В дверях была толкотня и давка: скауты столкнулись там с Мэрфи и его ребятами, которые, поняв, что счастье изменило мак-магоновцам и ветер переменился, тотчас же вознамерились улизнуть, пока на них еще не обрушились робинсоновцы. Мэрфи без церемонии толкал перед собой своих ребят, как пастух толкает и подстегивает отстающих овец. Сам Мэрфи охотно подрался бы с Чарли или с кем-нибудь из его друзей, но чувствовал, что теперь у него оказалось бы слишком много противников.
Один только Рой Мэйсон сохранял свой презрительный вид и, закусив губу и зло сощурив глаза, стоял у преподавательского стола, наблюдая за бегством недавних друзей. "Организационный комитет", с Лори и Фэйни во главе, был уже у цели и собирался также удрать, когда дверь вдруг широко распахнулась и на пороге появился мистер Ричардсон – младший учитель.
22. Друг Ричи
В противоположность взволнованным, красным и беспорядочно галдящим школьникам, их учитель был абсолютно спокоен, сдержан и находился, мы бы сказали, в таком превосходном равновесии, которое действует освежающе на самые горячие головы.
Он остановился в дверях, пристально и серьезно глядя на школьников, и под этим знакомым твердым взглядом понемногу затихали самые сварливые и шумные, потупляли глаза самые дерзкие, и наконец наступила совершенная тишина. Только тогда мистер Ричардсон начал говорить.
– Так, – сказал он. – Теперь, когда вы слегка успокоились, я хотел бы, чтобы кто-нибудь объяснил мне, что у вас происходит. – Он отыскал взглядом Фэйни: – Вот вы, Мак-Магон, скажите мне.
Фэйни проглотил слюну.
– Я… то есть… – начал он. – У нас происходит… Словом, мы выбираем нового старосту, – решительно докончил он.
Мистер Ричардсон приподнял одну бровь:
– Нового старосту? Значит, прежний староста так вас не удовлетворяет, что вы не можете дождаться новых выборов и устраиваете перевыборы в середине года? Так?
– Д-да, – с некоторой запинкой сказал Фэйни.
– В таком случае, это очень хорошо, что вы выбираете нового старосту. – Мистер Ричардсон снова оглядел класс. – Значит, прежний староста не оправдал вашего доверия, не защищал ваших интересов, был дурным товарищем и дурным учеником, позволял себе бесчестные поступки…
– Нет, нет! Вовсе нет! Это не так! – закричали со всех сторон школьники.
Мистер Ричардсон сделал удивленное лицо:
– Нет?.. Тогда, значит, это еще худший проступок? О, я никак не ожидал от Робинсона!
Фэйни не выдержал.
– Не было ничего такого, – хрипло сказал он. – Просто ребята не желали, чтобы старостой был цветной.
Мистер Ричардсон слегка покраснел и сузил глаза. От этого глаза его, обычно мальчишески-добрые, заблестели холодно и строго.
– Ах, вот оно что… – протянул он. – Значит, все, – он подчеркнул слово "все", – семиклассники не хотят, чтобы старостой у них был негр?
– Нет, нет, не все! Вовсе не все! – снова вступились школьники. – Пускай Фэйни не врет! Учитель опять удивился.
– То есть как это "не все"? – спросил он. – Разве не все присутствующие здесь голосовали и участвовали в перевыборах?
– Не все! Нет, нет, не все! – раздались новые крики, на этот раз еще более внушительные.
– Ничего не понимаю! – развел руками учитель. – Поскольку вы, Мак-Магон, ничего толком не можете мне объяснить, пусть этот труд возьмет на себя ваш друг Мэйсон.
Семиклассники как один человек повернулись в сторону Роя. Он стоял, нагнув голову, глядя исподлобья, точно злой кабан, застигнутый охотниками.
– Я отказываюсь отвечать, – проворчал он сквозь зубы.
Учитель пристально на него взглянул:
– Отказываетесь? Но почему? Ведь я у вас не урок спрашиваю, Мэйсон!
– Я отказываюсь, потому что вы сами, без меня всё знаете и понимаете, – сказал Мэйсон, и злые слезы послышались в его голосе. – Вы придумали эти вопросы и объяснения только для того, чтобы помучить и наказать нас за своего любимчика Робинсона.
– Вы, значит, признаете, что виноваты в чем-то, раз говорите о наказании? В чем же ваша вина? Может, вы скажете мне? – Учитель все так же спокойно и выжидательно смотрел на мальчиков.
Рой молчал, упорно глядя в землю. Молчал и Фэйни, хотя глаза у него так и бегали, стараясь увильнуть от встречи с глазами учителя.
– Ой, я больше не могу! Я скажу! – заскулил чей-то жалобный голос, и Лори протиснулся сквозь толпу школьников и встал перед мистером Ричардсоном. – Мистер Ричардсон, сэр, мы виноваты, мы очень виноваты! – скулил он. – Конечно, и Фэйни и Мэйсон будут меня потом ругать, и все наши скауты меня будут ругать, даже вздуют, наверно, но я больше не могу, я все скажу вам…
И Лори принялся тут же, перед всем классом, выкладывать длинную и запутанную историю подготовки к выборам: подкупы, угрозы, лесть, обещания билетов на матчи и "командных" мест в скаутских отрядах, запугивание младших. И чем дальше говорил Лори, тем суровее становилось лицо учителя и тем яснее проступало на лицах ребят недоумение и отвращение, которые внушал им этот несостоявшийся "бизнес". Смешки, раздавшиеся еще в начале рассказа, сменились возмущенными восклицаниями. Теперь даже сторонникам "орла" и его друга-южанина было неловко и стыдно, что они поддерживали двух интриганов.
Чарли и его друзья слушали признания Лори довольно спокойно: ведь все это было им давно известно. И только некоторые подробности, вроде выдумки запереть сторонников Чарли в пустой кабинет, чтобы они не могли присутствовать при голосовании, вызвали возмущенные возгласы:
– Кулаками расправлялись! Запихивали туда, как баранов!
– Мне все пуговицы на куртке оборвали!
– У Нэнси Гоу вон синяки на плечах!
– Э, пустяки какие! – отмахнулась весело Нэнси. – Зато все они теперь сели в лужу со своими выборами… Теперь все видят, какие это герои!
– Они и меня туда запрятали, за косы втащили, подумайте! – взвизгнула вдруг Марта Миллс. – Обознались, говорят. Вот скоты!.. Я с тобой еще посчитаюсь, не посмотрю, что ты мне брат! – Она затрясла растрепанными косами и направилась к Лори, который поспешил юркнуть в толпу.
Общий хохот был ответом на выходку Марты, Напряжение разрядилось. Теперь хохотали почти все, даже те, кто был причастен к расправе над Мартой Миллс.
– Боюсь, что вы теперь очень надолго, может быть даже навсегда, потеряли авторитет среди ваших товарищей, – сказал мистер Ричардсон, обращаясь к Фэйни и Рою. – Слишком это неприглядная история и показывает вас в невыгодном свете. Впрочем, может. я ошибаюсь и семиклассники все-таки хотят иметь Мак-Магона своим старостой? – обратился он к классу. – Может, вы признаете перевыборы действительными?
– Нет, нет, не хотим Мак-Магона! Что вы! Долой Мак-Магона и его приятелей! – раздались дружные голоса. – Да здравствует Робинсон! Гип-гип ура!
Все головы повернулись к Чарли. Теперь на него смотрело множество смеющихся, ласковых, дружелюбных лиц. Только трое – Фэйни, Рой и Долговязый, – сгрудившись в углу, кидали на него мстительные взгляды. Но на них никто уже не обращал внимания.
– Гип! Гип! Ура Робинсону! – продолжали кричать "малютки".
Тэд Маллори подошел к учителю.
– Мистер Ричардсон, мне кажется, нам всем надо извиниться перед Чарльзом, – сказал он. – Мне кажется, мы все перед ним виноваты. Слушали тут разные гадости о нем, позволяли хозяйничать этим парням… Словом, я первый прошу у него извинения.
Он подошел к Чарли и неловко подал ему руку:
– Чарльз, можешь ударить меня и даже поколотить, если считаешь, что я чересчур большая свинья.
– Брось! Ну что ты! Я знаю, что ты-то настоящий парень. – И Чарли дружески хлопнул его по плечу.
Вслед за Тэдом потянулись со всех сторон пожимать руку Чарли и другие школьники. Как раз в разгар этих рукопожатий за плечом мистера Ричардсона заблестели очки, и Мак-Магон старший спросил:
– Что тут происходит? Почему дети не на уроке, мистер Ричардсон?
На этот раз директор был настроен удивительно благодушно. Его очки излучали самый мягкий блеск, голос был вкрадчивым и бархатистым, а выбритые щеки напоминали своим цветом лососину.
– Я слышал здесь какое-то ликование, а мальчики там, внизу, сказали мне, что в классе происходят перевыборы, – продолжал Мак-Магон старший. – Мне, как директору, многое известно, мистер Ричардсон. – Он с милой улыбкой склонился к учителю и прошептал ему на ухо: – Не надо выговаривать детям за это проявление самостоятельности. Вы видите, я строг, но не взыскателен.
Затем директор снова обратился к классу:
– Кого же вы избрали старостой, леди и джентльмены? Я надеюсь, это вполне достойный ученик, который будет служить вам примером и покажет вашему прежнему старосте, как по-настоящему надо выполнять свои обязанности…
Он взглядом отыскал сына и весело подмигнул ему. Но Фэйни ничем не ответил на это добродушное заигрывание. При виде отца "орел" тотчас же сделал самое плаксивое и несчастное лицо, так что всякий, взглянув на него, должен был понять: вот бедный, угнетенный, затравленный мальчик!
Директор, однако, еще не уловил этого выражения и продолжал пребывать в радужном состоянии духа.
– Может быть, вы все-таки посвятите меня в ваш секрет? Кто ваш староста, а? Не начинается ли его фамилия на букву "М"? – шаловливо спросил он.
Класс молчал, подавленный. Игривость и благодушие директора пугали больше, чем его обычная раздражительность. Ждали грозы. И, разумеется, гроза не замедлила разразиться.
– Кажется, вас неправильно информировали там, внизу, сэр, – сказал мистер Ричардсон, почтительно склонясь в сторону директора. – Собственно, выборов или даже перевыборов не было.
– То есть как это не было? – Очки взлетели вверх. – Кто же в классе считается старостой?
– Старостой остается Робинсон, – сказал мистер Ричардсон.
Директор вдруг ужасно покраснел.
– Позвольте, как же это? – спросил он нервно. – Мне совершенно определенно сообщили, что класс недоволен Робинсоном и что имеется другой кандидат, который будет сегодня же избран старостой… Может быть, это вы, мистер Ричардсон, оказали давление на выбор класса? Ведь мне известны ваши симпатии к этому ученику, – добавил он довольно громко.
– Нет, сэр, я не оказывал давления на выбор класса, – громко ответил словами директора младший учитель. – Дело в том, что выборы велись нечестным путем, не все участвовали в голосовании. Это обнаружено и подтверждено свидетелями, и ученики поэтому считают их недействительными.
– Что?.. Что такое? – Очки заблестели зло и пронзительно. – Нечестным путем? А кто же повинен в этом? Может быть, кто-нибудь будет любезен и укажет мне виновного?
– А вон они – виновные. – И Джой Беннет, встав, указал на Мак-Магона младшего и его друга Мэйсона. – Они здесь целый заговор устроили!
– Отец, отец, не верь ему! Не верь никому из них! – трагическим голосом завопил Фэйни, бросаясь к Мак-Магону старшему. – Они все здесь ко мне придираются, а мистер Ричардсон больше всех! – Фэйни изо всех сил тер глаза. – Вот теперь выдумали какой-то заговор! А когда я хочу вывести Робинсона на чистую воду, так мистер Ричардсон его защищает. Всем известно, что староста обманывает учителей, рассылает всем лентяям шпаргалки. Вон у меня его шпаргалка – пожалуйста, полюбуйтесь! А мистер Ричардсон своего любимчика все равно не дает в обиду!
И Фэйни, торжественно размахивая вытащенной из кармана шпаргалкой, злорадно смотрел на учителя.
– Олл-райт! – сказал Мак-Магон старший, выдержав зловещую паузу. – Мистер Ричардсон, я прошу вас зайти ко мне. Вы понимаете, что подобный случай не может остаться без самых серьезных объяснений?
Мистер Ричардсон поклонился.
– Понимаю, – сказал он со всей серьезностью.
Но Чарли показалось, что на лице учителя, как тень, промелькнула улыбка.
23. Назад к дяде Посту
Дорогой мой читатель, обстоятельства дела требуют, чтобы мы забыли на время о выборах в классе и о появлении мистера Ричардсона и снова вернулись к оливковой машине дяди Поста, оставленной им на дороге в состоянии неподвижности.
Выйдя из телефонной будки, старый почтальон тотчас же снова погрузился в недра мотора. Открытая крышка капота скрывала его голову в форменной фуражке, и глазам прохожих представала только основательно пропотевшая спина в серой рубашке: пиджак давно уже валялся на подножке.
– Эге, да это, кажется, дядя Пост? – спросил чей-то веселый голос.
– Как видите, – ворчливо пробормотал старый почтальон, не давая себе труда повернуть голову.
– Опять застряли? – спросил тот же голос. – И охота вам возиться с такой машиной! Ведь, наверно, почтовое ведомство не раз предлагало вам воспользоваться казенным автомобилем?
Дядя Пост крепко держался убеждения: "пусть плохая, да своя", и потому замечание невидимого прохожего его только рассердило. Он снова ворчливо что-то пробормотал.
– Давайте я вам помогу, дядя Пост, – опять сказал прохожий. – Кажется, в прошлый раз у нее шалило и зажигание?
– Гм… Может, и зажигание. Она мне об этом не сказала. – Дядя Пост высвободил голову из-под крышки и повернулся к прохожему. И вдруг, дернув себя изо всей силы за волосы, воскликнул: – Это вы, сэр? Почему? Что случилось там?
– "Что случилось там"? Где это там и что должно было случиться? – удивился мистер Ричардсон.
Да, да, это был самый настоящий мистер Ричардсон – младший учитель, с портфелем под мышкой, без шляпы, с волосами, чуть встрепанными утренним ветром, и милым, молодым лицом, которое так любили все его друзья.
Старый почтальон растерянно смотрел на него несколько секунд.
– Господи помилуй, сэр! – сказал он наконец. – Как это вы ухитрились добраться до меня так скоро и заниматься моей машиной, когда у вас, верно, и без меня там по горло всяческих забот и неприятностей?
Учитель поднял брови.
– У меня очень хорошие ноги, Пост, – отозвался он. – И вовсе неудивительно, что я добрался до вас, раз я шел мимо. Правда, забот и неприятностей у меня порядочно, но я не понимаю, что это за там, о котором вы твердите.
Дядя Пост слегка покраснел:
– Конечно, я прошу прощения, сэр, что влез в это дело… Разумеется, глупо с моей стороны… И жаль, что я об этом не подумал раньше, но дело-то уж сделано, сэр, и, конечно, я не из любопытства хотел бы знать, чем все это кончилось. Мне этого парня вот как жаль…
Мистер Ричардсон пожал плечами:
– Постойте, дядя Пост! Кажется, мы не понимаем друг друга. О каком парне идет речь?
Дядя Пост окончательно вспыхнул.
– Стыдно вам, сэр! – сказал он дрожащим голосом. – Я, конечно, ничего не соображающий старик, а вы образованный молодой джентльмен, побывали на войне и все такое, но если вы хотите показать мне мое место, нужно делать это прямо, а не говорить, что мы друг друга не понимаем. Вы же отлично поняли меня час назад, когда я говорил с вами по телефону! Поняли, несмотря на вашу ангину, – добавил он язвительно.
Мистер Ричардсон пристально взглянул на раздраженного старика.
– Час назад я был в механическом цехе миллардовского завода вместе с Цезарем Бронксом, – быстро сказал он. – Таким образом, Пост, либо вы мне не звонили, либо говорили не со мной. Одно из двух.
– Вы… были на заводе? – пробормотал растерянно дядя Пост. – Значит, вы со мной не говорили? И ангиной не хвораете?
– И ангиной не хвораю, – засмеялся мистер Ричардсон. – Ну же, дядя Пост, придите в себя и расскажите толком, что все это значит!
Но дядя Пост, вместо того чтобы толком рассказать что-либо, вдруг отчаянно хлопнул себя по коленке и закричал:
– Ох, старый я дурень! Все теперь пропало!.. Да не стойте здесь, бегите скорее, как можно скорее туда, сэр! – обратился он к учителю. – Туда, в школу! Может быть, вы еще успеете помешать злому делу! Спешите, сэр, а я побегу рядом и буду вам рассказывать, пока не издохну где-нибудь на дороге от всех этих неприятностей!
И дядя Пост пустился бегом по улице, увлекая за собой упирающегося и все еще ничего не понимающего мистера Ричардсона.
– Да погодите, дядя Пост, объясните же, в чем дело! – напрасно упрашивал учитель.
Дядя Пост продолжал тянуть его за собой. Тогда мистер Ричардсон объявил самым решительным тоном, что надо взять такси и там дядя Пост должен все рассказать ему по порядку, иначе он не двинется с места. Старый почтальон наконец внял этому трезвому голосу, и пока пестрый, как ярмарочная игрушка, автомобиль мчал их в школу, он, ругаясь и поминутно подпрыгивая на сиденье, с грехом пополам изложил учителю все происшествия этого утра.
– Провести так меня! Меня – старого солдата! – стонал он. – Какой-то мальчишка говорит мне: "Продолжайте, Пост, я вас слушаю", а я распустил уши и выбираю самые вежливые слова! Ах, негодяи!
– Уверен, что это проделки Мэйсона, – сказал учитель, хмуря тонкие брови. – Он у них самый умный и инициативный. Я давно знал, что готовится такой заговор. Будет очень неприятно, если мы опоздаем… Робинсону не удержаться…
– И подумать, что во всем виноват я сам! – Дядя Пост заскрежетал зубами. – Ах я старый осел!
Вдруг он всплеснул руками:
– Боже милостивый! Ведь я выдал им девчурку! С головой выдал! Они теперь с ней расправятся! Ох, меня линчевать мало, честное слово!
Старик так терзался, что учитель, несмотря на то что сам был неприятно взволнован, принялся утешать его и обещал как-нибудь припугнуть Мак-Магона и его приятеля, чтобы они оставили Кэт в покое.
– Нет, я сам виноват, сам и буду улаживать дело, – твердо сказал дядя Пост. – Вот только подожду, чем кончится в школе, и сию же минуту поеду ее предупредить. А то эти двое ее изведут…
Такси приблизилось к решетчатым воротам школы, и мистер Ричардсон выпрыгнул из машины.
– Я подожду здесь! – прокричал ему вслед дядя Пост. – Если что, свистните, и я тотчас же явлюсь на помощь в кабинет ми… мифо-логии…
Говоря так, старый почтальон немного воображал себя героем тех приключенческих романов, которые он читал в молодости. Там, в этих романах, бесстрашный сыщик появлялся в самый роковой момент на месте происшествия и выручал попавшего в лапы разбойников благородного молодого человека. Самое название "кабинет мифологии", трудное и не совсем понятное дяде Посту, приняло в его воображении характер чего-то таинственного. Он волновался, припоминая, что хорошие, стоящие ребята, среди которых, наверно, немало его друзей, попали в этот кабинет. О том, что там происходит, дядя Пост боялся и думать.
Он нервно шагал вдоль ограды, пристально глядя на окна школы, в особенности на окна четвертого этажа, где, по сведениям, переданным ему Кэт, помещался таинственный "кабинет", и поминутно дергал себя за седой хохолок.
Однако старому почтальону не пришлось ни бежать на помощь Ричардсону, ни сражаться с разбойниками.
Через несколько минут после того, как мистер Ричардсон вошел в здание школы, во двор посыпались мальчишки. Они именно не выбежали, не вышли, а посыпались, точно горох. Вид у них был довольно плачевный, они воровато оглядывались – не преследует ли их кто-нибудь – и торопились выбраться за ворота школы.