- Очень хорошо. Исключительно. Передай своему отцу, Андрей Нимаев, что он занесён на областную Доску почёта. Исключительно умеет держать слово Арсен Нимаев!
Да, слово не воробей. Его не поймаешь. Но если ты сдержал своё обещание, то слова сами к тебе слетаются. Как воробьи. Как ласточки, стрижи и бальжимуры - жаворонки.
Если колхозная Доска почёта, та, что у правления, очень большая, то как выглядит областная Доска почёта?
Арсена Нимаева не было на собрании, поэтому все слова летели в уши к его сыну Андрейке. И слова эти пели, смеялись, даже щекотали уши Андрейки.
Всё собрание смотрело на Андрейку Нимаева, как будто он сам в эту минуту стоял на областной Доске почёта во весь свой рост, в дэгыле и малахае с красными кисточками на макушке.
- Ага, Нимаев, кстати ты пришёл. Сколько же ты обещаешь настричь шерсти в этом году? Подумай суреозно и отвечай. Исключительно суреозно.
Вот она, эта минута! Слова уже не щекочут Андрейкины уши, они разлетелись в разные стороны, будто их сдуло сильным ветром, будто поднялся степной шурган.
Надо сейчас сказать слово. Оно улетит к председателю колхоза. Ко всем колхозникам. И это слово вместо отца должен сказать Андрейка Нимаев.
- Шесть!
Неужели это сказал Андрейка?
И, прежде чем Андрейка сообразил, колхозники захлопали в ладоши.
- Шесть! - что есть мочи закричал Андрейка.
И колхозники почему-то вдруг засмеялись и захлопали ещё пуще прежнего.
Только тут Андрейка оглянулся и увидел позади себя отца. Арсен Нимаев стоял в дверях и улыбался.
- Запиши шесть, Фёдор Трифонович, - сказал отец, всё так же улыбаясь. - Как думаешь, сын, сдержим мы своё слово?
Но тут Андрейка почему-то застеснялся и уткнулся лицом в тёплый отцов дэгыл.
- Пиши, Фёдор Трифонович, - сказал отец, крепко прижимая к себе голову сына. - Пиши, что я, моя жена Сэсык и мой сын Андрейка получат и сохранят от каждой сотни овец сто двадцать ягнят.
- Исключительно молодец! - сказал председатель.
"…и мой сын Андрейка!" - повторил про себя Андрейка и почувствовал, как слова снова полетели к нему в уши. Воробьи! Ласточки! Стрижи! Бальжимуры! Андрейка не выдержал и выскочил на крыльцо клуба.
У коновязи стояли Воронко и Рыжик. На Андрейку со всего маха набросилась Нянька и повалила его на землю. Он пытался подняться, но Нянька снова и снова опрокидывала его. Андрейка знал, что стоит ему сказать слово, и Нянька перестанет баловаться, но он нарочно молчал. Пусть Нянька потешится, пусть поваляет его по земле. Она хватала зубами его голые руки, она несколько раз лизнула Андрейкины щёки: пожалуйста, ей всё сегодня разрешалось.
Добрый Рыжик подумал, что Нянька обижает Андрейку, и громко заржал. Он рвался с коновязи на помощь своему маленькому хозяину. Андрейка же продолжал сопеть и молчать. Хорошо, когда у человека есть такие друзья, как Нянька и Рыжик. Воронко тоже хороший конь, но он молчит, а вот Андрейкин Рыжик выходит из себя. Интересно, почему отец привёл в поводу Рыжика и прихватил с собой Няньку? Он ведь никогда не разрешал Няньке уходить от отары. Всё-таки сильная собака Нянька, Андрейке с ней ни за что не справиться. И вдруг Андрейка чувствует над собой горячее, как из котла, дыхание и хватает руками ласковую морду. Ну конечно, это Рыжик. Он оборвал повод и примчался Андрейке на помощь.
Ах ты, Рыжик, Рыжик! До чего же у тебя большие и тёплые губы… Тебе обязательно надо пощупать губами Андрейкины волосы. Да, они теперь совсем короткие, ты их не ухватишь.
В интернате не разрешают носить длинные волосы. Но всё-таки. Рыжик, ты узнал своего хозяина!
Андрейке и вовсе теперь не встать. Рыжик поддел Няньку мордой и отбросил в сторону, но от Няньки не так-то легко отделаться. Она схватила Рыжика за хвост и тянет.
Не ударил бы Рыжик её задней ногой: он ведь не очень любит, когда его тянут за хвост.
- Н-но, Нянька! - негромко сказал Андрейка, и собака тут же выпустила хвост лошади!
Нянька завиляла хвостом, но потом увидела, что Андрейка лежит, - значит, можно продолжать игру. Она набросилась на него с таким громким лаем, что Рыжик отпрянул в сторону. Опять положением завладела Нянька, но ненадолго. Рыжик взвился на дыбы и грозно заржал.
Уйди, Нянька, не мешай Рыжику здороваться с Андрейкой!
Рыжик оборвал повод и примчался Андрейке на помощь.
Но разве Нянька уйдёт!
Тогда Андрейка приказывает:
- Ложись! Ложись, Нянька!
И собака тут же как подкошенная валится на землю рядом с Андрейкой. Рыжик думает, что он такой храбрец - напугал Няньку. Ну и пусть думает. Андрейке нравится обманывать Рыжика. Но самый сильный здесь всё-таки Андрейка. Не верите? Вот высится над ним огромный Рыжик, лезет мордой ему под дэгыл, валяет его по земле, и вдруг Андрейка негромко говорит:
- Ложись, Рыжик, ложись!
Длинные ноги лошади подламываются, она валится на землю. Теперь Андрейка встаёт во весь рост, растрёпанный, с соломинками в волосах, в измазанном дэгыле, и строго осматривает своих поверженных друзей. В сущности, он не так уж сердит на них, как это может показаться со стороны. Андрейка лезет в карманы дэгыла за сахаром, но - увы! - сахару там нет. И конфет тоже нет. Тогда он просто протягивает руки - левую Рыжику, а правую Няньке. Нянька облизывает руку, а Рыжик нюхает и легонько хватает ладошку губами, как будто руки сахарные. Андрейка начинает стряхивать с себя землю. Нянька помогает ему. Она рада облизать своего Андрейку с ног до головы. Но тут Андрейка вспоминает, как это не любит мама Сэсык, и угрожающе произносит:
- Н-но!
Нянька покорно опускает морду. А тем временем из клуба выходит отец. Он быстро окидывает взглядом коновязь, Андрейку, Рыжика, Няньку и, ничего не спрашивая, только произносит своё удивлённое "цха". Рыжик тут же идёт сам к коновязи, а Нянька ложится на землю и вытягивает морду. Ясно и без слов, что Андрейка ни в чём не виноват, - это всё они набедокурили. Отец подходит к Андрейке, поворачивает его кругом. Нянька тревожно вскакивает, на её спине поднимается шерсть. Может, Нянька думает, что отец хочет наказать Андрейку, и приготовилась его защищать?
Но нет, отец и не собирается наказывать Андрейку, он просто стряхивает с его спины грязь и треплет его волосы. Нянька начинает тереться своим боком о ногу отца. Рыжик тоже возвращается к ним, оборванная уздечка болтается на его морде. Отец берёт уздечку и забрасывает на шею Рыжика.
Потом он легко поднимает Андрейку и вскидывает в седло. Отец не отрывает от Андрейки своих рук. Он спрашивает:
- Ну, сын, сдержим слово?
Давно уже Андрейка не сидел вот так на своём Рыжике. А надо сказать, что стоит ему взобраться в седло, как он становится совсем другим человеком.
Разве это Андрейка несколько минут назад валялся по земле? Разве он разрешал Нянька лизать щёки и руки? Нет, то был совсем, совсем не он. Настоящий Андрейка сидит сейчас в седле, и отец задаёт ему вопрос. Лицо отца серьёзное, и в глазах нет улыбки. Это вопрос для взрослого человека. Для товарища. Для помощника. Не думайте, что, пока Андрейка баловался с Нянькой и Рыжиком, он забыл обо всём, что происходило в клубе. Он всё помнит. Надо теперь настричь от каждой овцы по шесть килограммов шерсти. Сохранить всех ягнят.
Чтобы на овцах росло много шерсти, надо их хорошо кормить. Надо выбирать пастбища и чуть свет выгонять из хотона овец, чтобы дотемна они успели выщипать как можно больше травы. Надо вовремя гонять отару на водопой. Не прозевать пору весенней стрижки, когда овцы начинают линять и зря теряют шерсть в степи. Надо… В общем, наш Андрейка знает многое из того, что должен знать настоящий чабан. Если вы спросите его, откуда он это знает, кто его Этому учил, едва ли он ответит. Он видел, как отец приезжает на новое пастбище, рвёт пучки травы и пробует их на зуб, а потом даже съедает. Зачем это делает отец? Андрейка никогда его не спрашивал, но сам всегда на новом выгоне жуёт травинки. Если трава сухая, как сено, если в ней мало сока, то Андрейка знает, что это плохо для овец. Может, надо перегнать отару вон в ту низинку? Там трава зеленее и свежее, а это поле пусть дождётся дождей и "наберёт силу". Как трава набирает силу? Об этом Андрейка думал часто и кое-что придумал. Возможно, мы с вами ещё узнаем его мысли на этот счёт.
Но отец задал вопрос, и надо ответить. Пусть отец не беспокоится. Ведь слово давал не только Арсен Нимаев, но и он, Андрейка. Не подоспей вовремя отец на собрание, и Андрейка один дал бы это слово. Отцу нечего беспокоиться. Всё будет в порядке. И мать, и Нянька, и Рыжик, и Катька - все будут помогать отцу и Андрейке выполнять слово. Но вот беда: всего этого Андрейка сказать не умеет. В его голове это складно и ладно, там столько всего, что отец, узнай он это, здорово удивился бы.
"Вот, оказывается, какой сын у меня вырос! - сказал бы он. - Всё знает мой Андрейка. И как овец пасти. И как охранять отару от волков. И как выбрать сочное пастбище. Даже умеет решать задачки, знает все буквы…" Андрейка вспомнил, сколько он узнал за эту зиму в школе, и ему самому даже стало удивительно.
- Ладно, - сказал Андрейка и сразу охрип. - Ладно. - Он кашлянул и вдруг выпалил: - Слово не воробей, выпустишь - не поймаешь!
Почему отцу стало так весело, почему он вдруг выхватил Андрейку из седла и высоко подбросил над собой?
- Ишь ты, воробей! - воскликнул он, снова усаживая Андрейку в седло.
Глаза отца искрились, блестели белые зубы, у носа собрались смешные морщинки. Отличное настроение! Ясно было, что отец твёрдо решил сдержать как следует своё и Андрейкино слово.
Бывают на свете чудеса
Арсен Нимаев приехал за своим Андрейкой, чтобы увезти его в степь. Как раз завтра кончаются занятия в школе. Придётся договориться с учительницей Верой Андреевной, чтобы она отпустила Андрейку на день раньше. Так уж совпало, что сегодня колхозное собрание и Арсену Нимаеву надо на нём побывать. Вот по пути он и захватит с собой Андрейку. Два дня подряд оставлять с отарой только жену Арсен Нимаев не мог. Время сейчас для чабанов очень ответственное: весна. А тут, глядишь, начнут овцы ягниться, только успевай поворачиваться. Чуть недосмотришь днём или ночью, новорождённые ягнята могут замёрзнуть. Сэсык сегодня угнала отару на пастбище, а в кошаре остались овцы, у которых вот-вот должны появиться ягнята. В обычное время Андрейка оставался у кошары и справлялся со всем хозяйством.
Начало мая - очень опасная пора в Забайкальской степи. Вот ясный день, светит солнце, парит оттаивающая земля, и вдруг налетит, закрутит злой ветер, поднимется такой шурган, что несёт над степью и снег, и песок, и камни. Очень осторожным надо быть чабану в это время года. Не заходить с отарой в открытые места, а держаться поближе к распадкам и укрытиям. Не только отары овец, но целые табуны лошадей и гурты рогатого скота подхватывал шурган и безудержно гнал их, и они падали и замерзали в голой степи. Я расскажу вам об одном таком несчастье, потому что оно случилось с близкими друзьями Андрейки Нимаева, да и сам Андрейка немало пережил… Но, пока ещё не дошла очередь до этой истории, давайте вместе с Арсеном Нимаевым и Андрейкой поедем к учительнице Вере Андреевне. Без её согласия Андрейке нельзя уехать с отцом в степь, а оставаться в интернате хотя бы на один день Андрейка ни за что не согласится. Тем более, что здесь уже Рыжик и Нянька. А коза Катька, и мать, и бабушка Долсон ждут не дождутся Андрейку… Но к учительнице я хочу вас свезти ещё и потому, что Андрейка должен узнать об этой женщине удивительную историю. Вам тоже не мешает поближе познакомиться с Верой Андреевной, потому что…
Одним словом, расскажу всё по порядку.
Учительницу Арсен Нимаев и Андрейка застали в постели, она даже не могла подняться им навстречу. За всю зиму Андрейка не видел Веру Андреевну больной. Ещё утром она была на уроке, а сейчас… Сейчас Вера Андреевна виновато улыбается и говорит:
- Пришла из школы и рукой пошевелить не могу. А завтра последний день. Завтра надо раздать ребятам табели.
- Что же это ты лежишь тут одна? - сказал недовольно отец. - Надо тебе врача позвать. Где болит у тебя, Вера Андреевна?
- Ничего, ничего. Это пройдёт. Это у меня бывает. Вот вы приехали, и мне немного лучше.
Отец недоверчиво покачал головой:
- Совсем бледная ты. Зачем неправду говоришь?
- Моя болезнь старая, товарищ Нимаев, ещё с войны. - Вера Андреевна высвободила голые руки из-под одеяла, и Андрейка сразу увидел на них шрамы. - Я на фронте санитаркой была, товарищ Нимаев. Мне всего восемнадцать лет было тогда. Вы ведь тоже воевали?
Отец кивнул.
- А на каком фронте?
- На Втором Украинском.
- Я тоже на Втором Украинском.
Отец заулыбался:
- Ишь ты! Значит, вместе мы с тобой были.
Андрейка глядел на учительницу во все глаза. Про отца Андрейка кое-что знал, но вот о Вере Андреевне, выходит, он ничего не знал.
- И так неудачно всё у меня получилось, товарищ Нимаев! Почти всю войну я прошла, сто тридцать семь раненых вынесла с поля боя и ни разу ни одним осколочком меня не задело, - рассказывала Вера Андреевна, а Андрейка в это время, кажется, даже дышать перестал. - И вот - верите? - Первое мая настаёт, сорок пятый год, победа - вот уж она! Ночью бой был. Немцы ведь знаете как сопротивлялись в эти дни. И я делала своё дело, как всегда. Вдруг слышу стоны. Подползаю в темноте, вижу - наш офицер молоденький ранен. Не русский. То ли казах, то ли узбек. "Спаси, говорит, сестрица, кровь из меня, наверное, вся вытекла". Я на нём гимнастёрку разрезала, а у него и вправду сквозное ранение в грудь. И всё от крови набухло, и даже земля под ним сырая от крови. Ну, перевязала я его, уложила на плащ-палатку и потянула в санбат. А он тяжёлый, сознание теряет, ногами помогать не может. Придёт в себя - скажет только: "Живой останусь - век не забуду".
Это все раненые так говорили. А потом я не видела ни одного из них. Да и этого я запомнила потому, что тут же и меня ранило. Вытащила я его на полянку, и тут мина разорвалась, нас накрыло осколками…
Дверь вдруг чуть приоткрылась, и Андрейка увидел Нянькину морду.
- Н-но! - сказал Андрейка.
- Пусть войдёт, - попросила Вера Андреевна. - Это твоя собака?
- Моя.
- Нянька?
- Да. - Андрейка расплылся в счастливой улыбке: Вера Андреевна помнила имя собаки, хотя Андрейка только один раз назвал его учительнице.
Нянька остановилась около Андрейки.
- Иди сюда. Нянька! - позвала Вера Андреевна и протянула руку, будто перевязанную у плеча толстой верёвкой - шрамом.
Нянька посмотрела на Андрейку.
- Иди, иди! - разрешил Андрейка.
Нянька подошла к кровати и положила морду на одеяло. Вера Андреевна погладила собаку по густой рыжей шерсти.
- Что это с нашей Нянькой? - удивился Арсен Нимаев. - Она вроде и видит тебя впервые!
- Собаки верят мне, товарищ Нимаев. На фронте у меня были собаки. Какие собаки были! Помогали раненых вытаскивать. Двух убило. Как друзей оплакивала их… - Вера Андреевна вздохнула. Видно, тяжело ей было вспоминать.
И всё же Андрейка еле сдержался, чтобы не спросить: ну, а дальше-то что? Нянька не вовремя зашла и прервала рассказ Веры Андреевны. Но тут помог отец.
- Что же с тобой потом было? - спросил он.
- А было вот что. Я потеряла сознание. Пришла в себя на рассвете… Открыла глаза и вижу цветы. Красные цветы. Они медленно-медленно поворачивают головки и открывают лепестки. Я даже и цветов этих не знала. Кажется, то были тюльпаны. Их было так много - целая поляна в парке! И я увидела, что они тянутся к солнцу и распускаются на моих глазах. Но тут я вспомнила раненого офицера. Где же он? Шевельнуться я не могла. Стала звать на помощь. Меня подобрал немец-садовник. Он и его жена, спасибо им, оказали мне первую помощь. А от них я попала к своим, в медсанбат…
- А куда офицер пропал? - спросил Арсен Нимаев.
- Не знаю. Плащ-палатку садовник нашёл, а мой офицер-узбек исчез, как сквозь землю провалился. Я думаю, он вместе со мной был ещё раз ранен. А потом, наверное, умер.
- К-ха… - кашлянул отец. - Может, ты знаешь, как звали офицера?
- Нет, товарищ Нимаев. Не знаю. Я, правда, спросила его имя. Он назвал его. Имя-то не русское, вот я и забыла. Он ещё пошутил: "По-русски, говорит, это будет Лев".
- Лев! - закричал отец таким страшным голосом, что Андрейка испугался. - Он сказал тебе, что его зовут Арсалан? Скажи мне скорей! - повторил отец. - Он сказал, что его имя Арсалан?
- Кажется, так… - Вера Андреевна тоже, как и Андрейка, испуганно смотрела на Арсена Нимаева.
- Арсалан не узбек. Арсалан бурят, - хрипло сказал отец. - "Арсалан" по-бурятски значит "лев"! Так меня звали в детстве. Потом меня стали звать Арсеном.
Вера Андреевна приподнялась на кровати. Лицо её стало таким белым, что Андрейка и совсем перепугался. Он ещё не всё понял, но на его глазах происходило такое, что, конечно, понять очень трудно. И всё же Андрейкино сердце бешено колотилось.
- Так это были вы, товарищ Нимаев?! - прошептала Вера Андреевна одними губами.
- Это был я. - Отец вдруг шагнул к кровати, схватил руку учительницы и, понуря голову, с трудом выговаривал слова: - Ты прости меня… Я думал, тебя убили… Я полз, полз… Не помню, как выполз на дорогу. Меня подобрала машина. Генерал ехал… Большой генерал взял в машину. А я ничего не помнил… Я думал, тебя убили, - сказал опять отец.
И тут случилось невероятное. Андрейка увидел, что отец всё ниже и ниже опускает голову, спина его становится сутуловатой, плечи вздрагивают. Неужели он плачет? Его отец, самый сильный в колхозе, которого никто не может побороть на поясах!..
- Да что вы, товарищ Нимаев! - сказала Вера Андреевна весело. - Что вы… Я так рада, что вы живой! Вот уж никогда не думала, что увижу вас! Бывает же такое на свете!
- Ты слушай, - сказал отец своим твёрдым голосом, и Андрейка с гордостью услышал этот отцовский голос; в нём не было слёз, Андрейка просто ошибся. - Слушай, что я буду говорить тебе. Ты спасла мне жизнь. Я всегда тебя помнил. Мне в медсанбате сказали, что я умер бы, если бы ты не перевязала меня и не тащила на себе. Спроси мою старую мать, спроси жену Сэсык, спроси сына Андрейку - знают ли они имя санитарки Веры? Спроси председателя колхоза Фёдора Трифоновича. Всем я рассказал.
- Рассказал! - подтвердил Андрейка. - Я знаю Веру…
И только тут в полной мере, после того как он сам произнёс это имя вслух, Андрейка понял, что санитарка Вера, убитая на фронте (её не раз оплакивала бабушка Долсон, бабушка не переставала молиться за неё своим бронзовым божкам), санитарка Вера, которую всегда вспоминают мать и отец, которую Андрейка один раз даже во сне увидел (почему-то она была похожа на маленькую девочку Дулму, с косичками, только в гимнастёрке с зелёными погонами и в пилотке с красной звёздочкой), - эта санитарка Вера вовсе не убита. Она вот она, лежит на кровати, и по её щекам текут слёзы. Нянька, конечно, лизнула щёку Веры Андреевны. Нянька не пропустит такого случая.