- Черт бы побрал эту лилию! От нее, скорее, тухлыми потрохами несет.
- Зато к утру от шишек и следа не останется.
- Разве что! А старик все же здорово обкорнал вас.
- Не беда, дядя Иштван, - тихо проговорил Кряж. - Но я хотел бы поблагодарить…
- Ладно, считай, что уже поблагодарил. Плотовщик, надеюсь, ты не собираешься произносить речей. Главное, что всем было хорошо. И этим вы доставили мне куда большую радость, чем я вам. И хватит! Вы стали крепче и телом и духом. Дома вас даже не узнают. Впрочем, этим вы больше обязаны Матуле.
- Дядя Герге - сущий ангел, - сказал Кряж.
- Возможно, но настоящие ангелы, наверное, с визгом разбежались бы, если бы в их кругу появился старик со своей трубкой и двухнедельной щетиной.
- Над этим не шутят!
- А я и не шучу, тетушка Нанчи. Матула - не ангел, а человек, настоящий человек! И большего от него никто не может требовать. И еще я хочу сказать, ребята, что на рождество я жду вас. Вы всегда можете приезжать сюда, как к себе домой. Не перебивай меня, Кряж! Мне все известно. Будем живы-здоровы, и я спляшу с Катицей танец на вашей свадьбе.
- Я-я. э-ээ… - забормотал, покраснев, Кряж. - Я не об этом думал…
- Тем лучше, Кряж. И еще я хочу сказать, что к рождеству мы поставим на болоте саманный дом. Я дал слово Матуле. И послушай, Кряж, прикрой ты чем-нибудь свою голову, иначе меня стошнит от этой вони. А теперь, ребята, пора. Идите укладываться, потому что я подниму вас на рассвете. Будапештский скорый уходит в семь.
Дюла, Кряж и все помогавшие им еще долго возились со сборами, а еще дольше разговаривали. Поэтому утром ребятам показалось, что их подняли чересчур рано. Они, наверно, даже и опять заснули бы, но дядя Иштван открыл дверь их комнаты, зажег лампу и, прошествовав через всю комнату, принялся неистово умываться и разыграл настоящий спектакль - крякал, булькал в горле водой, громко плескался и охал.
- А-аах-ах, - вздохнул Плотовщик, не выдержав этого шума и так потянулся, что кровать протестующе затрещала.
Впрочем, трудны были только первые мгновения, а затем в предвкушении предстоящей поездки они разогнали последние остатки сонливости. Но вот позади звонкие поцелуи тетушки Нанчи, медвежьи объятия дяди Иштвана, тарантас тронулся, и заговорили колеса.
- Пишите!!! - громогласно крикнул главный агроном, отчего воробьи тотчас же прервали свой митинг на тополе.
Плотовщик помахал в ответ рукой, а Кряж - своей знаменитой шляпой, которая больше уже не была пригодна ни на что иное.
Они быстро миновали пробуждающееся село; затем колеса зашуршали по утренним полям. На этот раз по направлению к железнодорожной станции ехала не простая телега и везла она не обитателей камышовых зарослей, а двух хорошо одетых восьмиклассников, причесанных и приодетых, при галстуках. Правда, ребята чувствовали себя весьма неуютно в своих костюмах; два месяца - небольшой срок, но за это время и Плотовщик и Кряж так выросли из своей парадной одежды, что не могли застегнуть половины пуговиц, а руки у Плотовщика торчали из рукавов куртки чуть ли не по локоть.
- Слушай, Дюла! - сказал Кряж. - У меня, наверное, сели штаны. Я даже пошевелиться боюсь - того и гляди, треснут.
- Так и не шевелись. Особенно же будь осторожен, Кряж, когда будешь слезать… Нет, ты только посмотри! - И он показал на восток.
Зеркальная гладь Балатона была розовой, потому что далеко, где-то за Кенеше, всходило солнце. Дрожащее покрывало тумана над озером шевельнулось и вдруг распахнулось; где-то закаркала ворона, и разбуженные зарей белые чайки взвились ввысь.
Тарантас, постукивая, катил по дороге, ведущей из лета в осень. Они уже были вблизи моста, и Плотовщик посмотрел на реку, чтобы проститься с ней и с камышами.
- О! - воскликнул он и вскочил. Вскочил и Кряж. Оба они, наверное, и не думали, что эта картина сохранится в их памяти на всю жизнь.
- Дядя Герге! - закричал Плотовщик. - Дядя Герге! - другого он ничего не мог сказать.
Кряж же только махал шляпой, но так энергично, словно хотел выпрыгнуть из повозки.
- Пиши! Пиши-ии! - воскликнул он наконец, потому что рядом с Матулой в лодке недвижно стояла девушка, высоко подняв руку.
Но тарантас с шумом промчался по мосту, и, когда видение исчезло, оба мальчика опустились на сиденье.
- Дядя Герге… - сказал немного погодя Дюла.
- О, Катица… - вздохнул Кряж, на что Плотовщик заметил:
- Теперь я уже начинаю тебя понимать, потому что я тоже, кажется, во что-то влюбился, знать бы только во что!
В поезде было мало пассажиров, но нашим утомленным ребятам, казалось, что их много. Они притулились в уголке и тут же заснули. Когда Плотовщик проснулся, Кряж уже не спал и развертывал пакет, приготовленный тетушкой Нанчи.
- Ты не голоден?
- Голова болит.
- Поешь чего-нибудь, и пройдет.
- Где мы сейчас?
- Проехали Секешфехервар.
- Покажи, что в свертке?
Кряж показал, а когда через полчаса выбросил за окно бумагу, то заметил:
- Совсем и не скажешь, что у тебя болела голова. Мы здорово расправились с этим цыпленком…
- А ты знаешь, Кряж, голова у меня действительно прошла. Когда поезд наконец подошел к перрону Южного вокзала, Кряж опустил окно и крикнул:
- Носильщик! Носильщик, сюда, пожалуйста, - и помахал рукой. - Я подам вам через окно.
- Кряж, ты с ума сошел! Мы бы сами как-нибудь донесли.
- Я кое-что заработал! - хлопнул себя Кряж по карману. - А человек для того зарабатывает, чтобы дать возможность заработать и другому.
- Подождите, я сейчас подвезу тележку, - сказал носильщик. - Пять мест, - уточнил он, погрузив багаж, на что Кряж сказал ему:
- Пожалуйста, отвезите к стоянке такси.
У Плотовщика даже челюсть отвисла от изумления.
- Бела! - И он прислонился к вагону, чтобы не упасть от смеха. - Бела, ты ведешь себя прямо как магараджа! Бела…
- Нечего ржать, Плотовщик! Пять мест мы все равно сами бы не дотащили. А к тому же у меня штаны лопнули сзади. Представляешь… - Он повернулся и сделал несколько шагов. Действительно, на его брюках зияла порядочная прореха, из которой выбивался краешек голубой рубашки.
У Плотовщика даже слезы брызнули из глаз.
- Подождем, пока пройдет народ, потом пойдем. Ты держись позади меня! - распоряжался Кряж. - Очень заметно?
- Ха-ха-ха-ааа… - стонал Дюла и, вытерев глаза, загородил собою Кряжа с тыла.
Когда же такси тронулось, Плотовщик признал, что Кряж все это хорошо придумал, даже если бы у него и не произошла катастрофа с брюками.
- Плотовщичок, после обеда я зайду к тебе. Помочь тебе с вещами?
- Ну что ты, я сам! Так я жду тебя.
Лайош Дюла Ладо водрузил за плечи рюкзак, взял в каждую руку по чемодану и в сопровождении Простака поднялся на площадку, позвонил и тотчас оказался в объятиях мамы Пири.
- Боже мой, Дюлочка, да ты стал настоящим мужчиной! Но как странно сидит на тебе костюм!
Когда вечером, после ужина, родители остались одни, Акош Дюла Ладо сказал после долгого молчания:
- Дорогая, если бы я не знал, что это наш сын, я решил бы, что перед нами незнакомый человек. Он же совсем не тот, каким уехал! Мальчик стал взрослым! Надо купить ему другой костюм - в этом он не может появляться на улице. Все же Иштван замечательный человек!
Но Плотовщик в этот момент не думал о дяде Иштване. Он сидел у стола в своей, ставшей ему тесной, куртке и сочинял письмо. "Дорогой дядя Герге!.." В комнату влетела мама Пири.
- Дюлочка, дорогой! Ну рассказывай!
- Мама Пири, вот закончу это письмо и все расскажу. Зайдите, пожалуйста, через четверть часа.
- Черт побери! Что за тайны?
- Каждое письмо - тайна, мама Пири. Но я скажу, когда закончу. - Обескураженная мама Пири тихо прикрыла за собой дверь, на глаза у нее навернулись слезы.
"Вот так оно и бывает… - прошептала она и выключила газ, - так и бывает! Не заметила, а они уже выросли!"
Но через полчаса она уже сидела на постели Дюлы и гладила его большую руку.
- Ну теперь-то ты расскажешь?
- С удовольствием, но сначала вы, мама Пири, расскажите все новости, какие накопились за лето. Ведь я так давно не был дома!
- Ну, что же, милый… - И мама Пири пошла той тропинкой, которую проложил ей хитрый Плотовщик, поскольку, хотя мама Пири и любила расспрашивать, говорить она, однако, любила гораздо больше.
Плотовщик устроился поудобней, а его названая мать глубоко вздохнула и сказала:
- Пожалуй, надо начать с того дня, когда вы уехали…
И начала. Ее воркующий голос заполнил комнату, но Дюла сумел разобраться, что трамвай сошел с рельсов, у дворничихи вырвали зуб, а сапожник, что живет на первом этаже, выиграл в спорт лотерею.
- Мотоцикл выиграл, бедняга!
- А почему бедняга, мама Пири?
- Неужели не понимаешь? Зачем сапожнику мотоцикл? И вообще все это - надувательство, потому что лотерейными билетами торгует крестная дочка сапожника. А Простак сожрал хороший кусок мяса у тетушки Плашинки, потому что она оставила его на подоконнике.
- Подумать только, - проговорил Плотовщик и больше уже не задавал вопросов, потому что голос мамы Пири усыпляюще жужжал и, казалось, все более отдалялся: он стал очень похож на тот тихий рокот, который по вечерам они слышали в хижине, когда ветер приносил к ним далекие звуки с озера, где готовились ко сну тысячи и тысячи птиц.
Этот рокот через две недели превратился в дикий гул, когда Плотовщик и Кряж переступили порог школы.
- Слышишь? Как утром в камышах, - проговорил Дюла, и они спокойно отправились в свой класс, откуда доносился такой шум, будто начиналось извержение вулкана.
Кряж лениво шагал рядом с Плотовщиком.
- А дядя Герге сейчас завтракает салом, - сказал он.
Тут они немного постояли, забыв даже о том, что оба были в новых костюмах, надетых в честь начала учебного года.
- А Серка смотрит на него, - отозвался Дюла и только после этого открыл дверь класса.
Вулкан извергнулся. И раздался сердитый вопль Тимара, потому что его кто-то столкнул с первой парты, на которой он, не известно почему, оказался.
- Плото… - заорал он, падая, и приземлился перед Кряжем. - Какая подлюга меня толкнула?
- Я, - сказал Чиллик, он же Бык. - Хочешь еще получить? Ну, знаменитости! - остановил он наших друзей. - Говорят, вы подстрелили грифа и видели три настоящие камышины.
- Четыре видели, Бык, - ответил Плотовщик. - Но, может, ты дашь нам пройти?
- Идите, но сначала я пощупаю вас, накопили ли вы хоть немного силенок.
И тогда Кряж, добрый миролюбивый Кряж, подошел вплотную к грозе класса, склонил набок голову и облизнул уголки рта.
- Видишь ли, Бык, у меня нет охоты драться, потому что на мне мой единственный хороший костюм, но если ты тронешь Плотовщика, тебя унесут на носилках.
Вулкан сразу умолк, и только стулья поскрипывали то тут, то там, знаменуя крушение трона.
- Конец Быку! Да здравствует Кряж Первый! - провозгласили Элемер Аваш, Юрист, и Бык обрадовался, что может обратить свой гнев против него. Но Дюла положил ему на плечо руку и сказал:
- Оставь, Бык. И если хочешь, пощупай мои бицепсы, а лучше расскажите, ребята, что нового.
- Чиллик, рвавшийся в драку, после этих слов вдруг потерял почву под ногами. В голосе Плотовщика ощущалось какое-то кроткое и в то же время исполненное силы спокойствие, которое ничего хорошего не предвещало.
- Что ж, пожалуйста, - буркнул он. - Какие новости? Вместо Кендела нам дают бабу…
Напряжение спало, все сели на свои места, потому что Валленберг, посмотрев на часы, объявил:
- Через четыре минуты и тридцать секунд - звонок.
… жену Кендела, - продолжил Блоха начатое Быком сообщение.
- А наш Лайош Череснеи уходит на пенсию.
- А жаль… Хотя то, что женщина, - это мне нравится, - проговорил Юрист и поправил галстук-бабочку, который только он носил в классе.
- Идиот! - сказал кто-то.
- Кто это изрек? - спросил Элемер Аваш, вставая и оглядывая класс.
- Я! - подняли руки сразу двадцать ребят, и класс снова загудел.
Но в этот момент прозвенел звонок, и постепенно шум стих.
- Идут, - шепнул кто-то, однако все отлично расслышали этот шепот.
Когда дверь открылась, класс уже стоял.
Кенделне держала под мышкой портфель; Лайош Череснеи был одет в черный костюм. Казалось, он немного состарился, но так всегда бывает при прощании; впрочем, его обычная веселость оставалась прежней.
- Ребята, врач сказал, что мне уже пора на отдых, но я пришел не затем, чтобы совсем проститься с вами. Вы можете приходить ко мне, когда захотите, и приходите обязательно, потому что я, несмотря на то, что вы страшные бестии, все же люблю вас.
- И мы тоже! И мы тоже!
- Хорошо. Словом, я пришел не затем, чтобы проститься, а чтобы передать вас новому классному руководителю; она одновременно будет преподавать у вас математику и физику. Это супруга господина учителя Кендела, и надеюсь, вы будете вести себя так, словно за учительским столом по-прежнему сидит ее супруг. Итак, ребята, желаю вам хорошо потрудиться!
Он пожал руку новой учительнице, прощально взмахнул рукой и вышел из класса.
Воцарилась глубокая тишина.
Кенделне села, и, пока она доставала из портфеля бумаги, ребята начали потихоньку переговариваться. Валленберг снова посмотрел на часы.
Тогда Кенделне поправила лежащий перед ней лист и, подняв голову, обвела взглядом класс.
- Ребята, - начала она, - я не стану произносить длинную речь. Скажу лишь, что я буду относиться к вам точно так же, как вы ко мне.
- Мы будем хорошими, - доверительным тоном сказал Элемер Аваш.
На первый раз я извиню этот выкрик, но запомните: пока я нахожусь в классе, говорить могу только я и тот, кто спрашивает что-нибудь относящееся к уроку или кого спрашиваю я. Сейчас я прочту список учеников, так как хочу познакомиться с каждым из вас. Ацел! Ну как ты после операции?
- Спасибо, хорошо.
- Янда бывал у тебя?
- Каждый день, - ответил Ацел с некоторым смущением.
- Натаскивал его! - выкрикнул Шош.
Преподавательница внимательно посмотрела на кричавшего.
- Как вас зовут?
- Карой Шош.
- Можете сесть.
После этого никто уже не выскакивал, потому что в воздухе повеяло холодком. Только Юрист шелестел спортивной газетой и Шош подавал знаки Валленбергу, желая узнать у него, который час.
Валленберг поторопился выполнить его просьбу, потому что подходила его очередь.
- Валленберг!
- Я! - И он встал.
- Я слышала, у вас точные часы?
- Идут с точностью до секунды.
- Хорошо. Тогда я попрошу вас перед каждым уроком класть их ко мне на стол. Мои часы не очень надежны.
- Сссс… - выдохнул Дубовански. - Сссс… Плохое начало.
- Приказ есть приказ, - с тяжелым вздохом ответил Валленберг и уныло сел.
- Не приказ, а просьба, - поправила его учительница и взглянула на класс, будто хотела охватить всех одним взглядом.
У нее были ласковые голубые глаза - во всяком случае, так помнилось Плотовщику, - но сейчас они глядели на ребят так, что им казалось, будто на них смотрит замерзшее озеро.
- Ацел, ты пересядешь на место Шоша, а Янда - на место Элемера Аваша. Оба они очень любят разговаривать, и здесь, на первой парте, им это будет удобнее.
Перемещение проходило при гробовой тишине.
- Интересно: то на "вы" обращается, то на "ты", - прошептал Дубовански. - Как и ее муж. Конец всему!
- Спасибо, ребята, теперь мы познакомились. Пондораи и Ладо останьтесь. Остальные могут идти домой.
И ребята, подавленные, но в то же время проникшись уважением к новой учительнице, по одному покидали класс. Но, выйдя за дверь, они сбились в кучки и стали обсуждать положение. В конце концов общее мнение выразил Юрист. Подняв обе руки кверху, он провозгласил:
- Ребята, ну и погорели же мы!
А в классе Плотовщику вновь показалось, что глаза у учительницы - теплый голубой бархат.
- Ребята, я не узнаю вас. Вы так и пышете здоровьем. Наверно, у вас было много приключений? Вы расскажете? Плотовщик, тебя, казалось, в любую минуту мог унести ветер. А теперь ты, как закаленная сталь клинка. Наверное, вам хорошо жилось там?
- Замечательно!
- В субботу часов в пять приходите, ребята, к нам. Муж тоже хочет на вас посмотреть.
- Спасибо. Обязательно.
- Ну, так мы ждем вас, - кивнула на прощание Кенделне, и оба мальчика продолжали еще несколько мгновений стоять, после того как она вышла.
Потом они молча сели, и лишь немного погодя Кряж произнес:
- Плотовщик, рассказывать будешь ты!
Лайош Дюла Ладо молчал. Как можно рассказать про это лето?
Как найти нужные слова? Он посмотрел в окно, на солнечное, но уже осеннее небо, и ему показалось, что он видит рябь на воде и маленьких лысух, плывущих вдоль камышей; вот звучит выстрел, веером разлетается дробь, падает птица; трещит катушка удилища, рокочет гром, грозно барабанит град; под Кряжем проваливается земля; пахнут лилией и еще чем-то снадобья тетушки Нанчи; вспыхивает костер; занимается заря, и в ее бледном сиянии стоит в лодке Матула, а рядом с ним Кати, поднявшая вверх маленькую руку, и кажется, она держит в ней свое сердце.
А за ними будто уже падает снег и ветер завывает между деревьями, унося дым от хижины навстречу весне.
"Я расскажу", - подумал Плотовщик, однако, взглянув на своего друга, пришел к мысли, что время проходит, но красота и доброта, любовь и правда переживают века. Они не умирают вместе с людьми, а остаются вечно, как сама неосязаемая действительность, и награждают каждого в той мере, в какой он этого заслужил.
Примечания
1
Ударения в венгерском языке, как правило, на первом слоге.
2
В эпической поэме "Толди" знаменитого венгерского поэта Яноша Араня (1817–1882) рассказывается о жизни и приключениях венгерского богатыря XIV века Мйклоша Толди.
3
В 451 году н. э. на Каталаунских полях полководец Римской империи Аэций одержал победу над царем гуннов Аттилой.
4
Старинный замок, служивший с XVI по XIX в. тюрьмой для важных государственных преступников.
5
Венгерская водка.
6
Волк (лат.).
7
Воробей (венг.).
8
Воробей домашний (лат.).
9
Венгерское духовое ружье.
10
Матяш Корвин (1458–1490) - венгерский король из династии Хуняди.