Увлекательная повесть о приключениях трех подростков, решивших отправиться на поиски тайника, оставшегося еще со времен гражданской войны…
Первоначальный вариант первой повести Виктора Сидорова, в дальнейшем в значительной мере им переработанный. По сравнению с окончательной редакцией первый вариант кажется весьма слабым в художественном плане, однако он может представлять значительный интерес для сравнительного анализа: по двум редакциям хорошо видно, насколько стремительно развивается мастерство писателя. В позднейшей редакции гораздо тщательнее, интереснее прописаны герои, исправлены и отточены отдельные места, убрано все лишнее.
Содержание:
-
Друзья встречаются вновь 1
-
Могила партизана 1
-
Рассказ дедушки Андрея 2
-
Здесь какая-то тайна 2
-
Одним белым пятном меньше 3
-
Неожиданное решение 3
-
Ссора 4
-
Сюрприз дяди Феди 4
-
Мир 5
-
Перед походом 5
-
На норд-ост 6
-
Погоня 7
-
Вода в трюме 7
-
Первая ночь 8
-
Буря 9
-
На полуостров 9
-
"Эх ты, координата!" 10
-
Тридцать 11
-
У страха глаза велики 11
-
Куда идти? 12
-
"На помощь!" 13
-
Разлад 13
-
Кусок хлеба 14
-
Что было дальше 14
-
Следы партизан 15
-
В партизанском лагере 15
-
К неизвестному треугольнику 16
-
Несчастье 16
-
Белый камень 17
-
"Скорее бы утро…" 17
-
Лицом к лицу 18
-
Миша 19
-
Гость из города 19
-
О чем рассказал старый партизан 20
-
Подарок 20
Виктор Степанович Сидоров
Тайна Белого камня (ранняя редакция)
Друзья встречаются вновь
К Мише Боркову с утренним пароходом должен был приехать из Барнаула на летние каникулы двоюродный брат Лева Чайкин.
Миша с мамой пришли на небольшую пристань в тот момент, когда пароход, издав глухой гудок, появился на изгибе реки. На берегу сразу все ожило: заволновались пассажиры и встречающие, забегали рабочие, перетаскивая тюки и ящики.
Пока пароход пришвартовывался, Миша дважды пробежал по пристани, глазами отыскивая на палубе брата. Но никого похожего на него не было видно. "Не приехал", - разочарованно подумал он и побрел к маме.
Стоянка парохода была короткая, поэтому, как только матросы сбросили трап, пассажиры заспешили, сгибаясь под тяжестью узлов и чемоданов, одни - с парохода, другие - на пароход.
Первыми сошли, громко разговаривая и смеясь, несколько парней и девушек, потом группа женщин с корзинами - ягодницы, двое степенных мужчин с портфелями и небольшими чемоданчиками ("Уполномоченные", - подумал Миша) и, наконец, мальчик в соломенной шляпе. А Левки все не было.
Миша окликнул мальчишку:
- Эй, ты, в шляпе!
Мальчик оглянулся. Он был щуплый, беловолосый, на носу неуклюже торчали большие очки в черной оправе, за спиной висел рюкзак, сбоку - сумка-планшетка.
- Чего тебе?
- Левка Чайкин не ехал с тобой?
- Левка Чайкин? Я сам - Левка Чайкин!
- Ты?!
- Я.
- А почему ты в очках?
- А ты почему такой толстый? - вопросом на вопрос ответил мальчик. - Ты - Мишка?
- Ага!
Ребята обрадовались, засмеялись. Вот это да! Не узнали друг друга!
Подбежала мама, обняла, поцеловала Левку, и они поспешили домой.
Четыре года не виделись ребята. За это время Мишка стал чуть ли не на целую голову выше Левы, хотя был на год моложе его, пополнел больше прежнего.
Лева изменился мало - все такой же щуплый. Но очки, очки! Они делали его похожим на какую-то глазастую птицу. Не случайно Мишка не узнал брата на пристани.
Левке не сиделось дома. Как только приехал, сразу же уговорил Мишу сходить сначала в бор, потом на рыбалку.
Миша нехотя тянулся за братом: было очень жарко. Да и бор, и рыбалка ему уже давным-давно надоели. Куда приятней лежать во дворе под густыми кустами черемухи, читать книжку или говорить о чем-нибудь интересном. Неплохо также бить по воробьям из рогатки, с которой Миша никогда не расставался.
Но ведь Левка - гость. Пришлось Мише показать ему все деревенские достопримечательности и даже сходить с ним на озеро Синее - за три километра от Майского.
Поужинав, Миша сразу же повалился на кровать. А Лева еще облазил сад, огород и до отвала наелся сахарного гороха. И только поздним вечером, немного утомленный, лег спать. "Эх, хорошо в деревне! - подумал он, засыпая. - Завтра на рыбалку куда-нибудь подальше…"
На другое утро солнце еще только поднялось над бором, а Лева уже был на ногах и тормошил Мишу:
- Вставай, соня. На рыбалку пойдем.
- Не пойду, - недовольно пробурчал Миша.
- Вставай, вставай, нечего лениться!
- Отстань…
Но Лева все-таки донял его, и Миша, по-стариковски сопя и кряхтя, медленно поднялся с постели. Ош взяли удочки, увесистую краюху хлеба, несколько огурцов и вышли из дома.
- Веди на самые рыбные места, - потребовал Лева. - Знаешь, где они?
- Знаю. У смолокурки рыба - во! - Миша широко развел руки. - Только далековато: километров семь отсюда.
- Подумаешь, далеко! Пошли! К самому клеву поспеем.
Миша остановился, раздумывая. Потом решительно произнес:
- Пойдем-ка лучше к Ваське-бакенщику. Ближе, да и места там такие… Не успеешь рыбу вытаскивать.
- К Ваське, так к Ваське. А кто он?
- Я же сказал: бакенщик. То есть, у него дед бакенщик. А Васька - дружок мой. Учимся вместе. Родионов его фамилия.
Ребята зашагали по узенькой тропинке, которая, извиваясь, бежала у самого бора.
Могила партизана
Идти было легко. Ветерок с реки освежал лицо. Птицы уже завели свою веселую, нестройную музыку.
Лева шел и не мог налюбоваться тем, что видел вокруг. Справа - бор, слева - река, широкая, многоводная. За ней неоглядный степной простор. Солнце, выглянув из-за горизонта, как волшебник, позолотило воду, и легкая рябь реки вдруг засверкала всеми цветами радуги. А в глубине бора все еще сумрачно, таинственно. Он так густ, что утренний свет едва проникает туда.
Чем дальше, тем все ближе бор придвигался к высокому и крутому берегу, оттесняя тропинку к самому обрыву. Лева глянул вниз.
- Ого, высота! Упадешь - костей не соберешь.
Он остановился, подставив лицо речному ветру, и ветер, словно обрадовавшись, налетел на мальчика, взъерошил его светлые мягкие волосы.
- Ух, здорово! - захлебываясь ветром, восторженно прошептал Лева.
Миша остановился поодаль - близко к краю подойти не решился.
Перед ребятами блистала река во всем своем величии. Из-за крутого изгиба выполз маленький катеришко, а за ним тащились две большие баржи. Катеру, видимо, приходилось трудновато: он сердито тарахтел и чихал. Навстречу ему, как белый лебедь, гордо проплыл пассажирский пароход. Вдали то и дело раздавались гудки и сирены других катеров и пароходов.
Вдруг из-за черемушника, который рос у самой воды, выскочила моторная лодка, с белой полосой по зеленому фону от носа до кормы, и остановилась у берега - заглох мотор.
- Дядя Федя! - крикнул Миша.
Человек, сидевший в лодке, задрал голову, увидел ребят, заулыбался. Помахал им рукой и начал заводить мотор, резко дергая за шнур.
- На Красный Яр, дядя Федя?! - снова крикнул Миша.
- Ага-а! - донеслось снизу.
Наконец, мотор завелся, и лодка помчалась вверх по течению. Дядя Федя еще раз помахал ребятам.
Шляпа у него лихо держалась на затылке, белая рубаха вздулась пузырем от встречного ветра.
- Нам бы такую лодочку, - вздохнул Лева.
- Плавал я на ней. С дядей Федей. К Красному Яру на рыбалку ездили. Там язь водится.
- Вот туда бы!
- А чего - и поедем! Поговорю с дядей Федей, он возьмет. Дядя Федя знаешь какой человек? Для ребят ничего не жалеет.
Тропинка привела ребят на большой увал. В центре поляны под высокой сосной возвышался холмик и на нем деревянный обелиск со звездой из латуни.
- Что это? - спросил Лева.
- Не видишь - памятник.
- Кому?
- Партизану.
- Какому партизану? - допытывался Лева,
- Вот пристал! Откуда я знаю - какому. Партизану и все. Иди да посмотри!
Лева приблизился к могиле. Обелиск был сколочен из грубо отесанных досок. На одной из них вырезано корявыми буквами: "Здесь похоронен неизвестный партизан. Август, 1919 год".
Лева задумчиво глядел на заросший травой бугорок, от которого веяло необъяснимой грустью.
- Может, здесь не один похоронен, - тихо произнес он.
- Один. Его дедушка Андрей похоронил.
- Дедушка Андрей? Так он его знает?
- Нет. Партизан сюда случайно попал. Раненый.
- А кто его ранил?
- Да не знаю я! Вот придем - у дедушки спросишь.
Рассказ дедушки Андрея
Их встретил коренастый паренек лет четырнадцати. На крупной голове небрежно сидела выгоревшая матросская бескозырка без ленты. Вылинявшие коричневые штаны закатаны выше колен, ноги и руки по локти заляпаны свежей глиной.
- Здорово, Василь! Знакомься - это Левка. Помнишь, говорил про него? В гости приехал из Барнаула.
Из-под черных бровей на Леву смотрели внимательные серые глаза. Вася хотел было подать Леве руку, но, взглянув на грязную ладонь, опустил ее.
- На рыбалку собрались? Я тоже пойду. Вот только стену у сарая домажу… Немного уж теперь.
- Давай, мы тебе поможем, - предложил Лева.
Вася еще раз мельком взглянул на щуплую фигурку Левы, на его очки в черной оправе, улыбнулся:
- Помоги.
Миша потихоньку улизнул в черемушник и прилег в тени: охота работать в такую адскую жару! Лева остался. Он с силой бросал в одранкованную стену сарая куски тугой унавоженной глины. Они прилипали к стене, а Вася ловко разравнивал их рукой. Потом разглаживал широкой дощечкой, то и дело обмакивая ее в воду.
Кончив штукатурить, ребята отошли к колодцу умываться.
- Устал? - спросил Вася.
- Ну, что ты! Не такое делал.
На самом же деле спина и руки у Левы ныли с непривычки, а ладони и пальцы, исколотые соломой, горели, словно обожженные.
На рыбалку так и не пошли. Из-за Левы. Когда они уже собрали удочки и разбудили Мишу, пришел дедушка Андрей. У Левы сразу пропало желание рыбачить; как увидел дедушку, так и не отходил от него ни на шаг.
Выбрав удобный момент, когда бакенщик присел на чурбак и достал черную прокуренную трубку, Лева спросил:
- Дедушка, это правда, что вы партизана похоронили?
Дед Андрей сдвинул лохматые седые брови. Лева даже оробел, подумал, что бакенщик рассердился за неуместный вопрос. Но дедушка ответил просто:
- Да, похоронил.
- Расскажите, дедушка, как это было, - попросил Лева.
- Да что рассказывать-то, - проговорил бакенщик, раскуривая трубку. - Давно это случилось, да и история короткая.
- Зато интересная.
Дед Андрей улыбнулся. Улыбка у него была хорошей, доброй, глаза смотрели ласково.
- Тебе уж и известно, что интересная?
Тут и Миша, и Вася начали просить, и дедушка, наконец, согласился.
- Жили мы тогда с бабушкой на этом самом месте. Но только здесь не было ни дома, ни сарая, ни колодца. А стояли махонькая избушка и дырявый навес. Одно и было в ту пору хорошего - молодость наша и думка о счастливой жизни. А жизнь-то, ребятки, была у нас, ох, какая горькая! Хлеба и того досыта не ели.
Терпел, терпел народ, да и восстал. Против богатеев, значит. И загорелась огнем вся матушка Сибирь. У беляков винтовки, пушки да пулеметы, а у партизан берданки да пики. Вот и попробуй, повоюй! Но народ не сломишь. Одни воевали, другие помогали им кто чем мог: едой, лошадьми.
Доводилось и мне перевозить партизан на другой берег. Спишь, бывало, ночью и вдруг - бах, бах, та-ра-рах! Такая пальба в лесу или в селе откроется, что из избы выйти страшно.
И вот как-то после такой неспокойной ночи вышел я сюда, к бору, леснику срубить. Гляжу, человек лежит. Жутко стало. Подхожу к нему, а он, молодой, смотрит на меня и слезы в глазах. Шевелит губами, сказать, видно, хочет, а голоса нет. Присел к нему, ухо ко рту подставил. Он тихо так проговорил: "Фляжку…" А я слушаю, может, еще что скажет. Он громче и будто с досадой: "Фляжку, фляжку…" Два раза повторил и на реку показал.
Посмотрел я, а сбоку у него фляжка висит. Пить хочет, думаю. Взял ее, отвинтил пробку. Он жадно смотрит на мои руки, а сказать ничего не может, только пальцами шевелит.
Наклонил я фляжку, она пустая: давно, видно, воду выпил, бедняга. Бросил фляжку и бегу в избу за водой. Прибегаю обратно, поднимаю голову партизана, чтобы напоить. А он уже умер!..
Всю жизнь теперь виню себя, что не смог напоить человека перед смертью.
Дедушка умолк, посидел так с минуту, потом со вздохом произнес:
- Да… Погоревали мы с Дарьей Семеновной, с бабушкой, значит, поплакали. Но что делать? Ему уже не поможешь. Выкопали могилу у сосны и похоронили. А памятник я поставил, когда советская власть укрепилась.
- Так и не знаете, кто он, этот партизан? - спросил Лева.
- Нет, сынок, не знаю: ни бумаг, ни оружия при нем не было.
- Тогда откуда вы узнали, что он партизан? Может, он и не партизан?
- Ну, милый, мы таких людей с одного взгляда узнавали.
Дедушка встал, сунул трубку в карман и пошел в дом.
Лева сидел задумчивый, взволнованный.
- Ну, чем займемся? - обратился к нему Вася.
Лева взглянул на своего нового знакомого, грусть тотчас же слетела с его лица.
- Как чем займемся? А на рыбалку? Ведь ты сам говорил.
- Поздно. Клев сейчас самый никудышный. Если рыбачить, то уж на вечерней зорьке.
Лева почесал затылок.
- Что же придумать?
- Не сходить ли за грибами? Ты знаешь, сколько здесь грибов? Пропасть! Сами в корзинку лезут. Идем?
Лева снова загорелся.
- Скорей, скорей, - торопил он Васю, который отыскивал корзинки и наполнял водой старую невзрачную фляжку.
Здесь какая-то тайна
Неприметными тропками Вася вывел ребят на поляну. Здесь начиналась просека, уходившая далеко-далеко.
Вася остановился.
- Тут и будем собирать.
Грибов было много: подберезовики, плотные белые грибы, моховики.
И, конечно, все корзины быстро наполнились бы, ребята, довольные добычей, пошли бы по домам и, может быть, никогда не случилось этой истории, о которой написана книга, если бы Леве вдруг не захотелось пить.
Он взял фляжку, отвинтил пробку и хотел налить в нее воды, как в стаканчик. Из таких пробок-стаканчиков ему уже не раз приходилось пить. Но пробка от этой фляжки оказалась что-то уж очень мелкой. Ее стенки были сделаны из двойной толстой жести.
В это время луч света упал на дно крышки, и Лева увидел там четко обозначенный круг. Заинтересованный, он присел и стал ковырять внутри крышки перочинным ножом.
- Ребята, - вдруг закричал он, - она вывинчивается!
Миша удивленно поднял голову:
- Кто?
- Не кто, а пробка. Пробка из крышки вывинчивается… Да идите сюда скорее!
Действительно, Лева вывинтил из крышки металлическую пробку. Миша заглянул через Левино плечо.
- Что внутри?
- Бумага, кажется… Сейчас узнаем.
Лева осторожно поддел лезвием и вынул плотно слежавшийся комочек бумаги.
- Фу, - разочарованно протянул Миша. - Я думал, что-нибудь интересное.
Лева стал развертывать бумагу, но она так слежалась, что это оказалось нелегким делом.
Вася схватил Леву за руку:
- Да ведь фляжка-то партизанская! Я совсем забыл!
Как только он произнес эти слова, комочек сразу приобрел необыкновенную ценность. Глаза у Левы блеснули:
- Что же ты раньше не сказал? Я мог порвать бумагу.
- В ней, может, и не написано ничего, - равнодушно заметил Миша, - а ты дрожишь, как не знаю над чем.
Лева рассердился.
- Балда! Для того что ли тайники делаются, чтобы чистую бумагу прятать?
Он снова очень осторожно попытался развернуть бумагу.
- Нет, так не пойдет, можно порвать. Идем, Василь, к тебе, там придумаем что-нибудь.
Дома никого не было. Ребята расселись в комнате за столом. Лева прижал пальцами бумажку и стал осторожно отгибать края то иголкой, то лезвием ножа. Вася и Миша, затаив дыхание, следили за Левиными руками.
После долгих кропотливых усилий удалось отогнуть один краешек.
- Разворачивай, разворачивай дальше! - Миша нетерпеливо заерзал коленями по табуретке. - Дай-ка лучше я!
Лева так взглянул на Мишу, что тот отдернул руку.
Мало-помалу и второй край был отогнут. Дело пошло быстрее. Вскоре на столе уже лежал небольшой листок с неровными краями. Мальчики впились в него глазами. Они разглядывали чуть заметные значки, какие-то надписи, цифры. Из левого верхнего угла в правый нижний проходили две параллельные кривые линии.
Тайна! Конечно, здесь скрыта какая-то тайна. Левины щеки вспыхнули горячим румянцем.
- Вот почему партизан говорил о фляжке! Ему не вода нужна была, а эта бумажка. Наверное, он хотел, чтобы дедушка взял ее и доставил по назначению.
Рассказ бакенщика представлялся теперь совсем в другом свете.
Ребята снова склонились над столом.
Вот как выглядела бумажка, найденная Левой во фляжке погибшего партизана.