Рассказ Ларисы Лариной о юном пионере, который мечтает стать поэтом.
Лариса Ларина
ПОЭТ
Сидит Васька за столом. Руками голову подпер. Качается из стороны в сторону.
И все:
- Блы-блы-блы, да блы-блы-блы.
Слушает старый дед, голову с полатей свесил. Не поймет, что парнишка кулыкает.
А бабка сердится. Возится у печки, горшками да ухватами грохает. И все ворчит:
- Опять за свое, непутевый. Сколько раз говорила - не качайся, не качайся, не качайся… не качайся, постылый.
Бабка подошла к Ваське и - трах по затылку.
- Чего ты, баб? - вздрогнул Васька, - ну что ты бьешься?
Бабка только хотела рот открыть, как в горшке что-то зашипело, забулькало, и она бросилась к печке.
- Что ты там лопочешь, - спросил дед, пристава руку к уху, - никак не разберу. То ли песня, то ли байка какая.
- Песня, - ответил Васька и повернул к деду голову, - я сам…
- Что ты сам? Что сам? - заскрипела бабка, - как песни петь, так ты сам, а как старикам помочь, так не сам. У-у, лодырь поганый!
Васька схватил шапку и на двор.
Ребята все у реки. Завидели Ваську и ну кричать:
- Вась! Скорее! Сю-ды! Что ска-ажем!
- Что?
- Гости к нам заявились. Они в лесочке. Мимо шли, видели. Они там шалаши какие сделали. Чай, кашу варят.
- Врете.
- Верно. Чтоб мне лопнуть. А одеты как. Все одинако. Портки коротеньки, - и Миша, первый друг и приятель Васьки, засмеялся.
- Должно пиванеры. В лагеря пришли, - сказал Федька.
- Каки таки пиванеры? - спросил Васька, стягивая с себя рубашку. - А?
- В красных галстуках которые, - ответил Федька. - Вроде как мы, а вроде нет.
С барабаном ходят и песни поют.
После купанья решено было пойти посмотреть на пионеров.
Пионеры, завидев ребят, всполошились, побежали навстречу и пошли расспросы да разговоры.
Васька, Мишка и Федька основательно осмотрели все и сели у костра, над которым покачивались закоптелые котелки.
Несколько пионеров принесли большой лист бумаги и, разостлав его прямо на земле, принялись что-то писать на нем.
- Это что? - спросил Васька, ткнув пальцем в лист.
- Это стенгазету будем делать, - объяснил Ваське вожатый Николай.
- А что это стенгазета?
- Мы пишем свои рассказы, стихи, об разных непорядках у нас в лагере, высмеиваем кто лентяй, кто работу свою пионерскую не выполняет, и вот в стенгазете помещаем.
- И стихи тоже? - спросил Васька.
- И стихи.
Васька смущенно заерзал на месте.
- Ну, а я вот к примеру… мне можно?
- Что можно?
- Да вот стих какой сочинить и потом в газету.
- Конечно, можно, - ответил Николай, - всем можно - кто хочет. А ты разве стихи пишешь?
- Он не пишет, он сочиняет, - вмешался Мишка, - он и писать-то не умеет.
- Да ну? Такой большой. А школа у вас есть?
- Школы у нас нет. Школа в соседнем селе. Кто ходит, а нас вот не пускают.
- Я ей, бабке, сколько раз говорил, - сказал Васька, - пусти в школу, учиться хочу. А она не пускает! А что, стих мой в газету к вам можно?
- Можно, - ответил Николай. - Ты вот говори, а я записывать буду.
Васька обвел глазами пионеров, стоящих кругом, и нерешительно сказал:
- Они вот… много.
- Вот что, ребята, вы разойдитесь по своим делам, а то он стесняется.
Пионеры ушли, а Николай вынул записную книжку и карандаш.
- Ну, начинай.
- Я уж… как умею.
- Ну, конечно, как умеешь.
Васька сложил руки на коленях и тоненьким, как будто не своим голосом начал:
У нас в хате теснота,
у нас в хате темнота,
старый дед на полатях,
а бабка сердица.
Говорю: "Хочу в школу"
Пускать не пускает.
- Сиди, пострел, дома.-
День-денской все ругает.
Васька все говорил и говорил, а Николай быстро-быстро записывал.
- Все, - сказал, наконец, Васька, - больше ничего не могу.
- Ладно, - ответил Николай. - Теперь приходи сюда в среду, я ребятам твои стихи прочту, и мы обсудим, что с ними делать.
Возвращаясь от пионеров, ребята шагов сто прошли в полном молчании. Федька вспоминал игры, в которые играли пионеры, Мишка вкусную кашу, которой его угостили, а Васька думал о среде. Вдруг он остановился, хлопнул Мишку по плечу так, что тот присел и заорал:
- Мишка!
- Что дерешьси, дьявол?
- О радости я, Мишка.
- От какой такой?
- А вот в среду узнаешь.
- В среду? А до среды вот… - Мишка, развернувшись, ударил Ваську по спине, - получай сдачи. Васька только крякнул.
В среду встал на рассвете. Пошел для чего-то на речку. Попробовал босой ногой воду.
- Холодна.
Все-таки решил выкупаться. Стянул с себя рубашку, постоял немного, потом раздумал. Снова оделся. Медленно побрел в лагерь. Пионеры еще спали. Только двое дежурных сидели у потухающего костра и клевали носом.
- Это ты стихи сочиняешь? - спросил один Ваську.
- Я.
- Поэт, значит?
- Я… не знаю.
Из палаток стали вылезать заспанные пионеры. Николай увидел Ваську.
- Э, да ты рано как.
- Я насчет стиха.
- Ладно. Знаю. Подожди тут. Я сейчас.
Николай вернулся с какой-то длинной трубкой.
- На вот, смотри, - сказал он и развернул трубку.
- Нарисовано что-то, - сказал Васька и стал рассматривать, рисунки.
- Не туда смотришь, - улыбнулся Николай, а пионеры засмеялись, - вот сюда смотри. Стихи тут твои написаны.
- Мои?
- Вот я тебе прочитаю, а ты слушай.
Николай читал, а Васька весь насторожился. Боялся слово пропустить. Сердце у него сильно билось.
- Ну… пускай кто другой прочитает, - сказал он, когда Николай кончил.
Несколько раз читали Ваське его стихи пионеры, а он стоял красный. Почему-то хотелось плакать. Но крепился. Стыдно было перед пионерами.
Наконец, Васька окончательно убедился, что его стихи в стенгазете, и что они по-нравились пионерам. Отошел в сторонку и ткнулся лицом в дерево. Заплакал.
Николай подошел к Ваське и тронул его за плечо.
- Ты чего ж?
Васька ничего не ответил, повел плечами и заплакал еще сильнее. Потом обернулся, вытер слёзы рукавом, шагнул два шага вперед и прерывающимся голосом заговорил:
- Я ей, бабке, давно говорю: "Отдай в школу"… а она не хочет… а я вот свои стихи прочитать не умею… свои стихи… а теперь я ей покажу… из дому сбегу, жрать не буду, а учиться буду… вот… Сорвался с места, пробежал несколько шагов, остановился и крикнул пионерам:
- Я ей скажу: не хочешь, чтоб я учился - убегу к пионерам. К вам. При-ме-те?
- Примем, - закричали в ответ пионеры. - При-ходи-и!