ПОЛЮБОВНЫЙ ДЕЛЕЖ
Царь, не раздумывая, действовал решительно и смело. Обследовав указанный Ванюшкой участок забора, Царь взобрался на плечи Ванюшки и с необычайной ловкостью вскарабкался по гладким доскам на забор, не обращая внимания на прохожих.
- Что, видишь? - томился внизу ожиданием Ванюшка.
- В-вижу, - не сразу отозвался Царь, обозревая за забором широкий закоулок перед приземистым, казарменного вида зданием.
Так же ловко соскочив в пыльный бурьян, он через минуту уже снова сидел на заборе. А еще через минуту стоял уже рядом с Ванюшкой со свертком в руках.
- П-пошли ко мне, - приказал он Ванюшке, зная, что дома сейчас никого нет.
Ванюшка шел сзади и щупал сверток, удивляясь, с какой легкостью Царь разрешил такую сложную задачу.
- Тяжелый? - допытывался Ванюшка, уже обижаясь, что Царь так и не дал ему подержать в руках сверток.
- Фунтов пять... шесть... - сообщил Царь, отпирая дверь. В комнате, не мешкая ни минуты, он стал распаковывать сверток. - П-посмотрим, - бормотал он. - За находку нам с тобой, брат, пятерку отвалят, а может, и больше.
С помощью Ванюшки он развернул сверток. В картонной коробке лежала большая стопка отпечатанных на папиросной бумаге листовок, а под ней находились завернутые в тряпку два тяжелых револьвера системы "Смит-вессон".
- Мура! - разочарованно произнес Ванюшка.
Но Типка многозначительно молчал.
- Т-ты осторожнее! А то как б-бабахнет! - предупредил Царь Ванюшку, когда тот, завладев револьвером, хотел нажать курок. - Т-так бабахнет - зубов не сочтешь.
Ванюшка послушно положил револьвер на место. Хотя Царь и был старше Ванюшки только на несколько месяцев, жизненный опыт у него был неизмеримо богаче Ванюшкиного.
- Знаешь, к-кому эти револьверы несли? - спросил он у Ванюшки.
Тот отрицательно потряс головой.
- К М-максимову! - пояснил Царь. - Он бы перестрелял всех городовых, если бы ему вовремя донесли револьверы... Он бы не дал себя забрать.
Ванюшке не верилось, чтобы такой мирный человек в очках, как Максимов, словно разбойник мог перестрелять всех полицейских. Но спорить с Царем не стал. Ванюшка отошел к окну, задумчиво почесывая свой вихрастый затылок. Сверток его уже больше не интересовал.
Царь же все более мрачнел. "Отдам Максимову, - решил он и за себя и за Ванюшку, - а пока спрячу". Один револьвер он засунул под перину Иванихи, а другой положил на дно своего ящика с разноцветными стекляшками и разным хламом. Надеялся он потом убрать револьверы подальше до возвращения Максимова.
Листовки Царь разделил пополам - себе и Ванюшке. Часть оставил дома, часть засунул в карман. И ребята отправились на двор.
Что они будут делать с листовками, ребята и сами не знали, просто взяли так, про запас, для какой-нибудь надобности. Сразу же у подъезда им встретилась Фроська. Она дружелюбно глядела на того и на другого. Ванюшка, тяжело вздохнув, отвел глаза в сторону.
- Что это у вас? - заинтересовалась Фроська, заметив разбухшие карманы у ребят. - А мне дадите?
Царь молча разложил свои листовки на две равные пачки и по-братски поделился с Фроськой.
- Бери... - предложил он. - У нас много.
Немного помедлив, Ванюшка тоже вынул свои листовки и большую часть протянул Фроське. Своей добротой приглашал он ее позабыть про возникшую между ними размолвку.
Молва о примирении Чайника с Царем со скоростью ветра облетела весь двор. Все поняли, что Царь снял свой запрет и снова приблизил Ванюшку к себе. Ванюшка разом почувствовал, как вернулось к нему прежнее расположение скобарей. Никто больше не попрекнул его, не обозвал обидным словом. Понял это и Серега Копейка, ласково взглянув на Ванюшку и принимая от него должную порцию листовок.
- А мне? А мне? - Тотчас не менее десятка жаждущих рук протянулось к Ванюшке, к Царю, к Фроське; листовки быстро расходились по рукам скобарей.
Ванюшка сразу нашел применение своим листовкам - стал пускать их по ветру, за забор и на улицу. "Словно голуби порхают", - хвалился он, довольный своей затеей.
- В-вы смотрите, на дворе не мусорить! - предупредил скобарей Царь, опасаясь головомойки от дворников, когда всех ребят охватило увлечение пускать по ветру бумажных голубей. Выглянув за ворота, Царь увидел, как кружились на улице белые, легкие, словно пушинки, листки. Шедшие мимо рабочие подбирали их и тут же на панели читали, поглядывая по сторонам.
И тут новая мысль осенила Царя. Он сбегал домой и принес весь запас своих листовок.
- Полезли на чердак! - предложил он, уводя ребят со двора.
Резкий, шквальный ветер с Финского залива, дувший с раннего утра, поднимал выше крыши белые, из легкой папиросной бумаги листки, кружил их штопором, уносил на соседние дворы и улицы - к заводским корпусам. На чердаке ребята пробыли недолго: Царь торопился. Был он сегодня в боевом настроении. Чувствуя, что дни его жизни на дворе Скобского дворца сочтены, что скоро придется уехать с Харичкиным, Царь развил бурную деятельность. В этот день он объявил всему непобедимому войску Скобского дворца о походе в Галерную гавань. Собравшаяся в закоулке "государственная дума" приветственными криками встретила предложение Царя и единодушно поддержала его.
Вооруженные лишь своими кулаками, скобари устроили погром встречным мальчишкам на всем пути своего следования.
На песчаном берегу возле Коммерческого порта они загнали банду Федьки Черныша с Гаванской улицы, давнишнего недруга Царя, в море. На обратном пути в саду Андреевского собора на Большом проспекте была разгромлена шайка другого врага Царя - Степки Комара. Но воинственный дух у скобарей не угасал и после этих блестящих побед. И везде в этот день, где бы ни побывали ребята, оставался после них заметный след - белые листки. Их подбирали и читали прохожие.
В массивном трехэтажном особняке на Большом проспекте Васильевского острова, где помещался Суворовский участок полиции, уже второй день было тревожно. Накануне много шума вызвали многочисленные надписи на заборах и на стенах домов "Смерть Царю!". Распространители этих кощунственных надписей до сих пор не были выявлены.
А наступивший новый день принес еще большие хлопоты. Был поставлен на ноги весь личный состав Суворовского участка. Сведения о распространяемых в заводском районе революционных прокламациях, призывавших рабочих к борьбе против войны, голода и разрухи, к всеобщей забастовке, стали поступать в Суворовский участок как раз во время дежурства околоточного Грязнова. Немедленно усиленные наряды конной и пешей полиции направились на заводскую окраину. По поступившим в участок донесениям, революционеры проникли не только на территорию самого крупного в районе завода - Балтийского, но и в цехи других фабрик и заводов. Действовали они смело и организованно.
Революционные прокламации были в этот день обнаружены и отобраны у рабочих на складской площадке кожевенного завода, на дворе мануфактурной фабрики "Лютч и Чешер", в цехах гвоздильного и кабельного заводов и, самое страшное, в казармах Балтийского флотского экипажа на Кожевенной линии и в Чекушках. В Суворовский участок полиции и в охранное отделение уже доставили более сотни экземпляров революционных прокламаций, а ни одного распространителя не удалось еще задержать. Такой суматохи в дежурной Суворовского участка не видели со времени бурных июльских событий 1914 года, когда рабочие на Васильевском острове ночью стали воздвигать баррикады в районе Скобского дворца.
Фроська первая почувствовала неладное, заметив на улице конных, а затем и пеших городовых. Когда же городовые нагрянули в Скобской дворец, Фроська быстро сообразила, в чем дело. Лазили городовые по чердакам, по крышам, заглядывали во все закоулки на дворе. Собирали они не только занесенные ветром в разные захолустные места листовки, но и каждый клочок бумаги. Она услышала, как дворник Кузьма, пробегая мимо, кому-то громко жаловался:
- Беда! Теперь всех перетрясут. - В руках у него тоже белели листовки.
Вскоре городовые стали разыскивать и ребят. Фроська всполошилась.
- Где наши мужики? - сунулась она к девчонкам, подразумевая скобарей.
Узнав, что "мужики" почти все находятся в походе, Фроська немедленно помчалась навстречу. Уже издали, на улице, в облаках пыли она услышала знакомую песню и свист. То скобари шли домой. Непобедимое войско возвращалось с лихой солдатской песней на устах:
Пишет, пишет царь германский.
Пишет русскому царю...
Гей... Гей... Гей... Гей...
Покорю я всю Расею,
А тебя в полон возьму...
Орали десятки голосов.
Впереди со свежим синяком под глазом шел Царь. Рядом шагали Ванюшка, Копейка, Цветок и другие военачальники - тоже в синяках и ссадинах. За ними - остальные скобари, воинственно настроенные и задиристые.
ДОПРОС
Встретив Фроську на полпути к Скобскому дворцу, Царь остановил свое войско.
- На дворе фараоны рыщут, - тревожно сообщила она. - Шукают, кто листки разбросал!
Упоминание о городовых сразу насторожило скобарей. Листки, только что побывавшие в их руках, приобрели теперь для ребят особый смысл. Хотя Царь ничего и не добавил к словам Фроськи, скобари поняли молчаливый приказ своего вожака: "Держать язык за воротами!" Так гласил один из основных законов на дворе Скобского дворца.
Ванюшку же Царь отвел в сторону и предупредил:
- Где взяли листки - могила! Не было ни у тебя, ни у меня листков, понял? - Он показал Ванюшке кулак и покосился на проехавший мимо наряд конной полиции.
Ванюшка согласно кивнул головой.
Скобари снова тронулись в путь, но теперь без шума и свиста. Неприметно рассеялись они по многочисленным подъездам Скобского дворца. Только немногие, наиболее боевые и неустрашимые, осмелились появиться на дворе. Они сразу же были задержаны рыскавшими по двору городовыми и дворниками.
Ванюшка, как и накануне, спрятался в чайной "Огонек". Немного спустя на кухне появился дворник Кузьма и потребовал Ванюшку.
- Зачем? - тревожно спросил Николай Петрович, снимая очки.
Кузьма, задумчиво почесав свой лохматый затылок, что-то тихо сказал деду, и Николай Петрович удивленно поднял брови.
- Иди... - сказал он Ванюшке, пытавшемуся было отсидеться в углу за спинами посетителей. - Натворил, сам и отвечай...
Все же Николай Петрович отправился вслед. Упоминание дворника о "политическом деле" насторожило и Николая Петровича.
Стоявший у дворницкой городовой не пустил Николая Петровича дальше.
- Не велено... - сказал он.
У входа толпились взрослые. Какая-то женщина плакала.
В дворницкой Скобского дворца допрашивали ребят. Скобари путались, говорили невпопад. Кто признавался, что пускал листки по ветру, другие все начисто отрицали, не желая подводить себя и товарищей. Нашлись среди скобарей и малодушные, указавшие на Ванюшку, на Фроську и на Царя как на главных зачинщиков этой неприятной истории.
Царь в это время отсиживался в "Петропавловской крепости". Рядом с ним находились за забором Цветок и Копейка, тоже не помышлявшие показываться на глаза городовым. Следили они в щелку забора за развернувшейся на дворе кутерьмой, видя, как забирают и отводят в дворницкую скобарей.
Царь не забыл, как его допрашивали в дворницкой, а затем в участке. Снова попасть в руки городовых у него не было никакого желания.
- Кузьку повели, - вслух докладывал Цветок.
- Дунечку Пузину, - с тревогой бормотал Копейка.
- О-отпустят! Не стекла же мы побили, - успокаивал Царь, так и не понявший, в чем заключалась вина скобарей.
Но когда городовой потащил в дворницкую Фроську, Царя пробил пот, и он не выдержал.
- Я п-пойду, - сообщил он ребятам, глубже натягивая картуз и туже подтягивая ремень. Зачем он пойдет, Царь и сам не знал. Не слушая уговоров друзей, он полез из убежища.
Немного погодя, когда мимо провели и Ванюшку, не выдержали и Цветок с Копейкой. Вооружившись на всякий случай палками, они тоже появились на дворе.
Попав в сумрачное помещение дворницкой, перепуганный Ванюшка совсем пал духом. За широким, непокрытым столом сидели и выжидающе грозно глядели на него сутулый, с закрученными усами-стрелками жандармский офицер, околоточный Грязнов, двое в штатском. Позади у двери стояли городовые. Приведенные раньше в дворницкую скобари толпились в углу, одни испуганно, другие озлобленно взирали на полицейских.
- Подойди поближе, - приказал Ванюшке жандармский офицер.
- Кто тебе дал эти листки? - четко выговаривая каждое слово, спросил Ванюшку околоточный Грязнов, перебирая на столе пачку измятых листовок.
Сжавшись, Ванюшка молчал.
- Вот такие листки были у тебя? - Жандармский офицер показал Ванюшке несколько листовок.
- Нет. - Ванюшка отрицательно покачал головой, помня строжайший приказ Царя.
- Не хочешь говорить? - рассердился жандармский офицер. Он вылез из-за стола, подошел к Ванюшке, двумя пальцами приподнял его голову за подбородок. - Смотри мне в глаза. Она давала тебе листовки? - Он показал на Фроську.
- Нет, - прошептал Ванюшка, поняв, что полицейские еще ничего не знают.
- А ты ей давал?
Ванюшка снова замолчал, теперь уже соображая, что полицейские о чем-то дознались.
Околоточный, поклонившись, что-то тихо сказал офицеру, указывая глазами на Ванюшку.
- Из порядочной семьи, - только и уловил Ванюшка.
- Давал он тебе листовки? - спросил жандармский офицер у Фроськи, которую услужливо вытолкнул вперед городовой.
- Чего толкаешься?! - гневно вскинулась на него Фроська, сверкнув глазами.
- Ну, ну, потише, - предупредил ее жандармский офицер и снова переспросил: - Давал он тебе листовки?
Фроська неопределенно пожала плечами, усмехнулась. Выдавать Ванюшку и тем более Царя она не собиралась. Жандармский офицер еще более нахмурился: ему явно не нравилась вызывающая поза босоногой дерзкой девчонки.
- Ну-у, красавица, отвечай! - набросился на нее околоточный Грязнов.
Фроська стояла спокойно, опустив плечи и искоса следя за Ванюшкой. Больше всего она беспокоилась не за себя, а за Типку. У него и раньше были стычки с дворниками и городовыми. Если бы теперь Ванюшка струсил, проговорился, она первая возненавидела бы его на всю жизнь. Фроська молчала.
Жандармский офицер подошел ближе к скобарям.
- Тебе кто давал листовки? - внезапно спросил офицер у Левки Купчика, который своей одеждой резко выделялся среди рваных скобарей.
Вытащенный на середину комнаты Купчик, который больше по своей любознательности, чем по усердию, попал на этот раз в ряды скобарей, заморгал глазами.
- Ну-у?! - закричал жандармский офицер, не давая опомниться Левке.
- Царь, - несмело признался Купчик, продолжая моргать глазами.
- Что-о?.. - заревел жандармский офицер, вытаращив глаза и натопорщив усы. - Как ты смеешь!
Околоточный, наклонившись, прошептал ему что-то на ухо, и у жандармского офицера разом обмякли усы.
- Хм-м... безобразие! И вы допускаете? - внезапно набросился он на околоточного.
- А вам тоже... хм-м... этот, с позволения сказать... субъект дал? - снова закричал жандармский офицер на Фроську и на Ванюшку сразу.
Неизвестно, надолго ли хватило бы мужества у Фроськи и Ванюшки во всем запираться, но тут со скрипом распахнулась дверь, и темноусый косоглазый городовой втолкнул в дворницкую изрядно помятого Царя.
- Главный закопер на дворе, ваше благородие! - сообщил городовой, отдавая честь. - Не хотел мирно идти, силой приволок. - Городовой, сняв фуражку с белым околышем, вытер вспотевший лоб.
Увидав своего вожака, ребята воспрянули духом, а Царь еще более насупился, держа смятый картуз в руках. Без слов ему было понятно, что происходит в дворницкой. Допрос продолжался.
- Будешь говорить, байстрючка? - вдруг зашипел околоточный, почему-то невзлюбивший Фроську с первого взгляда. Сердито надувая красные щеки и топорща коротко подстриженные усы, он рванул Фроську за плечо.
- Не тронь! - закричал Царь, выскочив вперед и отталкивая околоточного. Высвободив Фроську, он решительно надел на голову свой картуз и громогласно заявил: - Я разбросал листовки. А ее не замай, слышишь? - Голос Царя звучал явно угрозой.
- Ого! Похвально! Сам признался! - в один голос заговорили полицейские за столом.
Дверь снова открылась, и в дворницкую городовой втащил Серегу Копейку и Петьку Цветка, вооруженных палками. Но на них, кроме скобарей, никто не обратил внимания.
Все взоры были обращены к Царю. Он стоял посредине дворницкой, сунув руки в карманы штанов, босой, в растерзанной тельняшке. В эти решающие минуты, когда на него глядели не только враги, но и его друзья - скобари, он никого и ничего не боялся.
Поскрипывая ярко начищенными лакированными сапогами, к Типке подошел, отстраняя околоточного, жандармский офицер.
- Ребятам ты давал листовки?
- К-кому давал, а кому и нет, - сказал Царь, с вызовом глядя на полицейских.
- А ему... ей... ему... тоже давал? - Офицер показал рукой на Ванюшку, Фроську, Купчика.
Царь в ответ снова пренебрежительно и неопределенно усмехнулся. Вмешивать кого-либо в столь неприятную историю он не собирался.
- М-может, и давал, может, и нет... Кто клянчил, тому и давал, разве всех упомнишь?
Царь говорил чистосердечно, в то же время избегая прямо отвечать на вопрос, не зная, что до него говорили ребята.
- А тебе, хлопчик, кто их дал? - осторожно и ласково спросил офицер, ожидая, что Типка сразу разоблачит взрослого виновника всей этой непонятной истории.
- Никто мне не давал, сам нашел.
Царь говорил чистую правду. Но полицейские ему не поверили. Было видно по их глазам.
- Так просто, голубчик, и нашел? - не повышая голоса, спросил офицер. - Где же ты, голубчик, нашел?..
- Г-где? - Царь на секунду замялся, взглянув на Ванюшку, словно мысленно советуясь с ним. - На улице... з-за забором...
- А как же ты за забор попал?
- К-как? Очень просто. - Царь снова усмехнулся. - Перелез через забор и взял.
Сидевшие за столом снова недоверчиво и многозначительно переглянулись. На Фроську и Ванюшку никто уже не обращал внимания.