Я люблю смотреться в большие шары. Вот я в красном. Маленький, меньше мухи. Нагибаюсь над шаром и начинаю расти. И вот весь я из одной головы. Лицо ушастое, щекастое, с огромным, как у лягушки, ртом.
Я знаю, что в стеклянной зелёной шишке кто-то живёт. Наверное, белка. Там у неё домик и много золотых орехов.
В каждой игрушке кто-то живёт. А в стеклянной зелёной шишке живёт рыжая белка с чёрными кисточками на ушах.
В коридоре раздались шаги. Я захлопнул чемодан и успел положить в сумочку ключи. Вошла мама. Я быстро повернулся к ней и спросил:
- Мы едем, да?
Мама, не снимая пальто, села на кровать.
- Не знаю. Там одни мужчины.
- Они на станцию едут?
- На станцию. Яблоки продавать.
- А почему мы не поедем?
- Там все мужчины, - сказала мама. - И все - татары.
- Татары?
Я подбежал к окну. Люди в коричневых армяках быстро ходили по двору, размахивали руками, кричали.
Мама разделась и прилегла на диван. Я забрался к ней под бочок.
- Мама, а кто они, татары?
- Татары. Такой народ.
- Они страшные, да?
- Нет, обыкновенные.
- А почему ты их боишься?
- Я не боюсь.
Она их не боялась, но я ближе придвинулся к ней.
- Когда-то давно, - сказала мама, - в самые древние века татары были сильные. У них был хан Батый. Он пришёл на Русь и сжёг города. А потом их победил Дмитрий Донской. Великий князь.
В чемодане, где лежат игрушки, есть воин с серебряным щитом. Наверное, это Дмитрий Донской.
И вдруг я вспомнил, что забыл запереть чемодан.
По комнате бродили сумерки. Это за окном шли бесконечные тучи. Было тепло, тихо, и я задремал.
На потолке и стенах, сломавшись пополам, двигались тени. Татары!.. Я закрыл глаза и затаил дыхание. А мама ничего не слышит. Закричать? Тогда они сразу убьют нас. Было так страшно, что озяб кончик носа.
- Не будите его, - сказал женский голос. - Вот квитанция за комнату.
- Спасибо. А разбудить придётся.
Это сказала мама. Значит, татар нет. Мама разговаривает с дежурной.
Стукнула дверь, и раздался мужской голос:
- Вы готовы, гражданочка? Волга не ждёт.
- Я готова. Разбужу сына и снесу чемоданы.
- Эти чемоданы-то?
- Эти.
- Сына берите.
Я хотел было встать, но вдруг что-то хлопнуло, покатилось, зазвенело - и сразу стало тихо. Я вскочил. Взрослые стояли и глядели на пол. На полу играло весёлыми огнями радужное битое стекло.
- Игрушки! - вырвалось у меня.
- Прости, сынок, - сказала мама. - Я, видно, забыла закрыть чемодан.
Высокий человек в телогрейке почёсывал затылок. Дежурная наклонилась и подняла зелёную шишку.
- Цела.
Мама сунула в чемодан оставшиеся картонные игрушки и закрыла его.
- Простите нас, - сказала она дежурной.
- Ничего, мы уберём. Жалость-то какая!.. Вы торопи́тесь, торопи́тесь!
Мне хотелось плакать. Игрушки было жалко и было стыдно, что мама просила у меня прощения.
- Мы другие купим, - говорила она. - Ты не плачь.
А я плакал, потому что не было никаких сил признаться, что во всём виноват я один…
Была ночь. Мы ехали на полуторке. Дорога шла по лесу. Свет фар то натыкался на дерево, то падал на смутные поляны, то задевал вершины - и тогда мотор стонал долго и жалобно, то упирался в землю - и тогда мотор скулил совсем тихо, как побитый щенок.
Я засыпал и просыпался. Однажды свет скользнул по саням, по тускло блестевшим лошадиным крупам. Это мы обогнали татар. Мне опять стало немного страшно. А вдруг мотор заглохнет и татары нападут на нас… Но машина шла и шла вперёд, и обоз остался позади. Теперь перед нами была только ночь и совсем не было деревьев.
- Скоро Волга, малыш, - сказал шофёр, улыбаясь.
Я заснул, а когда открыл глаза, он быстро-быстро крутил баранку, но мы почему-то ехали вбок и фары беспомощно уткнулись в небо. Мама прижимала меня так крепко, что мне было трудно дышать.
- А-а! - вскрикнул шофёр, словно ему стало больно, и тут машина резко накренилась и мотор заглох.
Шофёр посмотрел на маму, и оба они долго смотрели друг на друга.
- Мы приехали? - спросил я.
Шофёр не ответил. Он осторожно открыл дверцу и исчез в темноте.
- Давайте мальчика! - послышался его голос.
Мама подняла меня, и я очутился на резком ветру. Было очень темно. Мама тоже выпрыгнула из машины.
- Вовремя гора подвернулась, - сказал шофёр.
Глаза мои привыкли к темноте, и я увидел, что машина привалилась боком к чёрной горе.
- Мы чуть не упали? - спросил я.
Мне опять не ответили.
- Ветер свежий. Сегодня непременно взломает лёд, - сказал шофёр.
- Так мы и не успели, - сказала мама.
- С обозом перейдёте. Он скоро будет.
- С татарами? - спросил я.
- С татарами, - сказал шофёр равнодушно. Он совсем их не боялся.
Меня усадили в кабину, и я снова заснул…
Было тепло и очень вкусно пахло. Не конфетами, не морозом. Шевельнул рукой и вдруг почувствовал в кулаке что-то твёрдое и круглое. Яблоко! Та-та-ры!.. Я вскрикнул и вскочил.
- Лежи, лежи! - сказала, закрывая меня с головой, мама.
- Меня не украли? - спросил я шёпотом.
- Ха-ха-ха! - весело засмеялся кто-то.
Чёрная завеса спала, и круглолицый смеющийся человек, прищёлкивая языком, сказал:
- Ай-я-яй! Какой хороший мальчик, а боится. Ты меня боишься? Я страшный?
- Нет, вы весёлый.
- Ха-ха-ха! - засмеялся человек. - Яблоко ешь. Самое вкусное!.. - И вдруг сказал очень тихо: - А теперь лежи и не шевелись. По Волге едем.
Я затаил дыхание. Было слышно, как шуршат полозья по льду, как фыркают лошади, как негромко переговариваются люди.
Мы ехали по Волге. Я ждал, что сейчас хрустнет лёд и начнётся страшное.
Вдруг люди зашумели, полозья взвизгнули, и мы помчались быстрей и быстрей. Что-то больно кололо меня в бок. Это была ёлочная шишка. Зелёная стеклянная шишка, в которой живёт белка с чёрными кисточками на ушах.
- Ты не бойся, - сказал я ей. - Ты у меня одна осталась. Я тебя буду беречь. Ты не бойся.
Лошади встали. С меня сдёрнули накидку, и весёлый наш возчик подбросил меня в воздух:
- Переехали! Переехали, друг! Ешь яблоко. Песни пой. Пляши!
И смеялся, смеялся, и мама смеялась, и целовала меня, и говорила одно и то же:
- Переехали. Всё-таки переехали.
Возчики в рыжих армяках собрались все вместе и смотрели в серую посветлевшую даль.
Там что-то сильно лопнуло, и по реке покатился гул. Он двигался к нам медленно, тяжело, но река потрескивала уже близко, и люди говорили друг другу:
- Пошла…
- Пошла-а-а! Пошла-а!
Рыжая белка с чёрными кисточками на ушах грызла золотые орехи. Они звонко раскалывались, хрустели. И тогда я раскусил яблоко. Оно тоже хрустнуло, и весёлый татарин засмеялся, нахлобучил мне на нос шапку.
- Хорошо! - говорил он. - Вкусно!
Жмурил глаза и прищёлкивал языком.
За горой, где солнце, где Красенькое
Сидят на брёвнах и разговаривают:
- Ребятам из Красенького хорошо. Им солнце дольше светит.
- Конечно, хорошо. Они за горами живут, а мы - в горах.
- Вот опять! У них день, а у нас вечер… Мама зовёт. Слышишь?
Спит Оля и видит сон. Живут они с Мишкой в той же деревне, те же горы вокруг, а солнце не сходит с неба. Не кончается день. Играй сколько душе угодно! А за горами, где Красенькое, - синё. Туман холодный над огородами. Стоят матери на крылечках, домой ребят зовут.
"Как же так? - думает во сне Оля. - Красенькое по ту сторону гор, а день у них короче!"
Проснулась, занавеску - дёрг! А над горами, над синими утренними лесами, над розовым гребешком каменной вершины - лучевой дождь. Снизу вверх брызжет. Красиво, конечно. Только на деревне опять лежит холодная тень. Целый час надо ждать, пока выйдет из-за гор солнце.
Стерегут красного телёнка с белым носом и чёрными губами.
- Зачем только построили нашу деревню? Жили бы все в Красеньком. Всем бы хорошо было.
- Чудной! Все в одном месте жить не могут.
- Сама ты чудна́я! Что мы, хуже их?
- Не хуже. Одинаково жить нельзя. Одинаково - скучно. Ехать никуда не надо. Зачем ехать, когда везде одинаково? А тут приезжаешь - и море! Оно розовое-розовое, гладкое, а паруса на кораблях - голубые!
- Выдумала! Море - синее. По морю волны. С дом, с высотный, как в Москве. И ветер. Деревья по земле лежат, как трава. А я на корабле с подводными крыльями.
- От такого ветра твой корабль перевернётся.
- А без ветра твои паруса, как тряпки, висеть будут.
- Всегда ты споришь.
- А ты всегда выдумываешь.
- Я не выдумываю, я мечтаю.
- А ты видела, как солнце садится? Не за гору, а вообще.
- Не видела.
- И я не видел. Давай-ка пойдём завтра в Красенькое!
- Туда за целый день не дойдёшь.
- Подвезут.
- А что дома скажем?
- Испугалась?
- Не испугалась. Искать будут… Не люблю, когда мама плачет.
- Ничего, обойдётся. Ты хлеба возьми, а я - сала и бутылку молока.
Где ездят на телегах, тёплая дорожная пыль пахнет вкуснее пирогов.
Дороги идут в разные стороны. По дорогам едут люди. И кажется, что это дороги уводят их в дали. А всё наоборот. Дороги идут за людьми.
Шагают ребята, а кругом ни одного человека. Птицы поют, слепни летают…
- А до гор далеко!
- Далеко.
Вдруг топот. Мишка - в канаву. Глаза круглые, как у кота.
- Прячься… Погоня!
Повернулась Оля, смотрит.
- Вставай, - говорит. - Лошадь чужая. В нашей деревне такой нет.
Пыль как пена морская. Конь - чёрный, лаковый. Морду дерёт вверх - от солнца, от неспокойной узды. Казак на коне. Ворот на рубашке широкий, лицо от загара как уголь, зубы весёлые.
- Куда путь держите?
Мишка - вперёд, плечом девочку загораживает.
- В Красенькое. Хотим посмотреть, как солнце заходит.
Засмеялся парень, а конь заплясал, запылил всеми четырьмя ногами.
- Хочешь, прокачу, если смелый?
Губы у Мишки пересохли. На таком-то коне! Да с таким казаком! Глянул на Олю, та в землю смотрит.
- Нет, - говорит Мишка, - двое нас.
- Она догонит. Я тебя прокачу маленько, ссажу, ты и подождёшь.
- Нет, - говорит Мишка.
- Ну бывай. Пожалеешь!
Ускакал.
Жалко, а не пожалел Мишка. Не пожалел, потому что вдвоём идут. И дорога у них далёкая.
Молча топают. Знает Оля: злится на неё Мишка. Помешала ему на коне проскакать. А Мишка не злится: просто раскроешь рот, чтобы слово сказать, и заревёшь, как телок. Обидно всё-таки.
Догнала их подвода. Старичок на подводе.
- Далёко ль, милые?
- В Красенькое.
- Ого, куда! К родным, что ли?
- Нет, - говорит Мишка. - Хотим посмотреть, как солнце садится. Длинный день хотим посмотреть.
- Ишь какое дело! Ну лезьте в телегу, чуток подвезу.
Тронул старичок лошадь. Поехали.
- Вы, значит, из Тёмина? Горы на вас тени напускают. Интересно.
- Что ж тут интересного? - спрашивает Мишка.
- Всё, милый человек, интересно. Для того и живём, чтобы узнать поболе.
Телега скрипит, солома в телеге щекочется, мёдом пахнет. Ехать бы так и ехать…
А тут как загудит! Выезжают из-под горы лобастые машины. На машинах брёвна. Толстые. Мишке с Олей вдвоём не обхватить… Съехал старичок на обочину, соскочил с телеги, лошадь - под уздцы. Ребятам машет:
- Слазь! Не дай бог понесёт!
Спрыгнули. А машины - мимо. Гудят, гудят. Пыль небо закрыла, машинам конца нет. Проехали всё же. Ребята - чихать. Совсем запылились.
- Сила что тебе у паровоза, - говорит старичок. - В наш посёлок едут. Строительство у нас. Ну, мне в другую сторону теперь. А вам, значит, прямо… Длинный день задумали искать! Интересно…
Подошли ребята к речке. Речка по камням скачет. Шипит, как городская газировка. Берега у речки крутые, друг от друга далеко. Только она забыла про них, обмелела, сузилась, но все равно вброд не перейдёшь - сшибёт, по камням протащит. Моста нет. На бережку лесорубы ждут попутных машин, табачок покуривают.
Сели ребята в стороне. Выпили из бутылки молока, сала поели. Тут как раз машина приехала. Ребята - к ней. А лесорубы народ проворный, вскочили на подножки и поехали. Не подождали.
- Ну ладно, - говорит Мишка, - другая придёт.
Приехала другая. Выскочил Мишка на дорогу, руку поднял, а машина не остановилась.
- Ты тоже руку поднимай! А то стоишь… - говорит Мишка.
Речка шумит, тени растут. Нет машин - и только. Проехала наконец, вдвоём сигналили - не взяла.
Грустно стало. Дома трёпка ждёт. Зазря терпеть придётся. Не увидят они длинный день.
- А когда мы назад пойдём? - спрашивает Оля. - Ночью?
- Ночью.
- А если…
- Зверей, что ли, боишься? Не бойся, их здесь нет.
Смотрят - с того берега идёт человек. Сапоги на нём высокие, охотничьи, за спиной ружьё, на плечах что-то большое, рыжее. Перешёл речку, снял ношу. Ноша встала на четыре лапы, разинула пасть и зевнула.
- Медвежонок! - ахнула Оля. - Он сало ест? - спрашивает у охотника.
- Он всё у меня ест.
- А погладить его можно?
- Погладь. Только смотри - цапнет.
Развернула Оля сало и вспомнила, что это последний кусочек. Да что делать? Стыдно не дать. Подумает охотник - пожадничала. Бросила медвежонку, тот понюхал сало, а есть не стал.
- А где такие водятся? - спрашивает Оля.
- В горах, - сказал охотник и медвежонка по шее похлопал. - Ну, пошли, Трошка. Нам ещё далеко.
Ушли. Поглядела Оля на приятеля, а у того глаза какие-то странные, смотрят вслед охотнику и губу закусил.
- Ты что? - спрашивает Оля. - Боишься, что ли?
- Нет, - говорит, - хотел попросить, чтобы нас на ту сторону перенёс.
И ещё одна машина подъехала к броду. Мишка и руку-то как следует не поднял. Так махнул, а шофёр затормозил.
- Куда вас доставить, граждане?
Оля говорит:
- В Красенькое нам. Хотим посмотреть, как солнце не за гору садится, а вообще.
Посмотрел на девочку шофёр, задумался.
- Серьёзное дело. Что ж, постараюсь помочь вам. Вы из Тёмина, наверное?
- Из Тёмина.
- Ну так вот. До Красенького ещё далеко. Подвезу я вас до Розовой горы. По тропке подниметесь на вершину, посмотрите, как солнце садится, а потом спускайтесь к дороге и ждите меня. Я вас домой отвезу. Договорились?
- Договорились!
Едут, а солнце уже коснулось Розовой горы.
- Успеем? - спрашивает Оля.
- Успеем.
Пошла дорога в горах петлять. Тени кругом. Холодом потянуло.
- Успеем?
- Успеем.
Подъехали ребята к Розовой горе - и бегом наверх. Пот за ушами, что тебе солёный ручей.
И вот легла под их ногами жёлтая страна. Позади - синё, впереди - солнце. А Красенькое было белое. Белые дома собирались в улицы, улицы уходили вдаль, к солнцу. И там в розовой дымке, у голубой черты горизонта, много дальше самого солнца, мерцало что-то непонятное, широкое.
- Это, наверное, море? - сказала девочка.
- Море.
Мишка приложил к глазам ладонь и прищурился.
- Это море! - повторила девочка.
- Море!
А моря не было. Там была степь, и там был день. День, который никогда не кончается на земле…
