Город может спать спокойно - Николай Томан 16 стр.


- Уж это верно, - убежденно подтверждает Каленов. - Паровоз - он как скрипка. Руку на его тормозном кране нужно каждодневно упражнять. А без этого…

- Ну, это мы еще посмотрим, - посмеиваясь, прерывает его Вейцзеккер. - Прошу вас на паровоз, господа, - делает он жест в сторону Азарова и Нефедова. - И давайте устроим маленькое соревнование.

А когда все взбираются в будку машиниста, Вейцзеккер приказывает:

- Ну-с, господин Каленов, покажите-ка нам сначала вы свое искусство.

Машинист не без самодовольства берется жилистой рукой за надраенную до блеска рукоятку регулятора впуска пара в цилиндры паровой машины. Другая его рука лежит на ручке крана машиниста. Нефедов замечает, что она пока на первом положении. Значит, тормоза полностью отпущены. Сейчас Каленов отожмет рукоятку регулятора от себя и впустит пар в золотники машины.

До того как поступать в институт инженеров железнодорожного транспорта, Нефедов работал паровозным машинистом. Немало времени провел он на локомотивах и во время студенческой практики. Доводилось иногда водить поезда и потом, когда был уже инженером. Давно, однако, не был Нефедов в будке машиниста, давно не видел арматуры паровозного котла…

Нет, не все еще забыто! Даже беглый взгляд на многочисленные его приборы воскрешает в памяти Нефедова все, что он знал о паровозе и управлении его механизмами. Стрелки котлового и тормозных манометров, уровень воды в водомерном стекле, цвет пламени в шуровочном отверстии топки почти исчерпывающе точно отвечают ему на все его вопросы о состоянии паровоза. Давление пара пока невелико: всего десять атмосфер. Воды в котле вполне достаточно - более половины. А вот уголь в топке, судя по коптящему пламени, явно непервосортный.

Замечает низкое давление пара в котле и тусклое пламя в топке и Азаров. Будучи человеком решительных действий, он сразу же распахивает топочные дверцы, забирает лопату из рук помощника машиниста и начинает ловко забрасывать уголь из тендера в топку.

- Да, топка у нас не в порядке, - мрачно говорит машинист Каленов. - Помощник мой весь день сегодня в расстройстве чувств.

- Чего же это? - интересуется Вейцзеккер.

- Какие-то семейные неприятности.

- Какие же, господин помощник машиниста? - резко поворачивается к нему Вейцзеккер.

- Сестренку в Германию… - только и мог произнести помощник машиниста.

- Так вы, значит, из-за этого забастовку объявили? - повышает голос Вейцзеккер.

- Я стараюсь, господин майор! - испуганно произносит помощник машиниста.

- Отдайте ему лопату, господин обер-лейтенант, а мы посмотрим, как он старается.

Паровоз уже набрал значительную скорость, и Каленов перекрыл доступ пара в машину.

- Это что, предельная скорость?

- Да, тридцать километров. Больше из этого самовара на таком угле не выжмешь.

Тормозит он хоть и без особого мастерства, но Нефедов сокрушается:

- Ну, куда мне так!

Однако проделав те же манипуляции с регулятором и краном машиниста, он тормозит локомотив почти так же, как и Каленов.

- Напрасно скромничали, - хвалит его Вейцзеккер. - По-моему, ничуть не хуже, чем Каленов. А вы что скажете, господин обер-лейтенант?

- Согласен с вами, господин майор. Будем, однако, справедливы к господину Каленову. У него класс работы повыше. Да и не мудрено - Дерюгин давно не держал руку на кране машиниста…

Каленов улыбается, а Вейцзеккер смотрит на часы:

- Ого, уже третий час! Мне пора возвращаться в Овражков, а то, кажется, снова собирается дождь.

- Не собирается, а уже… - уточняет Азаров, высовываясь из окна паровозной будки.

Давно накрапывавший дождь льет теперь всерьез. Струи его, сносимые порывами шквального ветра, заливают окно и двери паровозной будки, жестко стучат по ее металлической обшивке. Майор Вейцзеккер торопливо прощается, натягивает на голову капюшон и спешит к своей машине.

- Ну, а мне что теперь делать? - спрашивает Каленов.

- Сейчас четверть третьего, - говорит Азаров, взглянув на часы. - Подежурьте еще полчаса и можете возвращаться. Вам ведь нужно еще с поездным диспетчером связаться?

- Он предупредил меня, что в его графике будет "окно" между четырьмя и пятью часами. Я свяжусь с ним поближе к четырем.

- Тогда вам придется раздавить еще парочку наших мин, - шутит Азаров, спускаясь вместе с Нефедовым с паровоза.

- Ну как? - спрашивает он майора.

- Все в порядке - не подведу.

- К четырем все должно быть подтянуто к будке стрелочника. Надеюсь, на него можно положиться?

- Вполне. Это наш человек.

- А полицай по-прежнему дежурит у телефона в его будке?

- Полицая мы ликвидируем, как только машинист получит от диспетчера разрешение на выезд.

- А Лукошко пусть обеспечит ликвидацию "школы", как только мы взорвем мост.

- А если…

- Никаких "если" быть не должно, Андрей Сергеевич! С мостом сегодня все должно быть кончено.

Конец "неприступного"

Без пяти четыре машинист Каленов подгоняет свой паровоз к будке стрелочника и спрыгивает на землю.

- Стой! - окликает его полицай, с головы до ног укутанный в мокрый от дождя плащ. - Пароль!

- Дыня. Отзыв?

- Свекла, - отзывается полицай, опуская винтовку. - Домой, значит, Каленов?

- Созвонюсь вот только с диспетчером. Эй, Михеев, ты что, спишь, что ли? Свет почему не горит?

- Светомаскировку соблюдаю, - отвечает стрелочник Михеев. - Советские самолеты недавно пролетали.

- Подумаешь, какой важный стратегический объект для авиации твоя будка! - смеется Каленов. - Давай зажги что-нибудь, диспетчеру звонить буду.

Стрелочник Михеев зажигает ручной сигнальный фонарь и направляет свет его на телефонный аппарат.

Каленову не сразу удается дозвониться. Наконец диспетчер отзывается на его вызов:

- Ну что, Каленов, хочешь в стойло? Только без промедления. В твоем распоряжении всего полчаса. Жду воинский. Не мешкай. Все!

Едва Каленов вешает трубку на рычажок телефонного аппарата, как на голову его обрушивается приклад автомата. Удар хоть и не очень сильный, но машинист теряет равновесие и падает.

- Вяжи его! - приказывает Нефедов Михееву.

А на паровозе Азаров стыдит помощника машиниста:

- Его сестру в немецкое рабство угоняют, а он сопротивляться вздумал.

- Так разве же я знал, кто вы такие?..

- А кто же еще, кроме партизан, мог захватить ваш паровоз, дурья твоя башка? - спрашивает скрутивший ему руки за спину здоровенный парень в мокром немецком маскхалате.

- Ну ладно, Евграфов, потом ему все это втолкуешь, - прерывает партизана Азаров. - А сейчас пусть он ответит на мои вопросы, если у него осталась хоть крупица совести.

- Я готов ответить на любой…

- С какой скоростью ходили вы к мосту?

- Больше тридцати километров ни разу не удавалось… Даже когда очень спешили.

- А высоко ли от крыши паровозной будки горизонтальные ветровые связи моста?

- Примерно метра полтора.

- А ты какую мне рейку приготовил? - обращается Азаров к Евграфову.

- Двухметровую, товарищ лейтенант.

- Понижаешь его в чине, - смеется майор Нефедов, выходя из будки стрелочника. - Не знаешь разве, что немцы ему чин обер-лейтенанта пожаловали?

- А я чхал на их чины, - сердито отзывается Евграфов. - Я признаю лишь советские воинские звания.

- Некогда сейчас об этом! - торопит парня Азаров. - Крепи поскорее рейку к крыше паровозной будки. Я все-таки решил продублировать взрыв паровоза еще и тем способом, о котором вы мне рассказывали, Андрей Сергеевич, - обращается он к Нефедову, поднявшемуся в будку машиниста. - Ну как, Евграфов, укрепил уже рейку? Тогда помоги грузить взрывчатку на тендер.

- Как со стрелкой, Михеев? - спрашивает Нефедов.

- Все в порядке, товарищ майор, можно ехать!

- А у вас как? - оборачивается Нефедов к Азарову. - Тоже все готово? Ну, тогда - вперед!

И он трогает паровоз с места. А Азаров заканчивает крепление взрывателя к нижнему концу рейки, установленной на крыше будки машиниста. Как только она заденет за верхние ветровые связи моста, предохранительная чека будет выдернута из корпуса взрывателя, и ударник его пробьет капсюль-воспламенитель толового заряда.

Паровоз идет теперь по главной магистрали. Регулятор его открыт на большой клапан, обеспечивающий работу паровой машины на предельной мощности.

- Следите за километровыми указателями, - отрывисто бросает Нефедов Азарову. - У вас зрение получше.

Азаров высовывается в окно будки машиниста, всматриваясь в мелькание пикетных столбиков, установленных через каждые сто метров.

- Проезжаем двести третий километр, - сообщает он Нефедову. - Прыгать будем на двести первом.

Паровоз развивает теперь предельную скорость. В свете его буферных фонарей все чаще мелькают пикетные столбики. А вот и двести второй километр!

- Прошли двести второй! - кричит Азаров. - Приготовьтесь!

Через две минуты нужно спрыгнуть. Им известно, что откос насыпи тут песчаный и пологий, но без ушибов, наверное, не обойтись, даже если не подвернутся ноги. Чтобы смягчить падение, они заблаговременно натянули на себя ватные брюки и толстые стеганые телогрейки.

Теперь в окно смотрит Нефедов, а Азаров держит наготове кумулятивный заряд, чтобы прилепить его к котлу, как только паровоз сровняется с указателем двести первого километра.

- Двести первый! - кричит Нефедов.

А лейтенант прилепил уже кумулятивный заряд и машет Нефедову рукой:

- Прыгайте!

Майор прыгает вперед по ходу поезда и, чтобы погасить инерцию тридцатикилометровой скорости, сразу же падает на зыбкий песок откоса и катится вниз. А паровоз с грохотом несется дальше…

Докатившись до основания откоса, Нефедов больно ударяется обо что-то и не может подняться на ноги. А впереди него с глухим шумом быстро катится Азаров. Не успевает Нефедов окликнуть лейтенанта, как тот сам уже склоняется над ним:

- Что с вами, Андрей Сергеевич?

- Ударился обо что-то… - с трудом сдерживая стон, отзывается майор Нефедов.

- Нас должны ждать тут партизаны. Полежите немного, я поищу их…

Но в это время страшный грохот сотрясает землю, а небо озаряется ослепительной вспышкой.

- Ну, вот и все… - радостно заключил Азаров.

- Представил я вас с майором Нефедовым к награде, товарищ лейтенант, - пожимая руку Азарову, говорит начальник инженерных войск армии. - Надеюсь также, что командарм поддержит мое ходатайство о зачислении вас в нашу армейскую инженерно-саперную бригаду на должность командира разведроты. Найдем должность и для майора Нефедова, как только он выпишется из госпиталя.

Часть третья
Город может спать спокойно

В районном отделении милиции

Парню на вид пятнадцать-шестнадцать, не более. Он белобрысый, загорелый, с облупившимся от солнца носом. Говорит быстро, взволнованно. Дежурный райотдела милиции лейтенант Дюжев с трудом улавливает смысл его слов.

- У тебя что, прозвище это или фамилия - Говорков? - спрашивает он парня. - Фамилия? Будем считать, что с этим теперь ясно. А вот говоришь о чем, не пойму пока. Давай по пунктам и не так быстро. Если сможешь, конечно…

- Отчего же не смогу? - удивляется парень. - Я ведь почему так быстро? Не хотел много времени у вас отнимать. Но если вы не торопитесь…

- Что значит - не тороплюсь? - останавливает его лейтенант. - Я дежурный районного отделения милиции, и времени у меня в обрез. Но ты все-таки не тараторь, как пулемет.

Парень вздыхает и пытается говорить спокойнее, но при повторном рассказе его сообщение и самому ему не кажется уже таким значительным. А лейтенант, внимательно выслушав парня и поняв наконец причину его волнения, спрашивает:

- А зовут-то тебя как, Говорков?

- Лешей… Алексеем.

- Ну и как, по-твоему, Леша-Алексей, кто же это мог быть?

- Явно подозрительная личность, товарищ лейтенант…

- Может быть, и подозрительная, не буду с тобой спорить, но не явно, - уточняет Дюжев. - Для явной подозрительности пока мало оснований.

- Ну как же, товарищ лейтенант? А почему он при моем появлении…

- Застеснялся?

- Ага. Как же так - взрослый человек и застеснялся?

- Именно потому, что взрослый. Это для тебя и твоих сверстников игра в войну - дело серьезное…

- Почему же игра?.. Для нас это военная подготовка, учеба…

- Правильно, Говорков, учеба, но все-таки в форме военно-спортивной игры. Так ведь вы комсомольцы, и для вас это естественно. А ему сколько?

- На вид, пожалуй, сорок или даже пятьдесят…

- Великоват разрыв, - усмехнулся Дюжев. - На целое десятилетие. Хватит ему и сорока пяти, все равно возраст почтенный для подобных игр. Вот он и застеснялся, тебя увидев.

- Тогда ушел бы в другое место, а он снова вернулся, как только я замаскировался за кустами.

- А в том, что у него был компас, нет, значит, никаких сомнений?

- Уж это точно!

- Полагаешь, значит, что шел он куда-то по азимуту?

- Именно!

- От какой же точки?

- От старого дуба на Козьем пустыре. А пройдя шагов двадцать пять, снова вытащил что-то из кармана. Приборчик какой-то… В общем, очень подозрительно себя вел.

- Почему же - очень?

- Дай вид у этого типа…

- Не наш?

- Именно!

- А ты что в кино в последний раз видел?

- Вы, значит, в шутку все это?..

- Зачем же в шутку, я всерьез тебя спрашиваю, что в кино видел в последний раз?

- "Просчет тайного агента".

- Ну, все тогда!

- Это вы зря, товарищ лейтенант… Я не маленький…

- А ты не обижайся, раз не маленький. Скажи лучше свой адрес. Я к тебе завтра загляну, и ты мне то место покажешь. А сам никакого частного сыска больше не веди. Понял меня, Леша-Алексей?

- Понял.

- И никому об этом ни слова.

- Считаете, значит, что может быть…

- Нет, не считаю, что может быть что-нибудь серьезное. Скорее всего, полнейшей ерундой окажется. Но, как говорится, чем черт не шутит…

Лейтенант милиции Дюжев не без труда нашел квартиру Говоркова в старом доме на окраине Ясеня. Дверь ему открыл сам Алексей.

- Здравия желаю, товарищ лейтенант! - радостно приветствовал он Дюжева. - Поверили, значит?..

- Чему?

- Что я вам правду рассказал.

- А как же ты мог неправду рассказывать? Не знаешь разве, что за неправду бывает? Проводи-ка ты меня лучше на то место.

Не набросив ничего на плечи, в одной майке, Алексей вышел из дому и повел лейтенанта мимо забора из штакетника, ограждающего чей-то садик.

Солнце склонилось уже к закату. Длинные тени Дюжева и Говоркова, опережая их, причудливо изгибались на пустыре за последним домом окраины Ясеня.

- Вот тут я его и увидел в первый раз, - говорит Алексей, указывая на одинокое дуплистое дерево.

- А когда же во второй? - настораживается лейтенант.

- Сегодня ночью…

- Так… Нарушил мой приказ? Ну докладывай!

- А чего докладывать-то? Думал ведь, что вы мне не поверили, и решил добыть доказательства… Вот и засел с вечера в засаду. А когда решил уже, что не придет он больше, смотрю - тень чья-то под тем вон дубом. Пригляделся - он! И опять в руках у него что-то вроде компаса со светящимся лимбом. Выходит, что этот дуб в самом деле был ему ориентиром. Снова стал он шаги от него отсчитывать в сторону леса. Потом достал из кармана еще какой-то прибор. Думаю, что миноискатель…

- Карманный? - усмехается Дюжев. - Да ты видел ли настоящий-то?

- Не только видел, но и в руках держал на военных занятиях. А потому считаю, что у него был миноискатель… вернее, прибор какой-то вроде миноискателя, и на уши он себе что-то надевал. Не наушники ли, как в миноискателе?

- А поисковая рамка и штанга не нужны разве?

- Не обязательно ведь чтобы у него был такой же, какой у нас на вооружении? Может быть, особой шпионской конструкции, без штанги…

- Допустим, что ты прав. А что же он потом?

- Штырек какой-то в землю воткнул. А я захотел поближе подобраться, да на сухой сучок наступил…

- А его, конечно, и след простыл? - с досадой перебивает Говоркова Дюжев. - Видишь, чего стоит твоя самодеятельность? И твое счастье, что это был, видимо, не шпион, а то бы он тебя… Ну и сколько же шагов от этого дуба он отсчитал?

- Примерно двадцать пять, как и в тот раз. В направлении на северо-восток.

- Попробуем и мы проделать это, - произносит Дюжев, направляясь к старому дубу.

Отсчитав двадцать пять шагов на северо-восток, лейтенант внимательно глядит себе под ноги, но ничего подозрительного не замечает. Не привлекают его внимание и соседние участки пустыря.

- А что, по-твоему, мог он тут искать? - спрашивает он Алексея. - Может быть, клад?..

- Едва ли, - качает белобрысой головой Алексей.

- Но что же тогда?

- Так ведь мало ли что…

- А все-таки? Ты поконкретнее. Если есть какие-нибудь соображения, выкладывай, чего мнешься?

Алексей смущенно улыбается, не решаясь почему-то высказать свое предположение.

- Удивляешь ты меня, Говорков, - хмурится Дюжев. - Примчался в милицию, заморочил мне голову своими подозрениями, а теперь…

- Только вы меня не ругайте, товарищ лейтенант.

- Я же сам тебя прошу, за что же ругать?

- Не сдержал я слова… Рассказал обо всем отцу. Но ведь он знаете какой человек?..

- Не знаю, - сердито перебивает его Дюжев. - Не знаю я, что он за человек, чтобы ему можно было…

- Ему можно, товарищ лейтенант! Он герой Отечественной войны…

- Со звездой?

- Без звезды, но настоящий герой! Сапером был…

- Ну, если сапером, тогда может быть… Саперов я уважаю. Они и сейчас геройские дела творят. Ну и что же он сказал по поводу твоего рассказа?

- Я ему тоже сначала насчет клада, а он рассмеялся только. "Какой тут, говорит, может быть клад на Козьем пустыре? Тоже мне "Остров сокровищ"! А вот тайный склад немецких боеприпасов - это пожалуй".

- И развил эту мысль?

- Развил. Он ведь в боях за Ясеневку в сорок четвертом участвовал. "У них, говорит, у немцев то есть, много боеприпасов тут было. Вывезти они их не могли, а когда мы Ясеневку взяли, обнаружили всего лишь несколько ящиков со снарядами. А по допросам пленных и другим данным - целый склад должен быть".

- Взорвали, наверное…

- Оно так бы бабахнуло, не услышали бы разве наши саперы?

- Тогда вывезли, значит.

- А как же было вывезти под бомбежкой и ураганным огнем нашей артиллерии? Десятки автомашин для этого понадобились бы. Отец считает, что немцы, скорее всего, зарыли где-то тут все свои боеприпасы.

Назад Дальше