Стул, на который указывал оперативник, стоял отдельно, стоял неудобно, посреди кабинета, у Блинкова-младшего стало муторно на душе. Когда он сел, оказалось, что солнце из окна бьет ему в глаза.
– Дима, ты не помнишь, с кем шел вчера из школы? – энергично начал Сидякин.
Вопрос был с каким-то непонятным подвохом. Конечно, Сидякин уже знает, с кем он шел. Валька ему сказала, потому что сама шла впереди. Тогда зачем он спрашивает?
– С Иркой, – ответил Блинков-младший, так и не поняв, чего добивается оперативник. – То есть с Кузиной Ириной.
– А еще с кем?
– А еще с Ломакиной и Суворовой, только они шли перед нами.
– А ты не помнишь, о чем разговаривали упомянутая Ломакина и потерпевшая?
Блинков-младший пожал плечами.
– Дмитрий Олегович, – перешел на "вы"Сидякин, – отвечайте словами. Я же записываю.
– Я не прислушивался. Мы с Кузиной тоже разговаривали.
– А на каком расстоянии от вас шли Ломакина и потерпевшая? – гнул свою непонятную линию Сидякин.
– Ни на каком, – вредным голосом заявила Суворова. – Они подкрадывались!
– Да, – подтвердил Блинков-младший. – Мы подкрались и шли за ними в затылок, нога в ногу, пока они не заметили.
– Зачем?
– Играли.
– Дмитрий Олегович, я должен предупредить вас об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, – объявил Сидякин.
Блинков-младший вообще перестал понимать, о чем речь. Играли – значит, играли. Где тут ложные показания? И он ответил фразой из маминого учебника:
– "Не подлежат уголовной ответственности лица, не достигшие на момент совершения преступления шестнадцати, а по особо тяжким преступлениям четырнадцати лет".
– Вот, значит, как, – холодно произнес оперативник. – 3начит, по-твоему, можно врать органам милиции и тебе ничего не будет?!
"Не по-моему, а по закону", – про себя ответил Блинков-младший, но смолчал. Можно ему врать. Сколько хочешь можно, а отвечать придется родителям. Но ведь не скажешь же: "Да"! Тогда получится, как будто ты собираешься врать да еще этим и гордишься.
– Ну, что молчишь? – насел оперативник. – Так бойко отвечал…
– Отвечал, а теперь не буду. Если хотите меня допросить, вызывайте маму,- тихо сказал Блинков-младший. Он смотрел на Сидякина, но заметил краем глаза, как Валька с Ниной Су многозначительно переглянулись.
– Все-то ты знаешь, – вздохнул дважды старший опер. – Аж завидно. Я в твоем возрасте кошек за хвост дергал, а ты – готовый юрист! Все верно: и судить тебя нельзя, и допрашивать положено при родителях. Но того ты не знаешь, что мы и без суда можем отправить кого надо в интернат для подростков с отклонениями. По-моему, когда мальчик в тринадцать лет интересуется не роликами, а преступлениями, это явное отклонение. А допросить я тебя могу не только при родителях, но и в присутствии педагога.
– Давайте педагога, – решил стоять на своем Блинков-младший.
– Так вот же педагог! С самого начала здесь! – воскликнул Сидякин, указывая на притихшую толстуху с яблоками.
Блинков-младший обомлел. Стало ясно, что толстуха не просто так сидела с ним в коридоре, яблоки грызла. Она караулила его, чтобы не сбежал. Наверное, Сидякин ее вызвал по телефону.
– Так что не советую запираться, – продолжал дважды старший опер. – Отвечай быстро и правдиво – И ступай себе домой, к маме-контрразведчице.
Ого! На вчерашнем допросе Блинков-младший не говорил, что мама у него контрразведчица: "военнослужащая" – и все. А Сидякин, выходит, проверил…
– Так о чем говорили Ломакина и потерпевшая Суворова? – насел опер.
– Я же сказал: не помню, – буркнул Митек.
– Валя, может, ты помнишь? – не спуская с него глаз, спросил Сидякин, и Суворова бойко, забарабанила:
– Мне сестра позвонила по мобильнику, чтоб я сумочку привезла. Но Блин; этого не слышал, они с Кузиной потом нас догнали. Значит, идем мы с Ломакиной, и я ее уговариваю поехать со мной. А Надька не хочет. Я ее опять уговариваю. И тут – раз! – Блин мне на пятку насупил.
– А ты не помнишь, в каких словах ее уговаривала? – стал уточнять Сидякин.
– "Надька! Сумочка такая дорогая, такая дорогая, что, мне страшно с ней ехать, как бы не. отняли!" – изображая Красную Шапочку, пропищала Суворова и добавила своим голосом: – Я еще приврала, что там замочек и пряжки, золотые, хотя на самом деле золотая одна ручечка.
Ну вот, все стало ясно. Раньше Блинков-младший мог сказать: "'опустим, Я действительно преступник. Но зачем бы я стал грабить Вальку, если не знал, что у нее в сумочке доллары". А теперь Сидякин проталкивает свое объяснение, про доллары не е знал, зато знал про золотые пряжки. На золото позарился.
– Так если бы я знал, что ручка золотая, я бы ее взял! – выкрикнул Блинков-младший и сразу же понял, что это звучит двусмысленно. Как признание звучит: "Если бы знал, то взял бы, а так выбросил ручку вместе с записной книжкой",
– Дима! – выдохнула Нина Су и обожгла его таким изумленным и гадливым взглядом, чт Митьке захотелось умереть…
– Спасибо, вы свободны, – сказал сестрам Сидякин. – Хотя погодите, уточним еще один вопрос. – Он повернуля к Блинкову-младшему: – Дмитрий Олегович, при каких обстоятельствах вы познакомились с гражданином Кошкаревым?
– А кто это? – удивился Блинков-младший.
– Значит, вам незнаком такой гражданин?
– Нет.
– Странно, – продолжал старший опер. – А потерпевшие утверждают, что вы с ним разговаривали и называли его кличку.
– Какую кличку?! – Блинков-младший посмотрел на сестер. Пускай Сидякин убедил их в том, что он грабитель, пуская Нина с Валькой ошибаются. Но зачем они лишнего наговаривают? И тот он догадался:
– Кошкарев – это Виннету?
– Возможно. Вам виднее, – двусмысленно ответил Сидякин. – У нас этот гражданин проходит как Кошкарев, владелец предположительно, угнанного мотоцикла марки "Каваски", которым, предположительно, воспользовались грабители.
– Предполагаемые, – нахально добавил Блинков-младший. Ему было нечего терять.
– Что?
– Вы забыли сказать "предполагаемые" грабители.
– Я бы на твоем месте не хорохорился, – заметил Сидякин и кивнул сестрам: – Теперь свободны.
Валька и Нина Су одновременно встали и, глядя в пол, пошли к двери. Блинков-младший на своем стоявшем посреди кабинета стуле был у.них на пути. Они протискивались мимо боком, пряча глаза.
– Нина, это чепуха. Позвоните маме, сказал Блинков-младший, пытаясь поймать взгляд фотомодели, и понял: не позвонит. Ведь вчера он здесь же, в милиции, разговаривал с Виннету на глазах у обеих сестер. Теперь Валька с Ниной окончательно уверены, что он обманщик, а значит, и грабитель.
Дверь за сестрами закрылась.
– А ведь вы боитесь мою маму, – сказал оперативнику Блинков-младший. – Вам очень не хотелось, чтобы Нина ей звонила. Только вам самому придется позвонить если не сейчас, так через час – Вы не можете меня задержать и не сказать родителям.
– Это не он ее боится. Это я ее боюсь, – вдруг подала голос толстуха с яблоками.
Блинков-младший вскинул брови.
– 3начит, вы не педагог?
– Педагог, педагог, – заверила толстуха. – Детский инспектор Рыбочкина.
– Детских инспекторов не бывает, – усомнился Блинков-младший.
– Буквоед, – вздохнула толстуха. – Ну, я инспектор по делам несовершеннолетних. Такие бывают?
– Скорее всего, – согласился Митек. – 3вучит солиднее.
– А ведь я, Дима, уже месяц слежу за твоими успехами, – сообщила толстуха. – Интересная пара – ты и твоя мама. Смотри, что у меня получается. Двадцатого августа тебя задерживает лейтенант Гуськов из шестого райотдела. Подозрения у него очень серьезные. Из музея Юрия Ремизова были украдены картины, а ты вертелся на месте преступления, причем назвался чужим именем. Гуськов собирается тебя допросить, ты козыряешь своей мамой-контрразведчицей, и он тебя отпускает от греха подальше. Но потом Гуськов сообщает мне о странном восьмикласснике, который якобы участвует в операциях контрразведки. Мне тоже становится любопытно. Как-никак, ты живешь в моем районе, я отвечаю тут за всех подростков. Навожу справки, и оказывается: Гуськову из-за тебя влетело от начальства, музейные воры арестованы, дело передано в суд. Министерство культуры присылает благодарность в контрразведку твоей маме, которая завершила расследование в рекордный срок. Все бы хорошо, но только почему такая спешка? Из семи похищенных картин найдена одна. Где остальные шесть, на четыре миллиона долларов?
Голос у Рыбочкиной был торжествующий, как будто она увидела все шесть картин висящими у Митьки над кроватью.
– Их сожгли, – сказал Блинков-младший. – Сами преступники и сожгли, чтобы получить страховку. Картины были поддельные.
– Может быть, – согласилась Рыбочкина, – только искусствоведы считали эти картины подлинниками., Хотя, конечно контрразведка лучше разбирается в картинах. Я не спорю. Я молчала. А восьмого сентября к нам в райотдел поступило заявление жильцов твоего дома. Всего двенадцать подписей.
– Блинков дом взорвал,- угадал Митек.
– Да, устроил подрыв большого числа фейерверков в квартире номер восемьдесят три. Я вызываю твою маму повесткой, и она приходит, только не ко мне, а к начальнику райотдела. После этого начальник приказывает забыть фамилию "Блинков". А между тем твоим родителям грозил солидный штраф, а тебе – специнтернат. Фейерверки в жилом доме – это не шуточки. С поджигателями не церемонятся!
– И вы решили не забывать мою фамилию. А сейчас вам кажется, что вы меня поймали. – Прозвучало это нагло, хотя Блинков-младший не, собирался хамить. Но извиняться перед толстухой он тоже не собирался.
– А разве тебе так не кажется? – включился Сидякин. – Потерпевшая Суворова показала, что один из грабителей, а именно тот, который вырвал сумочку, был одет и подстрижен, как ты. Сумочку мы передали на экспертизах, на ней найдены твои отпечатки…
Блинков-младший вспомнил, как Сидякин уламывал его оставить свои отпечатки на бумажке, "чтобы тебя ненароком в розыск не объявили". Обман, всюду обман!
– …В момент ограбления Суворова тебя не узнала, – продолжал оперативник, – просто не подумала, что ее сосед и одноклассник способен на такую подлость. Но теперь, уверяю тебя она все вспомнит и не ошибется. Проведем опознание как положено: найдем нескольких твоих ровесников в таких же куртках… Хочешь, поспорим, что Суворова укажет на тебя?
– С отпечатками пальцев у вас не пройдет, – заметил Блинков-младший. Опять это прозвучало нагло. Да тут как ни скажи – если считать его преступником, то и обычное "здрасьте" покажется наглостью. – Я же держал сумочку в руках, когда нашел ее в мусорном ящике.
– Ну и что? Сам вырвал сумочку, сам выбросил, сам потом "нашел". У меня все зафиксировано. – Сидякин потряс пачкой исписанной бумаги. – Ты бы, хоть для вида порылся сперва в другом ящике. А то, не спрашивая Суворову, свернул во двор, не спрашивая; дошел до помойки и – "Ах, кто бы мог подумать – сумочка! Какая неожиданность!"… Да ты прекрасно знал, где она лежала!
Возразить было. нечего. Со стороны все выглядело именно так!
– Мне жалко твою маму, – добавила Рябочкина. – Боюсь, придется вернуть на доследование и все прошлые дела, в которых она тебя выручала. Тогда хорошо, если ее просто с позором выгонят из контрразведки. Но скорее всего она пойдет под суд!
Кап! На джинсину упала блестящая слеза. Кап! – вторая: Блинков-младший сморгнул и подумал, что это, наверное, из-за того, что солнце бьет в глаза. А солнце, к слову сказать, стояло низко, зацепившись за крышу соседнего дома. Часа два, как он сидит на, этом допросном стуле.
– Ну-ну, веселей! – подбодрила его педагог Рыбочкина. – Дима, мы тебе не враги. Милиция не воюет с подростками. А твоей маме лично я сочувствую. У меня самой. есть сын, и я на все готова ради него. Я совершенно уверена, что ты ни в чем не виноват. Тебя уговорилили запугал кто-то взрослый. Думаешь, я не знаю, как это бывает? Сначала на мотоцикле прокати, потом дал папироску с "травкой"… – Толстуха очутилась рядом с Блинковым-младшим, влажными пальцами взяла его руку и посмотрела на сгиб локтя. – Вены чистые. Значит, не все потеряно, Дима! Ты не наркоман, ты хорошо учишься… Да через год ты забудешь все, как страшный сон! Надо только убрать человека, который сбивает тебя с толку. Пока он с тобой, ты так и будешь катиться по кривой дорожке. Боишься его? Не бойся! Помоги нам, скажи его имя, и ты больше никогда его не увидишь!… Ну?… Ну, говори! – приказала Рыбочкина; ногтями впиваясь Митьке в запястье. – Не молчи!
– Пустите! – Блинков-младший стал вырываться.
– Пускай идет, – вдруг сказал Сидякин.
Педагог Рыбочкина опешила и сама выпустила Митькину руку.
– Как же…
– А вот так! – не дал ей сказать Сидякин. – Пускай идет, и все тут.
Блинков-младший встал и шагнул к двери.
– Думай, – в спину ему сказал Сидякин. – Это не последняя наша встреча.
– Я знаю, – кивнул Митек и ушел.
Глава XXI
СЛОЖНАЯ ФИГУРА ОПЕРА СИДЯКИНА
Конечно, Блинков-младший все рассказал своей домашней контрразведчице. Дело касалось не его одного. – Крепенько тебя прессовали, почти по-взрослому, – заметила мама и вдруг предложила: – А давай объявим День Прощения.
Блинков-младший разинул рот:
– Сидякина простить?!!
– Для начала Сидякина, потом Валю. Только сразу ей не звони, пускай остынет.
– Мам, ну что ты говоришь?! Вальку – ладно, а Сидякина-Висякина?! Он же с этой детской Рыбочкиной под тебя копает! "Хорошо, если ее с позором выгонят из контрразведки, а то и под-суд"! – повторил Блинков-младший слова толстухи.
– Единственный сын, – торжественно сказала мама, – если за человеком нет вины, то его и прощать не нужно. Ты сумей простить виноватого!
– А почему я должен прощать?
– Если ты сам не понимаешь, то хотя бы·потому, что я тебя прошу. Я очень уважаю оперативников, которые работают "на земле", в райотделах милиции. Сам посуди: у меня на плечах большие звездочки, а за плечами авторитет контрразведки. Если нужно для дела, я могу взять хоть "Мерседес", хоть вертолет, могу вызвать солидную опер группу, а однажды попросила полк, чтобы, прочесать лес, и мне дали полк. При всем том я веду одновременно не больше пяти дел, а чаще, два-три. Правда, они особо важные. А у Сидякина в десять. раз меньше возможностей и в десять раз больше дел. Они считаются обычными, но разве, скажем, для Ниночки ее дело – обычное? А для матери, у которой пропал ребенок.? А для старушки, у, которой украли кошелек с пенсией?
– Ага, – поддакнул Блинков-младший. Для каждого его дело – особо важное и Сидякин выручает фотомоделей, мам и старушек. Но почему так. плохо?
– Да не хуже других, – ответила мама. – Я потихоньку навела справки, хотя это И было трудно: милиция не любит; когда мы суемся в ее дела. Нормальный опер твой Сидякин. А что решил схалтурить, так за это его и прости.
– Схалтурить? – удивился Блинков-младший. – Думаешь, он сам не верит, что я грабитель?
– Во всяком случае, сомневается. Дело по всем признакам не имеет следственной перспективы, а попросту говоря, дохлое. Мотоцикл угнанный, грабители случайные, приметы – общие. Сидякин опытный оперативник и почти наверняка знает, что не разыщет их, а время зря потратит. Но не может же он сказать: "Ну их, эти деньги. Нина Су еще себе заработает, а я лучше какое-нибудь другое преступление раскрою". Он цапнул версию, которая лежала на поверхности, и побежал работать по другим делам. А в эту версию прекрасно укладывается подросток-грабитель и не укладывается подросток-сыщик. Потому что мальчишки в твоем возрасте чаще совершают преступления, чем раскрывают.
– Вот почему он меня отпустил, – понял Блинков-младший. – Он все-таки сам знает, что не прав!
– А если бы не отпустил, я бы не говорила "прости его". Я бы пошла к его начальнику и разобралась по полной программе.
Блинков-младший представил себе эту полную программу. Он однажды видел, как мама делала внушение милицейскому генералу, а тот молчал и покряхтывал. Не потому, что испугался подполковника контрразведки, а потому что мама Была права.
– А хочешь, я возьму это дело? – предложила мама. – Контрразведка не занимается уличными грабежами, но я как-нибудь упрошу начальство. И Сидякин будет только рад.
Блинков-младший думал недолго.
– Нет, – сказал он. – Понимаешь, мам, у нас с ним пошло на принцип. Он думает, что я в худшем случае, преступник, а в лучшем – мальчик, который играет в сыщика. А я должен доказать, что могу найти эти деньги!
Глава XXII
ИДЕЯ НЕ НРАВИТСЯ, НО ДРУГОЙ НЕТ
Мотоцикл Виннету оставался единственной зацепкой в Деле о крокодиловой сумочке. Пускай среди знакомых "вождя апачей" не удалось найти старичка с бородкой. Зато теперь появилось новое направление розыска: снятые с мотоцикла детали. Конечно, на них мог позариться случайный человек, наткнувшийся на брошенный "Кавасаки". Но ведь не исключено; что детали понадобились грабителям!
Эту мысль подсказал Виннету. Честно признаться, Блинков-младший поначалу думал, что "вождь апачей" просто хочет вернуть свои железки. Пропали карбюратор и электрический стартер. Виннету сам признавал, что цена им, неновым – сотня долларов за то и другое. Так неужели он думает, что преступники, награбив денег на несколько неплохих машин, станут пачкать руки о старые мотоциклетные запчасти?
Оказалось, Виннету думал именно так. И сумел убедить Блинкова-младшего.
Они встретились у гаража. "Вождь апачей" купал в бензине подмоченные внутренности "Кавасаки", а Блинков-младший держал или протирал, что требовалось, но больше смотрел и слушал.
– Для одних мотоцикл – это недоделанная машина, – разглагольствовал Виннету. – По бедности или по жадности они купят скучную трехколесную тележку вроде "ижака" с коляской и будут пилить свои шестьдесят кэмэ в час, мечтая о "Жигулях". А для нас, для настоящих байкеров, мотоцикл – это любовь. Байкер свой мотоцикл не покупает, а собирает. Он может "заболеть" каким-нибудь допотопным "ЕМВ" и лет пять будет разыскивать детали по барахолкам. Зато уж он соберет настоящий "ЕМВ", стопроцентный "ЕМВ" в том самом виде, в каком его выпустили на Эльзасском моторном заводе в сороковом году. А другой, наоборот, так уделает свой байк, что его родной завод-изготовитель не узнает. У меня, например, седелка от "Ямахи" и свистнутый стартер был от "Ямахи". Головки цилиндров я поджал. Не знаю, какая получилась мощность, но до ста восьмидесяти кэмэ в час я разгонялся. Мог бы и больше, но в аккурат на ста восьмидесяти он идет на взлет. Честно. Колеса от дороги отрывются. Теперь спроси меня: "Виннету! Променяешь ли ты свой великолепный "Кавасаки" на одну из этих жалких четырехколесных черепах, вечно застревающих в уличных "пробках" и неспособных проехать по самой обычной лестнице?" Нет, ты спроси! – Насел "вождь апачей", и Блинкову-младшему пришлось повторить:
– Виннету! Променяешь ли ты свой великолепный "Кавасаки" на одну из этих четырехколесных черепах?
– Жалких черепах, – поправил "вождь апачей" и по слогам отчеканил: – Ни-ко-гда! А спроси меня: "Виннету, что бы ты сделал, если бы у тебя появилось много денег?"
– Спрашиваю.
– Купил бы у Владика гараж и набил бы его разнообразными м6тоциклами.
– Почему у Владика?