D = W + а
- Вам знакома эта формула, господин доктор? - спрашивает он Штрейта.
- Видимо, это формула скорости протекания детонации? - морщит лоб Штрейт, склоняясь над листком бумаги и смешно вытягивая вперед длинную шею. - Из чего же, однако, она складывается? Что означают у вас "вэ" и "а"?
- "Вэ" - это некоторая собственная скорость продукта детонации, "а" - скорость звука.
- Значит, скорость детонации равна сумме скоростей "вэ" и "а"?
Бурсов очень боится, что Штрейт может обратить внимание на его безучастность в этом разговоре, но доктор так увлекся беседой с Огинским, что, кажется, и не замечает его присутствия. Он хотя и делает вид, что в словах советского майора нет для него ничего нового, на самом же деле многое из того, что говорит Огинский, слышит впервые. А когда заходит разговор о методах определения скорости детонации, примененных Огинским в его экспериментах, Штрейт вообще забывает обо всем на свете. Не слышит даже, как входит капитан Фогт.
Фогт тоже слушает майора разинув рот. И если Штрейта поражает совершенство техники экспериментов и изящество предложенной им методики измерений скорости детонации взрывчатых веществ, то капитана завораживает его ученый язык. Такие выражения, как "среднее арифметическое значение "дэ", "средняя квадратическая ошибка среднего арифметического" и "средняя квадратическая ошибка отдельного измерения", буквально гипнотизируют Фогта.
А когда Огинский начинает торопливо писать математические формулы, пестрящие греческими буквами, квадратными степенями буквы "фау", скобками и дробями, в знаменателях и числителях которых стоят одни лишь латинские буквы, он уже не сомневается более в высокой компетентности советского майора.
Когда после ухода пленных офицеров доктор Штрейт заявил, что русские сообщили ему сейчас о детонации взрывчатых веществ такое, чего он никак не рассчитывал от них услышать, капитан Фогт воскликнул:
- Нам чертовски повезло, доктор! И если мы с их помощью найдем средство взрывать минные поля, нас с вами ждет высокая награда. Я знаю, вы и сами экспериментировали в этой области, но, кажется, они достигли большего. Но ваш престиж от этого не пострадает. Нужно только выжать из них все, что возможно, а им мы не собираемся ставить памятники за это. В конце концов, они всего лишь военнопленные и для них всегда найдется место в Майданеке или Маутхаузене.
И он закатился таким смехом, от которого доктору Штрейту становится не по себе. Но сама идея убрать советских офицеров куда-нибудь подальше, после того как детонация минных полей артобстрелом будет осуществлена, ему явно нравится.
- Это сейчас чрезвычайно важно, - продолжает капитан Фогт. - Вы знаете, доктор, какие потери понесли наши танки на русских минных полях под Белгородом? Мне сообщил мой родственник, обер-штурмбанфюрер, только что вернувшийся из района этих боев, что наша девятнадцатая танковая дивизия потеряла в полосе обороны одной только русской стрелковой дивизии свыше ста танков, в том числе семь "тигров". Там погибло около тысячи наших солдат и офицеров, а командир этой дивизии генерал Шмидт застрелился.
- Да, я тоже слышал кое-что, - сочувственно кивает головой доктор Штрейт. - Русские всегда были сильны в инженерном обеспечении своей обороны и вообще в военно-инженерном деле. Не случайно же сам фюрер распорядился любым путем привлечь на нашу сторону пленного русского генерала Карбышева.
- Ничего у них из этого не получилось, однако, - не без злорадства замечает Фогт. - Надеюсь, мы с вами, доктор, добьемся большего успеха, хотя у нас всего лишь скромный кандидат наук и дивизионный инженер.
По дороге в лагерь Бурсов с Огинским тоже обмениваются впечатлениями от встречи с доктором Штрейтом.
- В том, что доктор остался доволен вами, у меня нет никаких сомнений, - замечает подполковник. - Вы действительно сообщили ему что-нибудь новое? Я ведь практик и не очень силен в теории.
- Все что я сообщил ему, - результат моих экспериментов, опубликованный в нашей открытой печати перед самой войной. Но, видимо, Штрейт не читал журнал, в котором была напечатана моя статья.
- Будем, значит, считать, что в чем-то мы его убедили, - заключает подполковник Бурсов. - Во всяком случае, у него нет теперь никаких сомнений, что в вопросе детонации взрывчатых веществ мы осведомленнее его. Ну, а что же дальше? Нам ведь не известно, как вызвать детонацию минного поля. Да если бы и известно было, разве мы открыли бы немцам этот секрет?
- Я вижу дальнейшую нашу задачу лишь в том, чтобы выиграть время. Тянуть с этим экспериментом до тех пор, пока не придумаем достаточно надежный способ побега. Хотя, откровенно говоря, - тяжело вздыхает Огинский, - даже не представляю себе, каким образом удастся нам вырваться отсюда.
- Я этого тоже пока не знаю, - признается Бурсов. - Для этого надо получше разобраться в обстановке. В этом нам помогут майор Нефедов и лейтенант Азаров. А сейчас тревожит меня другое - Сердюк. Этот мерзавец может сообщить им, что эксперимент с обстрелом минного поля нам не удался.
- А вы думаете, что он мерзавец? - спрашивает сопровождающий их Азаров.
- Ну, может быть, и не мерзавец в буквальном смысле, но явный трус. А трус и предатель в данной ситуации почти одно и то же.
- А я все-таки думаю, что он…
- Не будем благодушествовать, Евгений Александрович! - раздраженно перебил Огинского Бурсов. - Давайте лучше исходить из худшего.
- Ну хорошо. Может быть, вы и правы, - соглашается Огинский. - Но и в этом случае я не вижу ничего угрожающего нам. Да, мы проделали в нашей армии один эксперимент - обстреляли минное поле огнем дивизионной артиллерии. Но это пока не увенчалось успехом, и мы задумали серию новых экспериментов, которые не успели осуществить.
- А какие же новые эксперименты можно им предложить? Завтра они, конечно, потребуют начать их.
- Начнем снова с обстрела. Но на этот раз будем экспериментировать не столько с противотанковыми, сколько с минометными минами и артиллерийскими снарядами. Будем делать вид, что ищем такой состав бризантного взрывчатого вещества в снарядах, который будет в состоянии вызвать детонацию минных полей.
В минных мастерских
После обеда лейтенант Азаров привел Бурсова и Огинского в мастерские по производству самодельных мин, рекомендованных наставлениями немецкой армии. Мастерские находятся за пределами лагеря, и Азаров снова повел их через центральные ворота.
- И много делаете вы этих мин? - спросил Бурсов у лейтенанта, когда они оказались достаточно далеко от эсэсовской охраны.
- Теперь много. И потому догадываемся, что немецкая армия все чаще переходит к обороне. Фабричных мин ей явно не хватает.
- А самодельные мины каких же типов?
- Так называемые "дощатые" из стандартных зарядов с взрывателями нажимного действия. Потом еще "аппарельные", тоже из дерева и с такими же взрывателями. В последнее время стали делать мины и из артиллерийских снарядов. А вчера приступили к производству мин даже из ручных гранат. Специальным наставлением рекомендуется помещать их в гильзы от стапятидесятимиллиметровых снарядов. Поверх гранат насыпаются еще куски металла, гвозди и гайки…
- Помогаете, значит, калечить своего же брата?
- Но ведь и вы собираетесь…
- Да, мы собираемся! - резко перебивает его подполковник. - Но только еще собираемся, а у вас уже целое производство.
Азаров угрюмо молчит, потом замечает чуть слышно:
- Если только Фогт узнает, какое это на самом деле производство…
- Ну ладно, - снова перебивает его Бурсов. - Об этом-то как раз и не следует болтать, какие бы обидные слова ни пришлось услышать.
- Слушаюсь, товарищ подполковник! - сразу повеселев, бодро восклицает Азаров.
Некоторое время они идут молча, внимательно всматриваясь в окружающую местность.
- Вот веду я вас за пределами лагеря без всякой охраны, - нарушает молчание Азаров, - и вы, наверно, думаете: "И чего эти трусы не разбегаются? Вроде никаких препятствий вокруг". Но ведь тут сплошь все минировано, и не нами, а немецкими саперами. К тому же смотрите, какая тут равнина - все как на ладони. Далеко не убежишь даже ночью - прожекторами все тут просвечивается не хуже, чем днем.
- А пробовал кто-нибудь?
- Нет, не пробовали.
- Не нашлось разве смелых людей?
- Найти-то нашлись, да эсэсовцы их опередили. Выведали каким-то образом о готовящемся побеге и вывели сразу половину лагеря за проволоку, не разбираясь, собирался кто-нибудь из них бежать или и не думал даже. Выстроили их перед минными полями, а сзади автоматчиков поставили. Всех остальных подогнали к проволоке с другой стороны и приказали смотреть. Капитан Фогт, а вернее, гауптштурмфюрер Фогт специальную речь произнес:
"Мне стало известно, что вы… нет, не все, а только пять человек, хотели совершайт побегство. Я вас не виню за это. Каждый патриот своя родина всегда должен думайт о побегстве из плена. Но думайт надо корошо. А не… как это у вас говорится?.. не с кандачка. Правильно я говорю? Так вот, чтобы потом быть умнее и не делайт больше глупства, вы все сейчас совершайт бегство через этот минный поле. Кто не побежит, тот получайт пуля в свой спина".
Потом Фогт повернулся к автоматчикам и скомандовал: "Ахтунг!" А пленным добавил: "Вам будет это короший наука. Но если кто-нибудь из вас будет такой счастливчик, который перебежит через весь минный поле, клянусь словом официра - он будет получайт свобода. Вы все знайт случай с лейтенант Азаров. Я должен был его повесить за разбитый морда мой фельдфебель. Но он перебежал минный поле и не подорвался. Вы все знайт, какой почесть он теперь имейт. Я обещайт всем, кто перебежит на тот сторона, жизнь и свобода".
Затем гауптштурмфюрер Фогт театральным жестом подал команду: "Вперед!" - глухим голосом продолжает свой рассказ Азаров. - И все побежали, потому что не сомневались, что эсэсовцы, не задумываясь, разрядят в них свои автоматы. И все погибли. Тех, которые не подорвались насмерть на минах, потом добили эсэсовцы. А мы стояли по другую сторону проволочного забора со сжатыми кулаками и стиснутыми от бессильной ярости зубами.
"Вот и все, - сказал нам очень довольный преподанным уроком гауптштурмфюрер Фогт. - Теперь вы понимайт, что такое есть глупство?"
- И вы поняли? - сердито спрашивает Бурсов.
- Да, мы поняли, что любая попытка смельчаков-одиночек не будет лучшей. Для такого дела нужна серьезная организация, а у нас ее не было.
- Не было? - переспрашивает подполковник.
- Да, не было, - спокойно повторяет Азаров, но Бурсову кажется, что он не случайно употребляет глагол "быть" в прошедшем времени.
Мастерские по производству самодельных мин находятся в одноэтажном деревянном строении барачного типа. В них три отделения: столярное, монтажное и зарядное. Ожидая прихода доктора Штрейта, Бурсов и Огинский внимательно осматривают зарядный цех. На его стеллажах видят они не только советские мины, но и почти все системы немецких.
- Настоящий музей, - усмехнулся Бурсов. - Непонятно только, зачем им все это?
Но тут появляется доктор Штрейт и поясняет:
- Мы собрали здесь всю ныне существующую минную технику, чтобы попытаться создать новую, универсальную мину. Такую, которая воплотила бы в себе все достоинства представленных тут образцов. Это заветная мечта капитана Фогта. Над подобной идеей работает, конечно, военно-инжёнерное ведомство нашей армии, но капитан Фогт хочет внести в это свой вклад и подарить нашим инженерным войскам мину, идеальную во всех отношениях. Кое-что мы уже придумали. Сейчас мы работаем над проблемой наиболее надежного взрывателя. У нас тут множество образцов замыкателей, воспламенителей и взрывателей. Вот, посмотрите, пожалуйста.
И он подводит их к полкам, уставленным замысловатыми цилиндриками с разнокалиберными сережками колечек на предохранительных чеках. Тут тоже техника почти всех армий, особенно разнообразны конструкции взрывателей.
Заметив, какие огоньки вспыхнули в глазах Бурсова при виде всех этих систем, майор Огинский сразу же соображает, как важно было бы подполковнику получить доступ к этим взрывателям.
- Подполковник Бурсов, - равнодушным тоном произносит он, - большой специалист по части взрывателей.
- Ну что ж, это может нам пригодиться, - одобрительно кивает доктор Штрейт, повернувшись к Бурсову. - А сейчас мы обсудим план наших действий на завтра. Экспериментировать вы, конечно, будете над вашими русскими минными полями. А чем обстреливать? Какими системами орудия?
- Минометами, - заявляет Бурсов.
- Вы думаете, это лучше артиллерии?
- Это даст нам возможность забрасывать минометные мины на заградительные минные поля почти перпендикулярно их плоскости. А это, как вы сами понимаете…
- О да, я это хорошо понимаю, - часто кивает головой доктор Штрейт. - У вас уже есть какой-нибудь опыт такого способа обстрела?
- Да, имеется. Явное преимущество этого способа оказалось бесспорным, - подтверждает Огинский, сообразив, что Бурсов неспроста предлагает вести обстрел минометами. - Нам не удалось, к сожалению, завершить эти эксперименты. Их прервало наступление немецких войск.
- Ну что ж, очень хорошо! Я думаю, что завтра мы сможем продолжить ваши опыты. Сколько же нам понадобится минометов?
- Пока хватит и одного, - подумав, отвечает Бурсов. - Сначала нужно ведь экспериментальным путем найти необходимое нам бризантное взрывчатое вещество, которым мы будем начинять мины этого миномета.
- А вы разве не знаете еще такого вещества? - разочарованно спрашивает Штрейт.
- Кое-что мы уже нащупали, конечно, - приходит на помощь Бурсову Огинский, - но теперь нам придется обстреливать не немецкие минные поля, а русские. Это значит, что будем мы иметь дело уже с иной конструкцией мин, их взрывателей и в какой-то мере самого взрывчатого вещества.
- Да, это верно, - со вздохом соглашается доктор Штрейт. - Это я чуть не упустил из виду. Учтите, однако, что нам нужно очень торопиться.
- Мы понимаем это, господин доктор, - заверяет Штрейта Бурсов.
Вечером, после отбоя, когда Бурсову кажется, что все уже спят, он слышит вдруг тихий шепот майора Нефедова:
- Вы не спите, товарищ подполковник?
- Нет, не сплю.
- Хотелось бы с вами поговорить.
- Пожалуйста.
- Вы ничего не слышали там, у лагерного начальства, о нашей судьбе?
- О какой судьбе?
- Собираются ведь уменьшить численность нашего лагеря. Оставить человек двадцать, а остальных отправить в другие, обычные лагеря военнопленных, в так называемые шталаги. Начальство капитана Фогта считает, видимо, что такому количеству пленных делать тут нечего.
- Нет, я ничего об этом не слышал.
Майор Нефедов некоторое время молчит, затем продолжает еще тише прежнего:
- А вы бы могли помешать этому.
- Помешать?
- Да, в том смысле, чтобы найти нам какую-нибудь дополнительную работу.
Бурсов не совсем его понимает. Нефедов поясняет:
- Вы ведь будете обстреливать наши советские минные поля? Вот и используйте это для того, чтобы такие поля мы установили по вашим схемам. И не одно, а несколько. Вы понимаете меня?
- Это идея! - радуется Бурсов. - Завтра же мы заявим доктору Штрейту о необходимости таких полей.
Потом они снова лежат молча, и им теперь долго не удается заснуть. Похоже, что не спит и Огинский. Или, может быть, проснулся от их разговора.
- И знаете еще что? - после продолжительного молчания произносит Нефедов. - Если вы задумаете предпринять что-нибудь, имейте в виду и меня. Я знаю, на что иду и чем все это может кончиться - насмотрелся тут на многое… Но меня это не пугает, лишь бы поскорее к своим… Учтите это, товарищ подполковник. Если чем-нибудь смогу быть полезен в ваших планах, с радостью все исполню.
- Хорошо, товарищ Нефедов, мы это учтем.
- А что касается нашей работы тут, у немцев, то мы вредим им, чем можем, ежесекундно рискуя при этом головой. Мы ведь только прикидываемся такими смиренными. Вот я, например, возглавлял группу, занимавшуюся переводом советских военно-инженерных наставлений и захваченных в наших штабах документов. А знаете, как мы их переводили? Где только было возможно, искажали смысл, рассчитывая, в случае чего, сослаться на плохое знание немецкого языка. Или вот теперь, на производстве самодельных мин…
Бурсов кладет руку на плечо Нефедова:
- Я верю вам, товарищ Нефедов. Не понимаю, однако, как вы-то решились мне довериться? Вы же меня почти не знаете. А если я окажусь провокатором, специально к вам подсаженным капитаном Фогтом?
- Бывали у нас и такие. Фогт не упускал возможности выведать с их помощью наши замыслы. Только ведь и у нас особое чутье на этих мерзавцев выработалось. И потом, Фогту теперь ни к чему уже нас проверять. Он уверен, что те, кого он оставил тут, у себя, примирились со своею участью и ни о каком побеге не помышляют.
Помолчав немного, Нефедов добавляет:
- Известно нам, между прочим, и то, что вас подвел ваш сослуживец Сердюк. Из этого тоже сделаны нами некоторые выводы. Понятно стало, каким образом узнали немцы о ваших экспериментах.
Подготовка к эксперименту
Утром лейтенант Азаров снова ведет их в мастерские по производству самодельных мин. Дорогой подполковник Бурсов спрашивает:
- А пронести в лагерь из этих мастерских что-нибудь можно?
- Нет, это почти исключено, товарищ подполковник. Часовые нас обыскивают, и очень тщательно. Но вы все-таки скажите, что вам нужно, - придумаем что-нибудь.
- Пока ничего, - уклончиво отвечает Бурсов. - Но, может быть, что-нибудь вскоре понадобится.
- Только прикажите, товарищ подполковник, все будет выполнено!
- Приветствую ваш энтузиазм, - улыбается Бурсов. - Не следует, однако, выражать его так бурно. И потом, вы ведь сказали, что это почти невозможно.
- Вот именно "почти", а это значит…
- Ладно, - усмехнулся Бурсов. - Понял вас.
Неподалеку от мастерских он спрашивает у Огинского:
- Вы, кажется, работали над созданием пластичных взрывчатых веществ, Евгений Александрович? Удалось вам что-нибудь?
- Да, кое-что.
- Нам бы это очень пригодилось.
Прислушивающийся к их разговору Азаров интересуется:
- А что входит в состав пластичного вэвэ?
- Многое, - неопределенно произносит Огинский, но на всякий случай уточняет: - Гексоген, например.
- В чистом виде?
- Да, желательно в чистом.
Доктор Штрейт уже ожидает их в монтажном отделении мастерской. С ним вместе молодой немецкий офицер.
- Вот познакомьтесь, - кивает на него Штрейт. - Это наш минометчик, лейтенант Менцель.
- Каков калибр вашего миномета? - спрашивает его подполковник Бурсов.
- Восемьдесят миллиметров. Подойдет такой?
- Подойдет.
- Вот и хорошо, - довольно потирает руки доктор Штрейт. - Тогда мы сразу же и приступим. У нас уже есть минные поля, установленные вашими офицерами.
- Боюсь, что они не годятся, господин доктор, - замечает майор Огинский.
- Не годятся? - удивляется Штрейт. - Вы думаете, что они не очень добросовестно установлены?
- Нет, этого я как раз не думаю, - спокойно возражает Огинский, - но дело в том, что офицеры, которые их устанавливали, попали в плен еще в сорок первом году, а за это время…