- Вот зарыл бы свои денежки наш купец, не построил бы корабля, не купил бы красивой статуи, - он бережно взял с полки мраморную изящную руку античной богини, - и не стали бы мы ничего искать, пропала бы для людей такая красота!..
Отец любовался находкой, поворачивал её и так и эдак, пристально вглядывался.
- По-моему, это Лисипп, - пробормотал он, - хотя определённо сейчас ничего не скажешь…
- А кто это - Лисипп? - спросила Витя.
- О, это был прекрасный скульптор! Он был новатор. Он пытался передать человека в движении. Оживить мёртвый мрамор. Лисипп был…
Но тут отец заметив, что Витя пальцами придерживает закрывающиеся веки, и засмеялся.
- Ну, о любимом моём Лисиппе как-нибудь потом. А сейчас - спать.
Он подхватил Витю на руки, отнёс в постель, ловко и быстро раздел. Витя слабо сопротивлялась, но ей было приятно и так хотелось спать, что уснула она, не успев коснуться подушки.
Отец выпрямился, долго и нежно глядел на дочь. Лицо его было задумчиво.
* * *
На следующий день отец разбудил Витю довольно рано.
Он был уже одет. За столом, с заветной коробочкой в руках, с той самой, где лежала найденная вчера монета, сидела Елена Алексеевна.
- Вставай, Витек, - сказал отец, - пора завтракать. Семёныч какую-то необыкновенную штуковину приготовил из баклажанов - сотэ называется. Пальчики оближешь! Мы уже поели.
- А вы куда? - спросила Витя. - Здравствуйте, Елена Алексеевна.
- Здравствуй. Мы с Константином Николаевичем едем сегодня в Ростов. Надо показать нашу находку специалистам.
- Так что - сегодня выходной, - отец намыливал щёки, - делай что хочешь - купайся, рыбу лови, можешь с Андрюхой город поглядеть. Короче, полная свобода! Но, - отец поднял помазок, - в разумных пределах. Впрочем, я полностью полагаюсь на Андрея. Парень он серьёзный. Думаю, даже тебе не удастся подбить его на какое-нибудь безрассудство.
Елена Алексеевна усмехнулась.
- Мне кажется, уже удалось, - спокойно сказала она.
Бритва в руках отца застыла.
- Что вы сказали? - спросил он.
Витя тоже с любопытством уставилась на эту удивительно спокойную женщину. (Если бы вчера не видела собственными глазами, как у неё тряслись руки от волнения из-за древней монеты, никогда не поверила бы, что такое может быть с Еленой Алексеевной.)
Елена Алексеевна сняла очки, стала неторопливо протирать их.
- Сегодня рано утром Андрей подрался с этим… с Жекете, - задумчиво сказала она. - Думаю, что причиной явилась эта мадемуазель. - Елена Алексеевна ткнула дужкой очков в сторону Вити.
- Что вы такое говорите?! - От возмущения Витя даже села в кровати.
- Да, да! Другой причины я не вижу. Они, разумеется, молчат.
- Мало ли из-за чего могут подраться мальчишки. Они ведь все такие глупые, - высокомерно заявила Витя.
Лицо её было равнодушным, но она изо всех сил сдерживала любопытство.
Елена Алексеевна надела очки, внимательно оглядела Витю и всё поняла. И Витя тотчас это почувствовала.
- Длинный мальчишка - Жекете - очевидно, не может забыть вчерашнего купания и, наверное, позволил себе кое-какие не совсем этичные высказывания по поводу Вити. Андрей это слышал. Этого оказалось достаточно.
Отец внимательно слушал, потом с изумлением стал разглядывать Витю.
- Послушай, дочка, из-за тебя уже дерутся мальчишки! С ума сойти можно! А давно ли я возил тебя в коляске и менял тебе пелёнки! И довольно часто, должен сказать.
- Не было этого! - буркнула Витя.
- Драка была молчаливая и довольно свирепая, - спокойно продолжала Елена Алексеевна, - я не могла их разнять. Пришлось будить Олега.
- А Федька-то на три года старше Андрюхи, - проворчал отец, - неравенство сил.
- Не скажите, Константин Николаевич, на мой неквалифицированный взгляд, Федьке досталось гораздо больше.
- Значит, Андрей был прав, - убеждённо отозвался отец.
- Ну, вам-то лучше знать. По этому вопросу вы большой специалист. Мне кое-что порассказал Станислав Сергеевич, - добродушно сказала Елена Алексеевна.
- Вот так и подрывают авторитет начальства, - шутливо отозвался отец. - А сам наш Станислав Сергеевич, будучи ещё просто Стасом…
- Не ябедничай, - Витя зашнуровывала последний кед.
- Не буду, - покорно согласился отец. - А нам пора, Елена Алексеевна.
И они ушли.
Витя выскочила вслед за ними, первым делом взглянула на крышу мазанки - Андрея там не было. Не было его и на песчаной косе, и на понтоне - нигде не было.
Висело над морем жаркое тяжёлое солнце, непривычное, не ленинградское, был пляж из белейшего песка, такого белого, что глаза начинало ломить, если долго глядеть на него. И было притихшее до поры море, прекрасное и таинственное.
Всё было. Только Андрюха запропастился куда-то - странный мальчишка с непривычной манерой разговаривать. Витя огляделась вокруг, даже слазала на земляную крышу хибары. Никого! А вполне вероятно, что этот дуралей Жекете подстерёг его и так отлупил с дружками, что Андрюха и прийти-то не может. С этого Жекете станется…
И чем тревожней делалось на душе, тем сумрачней вокруг. Вите вдруг показалось, что вот-вот хлынет дождь. Это было глупо - откуда ему, дождю, взяться! Солнце пекло как нанятое. Андрюхи всё не было.
Витя забралась на крышу мазанки и задумалась, глядя на море. Что для него годы, десятилетия, даже века! Мгновение…
Но философствовать ей не дали. Кто-то деликатно кашлянул за спиной. Она резко повернулась и увидела улыбающегося Андрея.
Он сидел в любимой своей позе - сложив ноги по-турецки, голова чуть откинута. Левый глаз превратился в узкую щёлочку, здоровенный синяк закрывал его. На правой скуле красовалась подсохшая уже ссадина.
- Слушай, - сказала Витя, - с твоими кошачьими манерами ты меня когда-нибудь до смерти перепугаешь. Я никакого даже слабого звука не слышала.
- Ты просто задумалась. А тут ещё море шумит - понятное дело. Я специально кашлянул. А вообще-то, попробуй тебя испугать! Да ещё до смерти! Ты эти сказки кому-нибудь другому рассказывай. Здравствуй!
- Здравствуй! С Жекете подрался? Пятак прикладывал? - деловито спросила Витя.
- Пятака не было. Три копейки прикладывал. А потом ещё бодягу на постном масле. Послезавтра и не заметит никто. Дело проверенное.
- Будешь рассказывать, из-за чего сцепились, или не будешь? - так же деловито спросила Витя.
- Надо было, - коротко ответил Андрей.
Витя кивнула головой, и на этом разговор об Андрюхиных "украшениях" был окончен.
Без сомнения, Витю, как и всякую девчонку, снедало любопытство, но она изо всех сил сдержалась и больше никаких вопросов не задавала.
Андрею всё больше и больше нравилась эта девчонка - никаких охов, ахов - нормальный разговор. Ему было даже чуточку обидно, потому что драка была из-за неё. Федька позволил себе развязать длинный свой язык и сказал о ней парочку слов, которых говорить не следовало. С этого всё и началось. А она - ни полсловечка, будто из-за неё каждый день дерутся и получают фингалы под глазом. Деловитый вопрос, деловитый ответ. И все дела. Иной мальчишка и тот не выдержал бы - подавай ему подробности.
Нет, это удивительная девчонка была - парень что надо!
И спокойствие - прямо-таки королевское или олимпийское - как там говорится… Просто здорово. Все бы девчонки были такими!
"Нет, - тут же подумал Андрей, - не надо, чтобы все. Пусть будет одна такая - Витя".
Знал бы он, как она металась утром! Как ей хотелось плакать, даже солнечный день казался сумрачным.
Но он не знал.
И неизвестно - хорошо это или плохо.
- Сегодня выходной, - сказала Витя. - Папка разрешил что угодно делать. Купаться, рыбу ловить, на лодке плавать. Ты покажешь мне город?
Андрей на секунду замялся. Не больно-то приятно разгуливать по родному городу с такой физиономией.
Он замедлил с ответом на одно мгновение. Но Витя поняла его.
- Город никуда не денется. Можно и в другой раз. Ты научи меня "юлить", ладно?
- Ладно, - обрадовался Андрей.
И Вите была приятна его радость.
Друзья. От автора (продолжение)
Во все времена мальчишки остаются мальчишками. И не удержаться им от проказ. Но жизнь идёт своей чередой, и ребята семидесятых годов отличаются всё-таки от своих сверстников годов сороковых. Я расскажу вам пару историй из повседневной жизни Костика и Стаса, будущих археолога и капитана дальнего плавания. И ещё я расскажу о дружбе, которая ценилась и будет цениться во все времена.
Через неделю мама Костика успокоилась. Ничего страшного не случилось.
Костик и Стас были начеку, но Генка не показывался.
А остальных они не боялись. Когда они бывали вдвоём, победить их было трудно.
Славка и Оська с компанией как-то попробовали отколотить их, но Костик и Стас стали спина к спине, и как на них ни наскакивали, ничего не вышло.
Тем более, что самый опасный для них враг - Володька - в нападении не участвовал.
Костик вообще заметил, когда Стаса ещё не было, что Володька если и принимал участие в стычках с ним, то только для виду, чтоб от своих дружков не отстать. Костик это точно знал, потому что в самом начале жизни на этой улице, когда Володька всерьёз дрался, не было для Костика врага опаснее.
Володька был увёртливый, смелый и какой-то нечувствительный к боли.
Костик давно уже заметил, что он как-то странно поглядывает на него, смущённо как-то, и улыбается.
Ему казалось, он давно бы подошёл, просто так, по-хорошему, но боялся - дружки станут смеяться, начнут дразнить. Правда, он бы их быстренько усмирил, но брата Оську боялся.
А Оська был один из самых заклятых врагов Костика. Так, по крайней мере, казалось Костику и Оське.
Но когда приехал Стас и Костик с ним стали не разлей вода - ни днём ни ночью не разлучались, - Володька совсем загрустил.
Костик про свои наблюдения Стасу сказал. Стас подумал и говорит:
- Он, - говорит, - ещё не дозрел, этот Володька. Пусть ещё походит один. Ему же скучно с этими дураками. Пусть он ещё докажет чем-нибудь, что он нам не враг, что он дружески настроенный человек.
Уже тогда, совсем ещё мальчишкой, Стас был умным и бывалым человеком. Его отец и мать были наладчиками. Мастерами высокого класса, специалистами по судовым установкам. И потому Стас с ними все моря объехал, многое повидал, ума поднабрался.
А сюда они приехали налаживать завод, автоматическую линию. Немцы, когда уходили, завод взорвали, а наши сейчас его восстанавливали днём и ночью, и автоматическая линия была сердцем завода.
Поэтому Стасовы мама и папа с завода не выходили. Они там даже ночевали иногда, а Стас спал у Костика.
Его родители были славные - молодые, хохочут часто. Они были рады, что сын нашёл себе друга. Да и какие родители не радовались бы такому!
Маме Костика тоже нравились родители Стаса. Они приходили познакомиться. Только мама Костика загрустила, когда они ушли. Даже слёзы на глазах выступили. Заперлась у себя в комнате, а когда вышла, глаза у неё были красные.
Костик знал отчего. Опять, наверное, вынимала из шкафа карточку отца.
Она иногда разговаривала с отцом на карточке. И плакала. Костик один раз случайно увидел. Она тогда смутилась, прижала его к себе, стала целовать. И говорить, говорить - быстро так обо всяких пустяках, о неважных делах. Словно Костик ничего не понимал… А у него тогда слёзы навернулись на глаза, потому что понимал он её слишком даже хорошо.
Она очень боялась за Костика, у неё никого на всём свете больше не осталось. И у Костика никого - только она, мама. И теперь Стас.
А как это замечательно - иметь друга!
Жизнь пошла совсем другая - интересная. Как они ему надоели, эти бессмысленные, беспричинные драки! Это только в плохих книжках мальчишки обожают драться. У него же было просто безвыходное положение. Кому охота прослыть трусом! Легче всего сказать, что это ложная гордость, ложная храбрость, но для двенадцатилетнего мальчишки это просто храбрость, просто гордость. Безо всякого словечка "ложная". Это самоутверждение.
С едой стало получше. Азовское море очень рыбное. Стас научил Костика без удочки рыбачить. С обыкновенной вилкой.
Идёшь вдоль берега и шаришь под камнями рукой. Там бычки, налимы прячутся в щелях.
Нащупаешь вилкой - раз! - и в сумку. Иногда даже сомята маленькие попадались. Или раки.
Азовское море пресное, крабов в нём нет, а раки водятся. Как в озере или в реке.
Только с этими раками надо осторожно. Клешни у них - не приведи господь! Надо их за спинку хватать. Они злятся, хвостом щёлкают, клешнями шевелят, а сделать ничего не могут.
А если промахнёшься, тогда держись. Один такой зелёный, страшенный, как крокодил, изловчился - и цап Костика за указательный палец! Такая боль - хоть криком кричи. Он бы и заорал благим матом, если б Стаса рядом не было, если б перед ним не было стыдно.
Сразу пошла кровь, рак продавил мясо на пальце до кости. И держит. Только глазами своими выпученными вертит, будто они у него на ниточках. Костик ему хотел сразу же клешню отломать, но Стас не велел. Он в этом деле разбирался, его тоже однажды хватанули. Только не рак, а краб. Стас велел Костику не шевелиться, терпеть - тогда, говорит, рак отпускать начнёт помаленьку.
Легко сказать - не шевелиться, если боль такая, что глаза на лоб лезут, становятся вроде рачьих. Но Костик губу закусил и терпел. И верно - помаленьку рак стал отпускать.
Весь фокус был в том, чтобы выбрать момент, когда рак отпустит достаточно, и тогда резко рвануть палец.
Всё было бы, наверное, хорошо, если б Костик не поторопился. А может, и рукой недостаточно дёрнул. В общем, рванул он палец, да только рак успел ухватиться самыми кончиками клешней, которые, как известно, самые острые.
Ну, тут уж он не выдержал - так завопил, что чуть горло не порвал. Чувствует - трещит его палец, и всё тут - вот-вот этот зверь напрочь отгрызёт злосчастный палец.
Отломал он ему клешню - не отпускает, чертяка!
Но теперь между хваталками клешни щель хоть образовалась. Сунул туда Стас гвоздь и разломал их.
Кровища хлещет, Костик носом хлюпает, поскуливает, а Стас от растерянности бегает по берегу и что-то бормочет.
Но это только казалось, что он просто так бегает. Он подорожник искал.
Нашёл, оторвал листок, вымыл его в воде, потом укушенный посинелый палец вымыл, обернул его, а сверху леской прикрутил.
На всю жизнь у Костика шрам остался.
Вот какое дело - раков руками хватать.
Раз ловили они их, бродили по колено в воде вдоль берега и вдруг видят издали ещё - сидит какой-то человек на камне у самого краешка моря, делает что-то непонятное: черпает воду ладонью и льёт себе за пазуху.
Когда ребята подошли поближе, Костик вздрогнул и остановился. Это был Генка. Но какой-то странный. Куда только и девалась его наглость.
Он сидел на корточках, красномордый, губы распустил и скулит - жалобно так.
Потом мальчишки поняли - он пьяный совсем, потому что его здорово качало, даже на корточках.
Но когда они подошли поближе, Костик ужаснулся. И Стас тоже. Рубаха у Генки была распахнута, а грудь и живот покраснели и вспухли, как подушка.
И сквозь эту красноту виднелись странные какие-то переплетения голубого цвета, линии какие-то, слова - татуировка.
Вдоль линий и слов выступали капельки крови.
Генка зачерпывал ладонью воду, прикладывал мокрую руку к татуировке и тихо поскуливал.
Костик так оторопел, что даже забыл про их драку. Ему его очень жалко сделалось, просто по-человечески жалко. Боль, наверное, была невыносимая. Константину Николаевичу до сих пор жаль этих чудаков, которые позволяют себя татуировать.
Костик поставил корзину с раками на краешек камня рядом с Генкой, подошёл вплотную и спросил почему-то шёпотом:
- Генка, кто это тебя так, а?
Парень медленно повёл в его сторону красными воспалёнными глазами, бессмысленно промычал что-то и затряс головой.
Но вот глаза его прояснились, он узнал Костика. Минуту он раскачивался в той же позе, очевидно ему просто необходим был кто-то, на ком можно было сорвать злость за свою дурость. Он вдруг вскочил и изо всех сил трахнул своим сапожищем по корзине. Раки, плоды долгих трудов - ужин Костика и Стаса - веером полетели в воду.
А Генка зарычал, хрипло выругался и ринулся на Костика. Это было так неожиданно, что тот растерялся. Он перепуганно вскинул руки к лицу и попятился.
Он даже не сообразил, что надо удирать. Генка потянулся уже к нему своими ручищами. Но тут сбоку спокойно шагнул Стас и подставил ногу.