…На сеанс собрался практически весь клуб и немало постороннего народу. Спортзал был полон. В ожидании начала просмотра кое-кто уже строил планы на съёмки нового фильма, который можно будет послать на фестиваль любительских лент. Но когда включили видео - разговоры утихли сами собой.
Фильм был задуман как фэнтэзийный боевик - даже с некоторыми компьютерными спецэффектами, которые обеспечил Витька Пелишенко. В массовках снимались почти все ученики школы и кое-кто из местного сельскохозяйственного техникума. Батальные сцены сменялись пирами и колдовскими обрядами. Злой колдун Кангар строил козни против Киевской Руси, мудрого Владимира Красно Солнышко и богатырской дружины во главе с Ильёй из Мурома. Действие захватывало - ещё и потому, что прикольно и странно было понимать - играют твои друзья и одноклубники. Но временами Данила просто забывал об этом. То ли правда очень хорошо играли ребята и девчонки, то ли ещё что…
И вот - последняя сцена. Больше нет ничего, только тёмная глубина. Следуя за пятном света, входят Илья и Добрыня - Олег Строев
66.
и Колька Риттер. По фильму витязи киевской дружины - не бородатые мужи, а молодые парни, почти мальчишки, рискнувшие бросить вызов Кангару после того, как хитростью и колдовством он загубил всех старших богатырей во главе со Святогором Могучим. Илья и Добрыня садятся плечо в плечо - молча, неподвижно. Глядят на зрителей…
ДОБРЫНЯ: Илья, ты чего молчишь-то?
ИЛЬЯ: Чего говорить? Дело сделали…
ДОБРЫНЯ: Ты всё равно не молчи, не надо. А то как-то не по себе.
ИЛЬЯ: Живой я, сколько раз повторять. Сказано ведь: "Илье на роду смерть не писана!" Чего тебе ещё?!
ДОБРЫНЯ: Да, это да… Только ведь мы прискакали, а ты… лежишь.
ИЛЬЯ: Устал. Поспать прилёг.
ДОБРЫНЯ: Я к тебе наклонился. А ты не дышишь.
ИЛЬЯ: Тебе уши пылью забило, пока скакал.
ДОБРЫНЯ: Может, и так… Владимир говорить стал, а ты всё спишь.
ИЛЬЯ: Заслушался. Говорил князь больно красиво.
ДОБРЫНЯ: Да, на это он мастер. А потом?
ИЛЬЯ: Чего?
ДОБРЫНЯ: Тебя ведь плащом накрыли.
ИЛЬЯ: Ночь же. Да ещё в степи. Холодно.
ДОБРЫНЯ: А поминали тебя зачем?!
ИЛЬЯ: Так Владимир сорок бочек зелена вина выставил! Что теперь - пропадать добру?!
ДОБРЫНЯ: Это да. Гульнули здорово… И всё-таки - зря! Право слово - зря, Илья! Зря! Теперь говорят-то что - вроде тебя и не было! Совсем не было - так, народ выдумал!
ИЛЬЯ: Ну и что?
ДОБРЫНЯ: Как - что?!
ИЛЬЯ: Ну и выдумал. Народ русский никчемного какого не выдумает.
ДОБРЫНЯ: Да хватит тебе, побратим! Давай, пошли, пошли в Киев! Как же Русь-то без тебя?!
ИЛЬЯ: А так. Для чего я ей сейчас? Врага мы побили. Чего людей смущать…
Из темноты выступает большой камень. На нём выбита надпись:
А ПОД КАМНЕМ ТЕМ
ИЛЬЯ СЫН ИВАНОВ ИЗ МУРОМА
ПОКОЙ НАШЁЛ.
Появляются друзья и соратники Ильи - Алёша Попович, Дунай-богатырь, Иванище, Краль Марко, другие персонажи славянских былин. Приходят жена Дубравка, князь Владимир. Садятся возле камня… Из темноты продолжают выходить люди - кто в форме времён Петра 1 и войн с Наполеоном, кто в офицерской форме разных времён, в гимнастёрках Великой Отечественной, бойцы афганской и чеченской
67.
войн… Им молча дают место.
ДОБРЫНЯ: Илья. Вот ведь - все собрались. Объявись! Самое время!
ИЛЬЯ (встаёт, смотрит в зал с экрана): Не время, побратим. А моё время придёт… Знаешь, Добрыня, когда мир кругом - я, может, не очень и нужен. А вот случись беда какая - тут я и объявлюсь. Ты не бойся, Добрыня - люди меня признают. Признают - не слепые же они! Люди ведь! (Смеётся, громко запевает и уходит. Добрыня догоняет его. Гаснет свет, но песня звучит и в темноте…)
Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью!
Встать за честь твою
Против недруга!
За тебя в беде
Сложить голову!..
ГЛАВА 3.
Щенок колли, которого он взял из этого дома. был назван Кусь и уже здорово вырос, стал любимцем Люськи. Данила вспомнил Куся, когда стоял возле слегка покосившейся калитки и смотрел на светящееся окно - угловое. Потом отошёл к каштану возле колонки и сел там прямо на землю, не сводя с прямоугольника, разделённого буквой Т, взгляда.
Она не пришла, хотя знала, что сегодня.
"Возьму и застрелюсь," - вдруг подумал Данила и отчётливо представил себе, как утром его найдут тут, под деревом, мёртвого, в засохшей крови из простреленного черепа. Стало не по себе, словно и впрямь собирался застрелиться. Данила встряхнулся. поднялся на ноги и пошёл к будке телефона, одиноко замёршей на углу. Набрал хорошо знакомый номер - телефоны в городе были бесплатные.
- Да? - она почти сразу сняла трубку. - Цэ хто?
- Клара, это я, - сказал Данила. И услышал гудки.
Он не набрал номера второй раз. Она снова бросит трубку. Вместо этого Данила вернулся к ограде её дома. Взялся за неё руками - и одним точным рывком перебросил себя внутрь, в палисадник.
- Мь-ииййеееуууу!!! - взвыли под ногами. Данила отшатнулся и сыграл в кусты каких-то цветов. Над головой хлопнуло окно, послышался сердитый голос: "Щоб вы пропалы!" - и целый водопад из руки Клары обрушился на голову, спину и плечи поднимавшегося Данилы. Он задохнулся - вода оказалась ледяной.
- Хтось?! - испуганно вырвалось у Клары, и Данила поднялся на ноги, оказавшись глазами на уровне её шеи.
- Я признался Данила и взялся руками за распахнутые створки: - Подожди. Одну секунду.
- Пусти! - Клара дёрнула створки, не справилась, закусила губу: -
68.
Пусти, ну?!
- Не пущу, послушай…
ХРЯСЬ!!!
Это была вторая за два дня пощёчина.
- Бей ещё, - сказал Данила. - Я тебя очень обидел. Я виноват. Никто не может ударить меня и не получить в ответ. Ты - можешь. Я тебя люблю.
Клара размахнулась. Прикусила губу мелкими белыми зубами, которые чистила "Жемчугом", никаким не "Блендаметом". Моргнула. Моргнула. Моргнула-моргнула-моргнула… Сказала:
- Мазохист, - и заплакала, перевесившись через подоконник в руки Данилы (который слегка обалдел), бормоча: - Я кричала на тебя… и думала, что ты больше не придёшь… мне так плохо было… я подумала, что умру одна… бросила трубку и склялась от своей глупости…
- Я говорил с отцом, - перебирая пальцами волосы Клары, Данила шмыгнул носом, потому что предательская сырость подбиралась к глазам. - До чего здорово, что ты есть, есть, есть… ты есть, ты есть…
…Светлана Александровна сидела перед телевизором, вытянув ноги.
- Я два выходных взяла, - окликнула она Данилу, когда он завозился в прихожей: - Хочу съездить с Люськой в лес… Ты слышишь?
- Слышу, - Данила вошёл, присел на диван. - Здорово, а то ты всё работаешь, её даже на речку сводить некому. В лесу тут красотища. Если хочешь, я карту дам.
- Данила, - щёлкнув пультом, Светлана Александровна повернулась к сыну, - Данила, поедем с нами, а?
- С вами?! - Данила удивился несказанно. И вдруг понял, что хочет этого.
Правда хочет. Поехать куда-нибудь с мамой и даже с надоедливой, вредной сестрой. Он никогда не думал, что может этого захотеть.
Но он этого хотел.
- Конечно, поедем, - сказал он - и стоило сказать это, чтобы увидеть лицо Светланы Александровны. - Мы фильм дорабатывали… Придёшь, когда сеанс будет?
- Если будет время… Но в газете дам заметку обязательно.
- Ма, это дурной тон - писать рецензии по слухам, - не без ехидства заметил Данила.
- Пришлю кого-нибудь из своих. Есть там у меня один новенький - пусть опыта набирается.
- Мам, я отца видел, - сказал Данила.
…Светлана Александровна не перебивала сына, пока он рассказывал, сидя рядом с ней.
А потом сказала:
- Ты всё правильно сделал.
69.
- Ма, а ты хотела бы его увидеть? - осторожно спросил Данила. Светлана Александровна промолчала. Данила знал, что у матери бывают мужчины и всегда относился к этому снисходительно… но никогда не задумывался - а любила ли мама хоть одного из них?
Они ещё долго сидели молча. И, когда наконец Светлана Александровна оторвалась от своих мыслей, то увидела, что её сын спит, завалившись щекой на спинку дивана и посапывая. Лицо у него было безмятежное и счастливое даже во сне.
Шумела неподалёку стройка - женщина подумала, что, когда всё кончится. она, чего доброго, не сможет спать без этого деловитого шума.
ГЛАВА 4.
Два дня оказались хорошими. Во всех смыслах. Оказывается, человеку нужно изредка отдыхать ото всего - телефонных звонков, транспорта и других людей. Светлана Александровна забралась в лес вдоль реки так глубоко, как позволяло бездорожье и её BMW с его низкой посадкой - впрочем, этого оказалось вполне достаточно, чтобы о цивилизации напоминали лишь иногда пролетавшие лёгкие самолёты, превентивно опылявшие поля против саранчи.
На самом верху длинного, пологого спуска к реке Данила умело разбил новенькую палатку и занялся обустройством лагеря с такой сноровкой, что Светлана Александровна, наблюдавшая за ним, удивлённо сказала:
- Это тебя в клубе научили?
- Нет, это я ещё в Москве умел, - ответил Данила, ловко подрезая лопаткой дёрн на месте будущего костра. Люська, сидевшая в обнимку со щенком в машине, заметила взрослым тоном:
- Дурачье дело нехитрое, - и была очень расстроена, когда Данила в ответ засмеялся.
Можно было купаться, спать и вообще бездельничать. В первый же вечер Данила забабахал шашлык из запасённого заранее мяса, отогнав от костра обеих женщин - Светлану Александровну, пытавшуюся помочь, и Люську, которая лезла из любопытства и вредности. А утром, пока сестричка ещё спала, Данила уговорил маму пойти пострелять из пистолета.
Он и сам-то стрелял из него пару раз, забравшись за город подальше. Так поступали все городские мальчишки, у которых имелось своё оружие - а имелось оно у многих, в основном Великой Отечественной войны. Зато Данила часто стрелял из газобалонников в клубном тире - это позволяло "набить руку". Всадив в самодельную мишень с расстояния в двадцать пять метров восемь пуль одну к одной, он с удовольствием взялся руководить мамой, куда нажимать, как целиться и держать кисть. Светлана Александровна кивала, кивала… а потом, вскинув руку, расстреляла магазин с такой скоростью и точностью, что Данила захлопал ресницами, не понимая - его ли это мать? Светлана Александровна озорно дунула в курящийся синим
70.
легким дымком ствол и сообщила:
- Не разучилась… - потом рассмеялась: - Я тебе не говорила. Отец меня учил, у него был трофейный пистолет. Не помню, как назывался… - большой такой… Но не "вальтер" и не "парабеллум", эти я знаю.
- У деда был пистолет? - Данила растерянно крутанул в руках ТТ. - А куда делся?
- Не знаю, - призналась Светлана Александровна. - Я весь дом обыскала, боялась, ты найдёшь. Может, выбросил, а может - спрятал надёжно так…
- Я и не знал, что ты умеешь стрелять, - с некоторой обидой заявил Данила. - Ты всегда говорила, что боишься оружия.
Светлана Александровна взлохматила сыну волосы:
- А ты обо мне многого не знаешь, сын. - пояснила она. - Ты подумай - мы же с тобой НИКОГДА вот так никогда не выбирались. Заграница - это не то совсем, я там, если честно, себя какой-то… самозванкой чувствую.
- Самозванкой? - засмеялся Данила. Мама кивнула:
- Да, правда. Вот бармен например подает меню - вежливый, кланяется… А я меню смотрю и думаю: "Может он меня не за ту принял?" - она улыбнулась грустно и спросила вдруг:
- Скажи честно, Данила: ты не злишься на меня, что мы уехали из Москвы? Люська дуется, я чувствую.
- Она глупая ещё, - возразил Данила. - В Москве, конечно, здорово… но тут лучше. По-моему, мам, люди себе много выдумывают. Не просто ванну - а джакузи. Не просто туалет, а с финской плиткой в облицовке. А про то, что есть на свете такое, - он повел рукой вокруг, - вот такое! Про это забывают. И даже отдыхать тащатся на разные там острова. Уже тошно, надоело, не хочется - а тащатся. Потому что престиж.
- Нам легко говорить, - покачала головой Светлана Александровна. - Мы туда ездили. Ты сколько раз был за границей? А большинство людей не были. Думаешь, им не хочется?
- Не зна-аю… - протянул Данила. Задумался, решительно тряхнул головой: - Может, и хочется. Только если побывают там раз, другой - тоже надоест. А то, что вокруг нас - это надоесть не может. Понимаешь, ма? Я по-другому просто сказать не умею. Вот я жил в Москве. По здешним меркам мы страшно богатые люди, ты знаешь? А что я видел? Ну Турцию, потом - острова, пальмы, негров с коктейлями, круизные теплоходы… А главное не это.
- А что? - тихо спросила Светлана Александровна, глядя на речку, которая неспешно текла на северо-восток, где начинались плавни, тянущиеся до самого Дона, на лес по берегам… - Что главное?
- Главное? - Данила посмотрел в небо и прочитал тоже не очень громко, но с чувством:
- Главное, что я не знал, что у меня
Есть огромная семья.
И травинка, и лесок,
В поле - каждый колосок,
Солнце, небо голубое -
71.
Это всё моё, родное!
Это всё - моя земля,
Это - Родина моя…
Светлана Александровна слушала внимательно. И молча обняла сына за плечи - они так и вернулись в небольшой лагерь…
…Да, хорошие были два дня. И отдохнул Данила здорово, только… очень устал, как в анекдоте. И, вернувшись вечером домой, завалился спать, да так, что утром проспал будильник, проспал уехавшую на работу маму, которая завезла Люську к какой-то новой подружке, проспал то, как все не привыкший пользоваться специально проделанным собачьим выходом Кусь скребя и лаял под дверью, пока всё же не выбрался наружу… Разбудил его, как ни странно, звонок телефона - правда, звенел тот очень настойчиво. Натыкаясь на углы, двери и мебель, Данила спустился в прихожую, сонно размышляя, что давно пора поставить ещё два аппарата, нашарил трубку и сел на пол:
- Дом Серёгиных, - буркнул он и зевнул.
- Данила, ёлки-палки! - это был голос Олега. - Я думал, вы задержались где! Ты что, дома?!
- Нет, - отозвался Данила, - откуда? Я задержался, а это автоответчик - бииииии… Тебе чего?
- Я из школы, - сообщил Олег, словно это всё объясняло.
- С первым сентября, - согласился Данила. - Если это всё, то я пошёл спать. Вечером в клубе встретимся. Олег, я спать хочу - убойно, честно.
- Данила! - заорал Олег. - Погоди, не выключайся! Тут рукопашная! Из-за кадетских классов!
- Что? - Данила понял всё-таки, что просыпается и решил вникнуть в проблему: - Какая рукопашная, какие классы? Июнь только начался, вы там что, ремонт какой затеяли?
- Да какой ремонт, ты что, спишь?! - оглушительно возмутился Олег.
- Я же сказал, что да, - популярно объяснил Данила. И справедливости ради добавил: - Но теперь проснулся. Излагай.
- Уфф… - выдохнул в трубку Олег. - Короче, так. Анатолий Борисович…
- Директор? - напряг память Данила.
- Он… Так вот, он предложил Тимуру ставку в школе. Вести в 10–11 классах начальную военную подготовку - её решением какого-то там областного начальства опять вводят, понимаешь?
- Понимаю, - Данила, всё ещё сидя, поерошил волосы рукой. - И?..
- И ещё сформировать на базе школы два кадетских класса, седьмых - по профилю МЧС и пожарной охраны. Ну и типа куратором тоже Тимура приглашают…
- Он согласен? - поинтересовался Данила, всё ещё пытаясь уяснить себе суть проблемы. Олег зло бросил:
- Да он-то согласен… Педагогический коллектив против.
Нужно было слышать, с каким отвращением произнёс Олег эти безобидные слова - "педагогический коллектив". Словно "подпольные наркоторговцы".
- Роман Романович? - быстро спросил Данила. Олег вздохнул:
72.
- Да он-то как раз… Станислав Викторович! И с ним примкнувшие. Немногочисленные, но активные.
- Не понял, - признался Данила. Олег вздохнул:
- Чтоб в школе тоталитаризмом и не пахло, - пояснил Олег. - Чтоб не калечили детские души. Чтоб Тимура вообще к детям не допускали. Наконец - чтобы часы, которые предполагалось отвести на НВП, отдали на программу по экологии, а ещё лучше - распределили по предметам. Чтоб "Хорт" прикрыли.
- Сейчас приеду, - Данила рывком поднялся и опустил трубку на рычаги старого телефона. Посмотрел вокруг отсутствующим взглядом, словно оказался в чужом доме. Увидел свой ремень с чехлом, из которого торчала рукоятка туристского ножа "Кобра" - он вчера бросил его на столик в прихожей. Данила подался вперёд, молниеносным движением выхватил нож, и со стоном послал тяжёлый клинок через всю прихожую.
Вонзившись со стуком в одну из лестничных балясин, нож расколол её вдоль по всей высоте.
… Никто не знает, откуда берутся трусы.
Нет, правда. Это никому не известно, а между тем очень серьёзная, возможно даже требующая детального изучения.
Человека могут дразнить "маменькиным сынком" или "ботаном" - но "маменькин сынок" или "ботан" не обязательно трус. Обратных примеров - сколько угодно. Наличие трусости не определяется очками на носу, книжкой под мышкой или наоборот - постоянно пребывающей во рту жвачкой и неудержимым стремлением держать родителе подальше от дневника.
Дети к трусам беспощадны - я имею в виду мальчишек. По их максималистскому мнению, трус не имеет права на обращение с ним, как равным, пока не докажет, что стал смелым. Многим потенциальным трусам такое отношение помогает - они прячут свою трусость, первыми лезут в опасные предприятия сверстников. Боязнь насмешек и трусость за свою слабость как бы загоняют трусость в подполье - глубоко-глубоко, откуда она и нос не смеет высунуть. И получается даже большая храбрость, чем у тех, кто наделён ей от природы.
Но есть другая категория людей. У них страх доминирует над всем - страз боли, страх темноты, наказания, более сильных сверстников. Чаще всего они даже не пытаются со своими страхами бороться, или их попытки очень вялые, для виду. Зачастую ещё и родители, близкие упорно ограждают от конфликтов, драк, споров, ссор со сверстниками, оберегают "ранимую детскую психику", а на самом деле - просто потакают развивающейся трусости. В детском, подростковом коллективе такой мальчишка - изгой. Точнее, он просто ВНЕ коллектива. Но трусом быть никому не хочется. И вот такой несчастный придумывает сам для себя утешительную сказочку о своей исключительности. А близкие - кто же не любит своё чадо? - его укрепляют в этой уверенности. Ты - НЕ ТАКОЙ, как все. Лучше. Умнее. Они тебя просто понять не могут, завидуют, поэтому и не дружат.
А на самом-то деле - кому охота дружить с трусом, да ещё если у труса раздутое самомнение?
Но вот и детство прошло, и не подросток перед нами - юноша. А чем старше становится человек, тем легче ему скрывать свою трусость, тем
73.