Предводитель той шайки, которая грабила поезд, долго шептался о чем-то с Дьяволом Петровичем, иногда искоса поглядывая на Феникса и на Васю. Остальные бандиты в это время галдели и обменивались впечатлениями.
- Эй, вы, синьоры! - крикнул вдруг Дьявол Петрович, обращаясь к Васе и Фениксу, - а, ну-ка, подойдите-ка!
Те подошли, при чем атаман весьма важно поправил парчу на своих плечах и грозно нахмурил брови.
- Кто вы такие есть? - спросил он.
- Я - Феникс, а это мой братишка.
- Феникс? - переспросил Дьявол Петрович, икнув от удивления, - да, ведь Феникс не человек! Это зверь какой-то. Ты врешь! Людей так и не зовут никогда! Такого и имени нет вовсе!
- Да ведь и Дьявол тоже не имя.
- А... ты дерзить!?
- Зачем дерзить? к слову пришлось!
- К слову пришлось! А мне вот к слову придется тебя повесить! Вы бродяги что ли?
- Бродяги.
- Служить мне хотите?
- А ты за кого идешь?
- Я сам за себя! Я, может быть, всю Россию завоюю!
- Так!
- Я за белых... вот что!
- Ну, и мы за белых.
- А что ты умеешь?
- А что тебе нужно?
- Умеешь ты на счетах считать?
- Умею!
- Врешь!
- Да лопни мои глаза! Забодай меня лягушка, если не умею...
- Какая такая лягушка?.. Ну, ладно, эй, Гриценко, принеси сюда счеты...
Отдав это приказание, атаман погрузил свой красный нос в кружку, и отхлебнул большой глоток самогона.
Гриценко, слегка пошатываясь на ходу, принес огромные счеты.
- Ну, считай, - важно сказал Дьявол Петрович.
- А что считать?
- Вообще считай... щелкай, одним словом... ну, считай сколько вот тут у меня денег.
Он вынул из кармана пачку измятых бумажек.
Феникс быстро защелкал на счетах.
- 121 рубль, - объявил он.
- Правильно, - с удовольствием пробормотал Дьявол Петрович, - это ты ловко! Ты стало быть у меня будешь ботаник...
- Какой ботаник?
- Тьфу! Бухгалтер... бухгалтер будешь... А парнишка это знает?
- Он по-французски говорит!
- Врешь!
- Да что ты все "врешь", да "врешь", правду тебе говорю.
- А ну-ка скажи что-нибудь.
- А что сказать? - спросил Вася, который уже перестал бояться бандитов и едва удерживался от смеха, глядя на костюм Дьявола Петровича.
- Ну, что-нибудь... ну, про погоду что ли... Какая мол сегодня хорошая погода.
Вася сказал.
- Здорово! - воскликнул атаман, поглядев на собравшихся кругом бандитов.
- Ты, - продолжал он, - будешь у меня переводчиком, если придется мне принимать представителя французского государства.
- Но смотрите, - прибавил он вдруг, для большей убедительности хватив кулаком по столу, - чуть что - у меня расправа коротка! Повешу за ноги, а внизу костер разложу! Поняли?
- Чего тут не понять - отвечал Феникс, - дело простое!
- Ну, а теперь ступай, считай, сколько ящиков привезли! Да смотри на счетах считай, и все в книгу записывай, как настоящий ботаник... тьфу! Бухгалтер!
- А ведь консервы-то белым везли, - как бы вскользь заметил Феникс.
- Я сам белый, - возразил Дьявол Петрович, - стало быть мне и везли!
* * *
- Что же мы будем делать дальше? - спросил Вася у Феникса.
Феникс на огромных счетах считал сваленные на дворе ящики.
Луна ярко светила. Справа синели деревья помещичьего парка, слева сверкала гладь замерзшего пруда, за которым виднелось село.
- Пока останемся с ними. Народ не очень опасный. Только держи язык за зубами! Куда-нибудь проберемся.
Сосчитав ящики, Феникс пошел докладывать атаману. Но тот был уже настолько пьян, что ничего не понимал. Он сидел верхом на стуле и говорил неизвестно кому:
- Завоюю Россию, а потом Европу... а потом Америку!.. Эй, ты, бухгалтерия, какая еще есть страна?.. Да, Африка! И Африку завоюю! Негров оттуда по шее... не люблю чернокожих!.. Львов всех в клетку посажу и в зоологический сад продам! Будешь львов на счетах считать? А? Говори! Будешь? Не будешь, тогда... повешу!
С этими словами Дьявол Петрович положил голову на стул и захрапел, как пароходная сирена.
Остальные бандиты частью тоже храпели, растянувшись тут же на тулупах, частью играли в засаленные карты, и при этом крепко ругались.
Феникс и Вася прошли в соседнюю комнату, очевидно прежде бывшую гостиной, и растянулись на изодранных шелковых диванах. Тут же на ковре лежал их дорожный спутник, подложив себе под голову свои огромные ручищи.
- Покойной ночи! - сказал ему Феникс.
Тот приоткрыл один глаз, мрачно поглядел сначала на луну, сиявшую за окном, потом на Феникса, и пробормотал:
- А по роже хочешь?
После этого все трое заснули, как убитые.
III. ЛИХАЯ ЕЗДА
На следующее утро Вася проснулся от нестерпимого солнечного блеска.
Солнце светило ему прямо в глаза сквозь огромное окно, и вся степь казалась усыпанной золотыми и серебряными блестками.
Дьявол Петрович, еще несколько сонный после вчерашней выпивки, приказал готовиться к отъезду.
Феникс, слышавший отдаваемые им распоряжения, с радостью сообщил Васе, что поедут они в направлении на север.
- Понемножку и до Москвы доберемся, - шепнул он.
Перед отъездом Дьявол Петрович приказал оборвать все бархатные занавески и разрезать их на полости для саней. На свои сани он приказал положить ковер, изображавший какого-то фантастического дракона. Украсившись таким образом, тройки лихо помчались по залитой солнцем степи.
Вася, зажмурив глаза, снова наслаждался быстротой езды и сверканьем ослепительного снега под голубым небом. Если бы не пригоршни колючего снега, порой хлеставшие его по лицу, он легко бы мог вообразить, что летит на аэроплане.
Степь была совершенно пустынна. Редко в стороне виднелось село.
На одной из троек кто-то запел звонким тенором. На других тройках подхватили. Голоса разносились по степи и утопали в голубой дали.
- А весело вы живете, - заметил Феникс своему соседу.
Сегоднешний сосед был общительнее вчерашнего. Он лихо нахлобучил себе на затылок шапку и ответил.
- Да, покуда не повесили.
- А кто ж повесит-то?
- Да уж кто-нибудь обязательно повесит.
И, сказав так, тоже вдруг запел густым, могучим басом.
В полдень въехали в большое село и разошлись по хатам отогреться.
Вася глядел на испуганные лица крестьян, не ожидавших повидимому ничего доброго от такого посещения. Они наспех прятали все, что, по их мнению, могло понравиться бандитам. Дети плакали. Бандиты же чувствовали себя хозяевами положения. Они без всякого стеснения шарили в печах, вытаскивали горшки и поглощали их содержимое, требовали табаку и денег, а в случае отказа, рылись в сундуках.
Дьявол Петрович, собрав сход, объявил, кто он и велел безусловно ему повиноваться.
- Вы, мерзавцы, царя свергли, - сказал он, - а я сам, может быть, царем буду... так вот! Понимайте!
И для вящей убедительности рассказал, как он вешает за ноги, а внизу раскладывает костер. Впрочем, на этот раз он повидимому очень торопился, ибо едва успели отдохнуть лошади, как был снова дан приказ собираться в дорогу.
- И выпить не дал как следует, дьявол этакий, - ворчали бандиты, снаряжая тройки.
У Дьявола Петровича были повидимому какие-то соображения заставлявшие его торопиться. Соображений этих он, впрочем, не считал нужным никому сообщать. Да бандиты мало ими интересовались. Все это был народ, за время войны отбившийся от дома, привыкший ни во что считать жизнь и свою и чужую. Они в сущности ни в грош не ставили своего атамана, но понимали, что без него их шайка распалась бы, а тогда, каждому в отдельности труднее было бы грабить. Политических убеждений у них тоже никаких не было. Если бы Дьявол Петрович вдруг заявил, что выгоднее итти за красных, они пошли бы за красных. Наплевать! Лишь бы не сидеть на месте и, как можно дольше, не попасть на виселицу!
Часам к пяти, когда степь стала ярко-багряной, а морозное солнце низко склонилось над горизонтом, окутанным лиловыми тучами, вдали опять показалось село.
Что-то удивительно знакомое было в нем. Вася напряг зрение. Через минуту он схватил за руку Феникса.
- Феникс! - воскликнул он.
Феникс, который уже начинал клевать носом, укаченный быстрою ездой, вздрогнул и испуганно уставился на Васю.
- В чем дело? - спросил он.
Но Вася уже забыл про него, а все смотрел, смотрел.
Да! Вот знакомая группа пирамидальных тополей на откосе, только Вася привык их видеть серебристо-зелеными, а теперь они голые, как воткнутые в снег гигантские метлы. Вот гай, вот река, сверкающая при заходящем солнце, словно огненная змея.
Только каким страшным и чужим кажется все это зимою. Знакомый шпиль забелел над группой деревьев.
Сомнений не было.
Вася наклонился к самому уху Феникса и шепнул ему, весь дрожа от волнения:
- Это "Ястребиха" - имение моей тетки.
IV. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ
Внезапно из села раздались выстрелы.
Какие-то военные, стоя на дороге у самого въезда в деревню, стреляли в воздух.
Лошади передних троек испуганно шарахнулись в сторону. Кое-кто из бандитов схватился за револьвер.
Тройки остановились. Только одна бешено мчалась по степи. Лошади понесли, и возница был не в силах удержать их.
Дьявол Петрович поднял белый флаг.
Военные тоже в ответ махнули чем-то белым и вступили в переговоры с Дьяволом Петровичем. Переговоры очевидно привели к желательным результатам, ибо один из военных сделал знак, что тройки могут въезжать в деревню. Повидимому они поджидали Дьявола Петровича, а стреляли потому, что не были уверены, он ли это, или еще какой-нибудь неизвестный им бандит.
Хата, в которую вошли Феникс и Вася, была очень чиста, как и все вообще украинские хаты, хотя видно было, что разные Дьяволы Петровичи успели порядком пообщипать ее.
Сам атаман, велев своим людям размещаться в деревне, проехал прямо к барскому дому.
В хате за столом сидели двое гусар. По их багровым лицам видно было, что они только что поели и выпили.
На скамье поодаль сидела старуха и мальчик, недружелюбно поглядевший на вошедших,
При виде этого мальчика Вася так и вздрогнул.
Это был Петька.
Тот его, повидимому, не узнал, ибо отвернувшись не то задремал, не то притворился спящим.
- Ну, - сказал один из бандитов, вошедших вместе с Васей и Фениксом, - бабушка, все что есть в печи - все на стол мечи! Не то твоего поросенка изжарим.
Говоря так, он с хохотом кивнул на Петьку. Тот на миг повернул голову, и Вася видел, как сверкнули у него глаза. Но Петька тотчас сдержался и еще глубже забился в угол.
- Хо, хо, хо, - расхохотался гусар, - да разве мы дураки были! Небось! Все подъели! Старуху и ту чуть не стрескали.
- Ах, семь чертей и одна ведьма вам в зубы, - выругался бандит; - опять консервы жрать придется. Ванька, притащи пару банок поздоровее, да бутыль прихвати... С морозу-то оно, говорят, полезно.
Через пять минут бандиты уже уписывали консервы и угощали гусар самогоном.
- Хоть и не стоило бы вас скотов поить за ваше обжорство, - говорили они при этом.
- Ладно, ладно, - отвечали гусары, - вон у вас жратвы сколько! Мы знали, что у вас жратвы много, потому все и съели.
- Уж и знали!
- А вот знали! Ей-богу знали!
- Ну, да уж пей, ладно, подавись.
Вася все смотрел на Петьку, который отвернувшись делал вид, что спит.
И Петька зимой был не такой как летом, когда, болтая босыми ногами, скакал верхом в ночное.
Петька зимою казался куда солиднее.
Феникс, отморозив себе палец, оттирал его снегом и мрачно молчал. Он видимо был не в духе.
Бандиты и гусары между тем оживлялись все больше и больше.
- А почему мне самому царем не быть, - орал один из бандитов, - вот возьму и буду царем.
- Врешь, я буду, - отвечал гусар.
- Нет, я!
- Нет, я!
- Врешь, я!
Гусар хотел ответить, но закашлялся так, что бандиту пришлось с добрых пять минут тузить его кулаком по спине, пока тот наконец очухался.
- Ладно, - прохрипел он, наконец, - чорт с тобой! Только это... это... не по-товарищески.
В этот самый миг дверь в комнату приотворилась.
Черная собачья морда с заиндивевшими усами высунулась из-за двери.
Небольшой пес вошел в комнату, сердито бормоча что-то на своем собачьем языке и злобно поглядывая на гостей.
Затем он вдруг начал беспокойно нюхать воздух, и нерешительно подошел к Васе.
Подойдя, он обнюхал его со всех сторон.
- Жулан, - прошептал Вася, и пес в ответ радостно замахал хвостом.
Петька быстро обернулся и уставился на Васю.
- Барчук, - пробормотал он, вне себя от удивления.
- Сейчас я выйду на двор, - быстро прошептал Вася, косясь на бандитов, - а ты ступай за мной.
Петька, видно все еще не оправившийся от своего удивления, молча кивнул головой.
Вася вышел, подмигнув Фениксу.
Феникс смекнул, что наклевывается нечто новенькое, и, выждав несколько минут после ухода Петьки, тоже вышел из хаты.
А бандиты и гусары продолжали пить и спорить о том, кто из них больше похож на царя.
В пылу спора они опрокинули стол и перебили, к ужасу старухи, стоявшие на нем горшки.
Вася успел уже быстро рассказать Петьке, в чем дело и, когда Феникс вышел на двор Петька посмотрел на него уже вполне дружелюбно.
На дворе никто не мог их подслушать.
Жулан вертелся тут же у их ног и, не зная, как выразить свой восторг, лаял на луну.
- А кто находится в нашем доме? - спросил Вася у Петьки.
- Офицеры белые! Ух, сердитые! Не вышло у них тут что-то, вот они и сердятся. Всю деревню обобрали... И овес им давай и пшеницу! Чуть что, сказали, всех перепорят.
- А красные тут не были?
- Были раньше еще до Скоропадского! Хоть бы поскорее опять приходили! Сейчас на сахарном заводе стоят - отсюда пять верст, да вот что-то не идут! Мало их должно быть.
Вася тотчас вспомнил завод, Федю с двадцатью семью галстуками и свирепого поляка директора.
- А завод работает? - спросил он.
- Где тут! Все разбежались! Не такое время! Война сейчас!
- Интересно бы послушать, о чем там сейчас эти белые толкуют, - заметил Феникс.
- Мне бы только в дом пробраться, - прошептал Вася, - я там все ходы и выходы знаю! Уж я бы подслушал!
- Велика штука в дом пробраться!
- Там у всех дверей часовые, - сказал Петька.
- Ну, и что ж, что часовые! Скажи, что к Дьяволу Петровичу по самоважнейшему делу.
- Ну, а, если часовой меня прямо к нему и отведет?
- Скажешь, что провианту в деревне не оказалось, как, мол, быть... бухгалтер, мол, спрашивает, нужно опять ящики пересчитывать или не нужно... да рожу поглупей сделай...
- Разве попробовать.
У Васи от волнения забилось сердце.
- Попробую! - воскликнул он.
Петька поглядел на него и вдруг улыбнулся своей обычной ясной улыбкой.
- А ты, барчук, молодец, - сказал он, - не даром мы тебя тогда из воды-то вытащили.
- Разве я теперь барчук, - засмеялся Вася, - сказал!
- Только ты смотри, - заметил Феникс, не торопись и спокойно! Я бы сам пошел, да я дома не знаю, а вдвоем итти, больше внимания привлечешь. Мы тебя здесь дожидаться будем.
Стараясь казаться спокойным, Вася вышел из ворот и пошел по дороге к усадьбе.
Какой странной казалась ему знакомая дорога при зимней луне. Вместо темного парка с глухо шумящими липами, какая-то белая, сверкающая при луне масса. Самый дом с освещенными окнами казался другим на фоне серебряной степи.
Вот и два древних каменных столба, обозначавших въезд в усадьбу. Отсюда уже ясно был виден весь дом, и черная фигура часового шагавшего у подъезда.
Вася спокойной и уверенной походкой пошел по занесенной снегом аллее, ведущей к дому.
V. СОВЕЩАНИЕ
- Кто идет? - грозно крикнул часовой.
- Свой!
- Какой такой свой? явственно отвечай!
- К Дьяволу Петровичу по важному делу.
- Не велено никого пущать! катись!
- Да мне...
- Катись, тебе говорят!
- Я...
- Ах, ты вот как, возражать! сволочь!
И часовой так грозно вскинул ружье, что Вася отступил. Он решил попытать счастья у другого хода, но сделал вид, что возвращается обратно. Дойдя до ворот, он оглянулся и убедившись, что часовой не смотрит, юркнул на другую дорожку. Проваливаясь в снегу, он направился к тому крыльцу, у которого в прежние времена бывало сиживал Петр, читая письма от Степана. Какая-то тень мелькнула рядом на снегу.
Вася быстро оглянулся.
Жулан стоял позади него, размахивая хвостом, и шумно дышал.
- Ступай, Жулан, - прошептал Вася, - мне сейчас не до тебя...
Он увидал фигуру часового, темневшую у крыльца.
Но Жулан не был расположен уходить. Он обнюхивал Васю и радостно терся у его ног.
Так как часовой не делал оклика, то Вася, слегка отпихнув Жулана, подошел поближе, стараясь понять, чем объясняется равнодушие часового.
Подойдя, он увидел, что часовой просто на-просто спит.
Затаив дыхание, Вася хотел юркнуть мимо часового.
Жулан не отставал от него.
Сообразив, что в доме пес будет только опасной помехой, Вася, скрепя сердце, сильно толкнул его ногой. Жулан обиделся, отскочил и громко залаял. Часовой проснулся, но Вася был уже в доме.
В сенях никого не было. Вася быстро юркнул в знакомый маленький коридорчик и оттуда на лестницу, ведущую на чердак. Несмотря на темноту, Вася шел уверенно, ибо сотни раз лазил по этой лестнице. Если ступеньки случайно скрипели, Вася тотчас же останавливался и прислушивался. Но, повидимому, никто не заметил его. На лестнице было совершенно тихо.
Лестница кончилась, и Вася очутился на чердаке, откуда был ход на хоры. Хоры эти выходили в зал. Еще подходя к дому, Вася по освещенным окнам зала догадался, что в зале этом происходит какое-то собрание или совещание.
С хор, стало быть, отлично можно было увидать и услыхать все, что происходило в зале.
Из темноты на Васю вдруг уставились два зеленых глаза. Вася вздрогнул, но тотчас сообразил, что это была кошка. Ему приходилось пробираться среди множества наваленных тут в груду вещей. Здесь, как и на памятном Васе чердаке московского дома, накопилось много всякой рухляди.
Что-то хрустнуло у Васи под ногами. Он нагнулся и нащупал остов игрушечного аэроплана, того самого, из-за которого у него когда-то произошло столкновение с тетушкой.