Недаром во время войны плавни наши были партизанским краем. Сотни партизан скрывались здесь, и немцы ничего не могли с ними сделать.
А дичи в плавнях, как мошкары, - темно. И крыжни, и чирки, и лыски, и бекасы, и дикие гуси… Чего только нет!
Для охотников наши плавни - настоящий охотничий рай. "Эльдорадо", как говорит учитель географии Николай Павлович, тоже заядлый охотник.
Да, знаменитые у нас плавни. И, конечно, найти какой-нибудь необитаемый остров там очень просто.
- Но как же ты там жить будешь? Пропадёшь же, как булька на воде, пропадёшь. Помнишь, как Гунька пропал?
…Жил в нашем селе когда-то блаженненький Гунька. Пришелец-бродяжка. Никто не знал, как он в селе появился. Зимой босиком ходил, без шапки. Старухи его святым считали. Тихий был, никого не трогал. Ходит себе по селу и смеётся: "Ги-ги… ги-ги". Любил в плавнях бродить. Уйдёт - два дня нету. Потом является - худой, голодный, заросший рыжей щетиной. Даже зимой в плавни ходил, по льду. В трескучий мороз пойдёт, разожжёт на острове большущий костёр; люди уже думают, плавни горят. Приходит. "Ху, - говорит, - натопил. Теперь в селе тепло будет". Два года назад пошёл Гунька в плавни и не вернулся - то ли действительно погиб, утонул где-то в болоте, то ли просто ушёл из села, так никто и не знает. Больше его не видели.
- Неужели хочешь пропасть, как Гунька? - повторил я.
- Не пропаду, - уверенно сказал Ява и вытащил из-под рубашки книгу. - Вот жил же человек на необитаемом острове, и ничего. Не пропал.
- Что за книга? - спрашиваю.
- "Приключения Робинзона Крузо". Читал?
- Нет. Что это за Кукурузо?
- Крузо, а не Кукурузо, чудак. Очень интересная книга.
- Книга книгой, а плавни плавнями. Ты лучше подумай.
- Я уже думал. И решил окончательно. Ты меня знаешь. Я только тебя ждал, чтобы посоветоваться и чтоб ты мне немного помог.
Это меня обезоружило. Раз человек обращается к тебе за помощью, отговаривать его - свинство.
- И надолго ты собираешься на тот остров? - спросил я.
- Робинзон пробыл на необитаемом острове двадцать восемь лет, два месяца и девятнадцать дней, - вздохнув, сказал Ява.
- Ого-го! Это же сколько тебе тогда будет? Сорок с хвостиком. Это мы все уже школу окончим и институты. Карафолька академиком станет, Гребенючка агрономом. Я лётчиком… если получится. А ты…
- Что ж поделаешь, - опять вздохнул Ява.
- Слушай, а кто же будет за Кнышом следить? Кто будет его разоблачать, выводить на чистую воду? Может, он и в самом деле опасный шпион и преступник?
Ява смутился. Я уже торжествовал, считая, что он сейчас откажется от своей затеи, но он сказал:
- Нет, ничего я не забыл. Но придётся тебе самому следить за Кнышом и разоблачать его. А я не могу тут больше жить. Не могу.
Я помолчал.
- А может, всё-таки не будешь бежать? Перетерпишь, перемучишься как-нибудь.
- Нет, раз я решил - всё!
- А чтоб он сгорел, тот Кукурузо, что надоумил тебя на остров бежать! Так это же мы уже в детстве больше и не увидимся? - с отчаяньем сказал я. - С кем же я в цурки-палки играть буду? С Карафолькой что ли?
Ява сморщил лоб, посмотрел на меня, что-то соображая. И, помолчав немного, сказал:
- Почему это не увидимся? Ты один будешь знать про остров. И будешь иногда приезжать… Робинзон тоже не совсем один был. Потом он спас дикаря Пятницу и вдвоём с ним жил. Так что…
- Выходит, я буду у тебя дикарём, - нахмурившись, сказал я. - Ты, значит, герой… А я дикарь. Вот Кукурузо!
- Да Крузо, а не Кукурузо. Робинзон Крузо. Понятно?
- Это он был Крузо, а ты - Кукурузо. Как раз подходящее для тебя имя. Помнишь, как мы в кукурузе…- И я хихикнул.
Так Ява перестал быть Явой, а стал Робинзоном Кукурузо. Видимо, на роду ему было написано носить выдуманные имена.
"Что же случилось в кукурузе?" - спросите вы.
Читайте дальше - и всё узнаете.
Охотно вам расскажу. Слушайте.
Глава VI
Что случилось в кукурузе
Однажды (это было прошлой весной) Ява неожиданно предложил:
- Давай, Павлуша, вырастим новый сорт кукурузы. Я уставился на него: заболел он, что ли?
А он…
- Кукуруза, - говорит, - очень важный сельскохозяйственный продукт, и выращивание новых её сортов - дело большой государственной важности. И вообще селекционеры-мичуринцы очень уважаемые люди - не меньше космонавтов. Вот моя мать, смотри, и депутат, и в Киев на совещания ездит, и в президиуме всегда сидит.
Слушал я, слушал, а потом не выдержал.
- Тю, - говорю, - на тебя! Тоже ещё нашёл весёленькое дельце - кукурузу выращивать. Ею и так все занимаются. И в газетах, и по радио, и где хочешь…
Посмотрел он на меня, скривился презрительно.
- Ты, - говорит, - Павлуша, дубина. Ничего не понимаешь. Да ты знаешь, что бы это для меня значило, если бы я изобрёл новый сорт кукурузы! Какой это был бы выход! И-эх! Никакая грамматика, никакие штаны не были бы страшны для меня. Начала бы меня мама за штаны или грамматику ругать, а я ей только - раз! - новый сорт кукурузы. Она - ах! - и про всё на свете забыла. Кукуруза - это же её жизнь. Освободился бы я от неприятностей навеки.
Кроме грамматики, многие беды Явы были связаны со штанами. Штаны на Яве горели. Любые новые штаны из любого самого прочного материала за полмесяца превращались в отрепье. Потому что такой уж был у Явы характер. Ява не ходил, не бегал, а летал. Если сравнить его характер с авиацией (вы же знаете, я лётчиком хочу стать!), то характер у Явы был реактивный - тысячи километров в час. Прежде всего не выдерживали таких скоростей и перегрузок штанины. Они обтрёпывались внизу, превращаясь в бахрому. Ява сокрушённо вздыхал и подстригал бахрому ножницами. Этим парикмахерским делом ему приходилось заниматься всё чаще и чаще, штаны с каждым разом становились короче. К тому же Ява всё время на что-нибудь напарывался, оставляя на этом "что-нибудь" куски штанов, и в конце концов от Явиных штанов оставались одни шлейки.
Да, выращивание нового сорта кукурузы было для Явы делом очень нужным и полезным.
- Ты понимаешь, - убеждал он меня, - это же интересно. Может, мы настоящими мичуринцами станем. Разве плохо? Про нас вся республика узнает. В газетах вот такими буквами писать будут.
- Нет, - сказал я, - не хочу. Я хочу лётчиком. А лётчиков-мичуринцев не бывает, потому что в небе кукуруза не растёт… Пусть уж что-нибудь одно. Да я и не верю, чтобы мы что-нибудь стоящее вырастили. Это же надо и тут иметь, - я постучал себя пальцем по голове, - и работать много. Нет!
-А ты трепач.
- А ты сонная муха.
- А ты… тьфу на тебя!
- И на тебя тьфу!
Крепко мы тогда поссорились. Правда, через два дня мы помирились, но про кукурузу больше не вспоминали. Сразу после школы я поехал в гости к тетё в другое село, а когда приехал, Яву не застал - он в пионерлагерь уехал. Так мы с ним целое лето почти не виделись. И встретились, только когда начались занятия в школе. Я, конечно, совсем забыл о том разговоре, который был у нас весной. И вдруг он говорит:
- Знаешь, Павлуша, а ведь я новый сорт кукурузы всё-таки посадил.
Я рот разинул от удивления.
- Бре…- говорю. - Где? Как?
- На мамином участке. Полез я однажды на чердак, искал колёсико, то, что ты мне подарил. А у нас ты же знаешь, на чердаке всегда валяется кукурузных початков - миллионы. Искал я, искал колёсико и вдруг наткнулся на необычный початок - ну просто как поросёнок. Сроду такого не видел. И стрельнуло мне: да это же, наверное, новый сорт кукурузы сам вырастился случайно, и никто об этом не знает. Должно быть, мамка его среди других початков не заметила, не обратила внимания. Вот это дело! Счастье само в руки лезет… Вышелушил я зёрна. Ох и зёрна! Если бы я тебе одним зёрнышком по лбу саданул - вот такую шишку бы набил… Пошёл я тайком на мамин участок, самое хорошее место выбрал, повыковыривал то, что было посажено, и целый ряд своим сортом засадил.
- Ну и что? - спрашиваю с нетерпением. - Вырос твой сорт?
- Да, наверное. Я не знаю. Я же в лагерь поехал. Давай вдвоём пойдём сегодня, посмотрим. Давай?
- Давай, - говорю, - раз такое дело, надо идти. Тем более, через неделю-полторы кукурузу убирать будут. Соберёт комбайн твой сорт - дудки ты его тогда найдёшь.
Разговор этот происходил на большой перемене. А когда уроки кончились, Ява сказал:
- Пошли.
- Так, может, - говорю, - сначала пообедаем?
- Да чего там обедать, не умрёшь. Мы быстро. Посмотрим только, и назад. И будешь себе хоть до вечера обедать.
Я вижу, что так ему невтерпёж, и согласился. Может, и в самом деле он новый сорт открыл!
Пошли мы.
Вышли за село, на полевую дорогу.
На небе - ни облачка. Солнце светит, нежаркое, ласковое сентябрьское солнце.
По обе стороны сплошной зелёной стеной, словно лес, стоит кукуруза, высоченная, метра три, а то и больше. Хорошо в этом году уродилась.
Идём мы и идём. Уже и села не видно.
- Долго ещё? - спрашиваю.
- Да нет. Ещё малость, и всё.
После этого мы ещё добрых километра два отмахали. Наконец Ява говорит:
- Вот тут. Видишь, табличка?
Действительно, у дороги торчит на колышке фанерная табличка, а на табличке кривыми буквами написано:
Кукуруза Сорт Буковинский № 1
участок
Надежды Рень
Площадь 8,5 га.
- Точно, - говорю, - это оно.
- Пошли, - говорит Ява, - теперь вглубь нужно.
Свернули мы с дороги и - в кукурузу. Ява впереди, я за ним.
И сразу будто в джунгли попали. Ох и густая кукуруза! Руками всё время приходится листья раздвигать, чтобы по носу не ударили. А тут ещё и портфель мешает - цепляется. Яву я сразу из виду потерял. Только по шороху слышу, куда идти.
Через некоторое время спрашиваю:
- Ну как? Скоро уже твой сорт?
- Скоро-скоро, - слышу далеко впереди бодрый Явин голос. Вот реактивщик!
- Погоди, не спеши так, - кричу, - а то я не вижу, куда идти!
У меня уже дважды портфель из рук выпадал, и щёку я поцарапал о жёсткие кукурузные листья.
Наконец снова спрашиваю:
- Ну как? Нашёл?
- Нет ещё. Густо очень. - И в голосе слышу, нет уже той бодрости.
- Слушай, - говорю, - ты становись на четвереньки и ползи. Потому что так никогда тех колышков не увидишь.
Сказал и сам стал на четвереньки, портфель в зубы, чтоб не мешал, и пополз, как собака в цирке.
Ползу и молчу - с портфелем в зубах много не наговоришь. Во все стороны гляжу, колышки ищу. С разгона прямо носом в Явины штаны ткнулся. Смотрю - он тоже с портфелем в зубах. Сели мы, портфели изо ртов повыпускали, дух еле-еле переводим.
- Ну что? - спрашиваю.
- Да знаешь, - говорит растерянно, - очень трудно в этих зарослях искать. Где-то тут должно быть, а не могу найти.
- Знаешь - говорю, - давай действовать планомерно. Прочешем этот участок по всем правилам. Ты в одну сторону ползи, я в другую, а потом сойдёмся. Кукуруза ведь квадратно-гнездовым посажена, по квадратам и будем прочёсывать. Это очень просто.
Ява повеселел:
- Правильно. Я давно говорил, что ты гений, Павлуша. Только давай портфели тут оставим, а то очень трудно их в зубах таскать.
Положили мы портфели и расползлись - я в одну сторону, Ява в другую.
Ползу и смотрю. Однако хоть и говорил я, что это очень просто, по квадратам, но, оказывается, не очень просто. Если голову у самой земли держать - то ещё немного видно эти квадраты-ряды, а если подымешь голову - никаких тебе квадратов, сплошные листья. Не будешь же всё время щекой по земле тереться.
Ползал я, ползал и прямо, и зигзагами, колени уже все ободрал - колышков нет.
- Ява-а! - кричу.
- Ау! - издалека отзывается.
- Давай, - кричу, - назад!
- Давай!
Пополз я назад. Показалось мне, что назад полз я значительно дольше, чем вперёд. Уже давно должен был бы я встретиться с Явой, а его всё не видно. И не слышно даже.
- Ява! - зову наконец.
- Ау! - слышится где-то далеко справа.
- Ява! - кричу я. - Куда ты пополз, чтоб тебе! Не туда ты ползёшь.
- Это ты, - кричит он, - это ты не туда ползёшь! Я ползу правильно.
- Да ну тебя! Ползи сюда.
- Это ты сюда ползи!
Вот так, перекликаясь, мы начали подползать друг к другу. Долго подползали. Наконец подползли. Злые оба как черти.
- Ну, - спрашиваю, - нашёл?
- "Нашёл, нашёл"! - передразнивает он. - Если бы я нашёл, разве я полз бы к тебе? Я бы тебя звал, нуда несчастная!
- Ну, - говорю, - хватит. Мне твоё мичуринство надоело. Я пошёл домой. Я есть хочу. Где мой портфель?
- Там, где ты его положил.
Лёг я на землю, стал осматриваться. Пыли наглотался, а портфеля не вижу.
- Это ты, - говорю, - ты виноват. Пополз куда-то. Из-за тебя мы портфели потеряли. Попробуй их теперь найти в таких джунглях.
- Это не я, это ты, как тот слепой щенок, пополз по-дурацки и всё запутал.
- Ну ладно, - говорю, - ссориться потом будем, давай сначала портфели найдём.
Поползли мы искать портфели.
Теперь двигались вместе, я даже для верности держался за Явину штанину.
Через полчаса мы поняли, что найти портфели в этом дремучем кукурузном лесу не легче, чем те колышки. Колени жгло огнём. И когда мы наконец поднялись, то чуть не упали - ноги онемели и подгибались, не хотели нас держать.
- Ява, - сказал я, - давай плюнем на портфели и пойдём домой. Пообедаем, а тогда придём за портфелями. А то я так есть хочу, что даже голова не работает. Какое-то гууу-гууу в голове, и больше ничего.
- Давай, - сразу согласился Ява, - а то у меня тоже живот к хребту прилип. Это, наверное, потому мы и найти не можем, что голодные. А вот пообедаем, так сразу и портфели найдём, и колышки тоже. Пошли.
И Ява бодро рванулся вперёд. Я за ним. Несмотря на боль в коленях, мы шли очень быстро, почти бежали. Кукурузные листья били нас по щекам, лезли в глаза, царапали руки. Но мы не обращали внимания. Мы хотели есть.
Идти становилось всё труднее.
- Ява, - сказал я, тяжело дыша, - что-то мы очень долго идём.
Ява молчал.
- Ява, - сказал я, дыша ещё тяжелее, - где дорога?
Ява молчал.
- Ява, - крикнул я, почти задыхаясь, - мы не туда идём!
Ява остановился:
- А куда? Ты знаешь куда?
- Нет, - говорю я, едва держась на ногах, - это ты меня сюда завёл, ты и выводи!
Ява бессильно опустился на землю.
- Я бы вывел, - сказал он, переводя дух, и лёг навзничь. - Я бы вывел, если бы ты не запутал меня. А теперь я не знаю.
- Что ты не знаешь? Что ты не знаешь, диверсант?
- Не знаю, куда идти. Вот что. Тебе же известно, какие это кукурузные массивы, на сколько они километров тянутся. Если не туда пойти, можно два дня идти и не выйдешь. Совсем заблудиться можно.
- Что-о! Что ты мелешь? Кукуруза - не лес и не плавни, в кукурузе нельзя заблудиться. Вставай и выводи меня сейчас же! Я есть хочу. Слышишь? Я хочу есть!
- Так и выходи сам, раз считаешь, что нельзя заблудиться.
- Что - сам? Что - сам? Это же твоя мать кукурузовод. А моя мать доярка. Из коровника я с закрытыми глазами выведу.
- Дай отдохнуть немного. Распустил нюни. А ещё лётчиком хочешь быть! Какой ты лётчик! Слюнтяй ты! Мамалыга ты недоваренная. Знал бы твой тёзка, космонавт Попович, что у него такой земляк… Э! Только имя хорошее портишь.
Наверное, мы бы подрались, если бы не такая усталость и не такое отчаянное положение. Мы не имели права тратить силы и энергию на междоусобную войну.
Вздохнув, я лёг рядом с Явой.
И вдруг у меня возникла идея.
- Ява, - говорю, - а что, если влезть и посмотреть, куда идти!
- Влезть? Что это тебе - дерево? Это же кукуруза. Злак. Не слыхал я, чтоб люди на злаки лазили.
- Ну так что, - говорю. - Видишь, какое толстое. Как бамбук! Может, и выдержит.
- Ну так лезь.
- Нет, ты лезь. Ты легче - у тебя штаны короче и пуговиц меньше. А я подсажу.
Ява вначале не хотел. Наверное, ему досадно было, что это не он придумал. Он привык, что все идеи принадлежат ему. Потом махнул рукой:
- Ну, давай попробуем.
Мы выбрали наиболее высокую и толстую кукурузину, я прислонился к ней спиной, сплёл пальцы рук, чтоб держать Яву, когда он на них ногой станет, и сказал:
- Ты больше на меня опирайся, а за кукурузу только держись.
- Ладно-ладно, - сказал Ява и, кряхтя, стал вскарабкиваться на меня. Вот уже коленом на плечо стал, опёрся руками о голову…
Ой! Ботинком по носу зацепил. Но я пока что молчу, терплю… Ботинок вдавливается мне в плечо, каблуком ключицу мне проламывает. Я начинаю шататься, колени дрожат, подгибаются, подгибаются…
- Ява, - кричу, - скорее смотри, я падаю!
И… что-то затрещало, зашумело, завизжало - словно бомба в кукурузу ударила.
Я лежу, зарывшись носом в землю. Во рту песок, в ушах песок. Отфыркиваюсь, отплёвываюсь, протираю глаза и кричу:
- Ява, где ты? Ты живой?
- Жи… апчхи… вой. - И из кучи поломанной кукурузы высовывается Явина голова.
- Ну что, - спрашиваю, - видел?
- Дулю, - говорит, - я видел. Сплошные метёлки перед носом
Ява вздохнул.
Я посмотрел на небо.
"Смехота, - подумал я. - Космонавты летают в бескрайнем небе, среди звёзд, за сотни километров от земли, и ничего. А мы в кукурузе пропадаем".
- Ява! - подхватился я. - Это ерунда какая-то. Этого не может быть, потому что это невозможно. Ещё никто в мире не плутал в кукурузе. Мы просто пошли, не в ту сторону. Я хорошо помню, что, когда мы шли, солнце было нам в спину. Пошли назад.
Сперва Ява недоверчиво смотрел на меня. Но я говорил, наверное, так убеждённо, что он поднялся.
- Кто его знает, может, и правда. Пошли.
И мы поплелись назад.
Ох, как тяжело было идти! Батюшки, как тяжело было идти! Мы не чувствовали ног под собою. Мы просто механически переставляли их, как ходули. И зачем это мы ползали на коленях!
Трудно было сказать, сколько мы шли: полчаса, час или два, - и сколько мы прошли: километр, два или десять. Но я, наконец, не выдержал.
- Ява, - говорю, - я больше не могу! Я сейчас упаду. Давай отдохнём.
Мы снова легли на землю.
Долго мы лежали.
Было тихо. Только жёсткие кукурузные листья шуршали над нами.
Где-то далеко прокричал перепел, и опять стало тихо. Даже кузнечиков не слышно.
- А что, если мы совсем не выберемся отсюда? - тихо сказал Ява. - И никто же не знает, куда мы пошли. И нас не найдут. И мы погибнем. И через две недели комбайн вместе с кукурузой соберёт наши косточки.
- Надо было, - говорю, - хоть пообедать. Всё-таки дольше бы продержались. А так к утру и поумираем.
При воспоминании об обеде мне так захотелось есть, что я чуть не заплакал.
- У нас сегодня на обед борщ и вареники с мясом, - грустно сказал Ява.
- А у нас суп с галушками и жареная курица, - сказал я, еле сдерживая слёзы.