кругом - и назад.
- У двери, на гвозде - ключ… Дотянулся? Сними… Открывает легко. Там, кстати, и мои бинокль висит, можешь посмотреть. Только осторожно. Это - память о моём друге…
Открывая замок, Шурка думал: как неровно течёт жизнь! То - совсем ничего, а то вдруг - сразу всё! Даже сил столько нету прочувствовать. Уж хотя бы на два дня растянулось…
Как и в первый раз, Шурка видел белые точки изоляторов под крышей. И тогда он поднёс к глазам бинокль. Как всё сразу выросло! Вот серые от времени деревянные рейки, которыми прибита тёмная, в смолистых потёках кровля. Вот окна - в стекле отражается небо, из-за этого внутри домика ничего не видно. А вот и лестница - она скрылась в пятнистой живой тени от листьев.
Потом Шурка посмотрел выше, на каменную стену. Следы многочисленных осыпей казались дорожками наверх. И Шуркино любопытство быстро взбежало по ним к ровно срезанному горизонту.
По этой линии взгляд его заскользил к морю. И вдруг Шурка увидел на давно знакомой черте совершенно новый предмет: какую-то странную треногу.
Шурка оторвался от окуляров - никакой треноги не было, только точка - всё та же.
Опять приставил к глазу нагревшиеся пластмассовые кольца. Тренога! Внутри бинокля она, что ли?
И наконец догадался: точка на горизонте и есть та самая тренога. Три длинных жердины, скреплённые наверху.
Облизывая сохнущие губы, Шурка обернулся: футляр с биноклем Дмитрия Игнатьевича - на крючке, в простенке.
Приподнимаясь на цыпочках с тяжёлым футляром в руках, вскидывая ремешок, как ямщик вожжи, Шурка после нескольких попыток сдёрнул бинокль с крючка.
Присел, отстегнул толстую кожаную пряжку, открыл футляр… Тонкий старинный запах потянулся от тёмно-зелёной с отливом бархатной внутренней оклейки. Бинокль будто целился в Шурку двумя огромными линзами.
Робея под этим пучеглазым надзором, Шурка вынул бинокль и поскорей повернул окулярами к себе. Долго не удавалось сдвинуть их ближе - по Шуркиным глазам. Ага… так… теперь проверяем резкость… Ну, смелее!
Шурка ахнул! Всё было чуть темней в поле зрения этого бинокля - но зато насколько подробнее!
Вовсе это не жердины, а рыжие железные трубы со вмятинами. И наверху - толстые железные скрепы. И не верёвка - скорее, стальные тросы, целых три! С их помощью в железном треугольнике подвешен огромный металлический стакан - пустая снарядная гильза. А из стакана торчало что-то очень похожее на фитиль…
Маяк?
Шуркино воображение разыгралось. Ночь, война, непогода… Скоро должен высадиться наш десант… Партизанский отряд даёт задание двоим ребятам, Шурке и Серёже…
Под прикрытием темноты надо выйти к заброшенному светильнику и в условленный час зажечь его!
Ребята под лохмотьями прячут бутыли с маслом для коптилок. Вот зажигалка, вот толстый шнур-фитиль.
Командир отряда надевает на Шуркину руку свои часы с зеленовато мерцающими цифрами. Шурка запоминает: в двадцать три пятнадцать!
Идут… Скользко, темно, промокли насквозь. Враги наобум стреляют трассирующими пулями.
Вот, наконец, и вышка. Прятаться негде - надо лежать. Ничего, осталось двадцать минут! Масло уже залито в гильзу, фитиль пропитался…
Кажется, с моря донёсся стук мотора… Сколько на часах? Время! Зажигалка согрелась в руке. Р-раз - и огненный язык ослепил ребят!
Теперь - бегом, к единственному крутому спуску по каменной стене. Там, внизу - ждать наших. Перемахнули, уже спускаемся. Только бы не сорваться! Пулемётные очереди сменились артобстрелом. Недолёт, перелёт - маяк всё светит! По его огню наши катера уже вышли к бухте, которая не простреливается из вражеских орудий.
Бабах! Взрывная волна погасила пламя. Но теперь темнота даже к лучшему - десантники уже бегут по галечному пляжу. Ур-ра-а-а!
Конец фильма!
Большому биноклю ужасно не хотелось лезть обратно в футляр. И напоследок Шурка пробежался взглядом по лагерю: кто чем занят? Не улыбнуться было нельзя: как будто великанская рука подносила к Шуркиным глазам людей, даже не подозревавших, что кто-то наблюдает за ними.
Обнаружился невесть куда запропавший Серёжа. Никуда он не пропадал, а всего лишь, в ожидании Шурки, побежал в палату за своей любимой книжкой о дельфинах. Выйдя из палаты, раскрыл её - да так и застыл на месте.
Мимо него прошли Гошка и Кузя с необсохшими ещё ластами под мышками. Руками они изображали на ходу какие-то обстоятельства своих ныряний - как лётчики, пересказывающие воздушный манёвр.
Пробежал Вовка Углов… Шурка вздохнул: сколько людей успеваешь узнать за смену… Уже начался обмен адресами. Много их набралось и у Шурки.
В коридоре он вдруг остановился перед зеркалом… Сроду он не гляделся в зеркала - разве только когда подрисовывал усы. Или с очередным синяком - в стекло витрины, по дороге домой.
Шурку удивил собственный взгляд. Не исподлобья, как бывало… без всегдашней готовности огрызнуться, оборониться… Спокойствие, даже уверенность были видны в этом встречном взгляде.
Непривычное новое выражение не понравилось Шурке. "Толстый какой-то…" - заключил он про себя, медленно спускаясь по лестнице.
Странно всё-таки… Живёшь - ни к кому не пристаёшь, сам себе находишь занятия…
Но если есть у тебя своя забота и цель, ты уже не пылинка на ветру, уже не безразличен окружающим, тебя замечают, принимают как своего люди, которых и ты приметил… И ты уже не только сам для себя; тебе хочется что-то для них для всех сделать - и они стараются сделать для тебя что-нибудь. Так наполняется событиями жизнь, в которой тебе ничего не страшно, а только интересно: что будет дальше?!