Мопед стоял на месте. Роман вывел его на тропинку, завел и, подождав, пока девочка заберется на заднее сиденье, тронул с места. Роману хотелось с шиком прокатить ее по лесу, но негде было развернуться: тропинка узкая, виляет меж толстых деревьев, да и почва пружинит. То старые листья, то папоротник, то зеленый мох. Лишь вырвавшись из леса, Роман припустил по лугу вдоль Уклейки.
Майя оказалась понятливой ученицей. Не сравнишь с Виталькой Гладильниковым. Правда, раза два она упала, но машину не повредила, лишь локоть себе оцарапала. Мопед трещал на первой скорости - вторую Роман пока опасался включать, - за ним тянулся синий жирный дымок, длинноногая девчонка с развевающимися волосами, азартно вцепившись в руль, катила по лугу. Внезапно руль круто вильнул, и Майя полетела в траву. Мопед подпрыгнул козлом и повалился набок. Девочка тут же вскочила на ноги и, подбежав к маленькой кочке, усыпанной желтыми цветами куриной слепоты, нагнулась. Роман подошел к ней.
- Чуть на гнездо пеночки не наехала, - сказала она.
У самой кочки, в траве, спряталась аккуратная серая корзиночка, сплетенная из сухих травинок и выложенная пухом. В ней лежало пять маленьких пестрых яиц. А над головами ребят с криком порхали обеспокоенные птицы.
- Она вылетела из-под самого колеса, - продолжала Майя. - Я как крутнула руль… Почему я упала?
- Кто же на скорости круто поворачивает?
- Зато на гнездо не наехала, - сказала Майя.
Роман выправил руль и, подняв голову, увидел Егора Пестрецова. Тот стоял на тропинке и причесывал розовой расческой мокрые слипшиеся волосы. Видно, только что выкупался в Уклейке. Там, у старой запруды, есть одно глубокое место. Даже Егору будет с головой. И хотя Пестрецов, как обычно, улыбался, темные глаза смотрели пристально и недобро. В детстве его звали Косым, а потом почему-то это прозвище от него отлипло. Может, потому, что Егора в поселке старались не задевать. Одно время он работал на валке леса, потом - слесарем в ремонтных мастерских. Здесь он зарабатывал меньше, но зато времени свободного у него было больше. А все свободное время Егор проводил в лесу или на озере. И его мать частенько ездила с большой завязанной мешковиной корзиной в райцентр на рынок. А что было в корзине, никто не знал, могли лишь догадываться…
Кончив причесываться, Егор дунул на расческу и спрятал в карман. Шелковая рубашка с молнией обтянула широкие плечи, чисто выбритые щеки лоснятся. У Пестрецова праздничный вид. Уж не идет ли он снова свататься к Никифоровой дочке?..
- Что же это ты даешь всем кататься на моем мопеде? - мягко, с улыбкой, упрекнул Егор. - Им только дозволь… - Он кивнул на собиравшую на лужайке цветы Майю. - Хорошую вещь искалечат.
В Романе поднималась ненависть к этому человеку. Знал бы - вовек бы не связывался с этим мопедом!
- А машина, велосипед ли, мотоцикл ли, любит одного хозяина, - продолжал поучать Егор. - Как пошла вещь по рукам, пиши пропало! Гляжу я, как ты распоряжаешься моим мопедом, и, веришь, сердце кровью обливается.
В словах Егора неприкрытая насмешка и угроза. И глаза пронизывающие, холодные.
Роман, опершись о мопед, молчал.
- Ну, поиграл с моей техникой и будет, - сказал Егор и положил тяжелую руку на руль
- Ну, поиграл с моей техникой и будет, - сказал Егор и положил тяжелую руку на руль. - За амортизацию я с тебя ничего не потребую. - И он рассмеялся, показав скошенные с одной стороны крупные желтоватые зубы.
- Не отдам! - воскликнул Роман и рванул руль к себе.
Майя подняла голову, выпрямилась. В руке у нее букет ромашек и еще каких-то розоватых мелких цветов.
- Ай-яй! - покачал головой Егор, разглядывая мопед. - Фара сбоку помята… и рама плохо покрашена. Небось, кистью мазал? А надо бы из распылителя… А это что? - он нагнулся к звонку и посигналил. - Разве это сигнал? Пискляк какой-то. Мог бы и получше звоночек подобрать…
- Гад ты! - с ненавистью сказал Роман, не отпуская руль, хотя он понимал, что все потеряно.
- Что же мне с тобой, грубияном, делать? - улыбнулся Егор. - Слова-то какие нехорошие говоришь… Надо бы проучить, да вот как? По шее накидать или…
- Дом подожги! - выдавил сквозь стиснутые зубы Роман.
- Намеки какие-то… - поморщился Егор и вдруг, округлив глаза, рявкнул: - Руки убери с чужого аппарата, гнида!
Может быть, если бы к ним в этот момент не подошла Майя, Роман и не осмелился бы броситься на парня, который был по крайней мере в три раза сильнее его. Он ткнул кулаком в наглое, улыбающееся лицо Егора и в то же мгновение мощным ударом был отброшен в сторону и растянулся на тропинке у самых ног Майи.
- Как вам не стыдно?! - закричала девочка. - Вы же большой, а он…
Роман облизнул разбитые губы, поднялся на ноги и неожиданно снова бросился на Пестрецова. Тот, не ожидавший этого, отпрянул и, видно, оступился. Падая, он увлек за собой мопед. Егор пружинисто вскочил и сгреб Романа за воротник. Рубашка затрещала. И Роман почувствовал, что его правое ухо попало в железные клещи.
- Не бить же тебя, несмышленыша, - цедил Егор. - Я тебе все ухи откручу… - Пальцы его тискали, кромсали ухо. Роман с трудом сдерживался, чтобы не закричать от боли. Сильнее боли его терзало унижение: на глазах у девчонки его дерут за уши, как малолетку… Уж лучше бы Егор ударил кулаком.
И тут его удивила Майя. Она кошкой бросилась на Егора, вцепилась в его рукав.
- Вы… вы зверь! - кричала она. - Отпустите его!
Пестрецов ослабил хватку, и Роман вырвался. Невольно ощупал ухо. Ему показалось, что оно стало огромным, как у слона, и налилось кровью. На глазах выступили непрошеные, предательские слезы.
- Какая отчаянная собачка, - ухмылялся Егор. - А ежели бы рукав оторвала? Рубашка-то у меня новая, весной только купленная… Пришлось бы твоему дедушке разориться… Иль он, говорят, профессор, богатый?
- Я не хочу с вами разговаривать, - сказала Майя и повернулась к Роману. - Уйдем отсюда!
Роман стоял, опустив руки, и отрешенно смотрел прямо перед собой. Бывают в жизни человека такие унизительные мгновения, когда он бессилен что-либо сделать. А как хотелось бы ему броситься на Егора…Раз! Раз! - сокрушительным ударом в челюсть свалить этого верзилу на землю…
- Надо бы еще поучить тебя маленько, да дело такое… Успеется, - сказал Егор, разворачивая мопед.
- Он отобрал твой мопед? - взглянул Майя на Романа.
Тот ничего не ответил, только нижнюю губу прикусил.
- Это же грабеж! - воскликнула девочка.
- Мопед-то мой, - улыбнулся Егор. - Я за него свои кровные заплатил… И дарить его пока никому не собираюсь.
- Вы не зверь, - сказала Майя. - Вы в сто раз хуже…
- Болтушка! - сквозь зубы проворчал Пестрецов.
Он завел мопед, вскочил на седло и, описав вокруг ребят круг, остановился.
- Сетку-то я нашел, - сказал Роману. - Недалече от берега была потоплена… И камень в ней завернут. Ну, ладно, утопил… А зачем же рвать, резать? Негодная теперь сетка-то, барахло…
- Зачем вы нам все это говорите? - сверкнула на него глазами Майя.
Егор дал газ и укатил. На том самом мопеде, который Роман и Гришка Абрамов целый месяц ремонтировали.
Майя подошла к Роману совсем близко и, достав из кармана платок, стала вытирать кровь с губы.
- Егор правду сказал: мопед его, - выдавил из себя Роман. - Он его в речку выбросил, а мы с Гришкой - вот дураки! - подобрали и отремонтировали. Как будто не знали Егора Пестрецова!.. А сетка его тю-тю! - улыбнулся разбитыми губами Роман. - Теперь ее не починишь…
ПРОИСШЕСТВИЕ НА СТАРОЙ ВЫРУБКЕ
Произошло это в полдень на старой расчищенной вырубке.
Святославу Ивановичу прислали из лесопитомника посылку с семенами сибирской сосны и кедра. Мальчики лопатами и мотыгами рыли длинные ровные борозды на подготовленной лесной площадке, а девочки кидали в землю и закапывали драгоценные семена. Поливали лунки водой, смешанной с удобрениями, которую привозил леспромхозовский водовоз.
Разомлевшие от жары ребята работали молча. Худощавый Виталька Гладильников загорел до черноты, а вот к Лешке Дьякову загар приставал плохо. Один раз он сгорел - на плечах и спине вся кожа слезла - и теперь работал в рубашке. Девочки тоже не снимали своих сарафанов и платьев, чем немало удивляли Майю. Она работала в одном купальнике. В Ленинграде не так-то уж часто можно позагорать на солнце, а тут такая благодать! Майя покрылась ровным корич невым загаром. Ее светлые волосы выгорели добела.
Неожиданно тишину нарушил громкий крик: "Змея-я!". Кричал тихий, незаметный паренек Семен Горшков. Он копал борозду у самой кромки леса. Увидев змею, зайцем отпрыгнул в сторону и выронил лопату. К нему со всех сторон устремились мальчишки. Послышались возгласы: "Где она?! Бей ее! Лопатой, лопатой! Не по хвосту, по башке!"
Майя поставила на землю коробку с семенами и подбежала к ребятам, окружившим старый пень. Молча и сосредоточенно они лупили по земле сучьями, лопатами, мотыгами.
- Стойте! - воскликнула девочка. - За что вы ее?!
Ребята нехотя расступились. Лица у всех ожесточенные, глаза блестят. А девочка, растолкав их, нагнулась над искромсанной змеей. Перерубленная лопатой, она все еще дергалась, извивалась.
- Зачем вы так? - Расстроенная Майя с укором глядела на мальчишек.
- Это же змея, - сказал Лешка Дьяков. - Хотела, гадина, под пень, да я ей хвост лопатой прищемил!
- Дурак ты, - сказала Майя. - Ну и пусть бы уползла. Змеи миллионы людей вылечили от разных тяжелых болезней. Их специально разводят в террариумах и добывают их яд. Разве можно убивать змей?
- Я шесть штук порезал, - ухмыльнулся Лешка. - Все змей убивают.
- И зря, - сказала Майя. - Они никому вреда не приносят, а польза от них огромная.
- Выходит, все мы тут дураки, - сказал Роман. - Сколько змей палками поубивали!
- И верно, змея никогда первой не нападает, - заметил Никита. - Зашипит и деру!
Когда все разошлись по своим местам, Тоня Яшина сказала:
- И охота тебе из-за каждой твари расстраиваться? Ну убили гадюку, туда ей и дорога.
Майя нагнулась и подняла блестящего изумрудного жука. Положила его на ладонь и стала с интересом рассматривать. Светлые глаза ее оживились, на губах появилась улыбка.
- Ты посмотри какой он красивый, - сказала она. - Какие крылья, подкрылышки, усики с веточками… А ноги? Три пары и все из отдельных сочленений. Голова, нос с клювом, глаза… Ни один самый искусный мастер не сделает такого! А что стоит взять и наступить на него? И не останется ничего, только мокрое место.
- Я боюсь жуков, - поморщилась Тоня. - Они кусаются.
- Таких жуков, которые кусаются, я не встречала, - сказала Майя и, подняв вверх раскрытую ладонь, стала наблюдать за тем, как изумрудный жук, дойдя до кончика пальца, остановился, присел на задние ножки, раскрыл твердые надкрылья, потом расправил блестящие слюдянистые крылья и, будто включив зажужжавший моторчик, вертикально взлетел вверх.
- Красиво, правда? - с улыбкой взглянула Майя на подругу.
- Чудачка ты! - усмехнулась та. - Жук он и есть жук. Букашка. Что в нем красивого?
Майя подошла к Дьякову, неподалеку копавшему землю, положила в лунку семя. Лешка поддел лопатой землю и засыпал. Майя выпрямилась и посмотрела ему в глаза.
- Извини, что обозвала тебя… - сказала она. - Это я сгоряча… Ну, чем помешала людям змея?
- Да вот подвернулась, - усмехнулся Лешка. - Я как увижу змею, так сразу за палку…
- Не трогай ты их, Леша!
- Не буду теперь, пускай живут, - сказал Дьяков. - Я и в ястребов и в сов палил из ружья… Не знал, что они тоже пользу приносят.
- Хочешь, дам тебе книжки о природе, о животных?
- Я больше про войну люблю, - признался Лешка. - Ну, да ладно, принеси, почитаю… Только я долго читаю…
- Читай, читай, мне не к спеху… - улыбнулась Майя.
- Потом мне дашь, - сказал Виталька Гладильников, слышавший этот разговор.
- Я тебе дам книжку про морских животных, - предложила Майя. - Про китов, акул, кальмаров.
- Я такие люблю, - сказал Виталька.
ЧЕЛОВЕК ИДЕТ ПО ЛЕСУ
По бору шел человек. Резиновые подошвы охотничьих сапог мягко вдавливались в зеленый мох. На плече дулом вниз - охотничье ружье. Оба курка взведены. Вороненый ствол поблескивал, деревянное ложе лоснилось. Впереди человека летела сорока и пронзительным стрекотанием предупреждала все живое: "По лесу идет враг! Прячьтесь! Человек с ружьем!"
И ничто живое не попадалось на пути охотника. Напрасно он обшаривал глазами вершины деревьев: не притаился ли где рябчик или глухарь? Прислушивался к малейшему шороху: не выскочит ли из-за кустов вспугнутый заяц-русак? Не метнется ли в сторону маленькая пятнистая косуля? Не пересечет ли охотничью тропу длинноногий красавец лось?..
Бор кончился, и человек вышел к Уклейке. Отсюда за перелеском виден поселок. И тут человек услышал частое постукивание. В негустом перелеске возвышались несколько высоченных красноватых сосен, и работяга-дятел трудился на одной из них, отыскивая в коре вредных насекомых и личинок. Пестрый, с красной грудкой,
он цепко оседлал корявый ствол и долбил-долбил крепким клювом. Вниз сыпалась белая труха, мелкие сучки. Дятел слышал, что кричала сорока, но это его не касалось. В дятлов не стреляют. Все знают: большой пестрый дятел - полезная птица, лесной доктор.
Между тем человек остановился у куста бересклета и снял с плеча ружье. Человеку было скучно, и ему захотелось кого-нибудь застрелить. Все равно кого: дятла, скворца или ласточку. Захотелось увидеть, как закувыркается вниз растрепанный окровавленный комок перьев. Человек даже не нагнется над своей жертвой. Бросив равнодушный взгляд, он пройдет мимо.
Дятел на мгновение перестал стучать, ловко вытащил из дырочки твердого желтого короеда, вздернул вверх черную с белым голову, намереваясь его проглотить, и в этот момент прогремел выстрел. Прошитая десятком мелких дробин птица камнем полетела вниз. Она упала у подножия огромной сосны. В крепко сжатом клюве извивался желтый червячок. Закинув ружье на плечо, человек свернул к поселку. На губах его довольная улыбка: ничего не скажешь, меткий выстрел.
Этот выстрел услышал тракторист Анисимов, шедший на обед в поселок. Он поднял голову и удивленно посмотрел по сторонам, но человека не увидел. Сокращая путь к своему дому, он пошел напрямик через перелесок.
Человек сделал свое черное дело и пошел дальше своей дорогой. Он даже не оглянулся на убитую птицу. И невдомек было ему то, что тлеющий войлочный пыж, вылетевший из патрона, упал в умирающий вересковый куст. Он попал как раз в развилку между двух сухих веток с мелкими пожелтевшими иголками. И достаточно было легкого дуновения ветра, чтобы тотчас вспыхнули сухие, как порох, иголки…
Когда человек, повесив на стену ружье, садился обедать, вересковый куст уже пылал. От жара потрескивала молодая елка, неподалеку от куста. Съеживались зеленые иголки, скручивалась нежная кора. Еще один порыв ветра, и елка загорелась. Языки пламени лизали кору большой сосны. Тонкие прожилки огня взбегали вверх по стволу и умирали. У них не хватало еще силы добраться до нижних ветвей…
Первыми почувствовали опасность птицы: с испуганными криками они стали покидать перелесок. Две сороки, всполошно крича, летали над занимавшимся пожаром перелеском. Лихорадочно забегали по своим дорожкам красные муравьи. Большой муравейник приткнулся к сосне, которую уже вовсю лижут языки пламени. Роем снялись с ветки осы и полетели прочь. Над своими гнездами суматошно порхали птицы, ничем не могли они помочь жалобно пищавшим птенцам.
Надвигалась самая страшная для лесного зверья беда: пожар!
Перелесок с одной стороны примыкал к Уклейке, а с другой вплотную подходил к молодым посадкам деревьев на старой вырубке. Сразу за посадками - выкорчеванное поле с примолкшим на меже трактором, а дальше - глухой необъятный бор. Ветер дул в сторону леса. Там работают ничего не подозревающие лесорубы. Если огонь перекинется на бор, и им не будет спасения. Пойдет огонь гулять по всему лесу, уничтожая все на своем пути. Гигантскими спичками будут вспыхивать ели и сосны. Ничто не сможет остановить этот огненный смерч. Погаринский лес далеко от райцентра, когда-то поспеют на помощь люди и противопожарная техника!
…Аист возвращался с болота, что за перелеском, к своим птенцам. В длинном клюве - несколько головастиков. Плавно взмахивая крыльями, птица сделала круг над перелеском и полетела к гнезду на крыше старого дома. Накормив птенцов, аист снова взлетел и, кружа над поселком, тревожно закурлыкал. Умная птица предупреждала людей об опасности. Говорят же в народе: аисты приносят людям счастье.
ПОЖАР! ПОЖАР!
Аиста увидела Тоня Яшина. Прикрыв ладошкой глаза от солнца, она долго смотрела на непривычно парящую большую птицу, а потом сказала Майе:
- Это Курлык. Живет у нас на крыше уже шесть лет. Что-то случилось, слышишь, как он кричит?
- Я птичьего языка не понимаю, - улыбнулась Майя. - Вот дедушка, он разбирается.
- Может, кошка аистенка утащила? - продолжала Тоня. - Да вряд ли. Один раз попробовала забраться в гнездо, так Курлык ее чуть насмерть не заклевал.
Гришка Абрамов, стрельнув в сторону девочек серыми глазами, сказал:
- Сейчас узнаю… - и с кошачьей ловкостью полез на высоченную сосну.
- Отчаянный, - с гордостью заметила Тоня.
- По-моему, просто ему надоело работать, - сказала Майя.
- Гриша от других не отстает, - вступилась за него Тоня. Никто из работающих ребят не обратил внимания на Гришку. И поэтому, когда сверху раздался истошный крик: "Пожар! Лес горит!" - все удивились и стали вертеть головами. Между тем Гришка быстро скатился вниз;
- Молодой ельник у речки горит, - крикнул он. - Ветер гонит огонь к бору.
Все побросали лопаты и мотыги, окружили Гришку.
- В поселок! - скомандовал Ромка и первым припустил по свежей борозде к поселку.
На улице никого, лишь куры копаются в пыли, да собаки дремлют в тени. А над домами, делая большие круги, тревожно курлычет аист.
- Беги на пожарную вышку! - сказал Роман Гришке. - Бей в рельс!
…Из поселка ребята снова бросились в лес. Остановившись на краю вырубки, Роман осмотрелся: огонь наступал на молодые посадки. Перелесок уже пылал. Пока еще держались вековые сосны, но стволы их были опалены, дымилась толстая кора. Если огонь спалит молодые деревца, то ему ничего не стоит добраться до опушки соснового бора. Не пощадит пожар и трактор "Беларусь", что с прицепленным плугом стоит на краю поля. А где же Анисимов?.. Надо скорее копать ров за молодым сосняком. Его все равно уже не спасешь. Искры с перелеска веером сыплются на молодые сосенки. Перелесок - уже сплошная огненная стена.
Роман растолковал ребятам, что нужно делать. Безжалостно срубать лопатами молодые сосенки, которые они посадили прошлой весной, копать широкую канаву.