"Освобождение". Вряд ли другой народ в мире обладает в такой степени способностью питать надежды на лучшее и прямо хорошее будущее, как русский. Лаже в СЛОНе он не теряет ее. Он верит не только в свободу после срока наказания, но даже в досрочное освобождение. Особенно ярко вспыхнула эта вера в 1927 году в связи с десятилетием советской власти. ИСО через своих "стукачей" следило за настроением заключенных: оно хотело знать, что будут говорить заключенные о предстоящей амнистии. Оказалось, подавляющее большинство заключенных верило в то, что амнистия будет применена к ним!
Они ошиблись. Амнистированы были только те, кто содействовал СЛОНу в выполнении лесозаготовительных и других программ: десятники, их помощники, производители работ, бывшие коммунисты, осужденные за должностные преступления и заключенные чекисты... Кроме них, ни один заключенный амнистии не получил, хотя, согласно манифесту - они имели право на нее.
В СЛОНе вообще оканчивают свой срок наказания и выходят на свободу лишь те, из заключенных, которые инициативно и активно содействуют СЛОНу в выполнении его программы работ, да еще заключенные, занятые работами в разного рода канцеляриях. Остальные гибнут в ямах - могилах СЛОНа. Но и среди уцелевших лишь редкие могут возвратиться домой - по отбытии срока наказания они ссылаются на три года в разного рода ссылки на поселение, - главным образом в Архангельскую губ. и Карелию. Делается это так: за неделю до окончания срока наказания заключенного, регистрационно-статистический отдел СЛОНа, коим при мне ведал чекист Козловский, сообщает об этом в Спецотдел ОГПУ и просит указания, как поступить с таким заключенным. Проходит до полугода и даже до года, в течении которых заключенный по прежнему продолжает нести свою работу, и только тогда получается ея трафаретный ответ: "Выслать на три года в северный край", или "оставить на три года в Карелии". Тогда отбывшие наказание грузятся в товарные вагоны и под конвоем отправляются в места ссылок.
А в новом месте им живется еще хуже, чем было в СЛОНе. В СЛOHe гни все таки занимали должности и хоть кое-как, да жили: у них было место, где можно было спать, и каждый день они имели свой паек хлеба. На поселении ничего этого нет. Там у бывшего СЛОНовца есть только волчий ярлык "преступника", мешающий ему получить работу.
Участь женщин. О женщинах, заключенных в СЛОНе необходимо говорить отдельно. Их судьба, имея много общего с судьбой заключенных мужчин, имеет и много своеобразного, ибо они, во первых, слабее мужчин, а во вторых, с точки зрения СЛОНовской администрации представляют специальный интерес.
Женщины в СЛОНе, главным образом, заняты работами на рыбопромышленных командировках. Интеллигентные, каких там большинство, и особенно те, что покрасивее и помоложе, служат у чекистов-надзирателей по стирке им белья, готовят им обед, служат у высшего СЛОНовского начальства горничными и кухарками, учительницами детей и т. д. Некрасивые работают в лесу - по вывозке "баланов" и дров. На Поповом острове они, как и мужчины, подвергаются чекистской муштровке с известными уже читателю "Справа, по порядку номеров, расчитайсь", "Отставить" "здрр" и проч. Их также, как и мужчин, чекисты "кроют" отвратительной бранью... А кроме всего этого надзиратели (и не одни надзиратели) вынуждают их к сожительству с собою. Некоторые, конечно сначала "фосонят", как выражаются чекисты, но потом, когда за "фасон" отправят их на самые тяжелые физические работы в лес или на колота добывать торф, - они, чтобы не умереть от непосильной работы и голодного пайка, смиряются и идут на уступки. За это они получают посильную работу.
У "чекистов-надзирателей" существует издавна заведенное правило, - обмениваться своими "марухами", о чем они предварительно договариваются между собою. - "Посылаю тебе свою mapуxу и npoшу, как мы с тобой договорились, прислать мне твою", пишет один чекист другому, когда его "возлюбленная" надоест ему. Идущая на обмен заключенная каэрка собирает свои убогие вещички и направляется под конвоем пособника надзирателей на другую командировку, а вместо нее приходит новая.
СЛОН заключенным женщинам казенной одежды не выдает. Они все время ходят в своей собственной: через два-три года они совершенно оказываются раздетыми и тогда делают себе одежду из мешков. Пока заключенная живет с чекистом, он одевает ее в плохонькое ситцевое платьишко и в ботинки из грубой кожи. А когда отправляет ее своему товарищу, он снимает с нее "свою" одежду и она опять одевается в мешки и казенные лапти. Новый сожитель в свою очередь одевает ее, а отправляя к третьему, опять раздевает...
Если чекисту покажется, что его сожительница, пользуясь его покровительством за свою "любовь", в то же время изменяет ему - он немедленно сажает ее в крикушник, предварительно раздев до белья... А потом, в зависимости от характера данного чекиста, он или обменивает ее на новую, или начинает жить с ней по старому, пока она ему не надоест.
Я не знал в СЛОНе ни одной женщины, если она не старуха, которая, в конечном счете, не стала бы отдавать свою "любовь" чекистам. Иначе она неизбежно и скоро гибнет. Часто случается, что от сожительства у женщин родятся дети. Ни один чекист за мое, более чем за трехлетнее, пребывание в СЛОНе, ни одного родившегося от него ребенка своим не признал и роженицы (чекисты называют их "мамками") отправляются на остров Анзер.
Отправка их производится по общему шаблону. Они стоят в шеренгах, одетые в одежду из мешков и держат на руках своих младенцев, завернутых в тряпье. Порывы ветра пронизывают и их самих, и несчастных детей. А чекисты-надзиратели орут, переплетая свои команды неизбежной матерной бранью: "Стройся в четверки", "справа, по порядку номеров, расчитайсь", "шаг вправо, шаг влево - будет применено оружие"... Легко представить, много ли из этих младенцев может остаться в живых...
Зимой они идут снежной дорогой, во всякую погоду - в трескучий мороз и в снежную вьюгу, 30 километров до прибрежной командировки Ребельда, неся детей на руках. С Ребельды их переправляют лодками на остров Анзер, 6 – 7 километров морем. Там они не работают и потому получают только 300 грамм хлеба и два раза в день горячую пищу, а на ребенка - один литр молока в неделю. Живут на острове роженицы в общем бараке и спят на грязных общих нарах. Если у женщины нет своих собственных постельных принадлежностей, оне спят на еловых ветвях, прикрытых грязными мешками. Режим для них очень суровый, так как оне рассматриваются начальством, как нарушившие лагерную дисциплину (связь с заключенным мужчиной).
В отчаянии многие женщины своих детей умерщвляют и выбрасывают в лес или в уборные, вслед кончая и сами жизнь самоубийством. "Мамок", которые умерщвляют своих детей, ИСО посылает в женский штрафной изолятор на Заячьи острова, в 5-ти километрах от Соловков. Ссылаются они, как правило, на один год, но в действительности сидят не более одного месяца, так как их посылают на штрафные рабочие командировки, чтобы не сидели без дела. Женщины, дошедшие в работе до полного истощения, зараженные от сожительства с надзирателями венерическими болезнями, и вообще больные, направляются или на остров Конд, или на командировку Голгофа (на о. Соловки). Как они живут на о. Конд, мы познакомимся дальше, а теперь я расскажу об их жизни на Голгофе.
Голгофа - это одна из высоких гор на о. Соловки. Названа она была так монахами Соловецкого монастыря, которые выстроили на ней церковь. В ней и живут эти замученные СЛОНом несчастные.
Из церкви, разумеется, все иконы, кресты и вся церковная утварь выброшены и церковь представляет громадное каменное, с цементным полом и высокими каменными сводами, грязное, закопченное, холодное, пустынное помещение. Вдоль всех четырех стен поставлены общие, грязные, кишащие клопами нары. Никаких столов и приспособлений для сидения во всем здании нет. На все помещение, в котором можно поселить тысячу человек, находится всего одна маленькая ободранная плита, и в здании нестерпимо холодно. Посетив однажды этих женщин, я видел, как они, прижавшись друг к другу и в обнимку, лежали вокруг плиты, постелив род себя еловые ветви. При моем появлении они даже не встали, хотя за это в СЛОНе полагается тридцать суток крикушника. Они не могли встать, потому что все они были больные, окончательно отощавшие и обессилевшие. Они не боялись уже и крикушника...
В момент моего посещения их было 350. Все они, как одна, были одеты в грязные, из–под картофеля, мешки с дырами для головы и для рук, и в лапти на босую ногу. Они не могли из этих мешков сшить себе что–нибудь похожее на настоящую одежду: на это не было сил, да и иголок с нитками не было.
Они получают только 300 грамм хлеба в день и два раза в день горячую воду, в которой варилось пшено.
В зиму с 1929 на 1930 год, из 3-го отделения Лагерей в Кандалакше, была направлена на Колвицкие командировки, находящиеся в 30 километрах северо–восточнее станции Кандалакша, партия женщин. Чтобы попасть из Кандалакши на Колвицу, надо перейти замерзшую речку Нива и потом через деревню Лувенга итти по льду Кандалакского залива. Зимой с океана дует постоянный сильный ветер и наносит сугробы снега. Дороги никакой нет, надо итти прямо по цельному снегу, часто по пояс. Холод в этих местах страшный. Мороз достигает более 40 градусов - не забудем, что эти места находятся за полярным кругом.
Отправлявшиеся женщины были все уже старушки, по большей частью монахини (на Колвицких командировках они должны были работать в качестве прачек), ни теплой одежды, ни валенок ни у одной из них не было и они выступили в своих дырявых деревенских кофтах и холщевых юбках; вместо валенок им выдали лапти с онучами. У некоторых из них были одеяла, которыми они себе закутывали головы и плечи; другие шли повязав головы обыкновенными платками.
Пройти им предстояло 30 километров в два приема, с небольшим отдыхом. При этом им совершенно не выдали на дорогу хлеба. Старухи были уже перед тем обессилены долгими мытарствами по пересыльным тюрьмам, мучительной дорогой до Попова острова, жизнью на последнем и путешествием с Попова острова до Кандалакши. Теперь, идя голодными по глубокому снегу против сильного леденящего ветра, они быстро выбились из сил и, еще не дойдя до Лувенги, двадцать пять из них замерзли. Чекист Хаджимуратов, сопровождавший эту партию, в своем рапорте в ИСО донес, что на восьмом километре от Кандалакши женщины окончательно устали и он разрешил им отдохнуть. Через час стал поднимать их, чтобы итти дальше; 25 из них не встали; он тогда пострелял над их головами из винтовки, думая постращать и этим заставить встать; заметив, что они уже окоченели, оставил их там, а остальных повел к Колвице.
Как только этот рапорт был получен, начальник ИСО срочно командировал к месту происшествия нескольких чекистов под начальством сотрудника ИСО Малиновского с приказанием вырубить во льду проруби и спустить в них трупы замерзших. ИСО не хотело, чтобы их увидели карелы, которые часто проезжают там с обозами, нагруженными продуктами для СЛОНовских командировок на Колвице.
VI. В СОЛОВКАХ. 13 рота. 14 рота. Карцер с глиномялкой. Штрафная командировка "Овсянка". "Секирка" - штрафной изолятор и лобное место. "Дело № 9".
Остров Соловки, бывший первым лагерем и местонахождением управления СЛОНа, теперь упал в своем значении. В 1929 году УСЛОН перебрался в гор. Кемь и Соловки теперь являются лишь частью территории 4-го отделения (или лагеря) СЛОНа и местонахождением штаба этого отделения. В силу своего островного положения и особого назначения в системе лагерей, он, однако, и теперь заслуживает специального внимания и особой главы... Как я уже указал, на остров направляются каэры, которые выделяются силой своего характера и, по мнению ОГПУ, будут пытаться бежать. Выделяются заключенные острова и значительным количеством среди них людей высокой интеллигентности (профессора, инженеры, артисты, бывшие офицеры, академики, писатели и т. д.) и затем духовенство - православного и других исповеданий. Как только такие заключенные попадают на Соловки, они направляются в 13 роту, называемую "карантинной". Ее командиром был долгое время чекист Чернявский.
13 Рота. Тринадцатая рота находится в бывшем Успенском соборе (думаю, я не ошибаюсь в названии собора). Громадное здание из камня и цемента, теперь сырое и холодное, так как печей в нем нет; с его высоких сводов беспрерывно падают капли, образующиеся от человеческого дыхания и испарений. Оно вмещает до 5000 человек и всегда битком набито заключенными. По всему помещению устроены трех ярусные нары из круглых, сырых жердей. Огромное количество заключенных в этой роте ведет к тому, что утренние и вечерние поверки в ней начинаются за два – три часа до прихода дежурного по лагерю, принимающего поверку. Ранним утром, зимой затемно, командиры взводов и командир роты ходят между нар и пинками поднимают спящих заключенных к утренней поверке, крича: - "А ну-ка, вставай, защитники царя, - батюшки! Слетай с нар пулей! Становись на поверку!" и т. д.
Заключенный накануне работал часов двенадцать; придя с работы в роту, он потратил минимум два часа на стояние в очереди за получением хлеба и обеда и на самый обед; потом сушил свою одежду и обувь, или онучи; через час, полтора после обеда начинается вечерняя поверка; на ней он тоже стоит часа два. Лишь после нее он может лечь спать. Но шум и гам кругом не прекращается: кому–нибудь "бьют морду", надзиратели во все горло вызывают наряжаемых на ночную работу, ходят оправляться и разговаривают заключенные. Через несколько часов его поднимают на утреннюю поверку и снова начинается изматывающая силы и нервы канитель с расчетом, "здра" и неизбежною отвратительной руганью надзирателей. Если на Поповом острове командиры рот велят заключенным отвечать "здра" так, "чтобы в Соловках было слышно", то в 13-й роте, на острове Соловки они должны отвечать так, "чтобы было слышно в Кеми". - Чекисты из ИСО всегда заставляли Чернявского ставить священников ("длинногривых") в первую шеренгу для того, чтобы они рассчитывались. Кроме них в первую шеренгу для рассчета Чернявским всегда ставились те интеллигенты, в отношении которых было предписание от ОГПУ "держать на строгом режиме и на тяжелых физических работах". Вообще же, чем человек интеллигентнее, чем он чище одет, чем у него лучше манеры, тем он будет несчастнее в заключении, ибо такой заключенный получает в первую очередь, "в морду", и пинки, и матерную брань; таких заставляют выносить ушаты с нечистотами и ставят на самые грязные и унизительные работы.
У входа в 13-ю роту, справа и слева, стоят громадные деревянные ушаты высотою в метра полтора, заменяющие уборную. Заключенный, желающий оправиться, должен об этом заявить дневальному, тот доложит дежурному по роте, а дежурный по роте разрешит итти в "уборную" тогда, когда наберется целая партия желающих. Дневальный ведет их к ушатам и ставит в очередь. Чтобы оправиться, заключенный должен влесть на высокий ушат с положенной на него поперек доской, где он будет оправлять свою нужду на глазах у всех стоящих внизу, выслушивая: "А ну-ка ты, гнилой профессор! Защитник царя - батюшки! Слезай с кадушки пулей! Довольно! Засиделся!" и т. д.
Чтобы вынести такие ушаты, наполненные нечистотами, два человека продевают палку в ушки его и несут на плечах в "центроуборную". Несущие должны спускаться около 100 метров по ступеням собора. Чернявский заставлял (обязательно священников, монахов, ксендзов и наиболее чисто одетых или отличающихся своими манерами интеллигентов) выносить их по несколько раз в день. При этом, чтобы поиздеваться над "барами" и "длинногривыми", он заставлял уголовных преступников толкнуть наполненный до краев ушат, чтобы содержимое расплескалось и попало на впереди идущего; или же учил сбить с ног переднего или заднего из идущих, чтобы потом заставить интеллигентов и священников вытирать пролитое тряпками. Один из таких интеллигентов написал и ухитрился передать начальнику лагерей Эйхмонсу рапорт об этом. В результате, жаловавшийся был отправлен на штрафную командировку "Овсянка" на "загиб".
Словесно ИСО приказывало Чернявскому размещать всех священников, ксендзов, раввинов на нарах, устроенных в бывшем алтаре, - пусть они втихую Богу молятся, - хохотали чекисты. А вместе с духовными лицами ИСО приказывало Чернявскому помещать в алтаре десятка два отпетой "шпаны". Если в 13-й роте таких не оказывалось, то ИСО присылало их специально для этой цели из других рот. "Шпана" это ходила обыкновенно раздетой - в одних кальсонах, только рубашке, а иногда и буквально голыми. Чернявский подстрекал их "банить" по ночам, священников, красть у них вещи, ругаться при них в "Бога" и вообще всячески издеваться над ними. Если кто-нибудь из священников осмеливался жаловаться на них Чернявскому, последний отправлял жалобщика в карцер, а официально писал в рапорте, что такой-то "длинногривый" посажен в карцер за "стукачество" или за "будирование масс".
Беспрерывный в течении круглых суток гам и шум в огромном гулком здании, кощунственная отвратительная ругань, мордобитие, грязь, недоедание, непривычная и непосильная работа, а главное, невыносимые моральные условия, являются причиной многочисленных случаев сумасшествия и самоубийств в 13-й роте.
В 13-ой роте новые заключенные находятся месяца два-три. Затем опасные каэры переводятся в 14-ую роту и в ней находятся годы.
14 Рота. Она помещается в другом бывшем соборе, метрах в ста от 13-й роты, называется "запретной" и служит местом постоянного пребывания заключенных, способных по мнению ИСО к побегу. Главный контингент ее составляют интеллигенты и лица духовного звания; кроме того в ней, в течение нескольких лет, было много туркмен и киргизов. Командиром роты в мое время был некто Сахаров, Владимир Алексеевич, - сам из "каэров", бывший офицер.
Заключенные 14 роты находятся под непрерывным и неослабным надзором командира роты и командиров взводов. Даже в "центроуборную" их водят под конвоем. Они не имеют права выходить на работы вне стен Кремля и работают на самых тяжелых и грязных работах. Из наиболее интеллигентных заключенных 14 роты в 1929 году был организован ассенизационный обоз.
В мое время в этой роте находилось человек 250 туркмен, но думаю, что теперь уже ни одного из них в живых не осталось: туркмены не выносят соловецкого климата и за время моего пребывания в СЛОНе не было дня, чтобы не умирало двух-трех туркмен. Сосланы щи были по обвинению в басмачестве, или как "баи", т. е. богачи и "кулаки". Вспоминается еще один монах, очень старый, лет 85-ти (может быть и старше), весь седой и совершенно слепой. Другой, такой же старый, но зрячий монах водил его, под конвоем дневального, в "центроуборную". Сослан он был на 10 лет за "антисоветскую агитацию", выражавшуюся в том, что живя где-то в глухой провинции, он деятельно проповедывал учение Христа.
В 1929 году всем священникам 14-й роты через командира роты Сахарова было предложено остричься и снять рясы. Многие отказались сделать это и они были отправлены на штрафные командировки. Там чекисты с мордобитием и кощунственной бранью остригли их насильно и наголо, - сняли с них рясы, одели в самую грязную и рваную одежду и отправили на лесные работы. Польских ксендзов тоже переодели в такую одежду и отправили в лес. Вообще, надо сказать, что польским гражданам в СЛОНе достается больше, чем лицам других национальностей. При малейшем политическом осложнении с Польшей, их сейчас же начинают всячески прижимать: они идут в карцеры или на штрафные командировки, где надзиратели быстро доводят их до "загиба".