Я заново отточил кухонным ножом красный и черный карандаши. Красным я выведу название и первую заглавную букву – как в старинных книгах. А черным стану писать весь роман. Я сразу решил, что это будет роман – с морскими приключениями, пиратами и сокровищами.
Итак, у меня было чем писать. А на чем ?
С бумагой было туго. Чистые тетрадки выдавали нам в школе по строгому счету. Их не хватало. Часто приходилось писать на всяких случайных листках, на обороте старых документов, а задачки мы иногда решали даже на газетах.
Я подумал, что если газеты годятся для школьных занятий, то сойдут и здесь. Тем более что другого выхода не было.
Старые газеты мы припасали для растопки и хранили в углу за этажеркой. Я их вытащил оттуда под негодующие крики старшей сестрицы. Скобками из медной проволоки я сшил тетрадку размером в одну восьмую газетной страницы – так, чтобы писать поперек печатных строчек.
Потом встал коленями на стул, подвинул тетрадку к лампе, сердито оглянулся на Людмилу – чтобы не подглядывала – и вывел название: ОСТРОВ ПРИВИДЕНИЯ.
С чего начинаются главные события во всех классических романах с морскими приключениями? Конечно, с бури. Вспомните "Робинзона", "Пятнадцатилетнего капитана", "Гулливера"… Я не хотел отступать от правил. Я написал:
БУРЯ БЫЛА УЖАСТНАЯ…
Отчетливо помню большую красную букву Б в начале строки. И эту черную неровную строку с первыми словами моего "романа" (она дерзко пересекла цепочки мелкого газетного шрифта). И разлапистое Т, совершенно ненужное в слове "ужасная" (про это мне потом сказала мама).
Вторая строчка рассказывала, что "волны были как десятиэтажный дом".
В ту пору я ни разу не видел десятиэтажных домов. Самые большие здания в Тюмени тогда были высотой в четыре этажа. Но эта высота казалась мне совершенно недостаточной, чтобы изобразить гороподобные волны "ужастной" бури.
"Ветер выл, как тысяча змеев горынычей, и дул сразу со всех сторон…"
Поразив будущих читателей картиной небывалого урагана, я приступил к изложению событий.
События заключались вот в чем.
Среди бушующих десятиэтажных волн беспомощно болталось судно с поломанными мачтами, изодранными парусами и разбитым рулем. Это была пиратская шхуна "Черная макарона" (до сих пор горжусь так славно придуманным названием). Почти всю команду смыли ревущие гребни, и осталось там лишь три человека: матрос Боб Рыбка, боцман Пушкадёр и капитан Джон Кривая Нога. Они то плакали, то молились, то ругали бурю страшными "пирацкими" словами. В трюме открылась течь, и надежды на спасение не было.
Однако я понимал, что, если пираты потонут, роман придется кончать в самом начале. И поскольку в своей книжке я был хозяин, то с помощью громадной волны швырнул несчастную "Макарону" на скалы у небольшого острова.
Шхуна булькнула и пошла на дно, а пиратов море милостиво выбросило на берег.
Буря сразу выключилась, так как больше была не нужна. Небо очистилось. Море стало гладким. Засияло солнышко. Пираты пришли в себя на белом песчаном пляже…
Скоро Джон Кривая Нога, Пушкадёр и Боб Рыбка разобрались в обстановке. Они поняли, что судьба (то есть автор) забросила их на необитаемый остров. Сначала они крепко изругали судьбу (про автора им ничего не было известно), а потом сообразили, что дело не так уж плохо: лучше сидеть здесь, чем кормить рыб на дне океана.
– Ничего, – сказал капитан Джон. – Клянусь моей кривой ногой, мы еще поживем. Отдохнем здесь от приключений, а потом нас увидят с какого-нибудь корабля. Скажем, что мы (ха-ха-ха!) честные матросы с разбившегося судна, и нас отвезут на Большую землю. А там мы начнем все снова.
– Да здравствует капитан! – крикнул Пушкадёр.
А Боб Рыбка тихонько проговорил:
– Только очень хочется кушать…
Пиратам повезло. Конечно, необитаемый остров – не дом отдыха, но жить здесь было можно. Росли кокосы, водились на берегу вкусные крабы и черепахи. Если не лениться, с голоду не помрешь.
Из пальмовых листьев пираты построили шалаш, из крабов сварили похлебку (в большой раковине). В другой раковине, плоской, как сковородка, приготовили омлет из черепаховых яиц. После сытной еды они сидели у маленького костра и лениво разговаривали. Тут наступил вечер, а за ним красивая тропическая ночь…
Не помню, как я описывал эту ночь, но представлял я ее очень ясно. И сейчас представляю.
Над морем и островом висело темно-зеленое небо с громадной луной. Луна была похожа на медный начищенный таз. Пальмы казались черными. И кусты, обступившие поляну с шалашом и костром, были черные. Над кустами летали светлячки. Пламя костра освещало довольные пиратские лица.
– Клянусь моей кривой ногой, здесь не так уж плохо, – проворчал капитан Джон.
– Вы абсолютно правы, капитан! – с энтузиазмом воскликнул боцман Пушкадер.
– Довольно уютно… – согласился Боб Рыбка и почему-то вздохнул.
Они еще ничего не знали…
Они не знали ужасного сюрприза, который подготовил им автор.
Дело в том, что остров был не совсем необитаемый. С давних-давних пор здесь
ЖЫЛО-БЫЛО ПРИВИДЕНИЕ…
Откуда оно тут появилось, Привидение и само не помнило. Скорее всего, какой-то сильный ураган подцепил его на дворе старинного рыцарского замка и ради шутки занес на этот остров.
Привидение очень тосковало в одиночестве. Всем известно, какая задача у привидений – кого-нибудь пугать. А кого можно пугать на необитаемом острове? Крабов? Черепах? Птичек? Но эти существа, в отличие от людей, совершенно не боятся нечистой силы.
Привидение по своей натуре было трудолюбивым и общительным. Оно томилось без работы и боялось потерять квалификацию. И вот впервые за много столетий наступил для него радостный день. Вернее, ночь, потому что все привидения трудятся в ночную смену.
После захода солнца Привидение почистило обветшалый саван, немножко порепетировало в своей пещере полузабытые "пугательные" приемы, потом определило по звездам, что уже полночь, и вышло на работу.
…Боб Рыбка первый увидел, как над черными кустами тихо всплыл кто-то непонятный, с большущими горящими глазами и в длинном светлом балахоне.
– Я… ик… ик, – сказал Боб. – Мама… Я больше не буду.
Здесь я всегда делаю отступление и говорю:
– Вы должны понять Боба, Джона и Пушкадера. Они были необразованные, верили во всяких там чертей, ведьм и привидения… Конечно, вы люди современные и на их месте ничуть не испугались бы, потому что привидений нет и быть не может, но эти несчастные пираты…
Среди слушателей раздается нервное хихиканье, а иногда и открытый смех. И я начинаю догадываться, что даже среди образованных и смелых пятиклассников есть люди, которые почувствовали бы себя немного неуютно там, на ночной поляне…
…Тем более что Привидение старалось вовсю! Оно как сумасшедшее носилось вокруг поляны и выло, будто стая пикирующих бомбардировщиков. Потом оно останавливалось, печально подымало к луне прозрачные руки и унылым басом говорило непонятные заклинания.
Пираты лежали, уткнувшись носом в песок, и наперебой каялись в грехах. Они думали, что Привидение собирается взять их за шиворот и утащить прямехонько в ад.
– Клянусь кривой ногой, я брошу пиратское ремесло! – восклицал капитан Джон и посыпал песком голову.
– Совершенно верно, капитан! – вторил Пушкадер. – Я тоже клянусь! – И он стукался лбом о пустой черепаховый панцирь.
– А я вообще! – жалобно причитал Боб Рыбка. – Я давно собирался!.. Я хотел поступить в садовники и выращивать анютины глазки! Это мой любимый цветок!
– Уавы-ахшм-бамухших-х-х-х, – отвечало Привидение и, нечеловечески усмехаясь, опять начинало облет поляны…
Так продолжалось, пока звезды не показали четыре часа пополуночи. Тогда Привидение, довольное проделанной работой, отправилось на отдых, а обалделые от ужаса пираты до восхода лежали на песке и тихонько стонали.
При свете дня они слегка пришли в себя и, вздрагивая, стали обсуждать ночное происшествие. Капитан Джон еще раз поклялся своей ногой, что бросит пиратское ремесло и начнет честную жизнь. Пушкадер и Рыбка его, разумеется, поддержали. Боязливо оглядываясь, бывшие пираты сделали зарядку и занялись дневными трудами.
День прошел без всяких страхов, но к вечеру Джон, Пушкадер и Рыбка опасливо съежились у костра. И не зря. Изголодавшееся по работе Привидение не собиралось так легко оставлять несчастных робинзонов. Вторая ночь оказалась для них полна тех же ужасов…
И третья ночь…
И четвертая…
И пятая…
Но у человеческого характера есть неплохое свойство: постепенно он привыкает к самым большим страхам. Особенно если страхи эти одни и те же, однообразные. И на шестую ночь бывшие пираты уже не вздрагивали, не причитали и даже с любопытством смотрели, как Привидение старается нагнать на них прежний трепет…
Тут, посередине длинного рассказа, я обычно останавливаюсь, чтобы глотнуть водички и прочистить горло. И несколько голосов обычно говорят:
– А дальше?
– Дальше… Привидение тоже чувствовало, что прежней радости уже нет. Люди почти перестали бояться. Теперь пугай не пугай, а толку не будет. А что еще может сделать Привидение? Оно состоит вроде бы как из тумана и серьезного вреда причинить человеку не в состоянии… Кстати, если встретитесь с привидениями, имейте это в виду… Ну, конечно, не бывает, это я так, на всякий случай…
Ну а дальше было вот что…
Днем Джон Кривая Нога посоветовался с товарищами, а ночью (это была уже седьмая ночь) он дождался, когда Привидение всплыло над кустами, и сказал:
– Слушай, парень… Ты какой-то странный, ей-богу. Все ходишь в сторонке, разговариваешь не по-нашему… Ты подходи, не стесняйся. У нас вот похлебка еще осталась. На одном острове живем, пора уж познакомиться.
Привидение неподвижно повисло в воздухе и задумалось. С одной стороны, вроде не полагается привидениям заводить близкое знакомство с людьми… а с другой стороны, что еще делать-то?
Оно влетело в круг света и тихо присело на большую шляпу капитана Джона, которая лежала недалеко от костра. Смущенно покашляло и сказало:
– Вообще-то вы правы… Да… Здрасте.
Они познакомились и разговорились. Рассказали друг другу про свое житье-бытье. Привидение стало почти каждый вечер прилетать к новым знакомым на огонек, а иногда заглядывало и днем. Бывшие пираты всегда ему радовались. Привидение оказалось разговорчивым (намолчалось за века). Оно знало множество старинных легенд и охотно их рассказывало. А Джон, Пушкадер и Рыбка иногда пели Привидению морские песни (Пушкадер басом, Джон средним голосом, а Боб Рыбка тонко и нежно).
В общем, заброшенные на остров люди и одинокий призрак все больше нравились друг другу. Однажды Привидение сказало:
– Вот что, ребята… Я смотрю, люди вы неплохие. Сами говорите, что в пираты пошли не по злобе, а от скудной жизни. Бедняков не обижали, а если когда приходилось палить из пушек и махать кортиками, так что поделаешь – такая ваша была пиратская профессия…
Джон и Пушкадер завздыхали и закивали, а Боб Рыбка напомнил:
– К тому же мы теперь совсем перевоспитались…
– Вот и хорошо, – сказало Привидение. – Поэтому я хочу открыть вам одну тайну… Видите ту кривую пальму?
– Видим, – взволнованно выдохнули бывшие пираты.
– Если там, куда в полдень упадет тень от верхушки, вы станете копать яму, найдете сокровище.
Услыхав такие слова, капитан Джон, боцман Пушкадер и матрос Боб Рыбка кинулись к пальме, потому что солнце стояло в зените – был как раз полдень. Ржавыми абордажными саблями, которые они не потеряли даже при крушении, бывшие пираты начали рыхлить и разгребать землю.
И они нашли сокровище!
Это был полусгнивший сундук, полный золотых монет, всяких драгоценностей и старинного оружия. Когда сундук вытащили, он тут же рассыпался на досочки.
В капитане, боцмане и матросе проснулись прежние пиратские привычки. Пушкадер упал на кучу золота и стал загребать сокровище к себе.
– Прочь руки! – заорал Джон Кривая Нога. – По закону половина добычи принадлежит капитану! – Он схватил старинный пистолет и щелкнул курком. – Всех перестреляю!
Пистолет был, конечно, незаряженный, и капитан стукнул Пушкадера по шее рукояткой. Начался шумный дележ, который очень был похож на обыкновенную драку.
Наконец Боб Рыбка (которому в этом дележе досталось всего несколько монеток) воскликнул:
– Как же нам не стыдно! Так ведем себя при посторонних! А ведь мы говорили, что перевоспитались!
И всем стало стыдно, потому что Привидение маячило неподалеку и укоризненно поглядывало на драчунов.
Капитан Джон поднялся с груды сокровищ, выплюнул четыре золотых дублона, вытряхнул из уха крупный алмаз и сказал:
– Мы это… просто так. Поиграли. Клянусь моей кривой ногой, это была просто шутка.
– Совершенно верно, капитан, – сказал Пушкадер. Сел на травку и высыпал из широкого сапога с отворотами драгоценные камни. – Давайте все в общую кучу… У вас, капитан, вон в том кармане, кажется, случайно еще с десяток монет…
– Будем делить честно, – предложил Боб Рыбка. – На четыре части.
– Почему на четыре? – удивились капитан и боцман. – Нас трое!
– А ему… – Боб украдкой кивнул в сторону Привидения. Джон и Пушкадер засмущались и согласились.
Но когда разделили сокровище, Привидение расхохоталось. Оно сказало, что золото и алмазы ценятся только у людей, а для привидений они – тьфу! Все равно что песок. Так что пускай трое друзей все забирают себе. Бывшие пираты, конечно, не спорили – поделили на три части и долю Привидения.
Потом, тяжело дыша, каждый сел рядом со своим богатством. И Боб Рыбка печально сказал:
– Ну и что дальше? Зачем нам эти сокровища? Здесь не купишь на них даже пирожок с морковкой.
– Да! Пора решаться! – воскликнул капитан Джон (и, конечно, поклялся ногой).
– Правильно, капитан! – гаркнул боцман.
А Боб Рыбка тихонько вздохнул.
И они решились на то, на что раньше решиться никак не могли: из пальмовых стволов соорудили плот с мачтой, из рубашек и штанов сшили парус и с попутным ветром поплыли через океан.
А Привидение, чтобы не скучало, они взяли с собой…
Я был полным хозяином в своем романе и сделал так, что плавание протекало вполне благополучно, при тихой и теплой погоде. Тяжело нагруженный золотом плот приплыл прямо в тот город, где Джон, Пушкадер и Боб когда-то были маленькими и ходили в школу.
Теперь бывшим пиратам больше не надо было заниматься разбоем. На свои сокровища каждый купил себе корабль и сделался настоящим капитаном. Стал возить, грузы и пассажиров.
А Привидение поселилось на берегу, в развалинах старого маяка. Всем известно, что развалины для привидений – все равно что для человека дом со всеми удобствами. Скоро в городе стало известно, что в башне разрушенного маяка завелась нечистая сила. На маяк потянулись толпы туристов. Стали приезжать из других городов и даже из других стран. Привидение работало изо всех сил: летало по темным коридорам, сверкало глазами и выло на разные голоса. Губернатор потирал руки: деньги от туристов текли в городскую казну рекой… Правда, в конце концов Привидение переутомилось и потребовало у губернатора два выходных в неделю. Тот, конечно, согласился…
Когда капитаны Джон Кривая Нога, Пушкадер и Боб Рыбка приплывали в родной город, Привидение являлось к ним в гости. Они вчетвером сидели в кают-компании и вспоминали свои приключения на необитаемом острове,
Так заканчивалась моя первая в жизни книжка.
Получилась она довольно тонкая: семь или восемь страничек. И, скорее всего, события, которые я только что изложил, были описаны в ней не так подробно. Ведь потом я эту историю рассказывал множество раз, она обрастала деталями и, наверно, даже кое в чем изменялась. Но думаю, что я все же довольно точно передаю содержание того давнего "романа".
Писал я его пять вечеров подряд. И никому не объяснял, чем занят. Ложился грудью на тетрадку, если кто-то пытался заглянуть мне через плечо. Маме неловко говорил:
– Ну потом… Потом покажу.
А старшей сестрице предлагал идти подальше и заняться своими делами.
– Учил бы лучше уроки, – говорила Людмила.
На эти глупые слова я не реагировал и снова окунался в таинственные события на острове.
Наконец "Остров Привидения" был закончен. Я поставил красивую большую точку, облегченно вздохнул и сел перечитывать свое творение.
И оказалось, что читать, мне совсем неинтересно. Не потому, что плохо написано. Просто мне все уже было известно. Тогда я понял еще одну простую вещь: писатель пишет книги не для себя. Ему нужны читатели!
Ни мамы, ни даже Людмилы дома не было. Дядя Боря, живший рядом, в проходной комнате, уехал в командировку. Самый близкий читатель находился за шаткой дощатой стенкой, которая отделяла нашу квартиру от соседской. Там жил со своей матерью и старшим братом четвероклассник Лешка Шалимов.
В то время это был тощий, стриженный под машинку парнишка в обвисшем свитере, латаных штанах и подшитых, огромных, как ведра, валенках.
Впрочем, такие признаки годились почти для всякого мальчишки тех лет. Упитанностью никто не страдал, заплаты и подшитые валенки были тоже обычным явлением, а стригли под машинку всех поголовно. Даже еле заметная челочка, жалко торчащая над лбом, вызывала праведный гнев учителей и завучей… С той поры школьники многого добились: теперь их нелегко заставить остричь локоны, висящие ниже ушей. Но педагоги не поднимают белый флаг и продолжают упорную борьбу за "короткие прически". Видно, им снятся давние сороковые годы и ровные ряды голых макушек. Судя по всему, они (педагоги, а не макушки) уверены, что в одинаково стриженых головах никогда не возникнет разнообразных и опасных идей, грозящих срывами уроков и падением графика успеваемости.
Увы, по собственному опыту знаю, что это не так. В наших "черепушках", украшенных строгими прическами "под ноль", мысли бродили, всякие. Очень разные. Лешке, например, за день до описываемых событий пришла мысль притащить в класс будильник и включить под партой посреди урока звонок. Стриженые полчища с радостным воем кинулись в коридор: думали, что уже перемена. Вечером я слышал через стенку, как Лешкина мать громко причитала и обещала разбить ни в чем не виноватый будильник о башку беспутного сына. А брат-студент непедагогично хохотал…
Лешка был по натуре скептиком. Он смотрел на окружающее с иронической ухмылкой. Ко всему хорошему он относился с недоверием. Я знал это, но выхода у меня не было. Я для храбрости набрал в себя воздуху, зажмурился и крепко забарабанил в стенку. Она затряслась и загудела. Послышались Лешкины крики – сердитые и жалобные.
А через полминуты на пороге возник сам Лешка. Его макушку украшало круглое чернильное пятно.