– Но разве это наказание? Если бы Анатолий Петрович наказывал меня так – я бы ничего не имел против.
– И ты бы отказался от такого задания?
– От какого?
– Мне поручалось облететь вокруг Земли и снять учебный фильм о растительных зонах, а теперь мне просто придется пойти в фильмотеку и посмотреть то, что сняли другие.
– Хо-хо! Вот это задание! Да я бы от такого ни в жизнь не отказался!
– Что-что? Я не понял.
– Хорошее задание, говорю… Скажи, Виль, а этот человек в оранжевом комбинезоне, он что – учитель?
– Учитель.
– А здесь что он делает? И почему он за пультом? И почему он командует всеми здесь?
– Как что делает? Ах, прости, я и забыл, что ты из прошлого. У нас каждый человек имеет несколько профессий и выполняет несколько работ, которые ему нравятся. Вот учитель, например, в школе преподает географию – он в дни молодости чуть не всю землю пешком обошел. Ему рассказывать о разных странах, о разных землях очень нравится. На ракетодроме он работает главным инженером пульта. Без него ни один экспериментальный взлет, ни одна посадка нового звездолета не производится – такой он специалист. А иногда вечерами он еще играет на УЭМ.
– Игра такая?
– Да нет, музыка – универсальный электронный мелофон. Вечером послушаем.
– Внимание! – загремело в сотнях репродукторов. – Они уже видны!
И действительно: в небе все росла и росла ослепительно яркая точка.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой с Милочкой происходят странные превращения, а сливогрушебуз набивает Кольке шишку.
Они ехали по городу на атомоходе. Шофера в машине не было – она управлялась автоматически Виль просто-напросто достал из кармана малюсенькую, размером с железнодорожный билет, пластинку из эластичной и прочной пластмассы, на ней с предельной точностью были нанесены улицы, проспекты, дома. Пластинка напоминала фотографию, сделанную с высоты птичьего полета, но так четко, что – и это самое странное-были видны даже отдельные деревья, даже узенькие переулки, шириной в два шага. Правда, для того чтобы разглядеть план города, нужно было пользоваться лупой, вмонтированной в металлический футляр. Нажмешь на кнопкум – увеличительное стекло подпрыгнет на ножке-проволочке – и смотри, пожалуйста, сколько угодно. Колька заглянул в стеклышко и увидел, что на миниатюрной карте против каждого дома видны цифры, а против улицы или площади стоят буквы. Стоит только в читающее устройство автошофера – специального прибора, ведущего атомоход по городу, – вставить карту-путеводитель, а затем на черном щитке нажать клавиши с буквами и цифрами, указывающими адрес, и счетная машина, хитро запрятанная в передней панели, проследит все возможные варианты маршрута, выберет самый короткий, самый удобный, самый безопасный.
Виль нажал две цифры, потом буквы "Ш" и "С", и машина плавно и бесшумно покатилась по улице.
Перед глазами наших путешественников проплывал такой чистый город, будто в нем только что вымыли полы. Машин на улицах было немного, горожане предпочитали небольшие расстояния преодолевать по воздуху, поэтому только и видно было, как прямо из подъезда выпархивали солидные добропорядочные горожане и летели по своим делам, а другие, видимо, уже свободные от работы, присаживались в уютных кафе на крышах, или просто так висели, ведя неторопливую беседу о том, о сем над улицей.
Въехали в новый, еще только строящийся район, здесь машины-автоматы строили дома без присутствия человека. В их читающее устройство были вложены чертежи будущих зданий, и программа, регулирующая последовательность операций. Не было вокруг заборов, гор кирпича и глины, не было видно ям, загородок, бетонных плит. К дому подходил десяток толстых и тонких разноцветных труб, и всякая масса, выходящая из одной, смешивалась по мере надобности с содержимым других труб, вспыхивал огонек, похожий на вспышки сварки, и дом рос. Машина-мозг следила, чтобы все было как полагается. И если где-то происходило случайное нарушение строительного процесса, в городском управлении архитектуры раздавался тревожный сигнал, вспыхивала у диспетчера красная лампочка, точно указывая, где именно случилась неполадка, выезжала дежурная машина, инженер осматривал стройку, устранял помеху, и все опять шло как по маслу.
Наконец атомоход остановился перед прозрачным кубом из нежно-желтой пластмассы и хрустального стекла. На фронтоне было написано:
ШКОЛА-СТУДИЯ № 2000117.
Школа стояла в саду.
Свешивались с веток мясистые странного вида плоды, неизвестные брату и сестре. Колька в восторге потряс одно дерево-просто так, шутки ради, и тотчас же оказался на земле: груша, огромная, как арбуз, и синяя, как слива, стукнула его по затылку так, что Спиридонов на ногах не устоял.
Поднимаясь с земли, Спиридонов заметил привязанную к дереву табличку: "СЛИВОГРУШЕБУЗ" – классная работа ученицы четвертого класса "Я" Людмилы Спиридоновой. Колька в недоумении потер зашибленный затылок:
– И здесь успела? Странно, мы же ни на минуту не расставались.
Он посмотрел на сестру, словно видел ее впервые, хотел что-то сказать, но промолчал.
– Мила! Мила! Вот ты где, оказывается! – раздались вдруг голоса. Из дверей школы выбежали девочки. Их было много, и все в одинакового покроя платьях, хотя и разных цветов – какой кому к лицу.
– Что же ты исчезла? – шумели они. – Мы тебя давно ждем!
– А почему ты не в форме?
– Девочки, девочки, смотрите, какое на ней платье! Красивое. Мы такого и не видели.
– Пойдем, Милочка, пойдем, нам пора лететь. Ты разве забыла?
Милочка и опомниться не успела, как девочки ее куда-то увели.
"Странно, – думал Колька, – и фрукты какие-то вывела, и подружиться со всеми успела. Когда же? Вот тебе задача…"
– А это наш опытный участок, – объяснял, между тем, гостю Виль. – Мы выводим новые сорта фруктов. Вот лимоноград, вот помидорины, вот свеклофель – специально для старинного блюда под названием "борщ". У нас его готовят по праздникам… Иногда, конечно, чепуха, получается: одна девочка скрестила перец с малиной – дала нам попробовать – ужас! Начинаешь есть-сладко, а потом так жечь начинает, словно тебе на язык уголь горячий положили. Но часто все же лучшие сорта у нас забирают на сельскохозяйственные плантации, и тогда их выращивают целые горы… Да вот Мила Спиридонова уже сколько интересных опытов поставила, она – самый талантливый растениевод в четвертом классе.
– Ничего себе фрукточки! До сих пор голова трещит!
Колька стал искать глазами сестру. И увидел ее: она стояла поодаль и разговаривала с учителем. Правда, успела она уже переодеться и даже прическу другую сделала. Ох эти девчонки! Только бы им платьице новое нацепить!
Пушистые волосы Милочки были схвачены легким золотистым обручем, платье, такое же, как у девочек, снующих по аллеям сада; из легкой, спокойного тона голубой ткани, удобного и красивого покроя.
– Что за чудеса! – только и мог сказать Колька. – Ты где это вырядилась?! – дернул он сестру за рукав.
– Мальчик, у нас не принято так обращаться с девочками.
– Что значит не принято? Ты что, того?… – Колька похлопал себя по лбу.
– А вот так. Не принято и все. В книгах пишут, что когда то жили на свете дикие люди по имени "хулиганы". Они дергали девочек за косы, обливали чернилами парты, ломали деревья. Но ведь с тех пор прошло много тысяч лет.
– Что с тобой, Милочка? Миленькая сестреночка, не заболела ли ты? – И Колька пощупал ее лоб.
– Что вы, что вы? Я совершенно здорова.
– А платье где взяла?
– Как где? В гардеробе школы. Ты что, разве не знаешь где переодеваются?
– Когда же ты успела, если ты только что была со мной на площади, потом ехала рядышком в атомоходе, потом смотрела этот самый сливогруше… эту, значит, петрушку?..
К ним подошел учитель. Он был уже не в оранжевом комбинезоне, а в удобном светло-зеленом костюме. Колька заметил, что в этом городе вообще любят светлые тона. Он тронул учителя за локоть и, показав на Милочку, сделал выразительный жест: дескать, не помешалась ли?
Милочка подошла к учителю с другой стороны и, что-то сказав шепотом, сделала точно такой жест, указывая на Спиридонова.
– Ничего не понимаю, – развел руками учитель. – Да, кстати, где твоя сестра?
– Да вот же она! – закричал Колька, чувствуя себя и в самом деле обалделым.
– Вот же она стоит! – И он указал на Милочку.
– Я? – удивилась она. – А я до этой минуты и не знала, что у меня есть брат.
Учитель пристально посмотрел на девочку, улыбнулся и положил руку на плечо Спиридонову:
– Ты разве еще не понял, в чем дело?
– Нет, – сказал тот, потирая затылок. – Ума не приложу!
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ,
в которой появляются двойники, а учительница приходит в недоумение
Милочка летела на легких крылышках вместе с четвертым классом. Сперва она плохо владела крыльями, болтыхалась в небе, кувыркалась, а главное, просто боялась оторваться от земли.
– Ну, смелее же, смелее, – подбадривали ее новые подруги.
– Что с тобой сегодня? Ты какая-то не такая.
– И вовсе самая обыкновенная. Просто я никогда еще не летала…
– Ах, не летала!.. Может, тебя поучить?
– Очень прошу… А то у меня не получается.
– Ну и умеешь ты притворяться! Ладно уж, давай поучим! Ты не махай крыльями сильно, ты просто сосредоточенно подумай: "Хочу лететь вместе с девочками. Куда они – туда и я". Они опустились на лужайку.
– Девочки, вы помните задание? – спросила учительница, собрав их в кружок.
– Помним! – зашумели все и разбрелись по лесу.
Милочка осталась стоять на поляне.
– А ты что стоишь, Спиридонова? – подошла к ней учительница – невысокая полная темноволосая девушка со смуглым лицом и большими блестящими черными глазами.
– А я не знаю, какое задание…
– Разве ты вчера не была на уроке?
– Вчера?.. Вчера мы с Колей были у первобытных…
Учительница разволновалась:
– Что с тобой. Милочка? Ты больна?
– Нет, я здорова.
– Почему же ты говоришь неправду?
– Я говорю правду. Правду! Вчера я была у первобытных, лечила их от гриппа, и мы от них еле-еле убежали. Если бы не Огей – мы бы пропали.
И тут учительница обратила внимание, что платье у девочки совсем не такое, как носят теперь, и прическа не похожа на прически других девочек.
– Постой, постой… Я, кажется, начинаю понимать, в чем дело!..
В тот же миг раздался тонкий мелодичный звон. Учительница нажала кнопочку на ручных часах – открылся миниатюрный приемник.
– Я вас слушаю.
– Это Марина Светова? – послышался голос учителя.
– Да.
– Очень прошу тебя вместе с классом вернуться к школе. Случилось забавное происшествие.
Через несколько минут стайка девочек приземлилась у опытного чудо-сада.
– Так ты все еще не догадался, в чем дело? – спросил учитель у Спиридонова, захлопывая крышку часо-приемника. – Сейчас все поймешь… Раз, два, три!
От стайки четвероклассников отделилась девочка и бросилась к Спиридонову:
– Коля! Колечка! Как я сейчас лете… – и осеклась. Рядом с Колей стояла вторая Милочка, как две капли воды похожая на нее.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,
в которой Колька и Милочка узнают о своих предках и потомках.
Высокие гости из двадцатого века знакомились со школой. В четвертом классе шел урок космонавтики.
Марина Светова рассказывала о планетах и звездах солнечной системы, а экран, заменяющий в классе доску, оживал. Ребята видели первый виток, сделанный вокруг Земли человеком, чье имя первым вписано на памятнике покорителям космоса – Юрий Гагарин. Они видели, как приземлился в Москве самолет и по красной ковровой дорожке четко и спокойно прошел этот человек, первым заглянувший в глаза вечности. Вместе с Германом Титовым ребята пережили семнадцать космических зорь, полюбили красивую мужественную Чайку – Валентину Терешкову, первую женщину-космонавта Земли. Они видели полеты в дальний космос русских и американцев, и космонавтов других стран, колонии землян на Луне, на Венере…
– Все это – история, – сказала учительница Марина Светова. – А теперь вернемся в наши дни. – Она нажала кнопку на учительском столе, скорее напоминавшем пульт управления, чем привычное сооружение на четырех ножках, киноаппарат ушел в нишу, вместо него выехал миниатюрный телевизор, полоска света ударила в экран, и перед глазами школьников возник Марс. Круглое оранжевое пятнышко посреди экрана. Оно все приближалось, все вырастало и вот уже заняло весь экран, но не переставало увеличиваться. Космическое телевидение вело очередной урок о Вселенной. Заранее была известна программа, но каждый учитель в то же время мог использовать ее так, как ему было удобно и необходимо, мог вступать также в непосредственную связь с планетами и Летающими Городами. Именно поэтому обычный учительский стол был заменен в классе пультом со многими приборами, рычагами, рукоятками, кнопками настройки, пуска и выключения.
Голубовато-зеленые пятна расплылись, приблизились и стали голубыми низкорослыми кустами, прижатыми к желтой бугристой почве. Стало слышно, как беснуется над планетой ветер, на экране возникли столбы рыжей пыли, скрученной в смерчевые жгуты.
Среди кустов, листья которых варьировали все оттенки от синего до серовато-зеленого цветов, ютилась колония землян – ломики из сверхпрочного материала, недавно синтезированного из новых химических веществ, найденных космонавтами на дальних планетах. Сатурнель – так назвали новый металл – не пропускал космических лучей, губительными потоками рвущихся из космического пространства, он не был подвержен влиянию атмосферы другой планеты, он не ржавел и был равнодушен к действию самых сильных кислот и щелочей.
Домики походили на большие белые коконы с цветными точками иллюминаторов.
Из одного такого кокона вышли люди в скафандрах, ведь, как известно даже первокласснику, воздух на Марсе хоть и есть, но он очень разрежен, как у нас на высоте двадцати тысяч метров, и содержание кислорода в нем мизерное. Вот и, приходится запасать кислород в специальных баллонах из прозрачной, упругой, как резина, и крепкой, как сталь, пленки.
Ребята разговаривали с космонавтами и учеными, задавали им вопросы.
– Смотрите! Смотрите! Милочкин папа! – заволновались четвероклассники. На экране появился космонавт, и Колька чуть не закричал:
"Папа!", но вовремя спохватился, памятуя, какой конфуз уже был у него с двумя Милочками. А космонавт и впрямь был точной копией, двойником Петра Васильевича Спиридонова.
– А у нас теперь две Милочки! – закричали ему ребята. И верно, перед экраном встали две одинаковые девочки.
– Интересно! – изумился космонавт. – Откуда же вторая?
– Она из двадцатого века! – сказала Милочка-дочка.
– Да, мы с Колькой – это мой брат – из двадцатого века. Из Прибайкальска мы.
– Из Прибайкальска? Вот интересно! Там жили наши далекие предки. Профессор многих наук Николай Тимофеевич Спиридонов. Интереснейший человек был, гениальный, хотя и со странностями. У нас дома есть фотокопия его дневника. Когда в Прибайкальске во второй половине вашего века сносили старинные деревянные дома, дневник этот нашли в тайничке. Одно из бревен дома было выдолблено, в нем устроено дупло, сверху закрытое так ловко, что бревно казалось целым. Обязательно прочитайте. А потом там, в вашем Прибайкальске, жил кандидат технических наук Петр Васильевич Спиридонов. Он оставил замечательные расчеты по ракетостроению. Только рано умер.
– Почему умер? Он ведь несколько дней назад был живым! – заплакала Милочка.
– Не плачь, девочка. Он и сейчас жив в вашем двадцатом веке. Но ведь у нас сейчас 20 августа 30 970 года. Разве может человек прожить тридцать тысяч лет? Из какого года вы к нам прикатили?
– Из тысяча девятьсот семидесятого.
– Ну так что же ты волнуешься? Когда ты вернешься в свой двадцатый век, ты увидишь отца своего живым и здоровом. Вот и передай ему, что его чертежи и расчеты очень пригодились нам на Марсе.
– Ура! – закричали все.
– Ура! – ответили космонавты на Марсе.
…Перейдя в следующий класс, Колька и Милочка попали на урок танца. Грациозно кружились мальчики и девочки, одетые в легкие одежды. Это был особый спортивный танец, он был похож на вольные упражнения гимнастов.
– Когда вы танцуете его, – сказал учитель, – все мускулы вашего тела получают нагрузку, стало быть – развиваются. Но усталости вы не почувствуете, наоборот – тело станет как бы легче, голова – светлее, уйдет накопленная в первой половине дня усталость, ваши силы обновятся.
Потом все окружили учителя, который вместе с Вилем водил гостей по школе, и попросили его подойти к инструменту. Он сел перед продолговатым ящиком, узким и плоским. Его верхняя панель была покрыта мягкой упругой пластмассой, пересеченной белыми, красными, желтыми, зелеными, синими и оранжевыми линиями. Это и был универсальный электронный мелофон, сокращенно – УЭМ.
Пригладив седые волосы, учитель задумчиво прикоснулся к переплетениям линий, и чистый, удивительно певучий, как человеческий голос, звук наполнил зал.
И хотя никто не произнес ни слова, Милочке казалось, что кто-то рассказывает ей сказку…
…Это было давно-давно. Сотни раз с тех пор отцветали деревья. А, может быть, тысячи… И самый первый человек садился в ракету, чтобы улететь не на Луну, не на Марс, а еще дальше, выше… К звездам, к золотым точкам, мерцающим так далеко.
Юноша стоял у стапелей, на бетонной площадке, и лицо его было просветленным. А девушка протянула ему цветок и сказала:
– Сбереги его там, в трудном пути. – Это – бессмертник. Он – частица меня. Он – частица твоей Земли, на которую ты вернешься. Обязательно вернешься…
И грянул стартовый гром, и молния вырвалась из дюз, и пронзила синеву безмятежного неба ракета… И ушла, навеки ушла. К звездам, к золотым точкам, мерцающим так далеко…
Когда приходило отчаяние от одиночества, от многолетних скитаний наедине с собой, юноша брал цветок бессмертника из прозрачного пенала, прикасался к жестковатым, упругим лепесткам его. И цветок словно бы стряхивал с себя оцепенение, становился прекрасной девушкой,ее улыбкой, ее голосом:
– Я – частица твоей любимой, я – частица твоей Земли, на которую ты вернешься. Обязательно вернешься…
Музыка вдруг оборвалась, а вместе с ней оборвалась сказка.
Лицо учителя было грустным.
– Вот и все… – сказал он.
– А юноша вернулся? – спросила Милочка.
– Какой юноша?
– Ну, тот, что улетел к звездам, к золотым точкам?..
– Да… да, – растерянно ответил учитель.
– А эта статуя, которую сделал Художник, оживет? – спросил Виль.
– Да… да… – задумчиво покачивая головой, сказал учитель. – Видите ли, дети… Каждый из вас видел свою сказку, они все разные, но, скажу вам по секрету, у них есть одно общее.
– А что общее-то? – спросил Колька, которому представился, пока учитель играл, деревянный дом в Прибайкальске, старый ученый, профессор многих наук Николай Тимофеевич Спиридонов прячущий в потаенное место свой дневник. А кругом стояли полицейские, готовые ворваться в дом, но их не пускала, завалив всяким хламом дверь, подперев ее старой деревянной кроватью, дочь хозяина дома, очень любившая профессора…