Несмотря ни на что, Гертруду всегда приглашали играть в футбол – потому что забьёт гол, кто бы ни пытался её остановить. А вот Чарли ни с кем общаться не хотел.
И только Гертруда знала: её брат давал шуточные имена каждому зверьку в монастыре. Даже местные белки Орех и Фундук спускались к нему с деревьев, если он имел неосторожность задремать на траве. Иногда ему казалось, что звери бормочут. Он даже отвечал им в шутку. Попечители монастыря его за это наказывали: зачем подавать младшим дурной пример? Он ведь, как известно, заразителен.
Чарли и Гертруда были совершенно разными. Во всём – небо и земля. Единственное, что их объединяло, – воспоминания, которых не могло быть , и некоторые "странности", которые они не могли объяснить.
К примеру, недавно Гертруде приснился сон, будто у неё выросли крылья: она летала над городом, парила над монастырём, поднималась высоко над облаками… А проснулась в кабинете мистера Гробба – вся в белых перьях и пуху. Как здесь оказалась – не знала. И объяснить не смогла. Поэтому была наказана трижды. Зато после тройных наказаний Гертруду не мучила совесть, и она стащила у мистера Гробба печатную машинку, на которой в свободное время сочиняла короткие рассказы.
А на днях (после очередного наказания) Гертруда пробралась на кухню, чтобы стащить окорок, так как обычный ужин был под запретом. Возвращаясь обратно, она увидела в коридоре женщину в длинном чёрном хитоне. Та направлялась в крыло для мальчиков. Гертруда могла поклясться, что уже встречала её раньше. Женщина остановилась у входа в подвал, через мгновение спустилась вниз. И в тот же момент Гертруду схватил мистер Гробб – старик всегда проверял, чтобы ночью в коридорах не было ни одной живой души. Гертруда принялась объяснять, что не сделала ничего плохого – всего лишь… следила ночью за женщиной в чёрном. Ей не поверили. Подземелье обыскали. Никого не обнаружили. "За враньё" Гертруда неделю освещала газовой лампой дорогу в коридорах монастыря поварихе Пингве Перей и настоятельнице Иугии.
С Чарли и Гертрудой даже птицы вели себя странно. Те залетали через окна и прыгали у ног. Не улетали – как ни отгоняй. Будто хотели поддержать. По-дружески.
А как объяснить поведение самого мистера Агнуса "Гнусного" Гробба? Чего только стоил запрет на зеркала: в Монастыре Святой Марии вот уже двенадцать лет не было ни одного зеркала. По какой-то причине или по случайному стечению обстоятельств, но их сняли в день появления здесь Гертруды.
– Пойдём, – сказал Чарли, поставив тарелку в раковину. Он доел омлет и выпил чай. – Скоро представление?
Они вышли через заднюю дверь, оказавшись на лужайке. Прохладный ветер поднимал жёлтые листья, солнце пробивалось через белые облака, а где-то высоко над монастырём кружили чёрные и белые вороны. Сытый Дьякон убежал в кусты.
Цирковой шатёр уже установили, и какая-то девушка с маленькими ручками раздавала всем желающим пригласительные билеты. С большого плаката подмигивал усатый полнощёкий мужчина в зелёном трико. Над ним блестела золотая надпись "Трупёрд Великолепный. Только сегодня". Возле плаката собрались несколько восторженных дам – горожанок из Гластонбери.
У входа в шатёр толпились воспитанники монастыря. Они ругались – каждый хотел занять место ближе к арене. Несколько мальчиков спорили, разрешат ли им погладить львов. А две девочки попытались украсть попугая. Спор и разговоры пресёк неожиданно возникший мистер Агнус Гробб – красный, как чайник на кухне у миссис Пингвы Перей. Старик закипал, и Гертруде снова захотелось кофе – она об этом сказала Чарли.
– Поправьте рукава, мисс Бо́гранд! – прохрипел мистер Гробб. – Спрячьте это .
– Прошу, друзья мои! – Из шатра вышел директор цирка мистер Хоботс. На нём был малиновый пиджак и (почему-то) пиратская шляпа. – Мы прямо сейчас вам покажем короткий вариант сегодняшнего вечернего представления! Прошу! Друзья! Прошу! Занимайте места! – Мистер Хоботс обратился к Гроббу: – Вы бы видели местных! Они хотели попасть на утреннее представление! Но я сказал, что все места заняты. Уверен: вечернее шоу запомнится многим!
Мистер Хоботс не рассматривал вариант, что вечернее шоу может не состояться. А зря.
Чарли и Гертруда заняли места подальше – чтобы незаметно уйти, если представление не понравится.
Прозвенел первый звонок.
Все рассаживались. Несколько драк прекратились. Радостные мальчики держали платок, останавливая у одного из них кровь из носа: они только что отбили для себя лучшие места в первом ряду.
Прозвенел второй звонок.
На специальные места рассаживались настоятели монастыря, Иугия, мистер Агнус Гробб, а также повариха Пингва Перей. Настоятельница Иугия захлопала в ладоши. Она была такой старой, что уже не понимала, началось ли представление.
Прогремел взрыв. Вырвалось несколько залпов салюта. Представление началось.
На арену выкатились два клоуна. Гертруда не поняла, зачем они бьют друг друга по голове. Те хохотали, толкались, кувыркались. Это действие многим нравилось. Только Чарли почему-то уставился вверх.
– Чуки-чу, представление внизу! – подсказала брату Гертруда.
Клоуны на арене прыгали через кошек. Зал умирал со смеху.
– Там кто-то есть. – Чарли не отрывал взгляд от купола. – Какая-то женщина.
– Наверняка это часть шоу. – Гертруда посмотрела наверх, но никого там не увидела. – Или воображение. Руперт подтвердит.
На арену вывели псов. Подгоняемые мужчиной в жёлтом костюме, спаниели перепрыгивали через препятствия – Дьякон бы обзавидовался. Зал взрывался аплодисментами. Чарли же продолжал смотреть наверх. Сейчас его странность никто не замечал: спаниели бегали за красными тряпками – как быки.
– Я её уже где-то видел, – сказал Чарли. – Ту женщину.
– Не вижу её. Лучше посмотри вниз. Псы стараются. Прыгают туда-сюда, а ты…
– Ой, – перебил Чарли. – Кажется, она меня заметила.
– Смотри вниз.
Гертруда опешила – на арену вышли гимнасты и тут же начали подбрасывать друг друга как пустые бочки. Они цеплялись за длинные тросы и кружились вокруг блестящего шара.
Послышался лай – Дьякон решил забраться в шатёр.
– Мне сегодня снова приснилась бабушка, – сказал Чарли ни с того ни с сего. – И я опять не запомнил, как она выглядела. Сказала, что соскучилась. И что ждёт нас. Обещала приготовить к нашему возвращению блинчики с грушевым джемом, но со вкусом яблок. Это вещий сон?
Гертруда не ответила – в шатёр влетели несколько воронов. Они кружили под куполом. Ребята аплодировали: все считали, что и это – часть шоу.
Снова прогремел взрыв салюта. Арену залил ослепительный свет. Появились несколько артистов. Но Гертруда всего этого не замечала – наконец и она смогла рассмотреть "знакомую незнакомку". Ту, на которую до этого указывал Чарли. Несомненно, это была она – "ночная женщина в чёрном хитоне". Сейчас эта женщина стояла под самым куполом и, кажется, плакала.
– Я её вижу, – сказала Гертруда.
– А тепе-е-е-е-е-ерь!!! – взревел неожиданно появившийся на арене директор цирка мистер Хоботс. – То, чего все так долго ждали! Дамы и господа, мистеры и миссис! Легендарный! Фееричный! Зрелищный! И жела-а-а-а-а-анный! Смертельный номер! Встречайте! Тру-у-у-упёрд Вели-и-и-иколепный!
По залу разлетелись аплодисменты. Миссис Пингва Перей махала передником. А настоятельница Иугия даже встала. На арену вышел усатый полнощёкий мужчина в зелёном трико. Он поднял левую руку, приветствуя собравшихся.
Чарли больше не смотрел наверх:
– Хм, она ушла.
– Вот и прекрасно. Смотри шоу.
Гертруда похлопала вместе со всеми: на арену вывезли огромную пушку. Её освещали десятки огней.
Барабанная дробь.
– А тепе-е-е-е-ерь! – снова взревел директор цирка мистер Хоботс. – Впервые! Зрелище! На счёт "три"!
Трупёрд Великолепный торжественно поднялся по ступенькам на пушку и под громогласные аплодисменты забрался внутрь неё.
– Один! – кричали все.
– Два!
– ТРИ-И-И!!!
Прогремел взрыв. И Трупёрд Великолепный вылетел из пушки. Но что-то пошло не так. Охи и ахи разлетелись по залу, и Гертруда закрыла глаза. Аплодисментов не было. Где-то послышался возглас:
– На помощь!
Кто-то кричал, кто-то выбежал из шатра. Мистер Агнус Гробб приказал всем немедленно покинуть цирк. Гертруда не понимала, что произошло.
Потоком зрителей её и Чарли буквально вытолкали. Только на выходе краем глаза Гертруда увидела лежащего, неестественно раскинув руки, Трупёрда Великолепного. И склонившуюся над ним женщину в чёрном хитоне.
Где-то высоко кричал ворон.
Ребята остались возле цирка ждать распоряжения от мистера Агнуса Гробба. Девочки обсуждали произошедшее. Кто-то кричал. Чарли разговаривал с невидимым другом Рупертом (тот его, видимо, успокаивал). Из шатра вышла радостная Иугия.
– Она не понимает, что произошло, – надевая передник, сказала повариха Пингва Перей. К ней подошёл мистер Агнус Гробб и со злостью выпалил:
– Они их нашли!
Мистер Гробб приказал всем разойтись. А затем закричал на Чарли и Гертруду:
– А вы – за мной!!!
– Но что мы сделали? – протестовала Гертруда.
– Наказание не отменяется! – кричал мистер Гробб. – Вы начнёте отбывать его немедленно!
Он потащил Чарли и Гертруду через главный вход в монастырь – и сразу на кухню Пингвы Перей, где находилась лестница на чердак. За ними наблюдали вороны, пёс Дьякон и странные туристы – гуляющие у монастыря люди в чёрных и белых хитонах.
Глаза мистера Гробба налились кровью. Он толкнул Чарли и Гертруду к лестнице на чердак:
– Поднимайтесь!
Те не сопротивлялись. И через минуту за ними громко захлопнулась дверь. Послышался щелчок замка.
Гертруда протянула Чарли шоколадку, которую спрятала здесь во время предыдущего наказания:
– Рассердился на пустом месте! – сказала она, добавив слово, от которого настоятельница Иугия сошла бы с ума. – Злой на Оливера, а виноваты – мы.
– А мистер Трупёрд? Он… – Чарли замолчал, не решаясь продолжить вопрос.
– Не знаю.
– А та женщина над ним? Как думаешь, это…
Гертруда ничего не думала. Она угощала чердачных мышей – Ливу и Сливу – двумя кусочками шоколада. Чарли продолжил:
– Мне кажется, бабушка нас ищет.
В монастыре было запрещено говорить о родителях. Мистер Гробб всегда шипел: "Не хочу даже слышать о тех, кому не нужны родные дети". Чарли и Гертруда своих родителей не помнили. Не знали, живы ли они.
Дьякон жалобно завывал. Кто-то ходил по кухне.
– Мы справимся! Чуки-чу, – сказала Гертруда, подбадривая Чарли. Она легла на мешки с кукурузой. – Чу-у-уки!
Откуда-то сверху послышалось чьё-то пение.
* * *
Каждый день Чарли и Гертруда будто вспоминали другую жизнь. Жизнь без монастыря. С любящими родителями и верными друзьями. Жизнь, где каждый был счастлив.
К сожалению, Чарли и Гертруда пока не вспомнили, что здесь они не просто так.
Глава 3
Ворчание эха
Мысли. Глупые и странные мысли.
Побег Оливера Бинга с каждым днём превращал мистера Агнуса Гробба в злого и невыносимого старика. Он сердился, вопил, краснел, следил за всеми – пытался разгадать несуществующий заговор. Ему казалось, что готовится новый побег; он хотел найти сообщников Оливера.
А ведь даже воспитанники монастыря не понимали, как отсюда можно сбежать.
Наказания сыпались одно за другим. Чарли и Гертруда даже сбились со счёта, не помнили, за что их уже наказывали. В последний раз Гертруда пыталась объяснить, что не могла украсть овощи поварихи Пинвы Перей (так как находилась на чердаке). Но её всё равно наказали – "за пособничество и подстрекательство".
Глупые и странные мысли.
Весь последний месяц Чарли и Гертруда провели на чердаке. Миссис Перей постоянно находилась на кухне, поэтому сбегать удавалось не часто. А мистер Агнус Гробб так вдохновился наказаниями, что по всему монастырю открыл десятки "комнат для воспитания". Как правило, они не пустовали.
Опоздание на завтрак – в чулан. Не почистил зубы – на чердак. Не убрал за собой чердак – в подвал.
Только Чарли радовался: сейчас учебный период, а ему не нужно заниматься; хотя и протащил незаметно на чердак несколько книг. И не скучал – общался с вымышленными друзьями, пересказывая их истории Гертруде. Сама же Гертруда включала приёмник миссис Пинвы Перей: когда на кухне никого не было, спускалась вниз и выбирала интересное радио с песнями (ведь миссис Пингва Перей часто вместо музыки слушала нудные любовные радиосериалы).
Казалось, Чарли – единственный, кому нравились наказания: он любил одиночество. Впервые за долгое время его никто не дразнил. Даже Гертруда: раньше она подшучивала над братом, сейчас же была примерной сестрой. Хотя Чарли понимал: его ждёт конец света, если он кому-нибудь об этом расскажет.
За время наказаний Гертруда успела пересчитать все кирпичи на стенах, дала паукам имена и даже познакомила Чарли с мистером Чеддером. Мистером Чеддером она назвала мышь, которая появлялась на чердаке каждую ночь. Гертруда, правда, не знала, мальчик это или девочка. Но пришла к выводу: если мышь ведёт себя как джентльмен (съедает остатки ужина с тарелок, только когда Чарли и Гертруда ложились спать), значит мышь – это он, а не она.
Также за время наказаний Гертруда выучила имена всех министров, о которых рассказывали в радионовостях. И могла напеть старые песни, которые знали только люди пожилого возраста и слушатели Самого-Нудного-В-Мире-Радио.
На чердаке пришлось провести и день рождения Чарли. Гертруда так разозлилась из-за этого, что заперла повариху Пингву Перей в уборной для настоятелей. За эти два часа она испекла брату небольшой кремовый торт. И хотя свечи найти не смогла, Чарли всё равно был счастлив.
* * *
Приближался день освобождения. Очень медленно, но всё же приближался.
Мистер Агнус "Гнусный" Гробб возненавидел всех. Оливера так и не нашли.
Очень быстро жизнь в монастыре стала по-настоящему невыносимой. Каждый день – наказания. Каждый вечер – наказания. Наказания – после наказаний.
Они будто подталкивали .
Теперь Гертруде часто снился один и тот же сон. Объятия и слова:
"Не делай глупостей. Потерпи немного" .
Гертруда не знала, как выглядит её бабушка. Скучает ли она? Ищет? Ждёт? Знала одно: Чарли и этот сон – единственное, что сдерживало её в последнее время. Сон дарил надежду. Он был реальным, красочным, настоящим .
Мысли…
Каждый день в монастыре – ужаснее другого. Бесполезное время и желание избавиться от всего раз и навсегда.
"Потерпи".
Эти слова будто звучали где-то близко. Родной голос.
"Потерпи немного".
Каждая тень монастыря нашёптывала Гертруде путь. И каждое мгновение, каждая боль – они словно говорили: отсюда есть только один настоящий выход.
"Не делай глупостей".
Нужно терпеть. Ещё немного. Без слёз. Это правило Гертруда усвоила давно: не показывать слёз. Нельзя позволять им увидеть, что она уже близка́.
Ужаснее всего – никто не говорил, когда же закончатся наказания.
* * *
Гертруда не помнила, когда у неё появились эти навязчивые мысли. Она пыталась отогнать их. Хотела кричать. Теперь они поглощали её. Понимала, что это неправильно. Так нельзя!
Чарли уходил в себя. Не разговаривал даже с Рупертом. Постоянно молчал.
А мысли появлялись всё чаще. Теперь они – повсюду. От них нельзя скрыться. Нельзя уйти. Но Гертруда не решалась . Нельзя! Нет!
Её подтолкнули в первый день ноября.
Гертруда долго размышляла. Не верила, что всё происходило с ней. Видела себя будто со стороны…
Мысли. Навязчивые мысли.
Она дождалась вечера, чтобы убедиться: миссис Пингва Перей уснула (а теперь повариха сторожила чердак круглые сутки). Гертруда не была уверена, спит ли Чарли. Ничего не сказала ему на прощание: возможно, не была полностью уверена, что видит его в последний раз.
Она спустилась по чердачной лестнице и, аккуратно приоткрыв дверь кухни, вышла в коридор. Даже не понадобилось прятаться. В коридоре – никого. Всё будто складывалось так, чтобы Гертруда совершила задуманное.
Но возникло странное чувство – словно за ней кто-то следил.
Несколько шагов. Лестница. Мысли.
Она зашла в ванную комнату для попечителей и, заперев дверь на защёлку, открыла кран. Зашумела холодная вода.
За окном прокричал ворон.
Гертруда решалась . Мысли взвывали. Они словно приказывали. Заставляли её. Глубокий вдох и… чей-то шёпот. Или шум воды.
Что-то не так.
Гертруда будто возвращалась . Она была одновременно и здесь, и где-то далеко. И только сейчас заметила: по ванной комнате летали… белоснежные перья и пух. Чувствовался медовый аромат. Позади раздался треск. Душа ушла в пятки. Настоятельница?
На старом ванном столике – возле грязного мыла и расчёски с седыми волосами – дымился маленький свиток. Он был раскрыт (пахло горевшей бумагой). Несколько шагов. Волнение. И Гертруда прочитала:
Ещё не время.
Никакой подписи.
Бешено колотилось сердце. За дверью скулил пёс Дьякон.
То ли от шума воды, то ли от завывания ветра за окном, но Гертруде снова показалось: шёпот.
Выключила воду. Тишина. Но странное чувство: кто-то прислушивается.
Здесь нельзя оставаться.
Гертруда спрятала свиток в карман и тут же выбежала из ванной комнаты. В ту ночь она так и не совершила задуманное.
* * *
Дни тянулись один за другим.
Мистер Агнус "Гнусный" Гробб удвоил количество наказаний, всё чаще кричал на воспитанников монастыря. А те – друг на друга.
Окружающий монастырь высокий забор успел зарасти терновником. Ночью под окнами раздавались странные звуки. И огромные чёрные вороны – они будто чего-то ждали.
Гертруда не сразу показала брату свиток, найденный в ванной комнате для попечителей, хотя ни о чём больше не рассказала. Чарли лишь пожал плечами:
– Может, это Иугия оставила?
Снова появлялись странные мысли.
Часто Гертруда просыпалась от собственных криков. Дурные сны. Будто что-то сидело на её груди, не позволяло дышать, изучало её. Смеялось. Оставляло на теле всё новые и новые царапины.
Монастырь словно пропитался злостью.
Каждый день шёл дождь, наполняя стены шёпотом. Казалось, кто-то… бурчит. Сердитый шёпот будто спорил за стенами (например, когда Гертруда убегала по коридору от поварихи – та ведь думала, что Гертруда на чердаке). И каждый раз, когда Гертруда останавливалась, чтобы прислушаться к шёпоту, – голоса замолкали. Они превращались в шум дождя. Будто сами прислушивались к Гертруде.