– Симулянтка и притворщица! – обрадовалась мама. – Нет у тебя никакой болезни! Градусник щелкать – старая примочка, мы этот приемчик еще в школьные годы знали! – Мама села в кресло недалеко от лежащей Агаты. – Как же давно это было – страх перед контрольными, школьная любовь, мамина косметика!
– Школьная любовь! – сразу встрепенулась Агата. – Расскажи! Никогда не рассказывала.
– Вставай, одевайся в толстый свитер и делай уроки – послезавтра в школу. И не морщи нос, учиться отвыкла! Совести совсем нет.
– Расскажи про школьную любовь. У меня же слабость после тяжелой болезни. Откажешь, а после самой будет стыдно.
Мама сидела молча, Агата видела: мама в воспоминаниях. Агата включила плеер:
Последние метры нам давались с трудом,
А дорога кончается там, где начинается дом...
Андрей Макаревич и "Машина времени" – мамины любимые, Агата поднесла наушник к маминому уху. Когда песня кончилась, спросила:
– Мама, дашь мне эти сережки поносить? Такие классные, мне пойдут, то есть покатят.
– Привыкла все вымогать, – засмеялась мама, – пока болела, очень обнаглела.
– Стихами заговорила! Супер. Ну рассказывай про любовь.
Мама начала рассказ:
– Я была тихоней, а мечтала стать смелой и решительной. С каждого понедельника надеялась начать новую отважную жизнь. И вот однажды на уроке мне в щеку влетела какая-то коробочка, довольно тяжелая. Попала почти в глаз. Я осмотрела класс и сразу увидела: Сашка Компотов сидит отвернувшись от меня и слишком подчеркивает свою полную непричастность. Сразу поняла: это он.
Учительница ведет урок, а я зашипела:
– Сашка!! На перемене убью!
Он отвечает:
– За что? – А глаза лжесвидетеля, как у тебя, Агата, когда врешь. – Мама смеется сразу над Сашкой Компотовым и над своей дочерью Агатой.
– Рассказывай, мама. Как интересно! Коробкой по щеке! Ну как сегодняшний мальчишка. А ведь было в давние времена.
– У меня под глазом расплылся синяк, а в это время географичка тычет в меня указкой:
– Вон из класса.
– С удовольствием, – неожиданно дли себя нахально отвечаю я и, топая, иду к двери.
– Родителей позовешь, – злющим голосом требует географичка.
– Обязательно, – отвечаю таким тоном, как будто говорю: "Не дождетесь". – Меня чуть не укокошили, а вы меня за это вон из класса.
Тут не выдерживает Компотов и орет на весь класс:
– Она при чем! Она ни при чем! Тихая, как мышь! Это я в нее кинул, а в коробку камень спрятал. – И добавил на всякий случай: – Нечаянно!
– И ты выйди вон, – не повышая голоса, велела географичка, она была злая, но никогда не кричала. Говорила очень тихо от презрения к нам.
Стою я в коридоре, мне весело, первый раз в жизни выгнали из класса. Я смотрю в окно, становится скучновато. И тут вылетает в коридор Компотов:
– А ты не такая уж тихоня, классно ты ей хамила.
– Я не хамила, я вообще этого не умею.
Он захохотал:
– Хамить умеют все, это легко. А у тебя фингал классный! – И он дотронулся до темного фингала под глазом.
Тут звонок на перемену, географичка прошла со своей идиотской указкой, пристально посмотрела на пару у окна. Компотов крикнул ей вслед:
– Выгонять из класса нельзя! Это лишает человека права на знания!
Она не обернулась, а я поняла: Компотов мне нравится. И он, кажется, это понял. Откуда? Не знаю.
– В воздухе пронеслось, – со знанием дела сказала Агата, – рассказывай, мама, дальше. От любопытства температура может повыситься.
– Дальше все не так гладко. Вылетели из класса наши шестиклассники, Ленка косая как заорет:
– Компотов на тебя запал! Я первая догадалась! Первая!
Он от меня отпрыгнул далеко и кричит:
– Косая! Замочу! Заглохни!
Она отбежала на безопасное расстояние:
– Молчи! Все сразу поймут, что ты на меня запал! А ты же тащишься от нее! – И тычет в мою сторону пальцем: – Красавица с фингалом! И вообще!
Все вокруг хохотали. Это было объяснение в любви. С Ленкиной стороны тоже.
Мама мечтательно подняла глаза к потолку, так она выразила свое отношение к Ленке. Получилось – у Ленки дурацкий пафос, а у мамы тонкий юмор. Агата все оценила и смеялась до слез, забыв, что полчаса назад была на краю гибели.
– Мама, а этот Компотов долго был в тебя влюблен? Тащился то есть?
– Тащился долго, вечность. До ноября – недели три.
Агата смеялась весело, а мама немного грустно. Но этой грусти Агата не уловила: дети не так внимательны к родителям, как родители – к детям. Это несправедливо, но так устроен мир.
Агата продолжала приставать:
– Мама, а он потом стал ухлестывать за Ленкой?
– Да. Как ты догадалась?
– Ну как же? Она настырно лезла к нему, он сдался. В каждом классе есть такая, наверное, во все времена – без самолюбия, без гордости. У нас тоже есть Лидка. Но я с ней разбираюсь просто – луплю.
– Вставай, больная несчастная, – мама потащила с Агаты одеяло, – от долгого лежания бывает слабость и грусть.
Агата стояла в халатике на пороге ванной:
– Грусть вообще лишнее. Если ни с кем не поругаться, то и грустить нечего.
Агата в те минуты не знала, что грусть подстерегает ее в самое ближайшее время.
Мама заспешила на работу, Агата позавтракала, включила музыку и стала решать примеры. Если не придуриваться, они легкие. Пела Арбенина:
Ты дарила мне розы, розы пахли полынью,
Знала все мои песни, шевелила губами,
Исчезала мгновенно, не сидела в засаде,
Никогда не дышала тихонько в трубу.А потом было лето, мы прощались и знали:
Мы с тобой одной крови, мы небесных кровей.
Твои драные джинсы и монгольские скулы,
Ты была моей тайной, зазнобой моей.
Решив примеры, Агата отодвинула задачник, глянула на мобильник – скоро кончатся уроки, Леха позвонит или забежит к ней. Расскажет параграф по истории. Слушать Леху в сто раз интереснее, чем читать учебник. Он смешно рассказывает даже серьезные вещи.
Агата вспомнила, как на днях Леха рассказывал ей урок по ботанике:
– Значит, врубайся: жираф живет в Африке, на нем рисунок, и его ни фига не видно. Если испугается, сразу делает ноги. Он ест листья с высокого дерева, а другим зверям фиг достать. Что ты смеешься, Агатище?!
– Леха! Если бы я стала директором школы, я бы училок вообще отменила. Одну Клизму оставила бы – она прикольная. У нее нет личной жизни, пусть работает и отдает детям душу. И Курицу, ладно, нам стихи не рассказать друг дружке, пусть она. А остальные зачем? Мы все друг дружке расскажем по очереди, классно?
– А что? – серьезно задумался Леха. – То есть ты бы мне иногда рассказывала географию? И решала бы за меня задачки? Обжилишь, Агатище!
Так они некоторое время с удовольствием порассуждали о реформе школьного образования. В конце Агата добавила:
– Биологичку Розу тоже надо оставить, она много знает про обезьян, а они смешные. Я их люблю, мартышек разных.
Леха вдруг заторопился. Агата не поняла, куда он полетел. А он и в тот день беспокоился, чтобы разговор с мартышек не перешел, например, на кошек. Барс по-прежнему молчал, Леха с ним бился зря.
– Мне в магазин! – крикнул он от лифта. – За картошкой-моркошкой. – Убежал. Агата болела и полдня улыбалась, вспоминая, как он рассказывал урок про жирафа.
Сегодня Агата поджидает Леху, он поможет ей во всех этих довольно скучных уроках – история, английский, литература. Стихи вдвоем учить намного легче.
Но Леха все не шел и не звонил. Мобильный не откликался. "Временно недоступен" твердила противная тетка. Иногда она переходила на английский, для понта, наверное.
Леха так и не пришел.
Редакторша идет через двор, она задумалась, забыла о своей новой походке, легкой и очаровательной, шагает, как придется. Она спешит на собрание клуба бывших обиженных.
Сегодня Умница на самом деле обиженная. Поссорилась вечером с мужем.
– Держи спину! – сказала она ему за ужином. – И не распускай живот!
– Ты нудная, – огрызнулся он.
Дочь прыснула и не поддержала никого из них, ушла к себе в комнату. А сын сказал:
– От твоих, мам, замечаний, голова становится квадратной.
Она перестраивала свою жизнь и жизнь своей семьи. Но это происходило с трудностями, небыстро. Каждый проявлял свой характер.
– Надоело, – вякнул муж.
– Еще как! – добавил сын.
Дочка высунула голову из своей двери:
– Мама, можно мне тортика? Кусочек. Очень хочется, мам.
– Мучное и сладкое! В дверь не пролезешь скоро! Гимнастику бросила!
– Для родного ребенка торт несчастный пожалела! Ну и ешь его сама!
– После пробежки можно, – нудила Умница, – после физической нагрузки можно. А валяться на диване, не отключать музыку от ушей, а уши – от музыки – это нездоровый образ жизни. Все, разговор окончен.
Редакторша уснула в дурном настроении. Всю ночь ей снились люди с квадратными головами и толстыми животами. Они смеялись и кричали: "Нудная!"
Она спешит сегодня в клуб, но не станет там жаловаться на жизнь. Все еще утрясется. Как говорят сегодняшние молодые люди – устаканится. А с семейством своим она еще разберется. У нее хватит силы воли, упертости и энергии сломить их сопротивление. Будет красивая семья, где все ведут здоровый образ жизни, никто не сутулится, не толстеет, не валяется на диване. Никто не лишает других полета, не подрезает крылья.
Она шла через двор, немного сутулая, широко шагала и даже не думала об этом. Грустные мысли одолели редакторшу.
И тут на весь двор раздался крик:
– Мне подрезали крылья! Были крылья! Теперь что осталось?
Голос был противный, ехидный. Она поняла – ее дразнят. Задели за самое больное: крылья. Они были, теперь их нет. Все ее старания разбиваются о глухую стену сопротивления семьи. Редакторша иногда тоже любит выражаться красиво и пышно, как в сериалах. Это безвкусно? А кто сказал, что у редакторши хороший вкус на слова? Вовсе не всегда.
– Мне подрезали крылья! Бескрылая жизнь! Отрава, а не жизнь!
Издевательство. Голос неутомимо вопил на весь двор. Откуда он раздавался, определить было трудно. Огляделась – много открытых форточек. На балконе женщина вешает белье. На другом старик кормит голубей. Кто орет?
Печальная история Умницы с подрезанными крыльями была известна только Экстрасенсихе. И теперь получалось, что Экстрасенсиха вместо того, чтобы хранить тайну своей клиентки, кричит громким отвратительным голосом.
– Этого я так не оставлю! – крикнула Умница изо всех сил, задрав голову. – В милицию заявление подам! Моральный ущерб! Меня травмируют эти крики, эти насмешки!
Во дворе появилась Суворовна:
– Заяви, заяви, редакторша! Взяли моду над людьми насмехаться! – она хихикнула совсем не сочувственно. – Участковый Угорелов только что был на Лунном бульваре, я лично его видела. Шагает и песни поет, а у нас разный моральный ущерб и насмешки.
Умница догнала Угорелова. Он шел медленно, заложив руки за спину, выставив на видное место на животе кобуру с пистолетом.
– Я вам официально заявляю, – запыхавшись начала редакторша, – меня оскорбили!
– Всех оскорбляют, мы живем в такое время – оскорбительное, – вяло отозвался Угорелов и пошел дальше.
Но она не отстала, шла с ним рядом:
– Моральный ущерб – это серьезно! Я выбита из колеи!
– Моральный ущерб надо доказать. Заболели от обиды? Или с работы выгнали? Или клиентов потеряли?
Редакторша смотрела, как он загибал пальцы один за другим, и отрицательно мотала головой. Не заболела, не потеряла клиентов и с работы пока не выгнали, что вообще странно. Ее деятельностью все недовольны – писатели, коллеги, начальство. Но всем как-то не до нее. Одна писательница однажды возмутилась, но редакторша это легко пережила. Она никогда не относилась к писателям серьезно. Ей казалось, что они целиком зависят от редакторов. Эта уверенность дает редакторше превосходство над теми, кто считает себя творческими личностями и даже талантливыми художниками слова. "Ты сочинил, а я все переправила", – говорила она про себя, когда своей шариковой ручкой водила по рукописи и вместо точных слов вставляла первые попавшиеся. Каждый становится уверенным в таких ситуациях. Иногда ее выгоняли с работы, но издательств в городе много, она устраивалась в другое, в третье...
Угорелов уточнил:
– Тем более вы даже не знаете, кто вас развел, чей это прикол?
Он включил свой плеер, его обожаемая Земфира пела:
Город грустил со мной,
Летел за мною следом
Снегом вчерашним.
Старые кассеты, откровенья,
До одуренья
Вспоминала,
Как летала.
Твои картинки мне глаза сожгли.
Редакторша продолжила свой путь в клуб. По бульвару летел хриплый наглый крик:
– Крылья подрезали! Кто дал право?
В школьном дворе у трансформаторной будки курили мальчишки шестого "Б". Мужские разговоры тоже бывают оживленными, особенно если они касаются трех тем: училки, футбол и девчонки. Какая из них самая интересная? Ну конечно, девчонки. Чтобы соблюсти видимость безразличия, о них говорят с ехидством и снисходительно, свысока:
– Эта считает себя первой красавицей, – Гриша выпустил дым, он курил трубку, – a какая же она красавица? У красавицы не только красота, у нее должна быть манера. А без манеры так, девчонка и девчонка. – И опять выпустил струю дыма. Ради этих струй он и курил, казался себе мужественным и вообще крутым.
– А кто, по-твоему, красавица? – Леха набычился, но старался спросить безразлично, этого хватило ровно на секунду, и Леха рявкнул: – Твоя Бомбина, что ли, престарелая? Десятый класс, давно пора замуж Бомбине! А она с пацаном на лавке сидит! – Леха захохотал нарочно, смех был такой противный, что неминуемо должна была начаться драка. Мальчишки улыбались и ждали спектакля. Но Гриша ответил спокойным, очень взрослым тоном:
– Бомбина – первая красавица Лунного бульвара. – И убрал трубку в сумку. А перед этим спокойно выколотил из нее горелый табак. Спокойствие делает Гришу взрослее и умнее.
Леха тоже хотел показать безразличие, он-то знает, что Агата намного красивее Бомбины. Но, видно, невозмутимости научиться нельзя. Леха смотрел на облака, насвистывал песенку, делал каменное лицо, обводил всех холодным взглядом. Не помогло.
– Ты чего, Леха, – тут же спросил Барбосов. – О землю стукнулся, когда с крыши падал?
Тут от кружка девчонок, которые тусовались невдалеке, около баскетбольного столба, отделилась Агата. Она подошла к мальчишкам:
– Ничего он с крыши не падал, Леха тренирует силу воли – не хохотать, не возмущаться, не орать. Правда, Леха? Он натренировал кота Барса на прикольные песни. А ты, Барбосик, знаешь только свой мотоцикл. А где ум? Ну и молчи. А Гриша вообще самоуверенный, умные люди это скрывают, а ты, Гриша, выставляешь свою самовлюбленность.
Агата никого не боится – здесь Леха. А Леха молча смотрел вдаль, пока Агата произносила свою пламенную речь в его защиту. Но в конце не выдержал и захохотал, как обычно, громко и заразительно. А за ним – Агата. И вот уже все смеются – Барбосов, Гриша и все, кто был близко и даже далеко.
Леха курил со всеми вместе, хотя он спортсмен, а им курить категорически запрещено. Он оправдывал себя: "Нервничаю. Из-за Барса. Не поет, гад. Даже не говорит".
– Почему шестой "Б" не на уроках? – налетела на компанию завуч Оксана Тарасовна. – Новая мода – прогуливать всем классом!
– У нас день здоровья, – первым сообразил Гриша.
Оксана растерялась от такой наглости: клубы дыма и здоровье? Она побежала в учительскую проверить расписание: вдруг и правда в шестом "Б" день здоровья?
Дым валил из-за трансформаторной будки. Bсe сдерживали смех.
Оксана неслась по лестнице, а шестой "Б" тихо прошел следом за ней. И пока она изучала расписание в учительской, они заняли свои места в кабинете биологии. Мирно расселись среди кактусов, фиалок и чижиков в клетках.
Агата не поверила своим глазам – по Лунному бульвару шел Леха с чужой девчонкой. Желтая, хорошенькая шапочка сдвинута набок, стройные ноги, коричневая курточка под замшу. И рядом Леха, ее сумка на его плече, а на ее плече его рука. Девочка щебетала, как птичка. Леха слушал и кивал, а иногда они смеялись. Он не заметил Агату. Или сделал вид, что не видит ее. В данном случае не так уж важно.
Агата стояла посреди бульвара, как будто ее стукнули по голове. "По кумполу", как выражался иногда Леха.
– Я рада, что мы с тобой познакомились, – долетел до Агаты щебет, – я давно на тебя западаю, а ты ноль внимания.
– Я тоже рад, – честным голосом ответил он.
Удивление и возмущение приковали Агату к месту. Но ненадолго. Она сорвалась и побежала по дорожке. Она крикнула:
– Ну, Леха, погоди!
Но он не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
Это был конец любви, она ушла навеки. В любви, кстати сказать, многое навеки. Или так кажется...
Агата дома рыдает в подушку. Она ругает Леху:
– Гадский гад! Изменщик! Отниму кота, никаких общих Барсов! У меня с тобой вообще нет ничего общего!..
А в это время Леха идет с чужой девочкой по бульвару, смеется и совсем не думает об Агате. А может быть, думает? Пока неизвестно.
Начало у этой истории было совсем обычным. Леха бежал по Лунному бульвару, он надеялся встретить Агату. А встретил, наоборот, Лидку Князеву, которой был вовсе не рад. "Сейчас приметается нудная Лидка корявая", – подумал Леха и хотел прошмыгнуть мимо. Он предвидел все Лидкины вопросы: "Не видел ты, Леха, Виртуала? Я его ищу". И еще: "Там пес Степа болтает свои глупости, а твой Барс умеет разговаривать? Или ты лапшу на уши всем навешал?" Ну такая противная эта Лидка! Леха скользнул мимо нее, она позвала, но он не услышал, вернее, сделал вид, что не слышит.
Там, впереди, был кружок шестиклассников. Агата была там, ее он всегда видит издалека – белая курточка, белая шапочка, а юбка сегодня зеленая, под цвет глаз. Он ускорил бег, но вдруг притормозил: Агата может спросить про Барса, а кот никак не хотел разговаривать. Вот и сегодня Леха бился с ним целый час:
– Скажи свое имя! Барс! Ну скажи!
Кот ел сосиску, нагло смотрел и молчал.
– Бревно тупое! – орал Леха. Тогда кот ушел под диван. Оттуда он глядел зеленым глазом, но молчал. Даже не мяукнул ни разу.
– Может, ты немой? Или такой упрямый? Смотри, я тебя обменяю на другого кота, на помойке котов сколько хочешь.
Барс молчал и ехидно смотрел на Леху. Он, видно, хотел дать понять: "Я не твой, я общий. У Агаты – половина, даже больше. Меня нашла Агата".
– Даже собака умеет разговаривать! Правильно считается, что собаки умнее кошек!
Ноль внимания.
Тогда Леха убежал на бульвар, намерения у него были самые хорошие – повидаться с Агатой, угостить ее мандаринкой, поговорить о чем попало и хоть разок поцеловать ее прохладную розовую щеку.
Лидка осталась позади, Агата совсем близко. И тут Леха остановился. Он увидел девушку. Девушка была хорошенькая, она махнула Лехе рукой и улыбнулась. Тогда Леха махнул ей в ответ и тоже улыбнулся. Они пошли рядом, она сказала:
– Меня зовут Аля, можно – Аня, можно – Алла.