Но затем сознание напомнило ему, что человек, которого он собирался допрашивать, – не кто иной, как действующий президент Соединенных Штатов. Как только он почувствовал, как на него накатывает новая волна нервозности, дверь открылась, и он быстро поднялся, повернулся и довольно долго пялился на протянутую ему руку, пока, наконец, не осознал происходящее и не протянул медленно свою руку навстречу.
– Спасибо, что доставили себе труд прийти, лейтенант.
– Никакого труда, сэр. Я подумал, что у вас много более достойных занятий, чем сидеть в автомобильных пробках. Хотя, полагаю, вы никогда не сипите в автомобильных пробках, не правда ли, господин президент?
Ричмонд сел за свой стол и подал Фрэнку знак садиться. Бесстрастный Билл Бертон, до того момента не видимый Фрэнку, закрыл дверь и кивнул детективу.
– Боюсь, маршруты моих передвижений определяются заранее. Верно, что я редко оказываюсь в автомобильных пробках, однако это лишает меня изрядной доли свободы действий. – Президент улыбнулся, и Фрэнк почувствовал, как его собственные губы машинально расплываются в улыбке.
Президент наклонился вперед и в упор посмотрел на Фрэнка. Он сложил ладони вместе, слегка нахмурился и моментально его настроение из веселого стало необычайно серьезным.
– Я хочу поблагодарить вас, Сет. – Он взглянул на Бертона. – Билл рассказал мне, как охотно вы сотрудничали с ним в ходе расследования смерти Кристины Салливан. Я очень ценю это, Сет. Другие на вашем месте были бы гораздо менее общительными или постарались бы превратить это в показуху для прессы в своих собственных интересах. Я надеялся, что вы поступите достойным образом, и вы превзошли мои ожидания. Еще раз спасибо.
Фрэнк сиял, как школьник, получивший "отлично" по чистописанию.
– Знаете, это ужасно. Скажите, вам удалось найти какую-либо связь между самоубийством Уолтера и убийством этого преступника?
Фрэнк вернулся к реальности, и его взгляд остановился на как будто резных чертах лица президента.
– Смелее, лейтенант. Могу вам сказать, что весь официальный и неофициальный Вашингтон только и говорит о том, что Уолтер Салливан нанял киллера, чтобы отомстить за смерть жены, а потом покончил с собой. Люди будут сплетничать, что ни делай. Я только хотел бы узнать, удалось ли установить какие-либо факты, позволяющие заключить, что Уолтер распорядился убить человека, расправившегося с его женой?
– Боюсь, сэр, я не смогу дать вам определенного ответа. Надеюсь, вы понимаете, расследование еще не закончено.
– Не беспокойтесь, лейтенант, я не настаиваю. Но должен сказать, в последнее время я пережил немало горестных минут. Думать, что Уолтер Салливан оборвал свою собственную жизнь... Один из самых выдающихся и талантливых людей своей эпохи, любой эпохи.
– Так считает бесчисленное множество людей.
– Но между нами говоря, если бы вы знали Уолтера так, как знал его я, то вполне могли бы допустить, что он предпринял конкретные и целенаправленные шаги с тем, чтобы убийца его жены был... наказан.
– Предполагаемый убийца, господин президент. Человек, чья вина не доказана, считается невиновным. Президент взглянул на Бертона.
– Но мне дали понять, что ваше дело было почти беспроигрышным.
Сет Фрэнк почесал за ухом.
– Некоторые адвокаты любят беспроигрышные дела, сэр. Знаете, железо погрузить в воду, и оглянуться не успеешь, как оно проржавеет до дыр.
– И его адвокат был одним из таких?
– В некотором смысле. Я не люблю оценивать шансы, но вероятность вынесения адекватного приговора по всем пунктам предъявленного обвинения не превышала сорока процентов. Нам предстояла настоящая битва.
Президент откинулся на спинку стула, обдумывая сказанное Фрэнком, а потом вновь посмотрел на него.
Наконец, Фрэнк заметил выражение ожидания на его лице и открыл записную книжку. При виде знакомых каракулей его сердцебиение немного утихло.
– Нам известно, что Уолтер Салливан звонил вам сюда прямо перед своей смертью.
– Я помню, что беседовал с ним. Я не знал, что наш разговор непосредственно предшествовал его смерти, нет.
– Знаете, я немного удивлен, что вы раньше не поделились с нами этой информацией. Президент изменился в лице.
– Я знаю. Думаю, я и сам немного удивлен. Полагаю, я верил, что защищаю Уолтера или, по меньшей мере, его память от дальнейших потрясений. Хотя я осознавал, что в конце концов полиция обнаружит, что он звонил мне. Извините, лейтенант.
– Мне необходимо знать подробности этой беседы по телефону.
– Хотите чего-нибудь выпить, Сет?
– Благодарю вас, я бы не отказался от чашечки кофе. Бертон, будто по команде, поднял трубку телефона, стоящего в углу, и минуту спустя перед ними стоял серебряный поднос с кофе.
Они пили горячий кофе; президент посмотрел на часы, а потом поймал на себе взгляд Фрэнка.
– Извините, лейтенант, я действительно придаю вашему визиту большое значение. Однако через несколько минут у меня обед с делегацией конгрессменов, и, честно говоря, мне не очень хочется там присутствовать. Как ни смешно это звучит, я не очень люблю общаться с политиками.
– Понимаю. Я отниму у вас всего несколько минут. Какова была цель этого звонка?
Президент откинулся на спинку стула, будто собираясь с мыслями.
– Я бы определил этот звонок как крик отчаяния. Он, несомненно, был не в себе. Он плохо контролировал речь, его мысли путались. Иногда он надолго замолкал. Словом, совсем не походил на того Уолтера Салливана, которого я знал.
– О чем он говорил7
– Обо всем, и ни о чем. Иногда просто что-то бормотал. Говорил о смерти Кристины. О том человеке, которого вы арестовали за убийство. О том, как он его ненавидит, как тот исковеркал жизнь Уолтера. Слушать все это было ужасно.
– Что вы ему сказали?
– Ну, я постоянно спрашивал, где он находится. Я хотел найти его, помочь ему. Но он мне не говорил. Я даже не уверен, что он расслышал хотя бы слово из сказанного мной, настолько обезумевшим он казался.
– Значит, вы думаете, что он разговаривал как человек, решившийся на самоубийство?
– Я не психиатр, лейтенант, но с моей точки зрения дилетанта, его душевное состояние можно было с уверенностью назвать состоянием человека, решившегося на самоубийство. Это был один из тех редких случаев за время моего президентства, когда я чувствовал настоящую беспомощность. Честно говоря, после этой беседы меня не удивило сообщение о его смерти. – Ричмонд посмотрел на бесстрастное лицо Бертона, а потом на следователя. – Это одна из причин, почему я спросил вас, установили ли вы истинность слухов о причастности Уолтера к убийству того человека. Должен признать, после звонка Уолтера эта мысль пришла мне в голову.
Фрэнк взглянул на Бертона.
– Полагаю, у вас нет записи этой беседы? Я знаю, что некоторые из здешних переговоров записываются.
– Лейтенант, Салливан использовал мою личную линию, – ответил президент. – Это секретный телефонный канал, и здесь не допускаются никакие записи.
– Понятно. Он прямо указывал на то, что замешан в убийстве Лютера Уитни?
– Не прямо, нет. Он явно был не в себе. Но, если читать между строк, супя по испытываемой им ярости... знаете, мне неприятно говорить подобное о покойном, но я думаю, было ясно, что именно он отдал приказ об убийстве. Разумеется, у меня нет этому доказательств, но таково было мое впечатление.
Фрэнк покачал головой.
– Довольно неприятная беседа.
– Да, да, очень неприятная. А сейчас, лейтенант, боюсь, мне нужно вернуться к делам. Фрэнк не сдвинулся с места.
– Почему, по-вашему, он позвонил именно вам? И в такое позднее время?
Президент вновь сел, быстро взглянув на Бертона.
– Уолтер был одним из моих самых близких друзей. У него был довольно необычный распорядок дня, но и у меня – тоже. Мне не кажется необычным то, что он позвонил в такое время. В последние несколько месяцев я получал от него мало известий. Как вы знаете, он тяжело переживал случившееся. Уолтер был из тех людей, кто страдает в одиночестве. А теперь, Сет, прошу меня извинить...
– Мне просто кажется странным, что из всех людей, кому он мог позвонить, он выбрал именно вас. Я имею в виду, что вполне могло оказаться, что вас не будет на месте.
Президенты много времени проводят в разъездах. Поэтому мне важно понять ход его мыслей.
Президент откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы и перевел взгляд на потолок. "Этот полицейский хочет поиграть, чтобы продемонстрировать мне свою смекалку". Он вновь посмотрел на Фрэнка и улыбнулся.
– Умей я читать мысли, я бы не испытывал необходимости в опросах общественного мнения.
Фрэнк улыбнулся.
– Не думаю, что нужно быть телепатом, чтобы предсказать, что именно вы будете занимать этот пост в течение следующих четырех лет, сэр.
– Спасибо, лейтенант. Все, что я могу вам сказать, это то, что Уолтер Салливан мне звонил. Кому он мог еще позвонить, если собирался покончить с собой. Его родственники отдалились от него после женитьбы на Кристине. У него было много деловых партнеров, но очень мало людей, кого он мог назвать настоящими друзьями. Мы с Уолтером были знакомы много лет, и я считал его своим вторым отцом. Как вы знаете, я проявил большую заинтересованность в расследовании обстоятельств смерти его жены. Все это вместе может объяснить тот факт, что он желал побеседовать со мной, в особенности, собираясь покончить жизнь самоубийством. Вот и все, что мне известно. Простите, но больше ничем помочь не смогу.
Открылась дверь. Фрэнк не знал, что для вызова президент нажал маленькую кнопку под крышкой своего стола.
Президент посмотрел на свою секретаршу.
– Я скоро приду, Лу. Лейтенант, если я чем-то еще смогу быть вам полезен, дайте знать Биллу. Пожалуйста.
Фрэнк закрыл свой блокнот.
– Благодарю вас, сэр.
После того как Фрэнк вышел, президент уставился в Дверной проем.
– Бертон, как фамилия адвоката Уитни?
Бертон на мгновение задумался.
– Грэм. Джек Грэм.
– Я где-то слышал эту фамилию.
– Работает у Паттона, Шоу и Лорда. Компаньон фирмы. Глаза президента остановились на лице агента.
– Что-то не так? – спросил тот.
– Я не уверен. – Ричмонд отомкнул ящик своего стопа и достал записную книжку, где содержалась всякая неслужебная информация. – Не забывайте, Бертон, что очень важная улика, за которую мы умудрились заплатить пять миллионов долларов, до сих пор не всплыла.
Президент пролистал записную книжку. В эту драму было вовлечено, в той или иной степени, множество людей. Если бы Уитни передал своему адвокату нож для вскрытия конвертов вместе с описанием случившегося, весь мир уже узнал бы об этом. Ричмонд вспомнил церемонию награждения Рансома Болдуина в Белом доме. Грэм явно не был застенчивым человеком. Очевидно, в то время он не знал о ноже. Но тогда кому Уитни мог его отдать, если он вообще его отдал?
Пока президент детально анализировал события и просчитывал возможные варианты их развития, на аккуратно заполненной его рукой странице блокнота он обнаружил еще одно имя. Имя человека, которого до сих пор никто не принимал в расчет.
* * *
В одной руке Джек держал пакет с продуктами, в другой – кейс, и при этом он ухитрился вытащить из кармана ключ. Прежде чем он успел вставить его в замок, дверь открылась.
– Я не думал, что ты уже пришла, – удивился Джек.
– Ты мог и не заходить в магазин. Я сама могла бы что-нибудь приготовить.
Джек вошел в квартиру, поставил кейс на кофейный столик и направился в кухню. Кейт смотрела ему вслед.
– Слушай, ты ведь тоже весь день работала. Почему ты обязана готовить?
– Этим занимаются все женщины, Джек. Оглянись вокруг.
Он появился из кухни.
– Не спорю. Хочешь бифштекс с кисло-сладким соусом? Еще у меня есть пирожные.
– Мне все равно. Правда, я не очень-то голодна.
Он опять удалился и вернулся с двумя полными тарелками.
– Знаешь, если ты не будешь есть больше, тебя начнет сдувать ветром. Я уже начинаю подумывать, а не наполнить ли камнями твои карманы.
Он, скрестив ноги, сел на полу рядом с ней. Она ковырялась в своей тарелке, пока он поглощал содержимое своей.
– Как у тебя дела на работе? Знаешь, ты могла бы отдохнуть еще пару дней. Ты всегда перегружаешь себя работой.
– Подумать только, кто это говорит. – Она взяла пирожное, а потом положила его обратно.
Он отставил свою вилку и посмотрел на нее.
– Тебя что-то мучает?
Она перешла на диван и сидела там, нервно теребя свое ожерелье. Не успев снять свою рабочую одежду, она выглядела изнуренной и была похожа на сломанный ветром цветок.
– Я много думаю о том, как поступила с Лютером.
– Кейт...
– Дай мне договорить. – Ее голос хлестнул его, подобно кнуту. Она продолжала более спокойно: – Я пришла к выводу, что мне никогда этого не забыть, поэтому надо смириться с этим фактом. Возможно, то, что я сделала, не было неправильным по множеству причин. Но, по меньшей мере, по одной причине это точно было неправильным. Он был моим отцом. Как бы неубедительно это ни звучало, это достаточно серьезная причина. – Она вертела свое ожерелье до тех пор, пока оно не свернулось в несколько маленьких узелков. – Мне кажется, став юристом, по крайней мере, таким юристом, каким я являюсь теперь, я превратилась в человека, который мне самой несимпатичен. Не очень-то приятно делать подобные открытия, когда тебе вот-вот стукнет тридцать.
Джек накрыл своей ладонью руку Кейт, чтобы та не дрожала. Кейт не двигалась. Он чувствовал, как у нее в венах пульсирует кровь.
– Учитывая все сказанное, думаю, мне необходимы серьезные перемены. В жизни, карьере, во всем.
– О чем ты говоришь? – Он поднялся и сел рядом с ней. У него участилось сердцебиение; он понимал, к чему она клонит.
– Я больше не собираюсь работать прокурором, Джек. Более того, я больше не собираюсь работать юристом. Сегодня утром я подала прошение об отставке. Должна признаться, они были в шоке. Сказали, чтобы я хорошенько подумала. Я ответила, что обо всем подумала и все решила.
– Ты уволилась? – с явным недоверием спросил он. – Господи, Кейт, ты же стольким пожертвовала ради карьеры. Ты не можешь взять и от всего отказаться.
Она резко поднялась и, подойдя к окну, посмотрела наружу.
– Все решено, Джек. Я не отказываюсь ни от чего хорошего. Мои воспоминания о том, чем я занималась последние четыре года, сродни фильму ужасов. Это совсем не то, о чем я думала, будучи первокурсницей, когда изучала великие принципы юриспруденции.
– Не нужно себя недооценивать. Благодаря тебе наши улицы стали намного безопаснее.
Она повернулась и посмотрела на него.
– Я уже не в состоянии сдерживать этот поток. Меня давно унесло в открытое море.
– Но что ты собираешься делать? Ты же юрист.
– Нет. Ты неправ. Лишь небольшой период своей жизни я была юристом. Моя жизнь до того времени нравилась мне намного больше. – Она смотрела ему в лицо, скрестив руки на груди. – Ты ясно дал мне это понять, Джек. Я стала юристом, чтобы рассчитаться со своим отцом. Три года в школе и четыре года, когда в жизни я не видела ничего кроме зала суда, – слишком дорогая цена. – Из ее горла вырвался глубокий вздох, она вновь задрожала, но вскоре взяла себя в руки. – Кроме того, думаю, что теперь я расплатилась с ним сполна.
– Кейт, ты ни в чем не виновата. – Он осекся, увидев, что она отворачивается от него. Ее следующие слова потрясли его.
– Я уезжаю, Джек. Пока не знаю, куда именно. У меня есть небольшие сбережения. Может, поеду куда-нибудь на юго-запад. Или в Колорадо. Туда, где ничто не будет напоминать мне о Вашингтоне. Надеюсь, это поможет мне начать новую жизнь.
– Значит, уезжаешь, – сказал Джек больше для себя, чем для нее. – Уезжаешь, – он повторил это слово, будто пытаясь избавиться от него и одновременно истолковать его таким образом, чтобы оно не причиняло ему столь глубокую боль.
Она посмотрела на свои руки.
– Меня ничто здесь не держит, Джек. Он взглянул на нее и скорее почувствовал, чем услышал, гневный ответ, сорвавшийся с его губ:
– Черт тебя возьми! Как ты смеешь говорить подобные вещи7!
Наконец, она взглянула на него. Он почти физически ощутил надлом в ее словах.
– Джек, думаю, тебе лучше уйти.
* * *
Джек сидел за столом, не желая больше смотреть на ворох бумаг, гору розовых записок, и размышлял, неужели жизнь может стать еще хуже. Именно в этот момент в кабинет зашел Дэн Кирксен. Джек едва не застонал.
– Дэн, я действительно не...
– Тебя не было на утреннем собрании компаньонов.
– Но меня никто не предупредил.
– Были разосланы извещения, но в последнее время твое рабочее расписание стало несколько хаотичным. – Он неодобрительно взглянул на беспорядок на столе у Джека. Его собственный стол неизменно был в идеальном порядке, что говорило скорее о том, как мало он делал практической работы, чем о чем-либо еще.
– Но сейчас-то я здесь.
– Насколько мне известно, ты встречался с Сэнди у него дома.
Джек пристально посмотрел ему в глаза.
– А кого интересует моя частная жизнь?
– Вопросы, касающиеся компаньонов, должны обсуждаться всеми компаньонами! – вспылил Кирксен. – Меньше всего нам нужны группировки, которые могут еще больше расколоть фирму!
Джек едва не расхохотался. Это говорил Дэн Кирксен, непревзойденный мастер создания группировок.
– Думаю, хуже уже не будет.
– Неужели, Джек?! Неужели? – усмехнулся Кирксен. – Не знал, что у тебя большой опыт в подобных вещах.
– Слушай, Дэн, если тебя это так раздражает, почему бы тебе не уйти из фирмы?
Усмешка моментально исчезла с лица коротышки.
– Я работаю здесь почти двадцать лет.
– Тогда, похоже, настало время сменить место работы. Тебе это могло бы пойти на пользу.
Кирксен сел, смахнул пылинку со своих очков.
– Я хочу дать дружеский совет, Джек. Не делай ставку на Сэнди. Иначе совершишь серьезную ошибку. С ним покончено.
– Спасибо за совет.
– Я не шучу, Джек. Не рискуй своим положением в фирме ради бесплодной, хотя и продиктованной благими намерениями попытки спасти его.
– Рисковать моим положением? Ты имеешь в виду положение Болдуинов, не так ли?
– Они твои клиенты... до поры до времени.
– Ты затеваешь переворот в верхах? Если так, желаю удачи. Долго ты не протянешь.
Кирксен встал.
– Ничто не вечно, Джек. Кому, как ни Сэнди Лорду, это знать. Чему быть, того не миновать. В этом городе можно сжигать мосты, нужно лишь убедиться, что на этих мостах никого не осталось.
Джек обошел вокруг стола и встал перед Кирксеном, возвышаясь над ним.
– Ты был таким же и в детстве, Дэн, или ты превратился в гриб, только когда повзрослел?
Кирксен улыбнулся и собрался уходить.
– Как я уже сказал, Джек, ничего нельзя предугадать. Отношения с клиентами всегда такие хрупкие. Возьмем, к примеру, твои. Они основаны преимущественно на твоей будущей женитьбе на Дженнифер Райс Болдуин. И если, скажем, мисс Болдуин случайно обнаружит, что ты не ночевал дома, а вместо этого провел ночь с одной молодой особой, возможно, она будет менее склонна иметь с тобой деловые отношения и еще меньше – становиться твоей женой.